Молчание. На грани шепота - Александр Верт 9 стр.


Они вернутся вновь?

Да, быстрее, чем заживут раны.

Ты мог умереть

Значит, такой была бы моя судьба.

Так нельзя!  воскликнула Ювэй и вскочила.

Белое нечто растеклось по полу, прямо от ее ног, рисуя еще один круг, сплетая черное и белое вокруг них.

Идем,сказала она, протягивая ему руку.  Просто пойдем отсюда.

Это не так просто,вздохнул Гэримонд.

Давай хотя бы попробуем,попросила Ювэй, и он все же дал ей руку и встал, даже шагнул к ней, забывая, что это сон, сжимал ее руку и увлекал в подобие танца под странный перезвон мелких невидимых колокольчиков

***

Король еще раз посмотрел на сына, лежащего на кровати, неподвижного и едва живого, перевязанного бинтами до самого подбородка, а потом спускался вниз в затихшей башне к своему адъютантув конце концов, именно с ним сын просил советоваться.

Скажи,сказал король, подойдя к мужчине в доспехах.  Как ты думаешь, зачем он сделал это с собой? Пытался умереть?

Это очень странный способ убивать себя,спокойно ответил Агиман.  Не думаю, Эверен, что он хотел именно этого, но и понять, что это может быть, не могу. Это больно, мучительно и абсолютно бессмысленно.

Король тяжело вздохнул, соглашаясь с мужчиной и в то же время кривясь от сомнений.

Ты ведь слышал мой разговор с Грэстусом?  спрашивал он.

Какой из них?

Все,тихо прошептал король.

Разумеется,кивая, сказал Агиман, даже не пытаясь скрыть свою осведомленность.

Короля она тоже не смутила. Он именно этого и желал от своего адъютанта и друга.

Что если избавился от стигмат?  спросил король.  Он мог ее убить?

Мне ответить разумом или сердцем?  спросил Агиман.

И тем, и тем

Все против него, и я готов поверить, что это он, но он сын своей матери. Он похож на нее. Разве у нее не было дурного характера? Разве не казалось, что она способна натворить глупостей? Я всю жизнь именно их от нее ждал, но она была самым добрым человеком, несмотря на свою импульсивность. Он не мог.

А кошмары Грэстуса?

Агиман пожал плечами.

Они враги. Не знаю почему, но именно враги с самого рождения, а быть может, со времен мироздания

Ненавижу, когда ты так говоришь, словно эльф,вздохнул король.

Агиман снова лишь плечами пожал, не имея иной правды.

***

Камень треснул прямо у него на глазах.

Проклятье,ругался он, пытаясь избавиться от цепей, а те словно сильнее стягивали тело от каждого движения.  Ну, Глен, оторву я тебе уши, когда выберусь. Все оторву

Камень рассыпался, открывая круглый циферблат в черно-белом узоре. Третий циферблат на полке, озаривший светом этот зал, изогнутые рога и черные косы, что сотнями падали на черный плащ.

Свет прикасался к цепям и те трескались, рассыпаясь пылью.

Темный хранитель обретал свою свободу.

Глава 16

Гэримонд приоткрыл глаза. Кроме боли, он неожиданно замечал совершенно новое ощущение: правую руку словно что-то грелоне жгло, не мучало болью, а согревало, будто кто-то сжимал его ладонь, только прикосновения при этом не было.

Осторожно приподняв руку, он увидел черную звезду, горящую на его руке. Что это значит, он по-настоящему не знал. Он просто видел подобные метки у других аграафов, что обрели свои граали.

«Вот бы кто-нибудь мне это объяснил»,подумал он, роняя руку обратно.

Все тело было стянуто бинтами и болело почти привычно. Он закрывал глаза и открывал их вновь, чувствуя прикосновение чужой руки.

Ювэй сидела рядом. Она давно пришла в себя. Ей вообще казалось, что она глаза на миг закрыла, а вот принц долго не приходил в себя. Лекарь сказал, что он потерял слишком много крови и теперь нуждается в отдыхе.

Он мог умереть,сказал он королю и только так убедил того оставить принца в постели собственной комнаты.

Ювэй приказали его охранять, хотя она просто хотела быть с ним рядом.

Скоро придет твой отец,сообщила она мягко.

Гэримонд только улыбнулся, осторожно перехватывая ее руку, то, что она оставалась рядом, возвращало его к жизни.

Мне, наверно, стоит уйти,продолжала Ювэй.

Нет, ты мне нужна.

