Он хотел вернуться в то место в парке.
Он хотел вернуться туда и вспомнить.
Но он не мог. Он не мог пошевелиться.
Руки удерживали его с нескольких сторон.
Врег. Джораг. Гаренше. Четвертая пара рук могла принадлежать Балидору... а может, Локи. Балидору, который трахал Элли, пока Ревик скучал по ней, писал ей любовные письма, посылал ей цветы, умолял вернуться к нему. Джораг и Гар, которые только хотели трахнуть её, которые пялились на её задницу и свет всякий раз, когда думали, что Ревик не видит.
На мгновение ему захотелось убить и их тоже. Он хотел убить их всех.
Но и за это он не мог удержаться.
Боль затмевала всё. Она уничтожала всё в нём, плохое и хорошее.
Он издал очередное надрывное рыдание, силясь дышать.
Теперь он чувствует их света вокруг себя, чувствует, как они пытаются утешить его, успокоить... контролировать его. Они затягивают его в Барьер, в теплоту первоклассной конструкции над четырёхэтажным викторианским домом на Аламо-сквер в Сан-Франциско. Они стараются отцепить его конечности, окружить его светом Предков.
Они пытаются дать ему хоть какой-то привкус того, чего они дать ему не могутчего никто не может ему дать, уже никогда больше.
Наверное, они боятся телекинеза, думает он.
Какая-то часть его даже сейчас мыслит логически.
Его способности вернулись.
Они начали исцеляться, пока его жена угасала перед ним, с каждым днём становясь более мёртвой, чем живой. Балидор поразился тому, как быстро исцелились те структуры над головой Ревика, как быстро всё это произошло после того, как Элли сломали, а их ребёнка забрали от них обоих.
Они вновь боялись его.
Они боялись, что он может сжечь дом или начнёт убивать их всех, что вообще-то не такой уж безумный страх, учитывая, какие извращённые мысли только что гуляли в его голове. Но об этом думать тоже больно, и не только потому, что их смерти ничего не решат.
Он не хочет убивать своих друзей.
Он не хочет убивать людей, которых любила Элли.
Он хочет убить ту бл*дскую суку, которая навредила его жене. Которая украла его ребёнка.
Он хочет голыми руками разодрать её горло. Ему уже всё равно, чего хотела бы Элли в отношении Касс. Он никоим образом не пощадит Касс за то, кем она когда-то была для его жены. Он знает, что Тень добрался до неё, что Тень использует её, чтобы добраться до него, но эта мысль не несёт в себе никакой важности.
Уже нет.
Слишком поздно для извинений. Слишком поздно для искупления.
Он хочет вернуть свою дочьпоследнее, что Элли ему подарила.
Он вернёт свою дочь, а потом он убьёт всех, кто ответственен за случившееся с его женой. Конец света не имеет значения. Вирус, Списки Смещения, и та цивилизация людей или видящих, которую они отстроят после его ухода.
Всё это не имеет для него значения.
Уже нет.
Он не знает, как долго он лежит там, хрипя, глядя во тьму комнаты с высокими потолками, но он по-прежнему чувствует руки на своём теле, свет в его свете.
Он чувствует их всех вокруг себя, он чувствует, как они пытаются до него дотянуться, но он никогда не чувствовал себя настолько абсолютно одиноким.
Глава 4. Выживут лишь сильнейшие
15 июля 2007 г.
Сан-Франциско, Калифорния
Что думаешь?спрашиваю я у неё.
Я закусываю губу, глядя на своё отражение в зеркале. Платье выглядит на мне иначе, чем тогда, когда я примеряла его в секонд-хенде на Мишн.
Теперь, в тусклом свете моей старой спальни в мамином доме, то же платье, которое казалось таким крутым, антикварным и уникальным, делает мою грудь меньше, бёдрашире, а ногикороче в сравнении с остальным телом. Я вижу, что ткань странно собирается складками на талии. А в этом освещении она выглядит уже не зелёной как лес, а скорее цвета серой грязи.
Повернувшись боком, я пытаюсь решить, лучше этот ракурс или хуже.
Я выгляжу как ребёнок. Ребёнок, притворяющийся взрослым.
Моя мать подходит ко мне сзади и робко кладёт руку на моё плечо.
