Когда мне было около шести, приезжала молодая женщина, чтобы узнать обо мне и передала мне новое симпатичное платье, игрушку и пакет со сладостями и фруктами. Тогда я узнала от нянечкитети Маруси, что это была моя мама. Она отказалась от меня в роддоме, потому что не хотела ребенка от насильника-цыгана, а аборт не сделала из-за того, что боялась, что больше не сможет стать матерью. Отца посадили, а она оставила меня в роддоме, ей на момент родов едва исполнилось шестнадцать. Но няня при этом добавила, видя, как я расстроилась, что моя мать сама добровольно была с ним, а потом, когда узнала о беременности, испугалась наказания (родители моей мамы были очень строгие), вот и оговорила отца. Цыгане приходили, просили, чтобы не сажали в тюрьму провинившегося (ранние браки, как и раннее созревание для них нормально), ведь ему едва исполнилось восемнадцать, готовы были взять снохой ее, или деньги заплатить и ребенка забрать. Но родители моей матери были категоричны: отца посадили, меня в детдом, а мать замуж за хорошего человека. Оказалось, что няня была из того малюсенького городка, что и мои родители. Естественно, что подарки я не взяла, а мать даже видеть не захотела. Мне неоднократно предлагали найти родню по отцу, но я была категорична: раз они не стали меня искать, то и мне этого делать не нужно. Они меня возненавидят за то, что мать сделала с отцом, да и у него, скорее всего, другая семья.
Чем старше становилась, тем сильнее во мне пробуждались цыганские корни. Если в детстве и подростковом возрасте я была угловатая: то ли парень, то ли девушка, не пойми какой нации, то в пятнадцать лет расцвела: оформилась грудь, появилась тонкая талия, стройные ноги и длинные кудрявые черные волосы. В детдомовской самодеятельности всегда пела и танцевала лучше других, участвовала в драмкружках, выезжала на спартакиады. Это мне принесло проблемы, большие проблемы. На меня стали заглядываться не только ребята, но и взрослые мужчины, в их числе директор детдома.
Но беда пришла оттуда, откуда не ждала. Мы закончили девятый класс, сдали экзамены и праздновали тихонько от администрации детдома. Мыэто я и мои подруги Катя и Лера, а также четверо ребят из класса. После того, как парни распили бутылку водки, а мы вино, девочек потянуло на откровенный разговор, и тогда я узнала, что обе мои подруги часто бывают «под Колобком» (так детдомовцы называли директора за излишнюю полноту), и то, что у меня не было парня. Уж не знаю, на что они обозлились, но вскоре я узнала, что это такое. Меня насиловали по очереди четверо парней, а так называемые подруги держали, чтобы я не дергалась.
Утром о произошедшем узнал весь детдом и администрация, началось расследование, а у меня депрессия, и в один из дней я чуть не покончила с собой. Медсестра детдома Санечка с трудом успокоила меня, «уговорила» жить. «Иначе ты, добавила она, сделаешь им большой подарок, самоустранившись». Я не верила в справедливость, и мои худшие опасения подтвердились. Когда началось расследование, разумеется, выяснилось, что все участники вечеринки были пьяны, и все, кроме меня, конечно же, утверждали, что контакт был добровольным. Наш участковый посоветовал не начинать это делобесполезно и опасно: Колобок спит с малолетками, подставляться не захочет, участники вечеринки добровольно не пойдут в тюрьму, поэтому быстро найдут, как заткнуть рот потерпевшей, то бишь мне. И все началось бы с обычной травли, приставаний парней, Колобка. Хотелось бы верить, что все забудется, уляжется, но я четко знала, с каким контингентом мне приходится жить и общаться, поэтому иллюзий на этот счет не питала. Оставалось только одно: пойти учиться в колледж, потому что видеть всех их я больше не могла.
У детдомовских выбор небольшой: повар, парикмахер, продавец. Выдержав экзамен на общих основаниях для бесплатного обучения, я поступила в медколледж на медсестру. Колледж посещала исправно, целиком и полностью отдаваясь учебе, учителя были очень мной довольны, а в личной жизниникого не подпускала к себе: ни девушек, ни парнейбольше никому не верила. Мне выделили комнатку в общежитии, а по окончании колледжа устроили на работу, где я продолжала работать вплоть до нападения. А вот сейчас, пережив столько, умираю? Неужели это все?! Билась мысль в угасающем сознании.