Но то, о чем вы будете говорить Твой отец уверен, что убийцаты.

А ты ведь все еще так не думаешь, правда?  спросил Гэримонд, грустно улыбаясь и тут же вновь прося:  Останься.

Хорошо,согласилась Ювэй и крепче сжала его руку, а он тут же закрыл глаза и глухо выдохнул, словно пытался подавить стон.  Что не так?  спросила она, улавливая эту перемену.

Гэримонд не стал отвечать. Он просто отбросил часть покрывала с плеча и коснулся бинтов. Те под пальцами стали прозрачными, показывая новую вспухшую стигмату, вздувшуюся между двумя едва затянувшимися порезами.

Ювэй сразу все поняла. Он ведь сказал ей в том видении, что они вернутся, потому она просто коснулась губами бинтов в порыве внезапной нежности, не заметив, что задела его пальцы, а он поражался тому, как острая жгучая боль отступала. Еще немного и он сказал бы ей все, что знаетспутанно, но хоть как-то, чтобы она понимала, что они связаны с самого начала и навсегда, что бы это ни значило, но лирическое настроение было оборвано шумными шагами за дверью. Эхо башни усиливало их и превращало в подобие барабанного боя перед казнью. От таких мыслей улыбка Гэримонда менялась, но не исчезала с губ. Он только прятал плечо под покрывало и ловил ее пальцы быстрее, чем открывалась дверь.

Король больше не считал нужным стучаться, прежде чем заходить к сыну.

На этот раз он был не один, а вместе с адъютантом, что замер у двери, поглядывая на принца.

Здравствуй, отец,прошептал Гэримонд, пытаясь улыбнуться.

Ювэй, оставьте нас!  приказал король, игнорируя слова сына.

Он сел в кресло подальше от кровати, словно боялся даже приближаться к наследнику.

Не стоит,за Ювэй ответил Гэримонд, сжимая ее руку сильнее.  Твой адъютант всегда знал все о твоей жизни, почему моему нельзя? Пусть остаются оба и слушают.

Королю не нравился такой ответ. Он хмурился и отворачивался от принца, а тот приподнимался все же на постели, будто не было врачебного запрета, через боль и с помощью Ювэй устраивался полусидя на подушках. Агиман почти сделал шаг, чтобы тоже помочь, но остановился. Король же даже не взглянул на сына.

У меня к тебе много вопросов,говорил он строго.

Спрашивай, я отвечу,обещал Гэримонд, осторожно отстраняя Ювэй и складывая руки на коленях, желая просто не отвлекаться от истины, которая всегда рядом.

Зачем ты это сделал?  спросил король.

Что именно?

Зачем ты нанес эти раны? Не говори, что это был не ты.

Это был я,спокойно ответил Гэримонд.  Я был зол и расстроен, вот и решился на это безумиевскрыл все стигматы. Да, я соврал, их было много, всегда, но Я не мог сказать тебе об этом,признавался он, закрыв глаза.  Я пытался несколько раз, но каждый раз понимал, что это просто мучительно и страшно. Что изменилось бы от твоего знания? Стигматы остались бы со мной, а ты только встревожился бы. Там на балу я соврал. Их много и их нельзя не чувствовать. Это больно, будто гниешь изнутри, но я ничего не могу с этим сделать, и ты не сможешь. Еще никто не смог. Чем больше я контролирую силу, тем сильнее она поедает мое телотем больше и страшнее стигматы. Я не хочу так умирать, но это лучше, чем лишиться души и превратиться в чудовище. Понимаешь?

Нет,  сурово ответил король, явно даже не пытаясь услышать сына.  Ты должен сопротивляться стигматам, а не покоряться им!

Я пытался, но они не подчиняются мне. Они, возможно, единственное в этом мире, над чем я не властен.

В комнате стало тихо.

Хмурый король встал, подошел к окну и долго молчал, прежде чем задать самый главный вопрос:

Зачем ты убил ее?

Я не убивал ее.

Не ври мне!  вскрикнул король, обернулся и даже подлетел к кровати, но его взгляд принц встретил без сомнений и страха.

Я не убивал ее,повторил он, глядя отцу в глаза.  Зачем мне ее убивать?

А я расскажу зачем!  восклицал король и стал расхаживать по комнате.

Ювэй поджала губы, словно это ее саму сейчас обвиняли без права на оправдания. Агиман тоже устало закрыл глаза и покачал головой, даже не пытаясь скрыть свое осуждение. Он был не согласен, но молчал, зато король не замечал ничего, взмахивая руками.

