Она твердила про какого-то Люциана, сказала я, пытаясь изобразить в голосе как можно более неуверенную и ранимую натуру.
Для всех жителей Пятимирья в последние лет сорок Люциан существовал только один, но об этом варианте я постаралась не думать. Я запрещала себе даже залезать мыслями на эту территорию. Думать было опасно, мысли могли обрести материальную форму, сорваться с губ словами, а там, кто знает, к чему могла бы привести меня дорожка собственных оправданий.
Полуправда прозвучала неубедительноя поняла это еще до того, как уголок губы Белиала дернулся, обозначая усмешку.
Тут было человек триста-четыреста, но из всех она сказала что-то только тебе, сказал он, делая шаг вперед. Не лги.
Она твердила про Люциана, упрямо повторила я, заглядывая ему в глаза. Все это слышали. Но не снаружи, а здесь, в голове. Я сама не рада таким совпадениям, но я совершенно не имею отноше
Погрузите как обычно, сказал он, разворачиваясь.
Хранитель вздохнул и протянул мне руку.
Не волнуйся, сказал он, помогая мне встать и придерживая под крылья так, чтобы я могла стоять.
Стоять впервые в осознанной жизни было сложно, потому что меня кренило назад, клонило то вправо, то влево, и я никак не могла поймать равновесие, ни понять, по какому принципу держатся у меня за спиной два крыла.
Когда подсохнут, будет легче, сказал Хранитель, мягко мне улыбаясь. Сейчас я тебе помогу. Как тебя зовут?
Атропос, отчеканила я, вспоминая, какое из имен сейчас принадлежит мне.
И застыла, почувствовав, как шевелятся волосы на голове.
А откуда та дэва знала мое настоящее имя? Мы с отцом не говорили его никому, мы пользовались каждой раз ложью, мы врали о наших именах, потому что в именах было сокрыто кое-что опасное, неправильное. И кто мог сказать ей в тюрьме, что я существую?
Белиал настойчивее кивнул головой в сторону. Я постаралась дышать ровно, сохранить каменное лицо. Этим летом мне должно было исполниться девятнадцать, я не умела играть в их игры, но прекрасно осознавала свои возможности. Мы покинули здание торгового центра. Душной, сухой воздух раздирал мне легкие, я снова закашлялась, сгибаясь пополам. Хранитель заботливо наклонился, чтобы придержать меня.
Я развернула крыло, ударяя по нему рукой, отталкивая хранителя в сторону. Раздался чей-то крик, но у меня было несколько секунд. Развернувшись, я побежала, каблуки застучали по асфальту. Один подломился, я рухнула, разбивая коленки в кровь, вскочила на ноги и побежала снова, петляя и петляя, пока воздуха не перестало хватать в легких. В подворотне сверкнули оранжевым кошачьи глаза, я поползла за кошкой, забиваясь в пространство между мусорным баком и стеной.
«Пожалуйста, пусть мы успеем», подумала я, закрывая глаза и растворяясь в звуках.
Потому что если мы не успеем, всё будет кончено. Со мной, с ним, с нашим будущембудущим, в котором всё так же будут одни побеги, но будущим, которое будет хотя бы привычным для нас.
Будущим, в котором мы оба живы.
Когда я открыла глаза, уже сгущались сумерки. Темнота медленно наползала на город, но впечатление было обманчивым, пройдет несколько минут, и ярким светом вспыхнут огни, засветится иллюминация, запылают разноцветными лампами окна, фонари подсветят дорогу, и город будет залит электрическим светом, снова становясь прекрасным и дружелюбным для своих обитателей. Уперевшись руками в асфальт, я встала, отряхнула с кофты крошки морены. Видок у меня был так себе, но меня не нашли.
Я уходила неторопливым шагом. Но едва лишь торговый центр скрылся за поворотом, пустилась бежать со всех ног. Меня кренило то вправо, то влево, я запнулась и упала, больно стукаясь локтем, вскрикнула от боли и со злости стукнула кулаком об асфальт. Я поднялась на ноги, схватилась за столб и взмахнула рукой, пытаясь остановить такси.
Сердце бешено колотилось в груди, и страх опоздать предупредить отца остро колол внутри.
Такси притормозило. Я судорожно стала соображать, есть ли у меня деньги. Перед глазами быстро мелькали картинки: вот я не нахожу заветной бумажки в карманах, или вот водитель отказывается меня везти, вот я приезжаю домой, а дверь нараспашку, внутри Темнокрылые и скованный отец. Плохие, автоматические мысли. Я глубоко вдохнула и выдохнула, перебежками подобралась к такси.
