А если не в лесу проводил время Имар, то, значит, в трактирах заседал, где развлекал завсегдатаев фантастическими охотничьими байками, и жена его считай что и не видела.
Катти Бунвышедшую вопреки родительской воле за самого никчемного байемского жениха, хотя к ней сватался еще и каер Тиц, владелец галантерейной лавки и друг ее брата Корхиса, тоже никто не понимал. Но до поры, как уже было сказано, девушку жалели. Молода, глупа задурил ей, видно, голову болтун и пьяница Имар. Что-что, а соловьем заливаться он умел. Трактирным завсегдатаям без него и пиво в глотку не лезло
Пока Имар бродил по лесу, жену его навещали подруги, сострадательные соседки, матушкапростив через полгода непослушание. Они засыпали ее добрыми советами, объясняя, что нельзя все спускать этакому муженьку, нужно уметь и на своем настоять, заставить его образумиться и вести себя пристойно. Дело развесидеть в пустом, холодном доме, гроши считать, покуда муж вместо того, чтобы работать, шатается где-то да бражничает? Катти поначалу отшучивалась. Потом стала раздражаться. Потом и вовсе рассорилась с подругами и соседками, и даже с матерью, сказав, что не нуждается в их советах. Тогда ее оставили в покое, но в то же время начали подозревать в слабоумии. Ибо какая же разумная женщина будет по доброй воле терпеть подобную семейную жизнь?
«Терпеть» эту жизнь Катти было отпущено судьбой всего два года.
И можно себе представить, какие пересуды и толки пошли, когда Имар Таум взял да и пропал в один прекрасный день без вести
О причинах его исчезновения гадали и так, и эдак. Поговаривали даже, будто его утащили лесные девы. На самом деле от такого человека, как Имар, всего можно было ожидать. Сколько раз он насмехался над тупостью земляков, сколько раз поносил со всей страстью тихий Байем, этот лучший в мире городок, утверждая, будто жить здесь, имея ум и сердце, невозможно!.. Вполне мог заскучать окончательно да и сбежать из дому. Не исключено даже, что и с какой-нибудь проезжей красоткой, ибо если человек не питает никакого почтения к правилам жизни, заповеданным предками, то для него и святость бракане святость. И, скорее всего, так оно и былосбежал.
Но за месяц до своего исчезновения Имар хвастал направо и налево, будто в ночь двойного полнолуния посчастливилось ему подглядеть за плясками лесных дев. Из народных же преданий известно, что волшебные существа не прощают ни того ни другогони подглядывания, ни болтовни. В них нынче верили только древние старухи да малые дети, тем не менее, вспомнив Имаровы россказни, и предположил кто-то, больше в шутку, чем всерьез, девы, видать, и увели парня На поиски в Песий лес ходили, разумеется, всем миромведь мало ли что может на охоте случиться, но нашли только ружье Имара, самого жекак не бывало. И «умной головушке», Катти Таум, этого хватило, чтобы и впрямь, кажется, уверовать в лесных дев
Утешений она слушать не желала. С подругами не мирилась. Замкнулась в себе и стала дожидаться возвращения беспутного мужа. Ну, не полоумная ли?
Девы там лесные или не девы, а семь лет в одиночестведостаточный срок. Мировой судья уже через три года выдал бы Катти разрешение от потерявших смысл брачных уз. Но она о нем не просила, и этого тоже никто не понимал. Особенно Фаламей Тиц, который вздыхал по Катти с тех времен, когда ухаживал за ней наравне с Имаром, и даже и теперь охотно взял бы ее в жены. Уж он-то был вполне достойный человекимел круглый капиталец и денежки свои спускал по дружбе исключительно в трактире «Веселая утка». Фаламей Корхису не раз говаривал, что сестрица егоеще хоть куда бабенка, пусть и замужем побывала и ума не нажила. Зато собой миловидна, работяща, нраву тихого, молчаливого
Истинно сказал пророк Маргил в своих «Откровениях»: «Слепа любовь, но она же и открывает человеку глаза, дабы мог он разглядеть скрытую от равнодушных красу, коей наделяет Всевышний каждое Свое создание». По байемским меркам мало кто, кроме Фаламея, счел бы Катти миловидной. Здесь ценились женщины пышные и статные; Катти же как была в девичестве тощенькой, так и к двадцати семи годам такой осталась. Да и ростом не вышла. Всей красыкудри цвета выгоревшей на солнце соломы, зубки мелким жемчугом и ясные голубые глаза.