Она помогла мне с волосами, усмирив их настолько, чтобы уложить в высокую причёску и заколоть шпильками с разноцветными стеклянными бусинами на концах. Результат должен быть элегантным, но почему-то я вижу лишь неудачные места, где мои неуправляемые, высветленные добела волосы противятся всем попыткам моей матери сделать из них нечто приличное.
Я знаю, что это не вина моей матери; она способна творить чудеса со своими волосами.
С другой стороны, волосы моей матери прекраснытёмная, тяжёлая масса локонов, которая выглядит хорошо хоть в распущенном виде, хоть в собранном, хоть в одном из её небрежных хвостиков с узлом, которые она не глядя делает во время работы.
Рядом с ней я выгляжу уродиной.
Я даже не могу утешить себя тем, что стану похожей на неё, когда вырасту: я приёмная.
Более того, когда я смотрю на своё отражение, чего-то не хватает.
Моя мама выглядит как женщина, а я выгляжу как ребёнок, даже младше своего возраста. Ребёнок с острыми углами, торчащими не в те стороны. Слишком маленькая, чтобы хоть отдалённо напоминать кого-то из тех секс-символов, которых я всю жизнь видела в журналах и по телевизору.
Никаких реальных изгибов. Ничего такого, что могло бы понравиться парню, и уж тем более Джейдену, сильнее всего пялящемуся на девушек, которые выглядят как моя полная противоположность.
Но это его идея. Он хотел это сделать. Он зарегистрировал бронь, и да, это в церкви Элвиса в Портленде, но для него это романтично. Он любит Элвиса.
Ты выглядишь прекрасно,заверяет меня мама.
Мне двадцать два года. Я только что выпустилась из колледжа. Я уже не должна нуждаться в заверениях от моей матери, но я в них нуждаюсь. Мой отец мёртв вот уже пять лет.
Пять лет, два месяца, три дня.
Ты уверена?спрашиваю я у неё, заглядывая в её лицо. В её карих глазах содержится столько любви, что я прикусываю губу, внезапно борясь с эмоциями.Мама... не надо.
Я ничего не могу с собой поделать,она пальцами вытирает глаза, которые резко делаются слишком блестящими. Она старается улыбнуться, но я вижу лишь те слёзы, горе, любовь и страх, которые живут за ними.Прости, дорогая. Но ты уверена, что хочешь это сделать?
В её голосе звучит глубинное беспокойство, колебание, которое говорит мне, что она боится спрашивать, боится вмешиваться, но и не делать этого она боится.
...Ты абсолютно уверена, Элли-птичка?произносит она.
Я тоже колеблюсь, чувствуя, как этот червячок сомнения пробирается в мой разум.
Затем я киваю, глядя обратно в зеркало.
Я уверена.
Ты так молода,говорит она.У тебя парней-то почти не было. Замужествоэто большой шаг,поколебавшись, словно не зная, стоит ли продолжать, она добавляет:Ты уверена, Элли? Ты уверена, что Джейден к этому готов? Что онтот самый единственный?
Сглотнув, я смотрю на себя в зеркало.
Посмотрев на себя под разными углами, я расправляю плечи и решаю, что так платье смотрится лучше. Конечно, я знаю, как малы шансы, что я вспомню об этом, когда отойду от зеркала.
Я уверена,повторяю я.
Я смотрю на неё, улыбаясь. И вновь выражение её лица ударяет по чему-то в моём сердце, по какой-то поразительно уязвимой части меня, которая заставляет меня снова чувствовать себя маленькой девочкой.
Внезапно я вижу себя её глазами и осознаю, что она видит лишь эту маленькую девочку.
Я уверена, мам,говорю я ей, сжимая её пальцы.Я люблю тебя. И я люблю Джона. Очень сильно. Но вам обоим не нужно обо мне беспокоиться, и в любом случае...
...Я не желаю это слушать,предостерёг Ревик.
Молодой видящий хмуро поджал свои полные губы.
Он снова попытался заговорить, но прежде чем он успел сформулировать слова, Ревик покачал головой, крепче стискивая зубы. Он перебил молодого видящего, не потрудившись простирать свой свет, чтобы уловить конкретные возражения в сознании Мэйгара.
...я же сказал. Я не желаю это слушать,сказал он.
Молодой видящий открыл рот.
...Я серьёзно, Мэйгар,прорычал Ревик.Мне всё равно.
Мэйгар нахмурился ещё сильнее, и в его тёмно-карих глазах отразилась злость.