Ты следил за Грэстусом, а проиграв ему, решил отомстить. Никто кроме тебя не обратил внимание, что он танцевал с Эмили. Он не только ее приглашал на танец.

Только ее,вмешался Гэримонд.  Если кто-то помнит, что было как-то иначеон околдован.

Не смей!  отрезал король.  Я сам помню, как он танцевал с баронессой Девре.

Отец

Молчи! Я не знаю как, но именно ты убил ее! Ты поглотил ее душу, а потом явился ко мне и выгнал Грэстуса, чтобы потом обвинить во всем его, но выдал себя, указав время смерти. Когда понял это, избавился от стигмат, чтобы никто не мог сказать, что онипоследствия ритуала.

Если бы я поглотил ее душу, у меня бы больше никогда не было стигмат,со стоном сказал Гэримонд.  Они бы исчезли, навсегда.

Король только хмуро посмотрел на него, явно не понимая.

Сила аграафа требует тьмы и разрушений. Все аграафы, что поддавались ей, жили дольше, а кто боролсясходил с ума первым. Я сопротивляюсь, поэтому гнию изнутри, понимаешь? Стоит мне покориться и все закончится

Он говорил тихо, но как никогда честно. Шепот его дрожал, но короля это уже не трогало. Он зло и равнодушно смотрел на сына.

Ты уже все решил,прошептал Гэримонд, понимая, как бесполезны его слова.  Ты поверил ему, а ведь он просто не знаю я, чего он добивается! Не знаю зачем, но в этом не может быть ничего хорошего.

Лжец! Я запрещаю тебе покидать башню!  объявил король и выскочил из комнаты, чтобы запереть башню и выставить стражу, спрашивая себя, как он мог породить такое чудовище?

Он не задавал этот вопрос вслух, и потому Агиман не отвечал на этот вопрос, не говорил о том, что его эльфийское чутье никакого чудовища так и не заметило. В Грэстусе он тоже его не видел, и это добавляло сомнений.

Глава 17

Гэримонд тяжело вздохнул, когда закрылась дверь. Он просто сполз на кровати, отвернулся от Ювэй и сжался весь, как младенец.

И почему он мне не верит?  со стоном спросил он.

Надо было раньше ему рассказать,вздохнула Ювэй.  Про силу, про стигматы.

Она говорила это, сама скорее чувствуя, чем понимая, что такое сила аграафа.

Я не мог ему рассказать, не мог.

Мне же смог

Так то тебе,простонал Гэримонд.

«Ты грааль, да и там я сильнее»,думал он, не говорил об этом, а только губы кусал.

Ты много от него скрывал, а в неведенье очень легко поддаться панике и заполнить неизвестное домыслами. Причем не только своими, но и чужими. Нам, рыцарям, это запрещено, не должны мы думать над приказами, а он ведь король, ему должно думать обо всем.

Гэримонд снова вздохнул и натянул на голову покрывало, будто в кровати можно было спрятаться от всего мира.

Если Грэстус был с отцом, если он все это время говорил с ним,все же бормотал он,то кто убил Эмили?

Не надо думать об этом сейчас,попросила Ювэй, осторожно гладя его по плечу и складывая покрывало так, чтобы белый нос все же выглянул наружу.  Тебе сначала надо поправиться.

Я не болен, а проклят.

Тебе все равно надо окрепнуть, а потом мы найдем убийцу. Грэстус мог подослать кого угоднослугу, ученика.

Там была его энергия.

Не сейчас,настойчиво сказала Ювэй.  Об этом потом, когда ты станешь сильнее.

Она буквально ощущала, как из принца с нарастающим отчаянием вытекала жизнь, будто с кровью он терял силу, а тьма при этом слабее не стала.

Ты права,соглашался Гэримонд, резко разворачивался на другой бок, словно не было все его тело покрыто ранами, а бинты его покрыли по ошибке.  Ложись рядом,попросил он,и расскажи мне что-нибудь.

Какой из меня рассказчик?  улыбнулась Ювэй, послушно укладываясь рядом, как в детстве с сестрой, когда та болела.  Ты можешь рассказать куда больше.

У меня нет сил на рассказы,признавался Гэримонд,потом. Когда-нибудь.

Он брал ее за руку и закрывал глаза, точно маленький ребенок.

Отдыхай,шептала Ювэй, а он засыпал.