Сама она, однако, никакого другого мужа не желала. И так и сказала Фаламею Тицу, когда тот подкатился-таки однажды с неуместным сватовством, довольна, мол, я своей участью, и оставь ты меня, добрый человек, в покое.
Хороша участьни семьи, ни детей, ни дома! Пивные кружки в трактире намывать!.. Тиц обиделся и надолго перестал захаживать в «Веселую утку».
Рассуждая о незавидной доле Катти, был он, впрочем, не совсем прав, ибо дом у нее все-таки имелсятот, что принадлежал пропавшему муженьку. Только вот ухватистый братец, забрав ее после исчезновения Имара к себе («кто ж тебя, бедняжку, теперь кормить будет?»), мигом приспособился сдавать сестрино имущество всяким приезжим и проезжим. Да и саму сестру без дела не оставилв большом хозяйстве всегда работа найдется
Может, кому другому это и не понравилось бы. Но Катти, сознавая, как трудно жить без хозяина в доме, пусть даже такого ахового, как ее Имар, с братом соседствовала дружно и в трактире прислуживала без всяких обид.
Брат, однако, ее тоже не понимал.
Когда она отказала его другу Фаламею, Корхис страшно осерчал и не разговаривал с ней целую неделю, наверное. Но потомничего, смягчился, потому что был, в общем-то, незлобив и покладист, и припоминал ей этот отказ впоследствии только под горячую руку. Ну, сами знаете, как оно бываетбараний бок подгорел или фарфоровое блюдо разбилось, или цены на вино подскочили. Кто виноват? да тот, кто рядом оказался. Выйди Катти в свое время за Фаламея, и все теперь было бы как надо. Но что с дурочки возьмешь?
Дурочкой неприкаянная Катти с ее двусмысленным положениемни вдова, ни замужняя женщинапостепенно сделалась за семь лет в глазах всех трезвомыслящих жителей Байема. И давно уже никого не интересовало, о чем она думает днями, бегая по поручениям брата, торгуясь с поставщиками, штопая бельишко племянников, начищая закопченные котелки, поливая огород, и ночамикогда укладывается спать в свою одинокую постель. А думала она об Имаре, и только о нем, и говорила с ним, отсутствующим, часами напролет, и просила у него прощения за былую глупость
Ей некого было винить в исчезновении мужа, кроме себя самой. Накануне они поссорилисьединственный раз за два года своей семейной жизни, пусть не безоблачной, но все же счастливой. Лесные девы стали последней каплей яда, который так долго и усердно вливали Катти в уши доброжелатели.
Сама она рассказ мужа о чудесных танцах в ночь двойного полнолуния выслушала, как волшебную сказку. Плясали девы на самом деле или это была очередная поэтическая греза Имара, для Катти особого значения не имело. Имарвоистину белая ворона для Байемас малых лет увлекался чтением. Даже в лес обычно брал с собой книгу. Он открыл и для Катти безграничный, завораживающий мир вымысла и размышления. Научил ее смотреть, видеть и думать. Зная множество интереснейших историй и сказок, сам сочинял их не хуже, развлекая долгими зимними вечерами жену. Рассказчиком он был прекрасным, поэтому Катти, любуясь его улыбкой и блеском глаз, слушала всегда с удовольствием. Хоть про дев лесных, хоть про что Но черт дернул Имара болтать о них еще и в трактирах!.. Месяц после этого ловя на себе косые взгляды и слыша смешки за спиной, Катти не выдержала.
Он снова собрался на охоту. Она попросила его остаться. Тошно было и думать о нескольких пустых днях, которые придется провести, безвылазно сидя дома. Потому что некому будет даже утешить ее, если, выйдя в лавку, она наткнется на кого-нибудь из «добрых» соседок.
Не могу, рассеянно ответил Имармыслями он уже был не с ней. Завтра полнолуние Львицы. И вдруг
Чтовдруг? спросила Катти, чувствуя холодок под сердцем.
Муж взглянул на нее с некоторым удивлением.
Вдруг они опять покажутся
Лесные девы? Кровь бросилась ей в голову.
Никто из байемцев не осудил бы Катти за те слова, что сорвались тогда с ее языка. Никто.
Значит, мечты тебе дороже меня? Можешь не возвращаться.
Никто, кроме нее, не видел, какими стали в этот миг глаза Имара.
Вот как? Ты не веришь мне? Ты меня больше не любишь?
Ей бы опомниться. Но она не опомнилась.
Ты меня тоже. Любил быостался бы.
Имар забросил ружье за плечо, поднял со стола охотничью сумку.
Прости. Похоже, возвращаться мне и впрямь не стоит.
Больше он ничего не сказал. Ушел.
И не вернулся.
Ей было двадцать лет, емувсего на два года больше. Только молодостью и глупостью могла теперь Катти объяснить и свои сказанные в запальчивости слова, и то, насколько близко к сердцу их принял Имар. Оправданий себе она не искала. Хотела причинить любимому и любящему мужу больи причинила. Такую сильную, что повторения он не пожелал. Она раскаялась уже назавтра, но было поздно. А он, по-видимому, так и не понял, что злые слова ее значили одно«останься, ты мне нужен»
Возможно, Имар и вправду в тот же день уехал из Байема. Возможно, все-таки отправился в лесружье ведь его нашли там, в конце концов, и дождался появления волшебных дев. И ушел с ними, думая, что Катти его разлюбила. Ей хотелось верить в последнее. Ведь Имарне дурак, он должен был, рано или поздно, понять ее, простить и вернуться и если не вернулся, значит, не мог. Или смерть его настигла, или От лесных дев не возвращаются. Катти так хотелось в это верить, что несколько раз она и сама выбиралась в ночи полнолуния в лес, переодеваясь в мужскую одежду, чтобы не узнали соседи. Узнали быточно посадили бы, как безнадежно спятившую, под замок Она искала и даже звала лесных прелестниц, но те не показались ей ни разу.
И оставалось только ждать. Чуда.
Что она и делаладолгих семь лет.
* * *
В день, когда явился вестник судьбы, что-то неуловимо изменилось в трактире «Веселая утка».
Все как будто было прежниммрачноватые стены зеленого кирпича, покрытый копотью потолок, неяркие масляные светильники, старинный, вот уже двадцать лет бездействующий очаг, украшенный пыльным чучелом кабана на вертеле. И фирменное блюдо осталось тем же: запеченная целиком утка с азартно разинутым клювом, куда, в зависимости от незамысловатой фантазии кухарки, вставлялись то веточка зелени, то румяная редиска, то крохотный душистый огурчиквсе со своего огорода!.. «Веселость» утки заключалась, правда, не в этом, а в обязательном сюрпризе, таившемся среди яблок и слив, которыми ее фаршировали. Фантазия Корхиса не отличалась богатством от кухаркинойиз года в год это были одни и те же предсказания, благоприятные, разумеется, дабы ни в коем случае не отпугнуть посетителей.
Все, как и раньше. Но стены почему-то казались чище, светильникиярче, уткавеселей Потому, возможно, что в зале непривычно часто слышался смех, и сам трактирщик Бун цвел улыбкамипосетители нынче не спешили уходить, заказывая напоследок кто лишний стаканчик вина, кто кружку пива. А все новый работникбалагур и острослов!..
Имя Волчок, как оказалось, шло ему необыкновенноон умудрялся находиться разом в трех местах. При этом, болтая без умолку, успевал и посетителей потешить, и домочадцев развеселить. Уже к полудню улыбками его встречали всене только Корхис, но и вечно сонная жена его Арда, помогавшая на кухне, и дети их, обычно путавшиеся без толку под ногами, и ворчливая кухарка. И даже Катти, с плеч которой свалилась вдруг добрая половина забот.
С утра Волчок практически выгнал ее из зала, сказав, что не царское это делозаказы разносить. И так он это сказал и таким теплым, понимающим взглядом ее одарил, что на миг Катти и впрямь почувствовала себя королевой. Ощущение было столь непривычным, что, приятно удивленная и заинтригованная, она принялась украдкой наблюдать за Волчком, благо появилась толика свободного времени. И вскоре заметила, что тот же фокус новый работник проделывает и со всеми остальными домочадцамидля каждого находя словцо, от которого теплеет на душе, и каждому как бы невзначай оказывая мимолетную помощь. Кухарке, расхвалив ее стряпню, он присоветовал быстрый способ варки картофеля. Нерасторопную Арду, восхитившись ее походкой, назвал лебедушкой, отчего та даже проснулась наконец и заходила живее. Успокоил малыша Боно, когда тот раскапризничался, сказав ему, что румяней щечек никогда не видал. Старших мальчиков объявил великими умниками и загадал им загадку, после чего те просидели в огороде полдня, не мешаясь под ногами и прибегая лишь изредка с очередным неверным ответом Про хозяина и говорить нечегосноровкой и деловитостью Корхиса Волчок восторгался так часто, что к вечеру тот, похоже, уже не мыслил без нового работника жизни.