Никаких отговорок,сказал Ревик, напоминая ему о соглашении, которое они заключили перед началом этих сессий.А теперь попробуй ещё раз. С самого начала. Иначе я начну тренировать тебя так, как учили меня самого. Безо всяких поправок.
Глаза Мэйгара ожесточились ещё сильнее, превратившись в коричневые камни на лице с высокими скулами.
Да,холодно произнёс Ревик.Тебе это понравится меньше, чем данный вариант. Намного меньше.
Мэйгар взглянул на одностороннее окно, затем посмотрел обратно на Ревика. Что-то в этом жесте выдавало беспомощность, которая лишь сильнее разозлила Ревика. Он стал бить молодого видящего своим светом, пока вновь не завладел его безраздельным вниманием.
Балидор тебе не поможет,предостерёг он, положив ладони на свои бёдра. Подняв одну руку, он показал в сторону того же одностороннего окна, встроенного в органическую поверхность стены комнаты.Бл*дь, да никто тебе не поможет, Мэйгар. Ты сказал, что хочешь этого, и у меня нет ни лишнего свободного времени, ни желания притворяться, будто мне есть дело до того, что ты чувствуешь себя неравным.
Он обвёл жестом просторную комнатупочти безликую квадратную камеру, которую они построили в подвале четырёхэтажного викторианского дома.
Это тренировочная комната,сказал он, наградив Мэйгара жёстким взглядом.Здесь мы тренируемся. Или я ухожу.
Мэйгар помрачнел, но спорить не стал. Он показал одной рукой краткий, резкий жест подтверждения.
Посмотрев на своего сына, Ревик нахмурился, пытаясь оценить эффект, произведённый его словами.
Они находились в здании главной штаб-квартиры на Аламо-сквер. Большая часть его лидерской команды жила в том же здании, но многие из них, как и он сам, спали наверху. Уже имелись планы, как перенести всю операцию на несколько сотен, а то и тысяч миль от обоих побережийгде-то в следующие несколько месяцев.
Ревик одобрял стратегию в целом. Они обсуждали то же самое в Нью-Йорке; план заключался в том, чтобы переместить свои базы после того, как стихнет первоначальная волна вируса.
Он видел в этом смысл, но не собирался покидать это место, пока её небезопасно перевозить.
Балидор понимал.
На самом деле, Балидор ни капли не спорил, и Ревик ценил это сильнее, чем показывал или мог бы показать видящему из Адипана. Балидор пошутил про то, что гора придёт к Магомету, а затем занял своих людей работой, оставив Ревика заниматься своими делами.
Они прерывали его лишь тогда, когда им было нужно что-то конкретное.
Это Ревик тоже ценил.
Балидор доставил сюда материалы из близлежащих лабораторий и медицинских учреждений, теперь уже заброшенных людьми, которые раньше ими управляли. По его приказу всё делалось портативным, чтобы в итоге они смогли спокойно перебраться на другое место; большая часть оружия и инструментов разрабатывалась в виде прототипов или даже временных моделей.
Ревик следил за всем этим достаточно, чтобы знать: Балидор также начал более открыто вербовать из числа беженцев, отбирая те специализированные навыки, которые могли пригодиться в ближайшие дни и недели. Он знал, что по поручению Балидора Деклан делал то же самое в Нью-Йорке. Некоторые из этих беженцев теперь даже тренировались бок о бок с их людьми, если у тех имелся достаточно высокий ранг видящего или достаточно редкий навык, который оправдывал добавочные инвестиции.
Ревику впервые представилась возможность в полной мере лицезреть навыки и умения самого Балидора в действии. Прежде лидер Адипана всегда работал с его женой. Ревик никогда не направлял его так, как сейчас, и не нуждался в нём так, как сейчас. Он обнаружил, что с ним легко работать, и Балидор на удивление уважительно относился к его положению, хоть и склонен был вести себя немного по-отечески.
В некоторых отношениях с ним было даже проще, чем с Врегом.
Не то чтобы у него были какие-то претензии к работе Врега в последние месяцы.
И Балидор, и Врег без устали работали вот уже недель двадцать, адаптировали большую часть домов на Аламо-сквер под их нужды, выставляли команды охраны и разведки для мониторинга Барьера. Вместе с тем они организовывали вылазки отрядов и команд инженеров, чтобы проводить раскопки, находить безопасные источники еды и воды, а также составить представление о том, что осталось от местного населения Сан-Франциско, и среди людей, и среди видящих.