Очнулась неожиданно. Тихий шепот, шелест и тихо стукнувшая, притворяемая дверь разбудили меня. Пришло облегчениея жива. Этот гад не успел меня убить. Открыла глаза, но лишь через некоторое время смогла сфокусировать взгляд, чтобы с удивлением понять, что абсолютно не знаю, где нахожусь. По идее я должна была находиться в больнице, но даже при моем не совсем нормальном состоянии поняла, что это точно не больница. Приподняла голову, чтобы осмотреться. Свеча, стоявшая в небольшом, залитым воском подсвечнике, немного чадила и плоховато освещала помещение, но и этого света было достаточно, чтобы оглядеть помещение, насколько позволяло положение моего лежащего тела. Я была каморке, очень бедной, маленькой, с голыми стенами, жесткой кроватью, на которой сейчас лежала, и еще одной, напротив моей. «Неужто этот гад не только решил ограбить, но и продал меня в рабство, или, чего похуже, на органы? Не-ет, живой не дамся. Давай, Изабелль, думай!» Но в голову, как назло, ничего не приходило. Болело все тело, будто меня избили. Встать не было сил. Я просто лежала и таращилась в потолок, пока опять не уснула.
Второе пробуждение состоялось от небольших похлопываний по рукам и негромкого голоса:
Абия, Абия, давай, просыпайся, приходи в себя.
Я открыла глаза и уставилась на виновато смотревшее личико семнадцатилетней девчушки. Еле слышно спросила:
Ты кто? Где я?
Мои вопросы для нее были словно гром среди ясного неба. Она покачала головой:
Эти твари так над тобой наиздевались, что ты даже память потеряла. На, выпей, она протянула мне кружку с отбитой ручкой. Там что-то плескалось. Это госпожа передала.
Я ничего не поняла и тихо спросила:
Меня изнасиловали? Девушка сделала какой-то жест, похожий на отвращающий, сочувственно сказала:
Нет, но, честно говоря, лучше бы ты разделила ложе с Силдором.
Не помню, что произошло, абсолютно. Девушка погладила меня по голове.
Силдор попытался тебя изнасиловать, ты его искусала, расцарапала лицо, а это для нашего красавчика самое дорогое, и он тебя избил кнутом, а Орванн отпинал. Госпожа заступилась за тебя, забрала у этих живодеров, сказав, что ты будешь личной ее прислугой. Даже не ожидала, что ты настолько сильная, надо же, дала отпор двум мужчинам. На, пей, там обезболивающее, она протянула кружку с жидкостью. Выпила предложенное и опять откинулась на подушку.
Знаешь, как говорят? Волка голод гонит, а зайца страх смерти. У Силдора с Орванном на кону красота и похоть, а у меня честь, без которой тяжело жить будет. Да ладно об этом. И давно я так?
Дня четыре. Но снадобье сильное, у тебя почти сошли все синяки, кости, хвала Богам, не поломаны, так что уже вечером тебе придется встать. Сама знаешь, лентяев здесь не держат. Она встала, собралась уходить.
Прости, пожалуйста, но не помню, как тебя зовут.
Катария, а тебя Абия. Кивнула ей головой. Она тихо вышла, притворив дверь, а я осталась наедине со своими мыслями. И меня сейчас больше всего занимало, почему меня называют другим именем, как я сюда попала. Девушка не считает меня здесь чужой, значит, я чего-то не знаю или забыла. Но имя мне нужно вернуть, Абия меня не устраивает.
Чуть задремала, и проснулась вновь от шороха. Пришла Катария. Со смущенным лицом она тихо сказала:
Абия, господин сказал, чтобы ты вставала и работала, иначе тебя выгонит, не посмотрит, что госпожа за тебя заступилась. Я осторожно стала подниматься с кровати. Болело все, но терпеть было можно.
Знаешь, Катария, я больше не буду Абией. Теперь я буду Изабелль. Это имя означает «почитающая бога». Бог спас меня от надругательства, а мне нечем отплатить за это.
Катария даже рот открыла от удивления. Когда пришла в себя, кивнула головой:
Справедливо, хотя у нас так никто не делал до тебя. Но мне и в голову не приходило, что нужно что-то давать или дарить богам за помощь, кроме обычного подаяние Храму за спасение души.