Здрасти, сказала я слабым голосом, на ходу шаря по карманам и выгребая смятые бумажки.
Забравшись в машину, я обняла себя руками, закрыла глаза, и не заметила, как провалилась в дрему. Словно организм израсходовал последние остатки своих сил, и не мог больше меня держать.
Когда такси качнулось, останавливаясь, я вылезла наружу, наугад протягивая деньги, и не смотря, совпадает ли сумма с той, которую назвал таксист. Судя по округлившимся глазам, которые я приметила краем глаза, заплатила я намного больше.
Сдачи не надо! крикнула я, вылетая на улицу.
Это был плохой поступок, не отвечающий правилам безопасности. Если я заплатила слишком много, то он меня запомнит. У меня сейчас хватало примет: я была в драной одежде, ехала с места, где было «происшествие», еще и переплатила. Оставалось надеяться, что когда его будут допрашивать, я буду уже в другом городе, в безопасности, и с отцом, который поможет нам запутать следы.
Я побежала за здание, перелезла через решетку пожарной лестницы, потеряла равновесие, оказавшись наверху и повисла на своих руках. Позвоночник пронзило болью. Я была в хорошей физической форме, но лишний вес за спиной в лице двух перьевых довесков мешался. Приземлившись на корточки, я выпрямилась, обернулась через плечо и сосредоточилась на отростках, пытаясь заставить их силой мышц шевелиться. Они задвигались, но неуверенно. Я прикрыла глаза и представила себя летучей мышью, медленно свела крылья воедино, и, оказавшись под перьевым плащом, открыла глаза. Легче от этого не стало, но по крайней мере, они перестали болтаться из стороны в сторону, мешая мне ходить.
Я взялась за перила и осторожно стала подниматься по лестнице. В обычной ситуации я бы перескочила все пролеты, а потом вбежала бы в квартиру, но сейчас спешка могла бы помешать. Закусив губу, я с огромным усилием воли заставляла себя идти медленно, считая про себя каждую ступеньку. Соседка-морф снизу, серая фигура, едва повторяющая очертания тела, выглянула из окна. Я занавесилась волосами, надеясь остаться неузнанной за льняной пеленой.
Я поднялась наверх, взялась за ручку, дернула раз, другой, третий. Пожарная лестница в доме, где мы снимали квартиру, примыкала к балконам. Застонав, я запрокинула голову, чувствуя, что по щекам почти начинают стекать слезы беспомощности. Никогда еще в осознанном возрасте я не чувствовала свое тело настолько чужим и неподатливым. Даже когда я пару лет назад сломала ногу, и весь путь домой проделала, опираясь на чужое плечо.
Папа! я заколотила в дверь, что было силы. Папа! Папа-папа-папа!
Мой голос сорвался не просто на крик, а на безумный вопль, и я с удивлением осознала, что рыдаю, а осознав это, застыла. Дверь распахнулась мне навстречу, силуэт отца возник в дверном проеме. Я вскинула руки, и бросилась к нему на шею. От удара моего тела он по инерции сделал шаг назад, но поймал в объятия, подхватил под бедра и занес в дом. Я зарылась носом ему в плечо, обхватывая руками шею, и бессвязно пытаясь рассказать ему про торговый центр, про Рахель, и про то, как я поползла не в ту сторону. Про то, что ее ищут, и кажется, Люциана тоже, про опасность, и про то, что не нашла Хат и Джея живыми, и боюсь, что они умерли.
Тихо, тихо, он усадил меня на кровать, пытаясь высвободиться из плеча моих рук, но я крепче его сжала руками. Пандора! Хватит!
Настоящее имя прозвучало как пощечина. Я выпрямилась, заглядывая ему в глаза, моргнула и разжала руки, вытирая слезы со щек рукавами.
Переоденься, он бросил мне сверток, лежащий на тумбе. Быстро переодевайся, умывайся и поехали. Твою сумку я уже собрал.
Как ты?.. я поймала сверток, прижимая его к груди.
Новости. Быстрее, кошечка!
Он застыл, медленно повернул голову вбок, прислушиваясь. Губы отца зашевелились, и голубые камни, что заменили ему глаза, окончательно обратились в непроницаемую стену. Но я видела, как мелко начинает дергаться у него щека.
Он взял меня за руку, бесшумно открыл дверь шкафа, толкая меня внутрь, метнулся в сторону, вытаскивая из раскрытой сумки шкатулку с резным узором, и сунул её мне в руки.