Конечно, в данный момент в городе мало кто остался, даже из нищих.
Те, кто остался, превратили это место в другой город, с другими правилами.
Мародёры уже разграничили территории, скитались туда-сюда бандами и дрались между собой. Они по большей части были людьми и быстро научились сторониться территории Ревика.
А эта территория увеличилась за прошедшие недели и теперь включала в себя Уэстерн Аддишен, ресторан NOPA, парк Буэна Виста и большую часть улиц Филмор и Хейт, как в верхней, так и в нижней части.
Районы, соседствующие с домом Элли.
Ревик теперь владел этими улицами, как лидер какой-то человеческой банды.
Никого из тех, кто ранее обитал в викторианских домиках у основания небольшого парка на Аламо-сквер и его холма, не было поблизости, чтобы возмутиться, когда Ревик присвоил себе эти территории. Он и его люди нашли следы мародёрства, разбитые окна, трубки для наркоты, трупы, испорченную еду, вандализм на стенах и мебели... но ни единой живой души.
Эта местность также достаточно возвышалась над зонами затопления, чтобы здесь было относительно безопасно, несмотря на продолжавшиеся землетрясения и штормы.
И всё же это место было временным, и оно ощущалось временным.
В некотором роде оставаться здесь было сущим безумием, учитывая, что Сан-Франциско находилось близко к крупным разломам тектонических плит, а также к морю.
Ревику было всё равно.
По правде говоря, он редко покидал данное здание.
Стены подвальной камеры светились органической жизнью, мерцали дезориентирующим шепотком сознания, пока его глаза и свет следили за их змеящимися линиями. Это вторая попытка Балидора и его техников в строительстве таких комнат.
Хоть эта комната и не обеспечивала такой же непроницаемости, как тот Резервуар, построенный Галейтом в Китае, но будучи полностью активированной, она вполне могла с ним тягаться.
Но и она считалась прототипом. Техники под руководством Балидора уже работали над следующим поколением машины, которую они построят после переезда.
Думая обо всём этом, Ревик перевёл взгляд на другого мужчину.
Многие другие видящие дрались бы за такую возможность,прорычал он, пока Мэйгар молчал.Многие другие видящие убили бы себя за возможность помочь, особенно на таком уровне. Скажи только слово, и я начну тренировать для другого подхода. Для которого не нужен второй видящий-телекинетик.
Мэйгар нахмурился ещё сильнее, но что-то в последней тираде заставило его тёмно-карие глаза проясниться. Под взглядом Ревика он один раз качнул головой и стиснул зубы, словно не был уверен, что может сорваться с его языка, если он заговорит.
Ревик поймал себя на том, что ожесточает свой свет от этого выражения.
Он видел за этим печаль.
Он уловил достаточно отголосков света Элли, чтобы его боль вернулась и скрутила его грудь тугим узлом. Он ощущал силу боли Мэйгара, и та грусть на мгновение срезонировала с его собственной, причём настолько, что ему пришлось подавить собственный свет, стиснуть его железными рукавицами, пока он не сказал и не сделал того, о чём потом пожалеет.
Его слова прозвучали по-прежнему.
Попробуй ещё раз,сказал он, нарочно нацеливая свой свет на соответствующую структуру над головой молодого видящего.В точности так, как я тебе показывал.
В этот раз Мэйгар кивнул. Его лицо сохраняло напряжённое выражение, уязвимое в своей решительности.
Ладно,сказал он, опустив руки вдоль боков.Я готов.
Джон стоял возле Балидора по другую сторону одностороннего окна.
Он смотрел на безликую комнату нового помещения Барьерного сдерживания, или «Резервуар-2», как его стали называть некоторые видящие. Он просканировал разумные стены и их мерцающее зелёное свечение, а затем его взгляд вернулся к двум мужчинам, стоявшим посреди гладкого, похожего на кожу пола.
Джон старался сохранять свой разум и мысли нейтральными, пока наблюдал за их работой, слушал, как Ревик угрожает и умасливает, поощряет и высмеивает, давит на свет другого, бьёт по нему, дёргает, а временами даже ломает отдельные его фрагментывсё для того, чтобы заставить aleimi Мэйгара двигаться и вести себя так, как хотелось Ревику.