Деньги я обязательно отнесу в Храм, а имяэто жертва души. Если бы я знала, как оказалась права насчет души! Теперь называй меня просто Белль. Девушка согласно качнула головой:
Идем, поешь, потом надо работать.
Мы вышли в небольшой коридор, в котором виднелись еще несколько дверей, а из него во двор. Вышла во двор и поняла: я попала! Круто попала! Это точно не XXI век. Но оглядеться Катария не дала, шикнула на меня и повела дальше. Оказалось, что наша с ней каморка расположена во флигеле, недалеко от четырехэтажного господского дома. Огромнейший двор весь вымощен камнем, чуть далее виднелся сад. Выйдя на улицу, прошли дальше, и зашли во флигель с другой стороны в большую столовую.
Столовая, или, как называют ее слуги, трапезная, была огромная. Сейчас в ней практически не было слугдва лакея и горничная, к ним мы и присоединились. Все выразили мне сочувствие (одному Богу известно, настоящее ли), а потом перешли к интересовавшим их темам. Мне же было не до разговоров и не только потому, что не имела общих тем с ними, а потому что тело все еще болело, особенно область солнечного сплетения. Я ведь так и не разделась, чтобы посмотреть повреждения. А когда Катария сказала, чтобы я поднялась, то встала и прямо на закрытую наглухо длиннющую сорочку натянула рубаху, юбку, что-то вроде корсета и еще толи платье без рукавов, то ли сарафан серого цвета.
После еды Катария позвала помочь прачкамбелье полоскать. Кряхтя, поплелась за ней. Шла и соображала: ведь Катария говорила мне про баронов, а я думала, это прикол. Ну, типа, крутые парни купили себе титулы и наворовали девушек для развлечения, а тут настоящее средневековье. Мрак полнейший! Мне припоминается, что по всемирной истории учили, что во времена инквизиции (кажется, это и было средневековье) ведьм сжигали на кострах. Боже, так меня сочтут ведьмой и сразу же на костер, мне никто не поверит, что я из другого века! Что же делать? От таких мыслей даже остановилась. Мороз по коже.
Катария дернула меня за руку:
Чего столбом стоишь? Пошли быстрее, пока управляющий не заметил, а то хуже будет. Пришлось идти за ней. Боль стихала, но ненависть в душе к живодерам росла. Найду способ отмстить.
Прихватив по две больших корзины с уже постиранным бельем (две служанки стирали в огромной бадье), мы поволокли к реке, чтобы выполоскать. Я потащила эту тяжесть и поинтересовалась:
А почему бы нам не принести воды с колодца и не полоскать их прямо в прачечной?
Ты соскучилась по ласкам хозяйских сынков? Или тебе понравилось, как они колотят? Колодец же во дворе, а эти рыжие дьяволы тоже там околачиваются. Мы всегда ходим полоскать на речку, чтобы с ними не сталкиваться, иначе беды не оберешься.
А как же в замке убираются горничные. Она усмехнулась:
Они привычные. Ты же знаешь закон хозяина: все дети, рожденные от него или сыновей, признаются законными, только вот хозяин отбирает их, если женщина вздумает уходить. У Нисаты двое мальчиков от сыновей хозяина, у Нельны две дочки и мальчик, у Гары сын, Салина и Торина пока удачно избегают беременности.
А почему не уходят?
Где работать? Мы же только на словах свободные, а по сути, принадлежим баронам фон Лабор с потрохами. Что хотят, то и делают с крестьянами. Я только покачала головой и вслед за великим классиком сказала про себя: ужасный век, ужасные сердца!
К реке пришли минут через 10. Река достаточно широкая, другой берег еле видно, и течение приличное. На несколько метров вглубь реки заходил специальный помост. Но Катария сказала:
Пойдем чуть дальше.
Зачем? Пошли на помост, там пополощем.
Там течение сильное, рвет из рук.
Так река спокойная.
Говорю тебе, пошли сюда, и увела меня в бок, в тихую заводь с песчаный дном. Разувайся, заходи в реку.
Я зашла в воду по колено, склонилась, чтобы окунуть белье и чуть не закричала: в воде отразилась не я, не мое лицо. Выронила простынь. Это же не мое лицо! Я смуглая, черноволосая! Кто это?