Но несмотря на то, что Катти вроде бы удалось понять секрет обаяния Волчка, она так же, как и все остальные, не могла удержаться от улыбки, когда он улыбался ей, и ощущала тепло в груди, принимая его помощь. Казалось отчего-то, что остальныене в счет, он видит здесь и ценит ее одну, он сумел разглядеть ее непохожесть на других, он знает, каково ей приходится, и сочувствует
В душе Катти, истомленной одиночеством, начала зарождаться даже робкая надежда на дружбу. Особенно когда она сама рискнула пошутить и Волчок понял эту шутку, в отличие от Арды и кухарки, и ответил ей лукавым смешком.
Вечером он вымыл за нее посудузаметив, что у Катти от усталости дрожат руки.
Доверьтесь мастеру, сказал, уж я-то уберегу хозяйское добро! как будто за целость тарелок опасался, а не помочь хотел.
Спасибо, от всей души ответила она и отправилась пересчитывать оставшиеся на завтра продукты, в который раз за этот день чувствуя себя согретой непривычным вниманием.
Своей надежды на то, что у нее может появиться друг, Катти на самом деле не осознавала. До той минуты, пока не услышала случайно, уже после закрытия трактира, обрывок разговора между новым работником и братом.
Разговор было ней.
«Веселая утка» считалась заведением приличным, для людей семейных, и закрывалась сразу после ужина. Шумных ночных гуляний тут не допускали. Подметать же после закрытия обеденный зал входило в обязанности Катти, поэтому, покончив с подсчетом продуктов, она, с метлой и совком в руках, туда и отправилась. Но войти не успела.
В узком коридоре между кухней и залом до нее донесся голос Волчка:
Так сестра ваша замужем или нет? и Катти, растерявшись, задетая этим неожиданным заглазным интересом к своей персоне, застыла перед дверью.
В ответ раздалось ворчание Корхиса:
Как же, замужем! и стукнула о стол пустая кружка. Но, я тебе скажу, продолжил брат, дур таких еще поискать. Мало, что всем назло за последнего бездельника вышла, так муженек ее к тому же давно сбежал, может, уже и помер. А она нет чтобы к судье сходить, развод выправить да за другого, хорошего человека выйти, одно себе твердитвернется!
Забулькало наливаемое в кружку пиво.
Вот как, протянул Волчок. Сбежал, говорите?
Девы лесные увели! брякнул Корхис и захохотал. Ох, умора, не могу На этакое сокровище кому еще и польститься было?
Девы? переспросил Волчок.
Дальше Катти не слушала.
Кровь бросилась ей в лицо, опалила жаром. Попятившись обратно в кухню, бросив совок с метлой, она торопливо, словно убегая от кого-то, выскочила черным ходом в огород, разбитый позади дома.
В огороде было тихо и темно. Закат угас, и звездный ковер укрыл все небо, но луны, розово-оранжевый Факел и зеленовато-желтая Львица, еще не взошли. Терпко пахло цветущей крапивой, тянуло душистой сыростью от политых недавно зеленных грядок. Земля успела остыть, но каменные ступени крыльца, прогретые солнцем за день, еще хранили тепло, приятное для босых ног.
Бежать на самом деле было некуда.
Катти вернулась к дому и села, понурив голову, на крыльцо.
На глаза упорно наворачивались слезы. Сердце жгла горечь.
Надежда обрести друга, не успев толком зародиться, скончалась. Катти хорошо знала, что думает об ее умственных способностях брат, плоть от плоти трезвого, практичного Байема.
И вряд ли имело какое-то значение, что мог подумать, наслушавшись его, Волчокчужой, посторонний человек, который через несколько месяцев уйдет, как и пришел, из ниоткуда в никуда. В большой мир.
Никому, ни здесь, ни в большом мире, нет дела до Катти Таум и ее горя. И пусть, ей не нужно ничьего сочувствия. Почему только Байем никак не оставит ее в покое тихий, сонный Байем, всевидящий и недобрый к тем, кого он не в силах понять?