Сиди тут, сказал он, шепча так тихо, что я едва слышала. Сиди тут и не шевелись. Спрячься за одежду. Зажмурься. Не дыши. Поняла?
Я кивнула.
Я не знала, что он делает. Я не знала, почему мы это делаем. Но он мой папа, и я ему подчинялась, потому что никому так не верила, как ему.
Пандора, он заглянул мне в глаза.
Я села на корточки, прижимая шкатулку и сверток с одеждой в груди.
Никогда и никому не верь, сказал он, берясь за дверь шкафа, и смотря в сторону, куда-то, где были слышны звуки, ведомые ему одному. Никогда и никому не верь, и ни во что не впутывайся. Я тебя найду.
Дверь шкафа закрылась, и приглушила все звуки. Я слышала, что он сказал что-то еще, но не могла разобрать. Я зажмурилась, замерла и застыла. В темноте остался лишь бешено колотящийся звук моего сердца.
А потом раздался хлопок, звук ломающейся створки, и треск дерева Я вгрызлась в собственную губу, приказывая себе не кричать. Я пыталась быть максимально тихой и незаметной. Я пыталась, но сквозь плотно прикрытые веки мелькнула полоска света, и я не смогла сдержать крик, а закричав, выкричала всё, что накопилось у меня на этот день.
Дэв с нашивкой черного крыла на плече формы, удивительно, но я хорошо ее разглядела, даже то, что из шва сбоку торчала нитка, наставил на меня пистолет. Он наклонил голову вбок, задумчиво хмурясь, а я вцепилась в шкатулку, прижимая ее к груди.
Тут только девка, крикнул он.
Ему что-то ответили, но я не слышала.
Выходи, он мотнул головой.
Я думала, что он опустит пистолет, но он его не опускал. Медленно я выбралась наружу, передвигаясь на корточках, встала, обнимая шкатулку и робко подняла глаза на вошедших.
Пандора? спросила светлая дэва с татуировкой хранителя.
Я повернулась к ней, делая шаг назад, и узнавая в девушке Агарь, которую видела по телевизору, Агарь, которая была лидером Хранителей, и которая в реальной жизни оказалась мне где-то по плечо, но более крепкой, сбитой, похожей на рысь перед прыжком.
Бросил и ушел, темнокрылый опустил пистолет. Девчонку грузим?
Девочку грузим, дверь запереть и опечатать, Агарь убрала короткую прядь волос за ухо, шумно вздохнула и посмотрела на меня. Прости, ребенок, но придется тебе пожить некоторое время в Пределе.
Я почувствовала, что земля уходит из-под ног, но приказала себе держаться на ногах. Отца они не поймали. Значит, шанс на победу еще есть.
Я должна была думать о том, что мне следует сказать, а чего говорить не следует, но вместо этого смотрела на выпирающие в вырезе рубашки ключицы Белиала. Мне хотелось коснуться этих ключиц, чтобы проверить, обрежусь я о них или нет, и я покрепче сцепила руки на шкатулке.
Агарь помогла мне пройти через портальный камень. Сердце, устав безумно колотиться в груди, теперь просто тихо болело, покалывая. Меня все кренило то в одну, то в другую сторону, но попытки уловить равновесие я прекратила. Навалилась огромная физическая усталость, и всё, чего я хотела, это уснуть.
«Да гори оно огнем», подумала я, ловя позу наибольшего равновесия и застывая.
Осознание произошедшего бродило где-то рядом, но решило не мучить мою голову. Будучи вымотанной и усталой физически, морально, умственно и духовно я желала только одного: чтобы меня наконец-то оставили в покое.
Тебе будет проще, если поймешь, что крылья движутся вместе с твоими плечами, сказала Агарь. Движение на скручивание. Ты научишься со временем, Пандора.
Я не называла ей своего имени, но она откуда-то его знала. Я посмотрела на девушку, моргнула тяжелыми, едва подчиняющимися мне, веками и что-то невнятно пробормотала. Мне казалось, что это были слова благодарности, а там кто знает, что кому послышалось.
Нельзя ее сейчас допрашивать, Агарь обернулась через плечо, смотря на Белиала. Ей нужно отоспаться, и только после этого она будет способна отвечать.
С них проще выбить правду, когда они измучены, его голос уколол меня в спину острием рационального подхода. И пока воспоминания свежие.
Это ребенок, Белиал.
Этот ребенок знался с Люцианом.
Если я всё расскажу, меня отпустят? я уцепилась за плечо Агарь и наклонилась к ее лицу. Я очень устала, и хочу поскорее с этим покончить.
Тень пробежала на лице девушки, и я осознала, что она снова смотрит на Белиала, но теперь в ее глазах вместо раздражения читалась мольба, смешанная с решимостью. Словно она хотела меня защитить. Капитан темнокрылых шумно вздохнул, и, я почти уверена в этом, закатил глаза.
Темная сторона не видит препятствий в данный момент времени, сказал он.
Светлая сторона не видит препятствий в данный момент времени, в голосе Агарь зазвучало облегчение. Идем, ребенок. Тебе нужно отдохнуть.
Мне было плевать, куда она меня ведет, хоть на заклание Совету, хоть в клетку к Фафниру, или к диким львам, на расстрел, в постель к принцу или в бордель. Едва передвигая ноги, я двинулась за ней, не осознавая ни пространство, в котором шла, ни то, что куда-то иду с главой Хранителей. Мои веки слипались, и я перестала сопротивляться этому. Я только шласознание мое уже дремало.
Тебе повезло, что ты в хорошей форме, сказала Агарь.
Я приоткрыла глаза, чтобы увидеть, как она отпирает тяжелую железную дверь.
Тут нет комнат, только камеры, она виновато улыбнулась. Но кровать хорошая. Душ с туалетом за той дверью. Мы понаблюдаем за тобой по камере слежения. Спи спокойно.
Я прошлепала по каменному полу, на ходу роняя туфли, и упала на кровать, прижимая к груди шкатулку. С ней в обнимку я и уснула.
Когда я проснулась, то сначала не поняла, где нахожусь. Застонав, я перевернулась на спину и вскрикнула от боли, пронзившей позвоночник. Я выпустила шкатулку из рук, выталкивая ее в пространство над головой, перевернулась на живот и замерла, стискивая зубы. Иногда боль просто нужно перетерпетьэтому меня тоже учил отец.
Постепенно боль стихала. Я закрыла глаза, сосредотачиваясь на источнике боли, и стала дышать, представляя, что вдыхаю через нос, а выдыхаю через центр боли, выдувая ее. Чистая психосоматика, но всегда со мной работала.
Глаз я не открывала, оттягивая время. Я помнила до неестественно точных подробностей весь вчерашний день. Рахель в торговом центре. Отца, закрывающего двери шкафа. Агарь, проводящую меня через портал. Искаженное злостью лицо Рэя, когда он понял, что я его обманывала.
Вспоминая это, я пообещала себе, что полежу ровно минутку и пожалею себя. Я считала про себя секунды, чувствуя, как к глазам подкатывают слезы. Я никогда столько не плакала, как в эти сутки.
И когда в мыслях пронеслось: «Ноль», я встала.
Я спустила ноги с кровати, ставя босые ступни на пол. Мои туфли лежали посредине камеры. Шкатулкана кровати. Порванная кофта еще больше поползла по швам во сне, и открывала мой лифчик любому, кто захотел бы на меня посмотреть. Юбка казалась целой, но на ней запеклись черные пятна. Я уперлась руками в кровать и оттолкнулась, вставая на ноги, а встав, схватилась за изножье, чтобы удержать равновесие. Холодная поверхность металла под пальцами слегка отрезвила, и я подумала, что хочу ледяной душ. Такой, чтобы сердце перехватило, дыхание сбилось, и осталось одно желаниепобыстрей этот душ покинуть.
Иди, спокойным ровным голосом сказала я себе.
И пошла. Медленно переставляя ноги, придерживаясь за стену, как, наверное, придерживалась в детстве. Крылья тянули то назад, то в сторону, и я не представляла, что буду делать, когда они намокнут. Ведь, если я правильно понимала, так они станут еще тяжелей.
Я стянула одежду через ноги, роняя ее на пол. Попыталась нагнуться, но не удержала равновесие, и клюнула лицом прямо в железную раковину. Нос пронзила острая резкая боль. Я схватилась рукой за раковину, выпрямилась и прижала руку к носу, зажимая его. Боль длилась несколько секунд, а потом ушла. Отняв пальцы, я посмотрела на застывшую на них черную вязкую жидкость.
Пространство, отведенное под душ, обозначалось плоским, впаянным в пол, керамическим прямоугольником с бортами. И вставать на него босиком было не лучшей идеей, но мне было не до правил гигиены. Я встала, выкрутила кран и потрогала воду. Я подумала было, что горячий душ тоже был бы неплох, но как я не вертела из стороны в сторону смеситель, вода теплей не становилась. Задержав дыхание, я сделала шаг под струи воды и едва не завизжала от ледяной воды, в груди перехватило. Сперва вода сильно била по коже, и холод был адский но потом притерпелось.