Дни тянулись. Тайный ход в комнату Ювэй заколотили, оставив их наедине, будто аграафа все это могло удержать на месте. Слуги приносили еду, бинты, мази для ран и записки от лекаря. Сам мужчина не приходил, не проверял, как обрабатываются раны и жив ли принц. Король к башне тоже не приближался. Только маленький Эмир постоянно бродил возле башни, а в солнечные дни просто стоял и смотрел на окно старшего брата, будто ждал его.

Гэримонд чувствовал его взгляд, но к окну подходить не решался.

Ювэй расчесывала его длинные волосы, кормила, если у него совсем не было сил, а по ночам, когда он засыпал и стигматы безжалостно бороздили его тело, она молилась, сжимая его руку. Ее белая стигмата, едва заметная на светлой ладони, прикасалась к его черной звезде, и боль отступала.

Время шло, и через месяц сам Гэримонд начинал сомневаться в своей невиновности, а Ювэй упрямо повторяла, что это не так.

Кто-нибудь узнает правду. Отец Эмили сам будет искать виновного.

Он не ищет. Я смотрел,устало отвечал Гэримонд, листая книгу с пустыми страницами.

У него не было даже желания наблюдать за миром.

Почему ты мне веришь?  шептал он, действительно не понимая.

Потому что ты добрый и не мог убить человека!  заявила Ювэй, злясь на подобные сомнения.

А если я не специально? Если это сделала моя сила? Если я не осознавал, что делаю, а теперь просто не помню. Может, отец прав и я лишь раб стигмат, боли и тьмы? Может, я сам во всем виноват?

Ювэй устало покачала головой, не первый раз слыша такие сомнения. Сама она не сомневалась. Знала, что он не мог и все, как околдованная, и только злилась на его сомнения, совершенно неразумные на ее взгляд, но, вздыхая, говорила с ним, как с больным ребенком.

Не думай так. Ты всегда хочешь быть собой. Разве мог ты забыть об этом? Никакой гнев не заставил бы тебя потерять себя. Одной мысли о чужой смерти ты бы себе не простил. Я знаю, что ты способен контролировать тьму.

Она строго посмотрела на принца, вспоминая, что он иногда менялся в своих снах. Худой изнеможенный мужчина превращался в высокого статного юношу. Длинные волосы становились короткими. Черные глаза зеленели. Тьма словно отступала, и он менялся весь. Улыбался, шутил, смотрел на нее без сомнений, даже прикасался иначесмелее. В таких снах тьма хоть и крутилась подле, а прикоснуться к нему не могла, но чаще она скользила по белой коже. Он сразу становился сильнее, но напоминал ей тяжелораненого. Ювэй видела, как слабеют люди духом, стоит лишить их тело силы, но она понимала, что он держится годами и продержится не один день, потому старалась поддержать.

Она даже не представляла, о чем думал Гэримонд, глядя на нее. Сомневался он не в себе, а в том, что хотел ей давно сказать.

«Я люблю тебя»,крутилось у него на губах.

«Спасибо»,было в сознании, а могущество буквально требовало заявить, что она принадлежит ему.

«Тымой грааль!»

Она сидела напротив, а он почти кричал об этом мысленно, но молча качал головой в реальности, закрывал книгу и вставал.

Я как-то обещал рассказать что-нибудь интересное, помнишь?  сказал он.  Вот я и расскажу тебе одну историю.

Он не отступил, не отвернулся к окну, как обычно, а опустился на пол рядом с ней, уткнулся носом ей в колени, обтянутые штанами, и замер на короткий миг, ненавидя себя за то, что не смог ее сразу просто прогнать, не смог не заманить ее в башню, не смог забыть и втянул в свою мрачную, полную отчаяния и мнимой власти жизнь.

«Ты не имел на это права»,говорил он себе мысленно, а вслух начинал свой рассказ:

Давным-давно в этом мире жил могущественный маг. Он мог сотворить все, что захочет. Он мог влиять на будущее и изучать взглядом прошлое, но он всегда был один. Те, кто заходили к нему, говорили лишь о делах и не знали его, как человека, только как мастера своего дела. Он хотел бы знать их самих, но боялся увидеть в них страх. Он просыпался во мраке и засыпал вместе с ним. Он мечтал найти родственную душу, и однажды холодным зимним утром он увидел ее в маленькую щелку между плотными шторами. Он не знал, кто она, но сразу понял, что это та самая родная душа. В тот миг его темная сила сама засияла светом. Алые ирисы в белом снегу, как кровь, осветили его боль, но его могущества не хватало, чтобы влюбить ее в себя, а сам он не мог уже разлюбить.

Назад Дальше