Громко кричать или говорить боялась, рядом была Катария, которая бы сразу растрезвонила, что у меня с головой не в порядке или что похуже. Приходилось, молча давиться своим шоком, запивая его слезами. Катария оглянулась, увидела мои слезы и поняла по-своему, выловив мою простынь, пополоскала, затем осторожно вывела меня на берег:
Белль, посиди, приди в себя, а сама куда-то побежала.
Первый шок прошел. Я задумалась. Получается, я вселилась в тело другой девушки, а то мое тело умерло? Нет, это тело очень даже красивое: стройная фигура, рыжеватые волосы, серо-зеленые глаза, очень симпатичное лицо. Да, этим баронам было на что позариться. Мне грозит опасность. Ни за какие блага мира нельзя признаваться, что я живу в теле этой девушки. Позовут экзорциста и изгонят. Или хуже, на костре сожгут, как ведьму. Умирать совсем не хотелось. Нет, пусть и не надеются, такого подарка, как моя смерть они не дождутся. Надо срочно заняться полосканием. Влезла в воду, стала полоскать белье, и пока пришла Катария с каким-то пузырьком, я переполоскала корзину белья.
Успокоилась? Я тебе принесла снадобье, госпожа говорила тебе давать. На, сделай глоток. Я отпила и поблагодарила. Откровенно говоря, я думала, что ты не выживешь. Уж очень тебя побили.
Я промолчала. Прихватив белье, залезла в воду. Мне хотелось ей ответить: так Абия, бедняжка, и не выдержала, померла, а меня закинуло в ее тело. Много знаешь, держи язык за зубами, иначе расплачиваться придется своей головойсобственный жизненный опыт.
Глава 3
Многого я не могла спросить у новоявленной подруги или у слуг, меня бы сочли сумасшедшей, не знающей элементарного, а управляющий и вовсе не захотел бы держать меня (кому нужна чокнутая служанка?!), а знания были необходимы. К сожалению, память Абии оказалась для меня по непонятным причинам закрытой, хотя во всех фэнтези авторы в один голос утверждали об обратном, а может, я не правильная попаданка?
После изнуряющего дня, быстрого ужина с расспросами о произошедшем (как будто я что-то знала об этом или помнила!), попросила подругу отвести меня в место для омовения. Катария удивленно вскинула на меня глаза:
Ты раньше так не выражалась! приглашая жестом, следовать за ней.
Как так? не поняла я, направляясь по плохо освещенному коридору за ней.
Такими словами, как господаместо для омовения. Повторила она за мной казалось бы простую фразу. М-да, попалась.
Я ведь и еще не так могу выражаться, могу совсем как господа говорить, разве ты не знала? Девушка пожала плечами:
Откуда ж мне знать? Ты ж здесь только десять дней!
Ф-фу! От сердца отлегло! Хоть какой-то просвет, на лжи далеко не уедешь, а если никто обо мне толком ничего не знает, то и странностями это не назовут. С другой стороны, какогогоспода полезли к девушке, едва появившейся в поместье? Неужели у них все так безнаказанно, как говорила Катария? Пока размышляла, дошли до бокового коридора с выходом на улицу. О, это удобно, даже очень: хочешь иди через улицу, хочешь через коридор. В боковой коридор выходила маленькая дверка, открыв ее попали в небольшую комнатушку, где гудела печка, предбанничек, так понимаю, а следующей была комнатушка с несколькими кадками, это, я так понимаю, баня для слуг. Какой-то маленький бойкий старичок, с бородкой-паклей как на картинках в сказках у лешего, подмигнул нам и неожиданно звонким голосом сказал:
Красавицы, водичка самый раз искупнуться.
Я улыбнулась добродушному истопнику (так поняла его должность), кивнула подруге и, закрыв дверь за старичком, разделась. Катария поцокала языком, оглядела себя, насколько позволяли свет двух огарков свечей и боль в телеразукрашена была здорово: синяки по всему телу разного цвета и размера, болели ребра, а сейчас, после тяжелой работы, еще и руки, ноги и спина. Как бы высокопарно не звучало, но я омывалась, а не терлась и плескалась в бане, как делала всегда, когда в нее попадала. Мое тело не выдерживало грубого прикосновения, поэтому и само мытье было осторожным и быстрым. В предбаннике подруга растерла меня какой-то мазью от госпожи со словами: