Я успел воткнуть свой меч в горло двоим, подумав, до чего же страшные вражеские лица, когда пришла пора опять браться за лук. Об этом мне сказала стрела, вонзившаяся мне в плечо и пробившая комбинированный доспех на пару сантиметров. Плечо прострелило болью. Я резко обернулсяобезумевшие дикари бежали на меня, кричали в полную силу и рубили воздух кинжалами, как сумасшедшие. В этой группе лучник был только один, и моя первая стрела предназначалась ему. Торопливо, на пределе возможностей, все три стрелы были быстро выпушены- и все три попали в цель, хотя один из нападавших был только легко ранен в руку. Но двух других варваров зацепило куда серьезней, и напавшая на меня группа врагов развалилась на части.
Один яростных воинов дикарей вырвался вперед и бросился на меня, отчаянно размахивая бронзовым мечом высоко в воздухе. Но до того, как он успел ударить, я отбросил в сторону уже не нужный лук, и моя длинная рука с мечем врезалась в широкую грудь варвара с вытаращенными глазами, и тот спиной вперед упал на землю. Мне немного помогало, то обстоятельство, что все варвары были без доспехов. Щиты они, если они у них и были, явно оставили, перед тем как гнаться за мной.
Следующий косматый варвар резко притормозил и дождался своих неистовых товарищей, чтобы напасть одновременно. В какое-то мгновение я обнаружил, что меня практически окружили трое бешенных дикарей, налетевших на меня словно пчелы на медведя. К счастью, двое из них были ранены, у одного, как уже говорил, я стрелой пронзил мякоть правой руки, и кинжал держать ему было явно неудобно, а у второго обломанное древко стрелы, торчавшее над левым плечом, говорило о трудностях работы с левой рукой. Но один полностью здоровый дикарь, раскрасневшийся от гнева и возбуждения, помчался прямо на меня, выставив вперед здоровенное копье.
Мне и раньше приходилось иметь дело с копьями, и я знал, что нужно только отклонить острие в сторону на несколько сантиметров. Тогда можно выжить. Я шагнул навстречу безумно ревевшему копейщику. Меч я держал низко до тех пор, пока острие копья не прошло над острием меча. Затем я резко поднял меч вверх и попал по древку, как раз позади бронзового наконечника. Копье скользнуло мне по руке. Однако я не выпустил меч, застрявший в копье, и когда варвар столкнулся со мной всей силой своего кряжистого тела, то устоял на ногах и даже зарядил ему томагавком по сгибу отставленного локтя. Раздался противный хруст кости, боль должно быть адская. В тесноте было не взмахнуть мечом, в ноздрях стоял запах крови и едкого пота.
И тут же другой оскалившийся варвар с победным криком подло попытался всадить мне кинжал в открывшийся бок. Я отшатнулся, но зазубренный кинжал рванул мой фуфаечный панцирь, с треском разрывая нашитые веревки. Добавлю, что третий дикарь, рыча, словно зверь, отчаянно тыкал меня своим кинжалом, зажатым в раненой руке прямо в лицо, и я едва успел увернуть в бок голову, отделавшись простой царапиной на щеке.
Главное не упасть, тогда я превращусь в легкую добычу. Хорошо, хоть я физически сильнее каждого из этих дикарей по отдельности. Я резко отшатнулся в сторону, оторвавшись от врагов, и сумел высвободить меч. Неистовый дикарь, словно тигр, обезумевший от запаха крови, тут же мощно ткнул меня копьем в грудь. Почти достал, но я сильно взмахнул мечом и надрубленное ясеневое древко не выдержало, наконечник отлетел, а заостренная деревяшка больно толкнула меня в грудную клетку. К счастью, левую руку варвара я уже сильно повредил своим томагавком, иначе тот мог бы этим ударом вышибить мне весь воздух из легких. А так я опять отступил с кошачьим проворством от назойливых двух раненых воинов, безумно полосующих воздух своими кинжалами, обойдясь на сей раз без потерь.
Во мне вскипела злоба: все, пора заканчивать. Все три врага ранены, у одно в руках деревяшка, а двух других кинжалы, которые гораздо короче моего меча. К тому же у меня руки длиннее и я физически сильнее. Я резко, одним прыжком, сблизился с противником и ворвался в центр группы, рубя мечом направо и налево. Меня охватило безумие битвы, кровавая пелена застилала глаза. Никаких мыслей, никакого страха, просто бей и бей, снова и снова. Своим топориком, заблокировав деревяшку среднего воина я с силой безумца рубанул по раненой руке другого дикаря и почти перерубил ее, выпавший кинжал отлетел в сторону.
Обратным махом я яростным ударом рубанул плечо копейщика, давая выход охватившему меня бешенству. Освободившийся томагавк пытался заблокировать кинжал у третьего врага, но тот ловко выбил его у меня из рук, порезав несколько пальцев. Ерунда, оттолкнув плечом искалеченного копейщика, словно тряпичную куклу, я рубанул наотмашь по голове удачливого дикаря и брызги крови, сопровождавшие мой отчаянный удар, показали, что я все же немного достал его. Мой меч разрубил ненавистному врагу щеку и выбил несколько зубов.
Я по-прежнему, неистово как злобный демон, размахивал тяжелым мечом, но теперь противники пытались отшатнуться от меня. Их дружная тройка развалилась. Один из дикарей недоуменно смотрел, как кровь хлещет из обрубка правой руки, и пытался покинуть поле боя. Бывший копейщик, потерял всякую возможность сражаться, его глубоко разрубленное плечо показывало, что скоро он потеряет слишком много крови и свалится на землю. Третий дикарь был ранен стрелой в плечо и мечем в щеку, и теперь мог только, выставив вперед кинжал, защищать свою жизнь, более не помышляя о нападении. Немного оттянул разгром отставший от своих товарищей воин. Моя стрела поразила его в бок, зацепив легкое, но в горячке боя он сумел доковылял до места нашей схватки и теперь выставлял вперед длинное копье, хотя в уголках его губ уже пузырилась розовая пена.
Схватив копье левой рукой я зарычал и немного отвел его в сторону, и тут же ударил мечем хрипящего угрозы дикаря по руке. Брызнула кровь, и кровожадный воин, лишившийся кисти, закричал. Это не был человеческий крик страха или боли, он тоскливо кричал, как погибающий дикий зверь. А ты не лезь! Теперь все просто, еще один удар и бородатая голова незадачливого припоздавшего копейщика почти отделяется от шеи. Тот рухнул, как гнилое дерево, а на обратном махе я зацепил ногу дикаря с разрубленной щекой, попытавшегося все же, в отчаянном броске воткнуть мне свой надоедливый кинжал в горло. Тот бросился вперед всем телом, нацеливаясь еще на один последний удар. Он был готов ударить по врагу, даже если в результате сам погибнет.
Мы сцепились вплотную, я пропустил его руку с оружием мимо тела, и мой противник, сблизившись, почти сумел увернулся от моего меча. Это был коренастый и сильный воин, но все же не чета мне. Секунду мы молча боролись, как дикие звери, кряхтя от напряжения: наконец, молодость, сила и здоровье победило и я повалил его на землю и ударил рукояткой меча в окровавленное страшное лицо. Враг зарычал в агонии. Теперь уже острием бью в живот и почти все закончилось. Добиваю безрукого копейщика, кричащего от боли и ужаса, а за ним наступает очередь окровавленного однорукого левши.
Все, финал! Все было кончено. Руки дрожали от усталости и возбуждения, мышцы отказывались слушаться. Я тяжело дышал, в голове стоял туман, от повышенного давления кровь заливала глаза, меня тошнило. Голова превратилась в комок боли, и я понял, что не в состоянии держаться на ногах. Пришлось опустится на землю. Такие сумасшедшие нагрузки на организм вредны для здоровья.
Более часа я отдыхал лежа на земле и не в силах пошевелиться. После этого встал, пошатываясь, и начал звать моего упрямого осла, который куда-то запропастился:
Серый, зараза, где ты? Иди, дам тебе хлебушка!
Найдя своего лопоухого напарника, я смог вдоволь напиться и подкрепить силы. Теперь трофеи: много тащить я не могу, но бронзовые вещички надо унести все. Кто корни срезалтому и достаются все плоды. И стрел побольше следует набрать, а то часть моих сломалась и испортилась. На этом всея Вам не грузчик, тем более, здесь ходить, как показывает практика, нужно с опаской, а я еще даже не пересек перевал, носивший гордое название Аманских ворот. Много уже в этот день мне было не пройтиотойдя около километра от места ужасной битвы, на небольшой лесной полянке я остановился на ночлег.
Ночь была неспокойной, несколько раз я просыпалсяказалось, что мне перерезают горло. Но рассвет наступил, как и обычно. Все же за ночь я немного восстановил свои силы и поспешил днем наверстать упущенное время. Продукты-то у меня считанные, а тут, в горах, сейчас придорожных харчевен не наблюдается. И вообще, лучше поторапливаться, а то у погибших тут могут оказаться друзья, где-нибудь поблизости. А кровная месть сейчас цветет и пахнет.
К счастью, особых приключений в горах больше не было, если не считать некоторой нехватки продуктов. Пройдя Аманский перевал, я покинул территорию царства Куэ, и теперь перед до мной простирались земли нескольких мелких государств Северной Сирии- прямо Паттина, а левее лежала Ядуйя. Все это были мелкие северо-сирийские царства, до сих пор сохранившие у власти потомков хеттских правителей. Отчего в исторической науке они получили гордое название новохеттских.
Теперь нужно смотреть и слушать, чтобы определиться с местом своего обитания. Фактически, я пока еще в Южной Турции, а вот дальше на юг множество из южных мелких новохеттских государств и княжеств уже захвачено арамеями и эти дикари установили там диктатуру огня и крови. Так что права на ошибку меня нет. Но впередиНеведомые Земли, все, что я о них знаю, собрано из досужих разговоров по дороге. На реках располагаются всего два больших поселения: на север, в глушь, Куратепа, а неподалеку от побережья, на юг, Куналуа. Но последнее располагается совсем недалеко от вражеской территории, в зоне досягаемости арамейских набегов. У самого побережья (что меня бы больше устроило) здесь городов нет, вплоть до самой Финикии, они конкурентов не терпят. Остальные здешние крупные поселения Зинцирли, Арпад и Халаб мной не рассматриваются. Поблизости ни моря, ни реки, а грузы как таскать? На своем горбу? Опять же сейчас глобальное потепление и южные степи превращаются в пустыни, а как всем известно, без воды ни туды и ни сюды.
Глава 15
Селение простиралась перед ним, словно слабый и жалкий ягненок, загнанный в западню стаей матерых волков. Военачальник Эсккар, быстрый как молния и сильный как бык, остановил своего вспотевшего коня на гребне холма, а его свирепые воины арамеи (от слова аримкочевник) в это время начали выстраиваться по обеим сторонам от него. Холм этот состоял из темной вулканической породы, размельченной и наполовину превратившейся в песок.
Его бойцы были люди статные и сухопарые, по большей части среднего роста, но в то же время отличались крепостью телосложения, лица их были узки и сухощавы, темные, миндалевидные глаза сверкали под густыми бровями. Лоб у них был довольно высок, ястребиный крючковатый носрезко обрисован, губыузки и тонки, черные бородынадушены мускусом. Ноги, обутые в легкие сандалии, отличались некоторой изящностью, несмотря на то, что сплошь были покрыты мозолями и трещинами.
Зубы почти у всех без исключения сверкали ослепительной белизной; по обеим сторонам лица, вдоль щек, до самых плеч спускалось по тщательно заплетенной косичке волос. Невысокие лошади, плоть от плоти лучших бегунов пустыни, не имели ни седел, ни стремян. Почти все это были кобылы, предпочитаемые в набегах и походах жеребцам, которые громче ржут. У каждой под брюхом было привязано по небольшому бурдюку: вода тут, в тени, оставалась более прохладной.
Вождь внимательно осматривал открывающуюся его взору равнину внизу, отмечая засеянные поля и оросительные каналы. Потом его внимательный взгляд остановился на селении Куркар, расположенном всего в трех километрах отсюда.
Там сирийская река Аси (Строптивая) делала резкий поворот, огибая земляные хижины и глинобитные мазанки, стоявшие на берегу. Здесь в низовьях, эта горная река, текущая с восточных склонов Ливанских гор, становилась широкой, спокойной и судоходной. Сегодня эта река, дававшая жизнь земледельческим ничтожествам, станет тем препятствием, что не позволит им сбежать от заслуженного наказания. В зелени садов, тамарисков и пальм, отягощенных тяжелыми зелеными гроздьями фиников, прятались дома, похожие на огромные кубы из глины. Маленькие окошки в самом верху, были похожи скорее на амбразуры. Вдоль плоских крыш шли балюстрады, самые замысловатые, какие только могла изобрести фантазия строителя. А вверху красовались гордые кроны пальм.
«Наказания тем, кто еще не сбежал», печально поправил сам себя Эсккар. Он хотел застать мирное селение врасплох, но вести о приближении его летучего отряда опять опередили свирепых воинов, как это часто случалось. Целых шесть дней закаленные воины арамеев ехали верхом довольно быстро и мало спали. Несмотря на все эти усилия, земледельческие ничтожества получили спасительное предупреждение за несколько часов. Новость о его приближении, вероятно, шла по реке, быстрее, чем способен передвигаться всадник на лошади. И даже теперь Эсккар мог видеть несколько маленьких лодок. Сидевшие в них люди яростно и упорно работали веслами, продвигаясь вдоль дальнего берега Аси. Эти счастливчики воспользуются речным путем, чтобы избежать той горькой судьбы, которую он им уготовил.
Как можно было понять по имени, предки Эсккара происходили из северных степей. Здесь на юге, русское имя Искра, в южном фракийском варианте Вискар потерпела дальнейшее искажения. Одомашнив лошадь одними из первых людей на планете, северные степняки ушли на юг, покорять слабые, но очень многочисленные древние народы, к тому времени утратившие свой боевой дух. Найдя на юге почти такие же степи, как и на Родине- в Сирии и северной Аравии, пришельцы без труда покорили местных семитских дикарей и уготовили им судьбу своих слуг и конюхов. Северные же пришельцы заняли законное место элиты и руководства.
Коневодство поставило их в военном деле на недосягаемую для остальных южных народов высоту. Освоившись на юге и получив себе базу для дальнейших завоеваний, пришельцы сумели реорганизовать своих новых подданных в грозную, но дикую орду. Далее их мощь испытали на себе почти все старые цивилизации древнего мира. Египет и Вавилония под ударами грозных завоевателей рассыпались, словно карточные домики. Огромные армии земледельческих государств погибали, без всякого смысла, не в силах совладать с небольшими, но мобильными армиями конных захватчиков. Окрестные народы называли новых врагов«царями-пастухами», то есть гиксосами или амалектянами, в зависимости от своего наречия.
Но, подчинив себе самые богатые и могущественные государства древности, часть завоевателей стала жить там в невиданной роскоши, среди покорного, низведенного до уровня жалких рабов местного населения. К хорошей жизни быстро привыкаешь, и свирепые воины скоро превратись в изнеженных толстых вельмож, избыточный вес которых уже не выдерживали лошади. А потом и угнетенные подданные, ненавидящие своих господ, при удобном случае сменили их на своих традиционных начальников своей крови. Египет и Вавилония переварили и выплюнули малочисленных захватчиков, освоив в свою очередь их достижения в военном деле.
Арамеи же в это время довольствовались тем, что продолжали кочевать в южных аравийских степях. Разбой в глазах арамея представлялся самым почетным делом. Закон «око за око, зуб за зуб» глубоко внедрился в его кодекс чести; кровавая месть между отдельными семьями, родами и даже племенами завещалась от поколения к поколению. Но, второе завоевание Египта оставалось несбыточной мечтой. Второй раз врасплох застать жителей долины реки Нил не получится. По Синайской пустыне не провести большое войско, для него воды в колодцах не хватит. А для лошадей воды требовалось много.
Только пять тысяч пеших воинов, значительную часть из которых составляют носильщики, могут пройти по этому маршруту. У всадников с вьючными лошадьми это число составляло всего тысячу. К тому же египетские гарнизоны теперь плотно контролировали каждый источник воды на Синае, и в случае нашествия, они могли просто отравить пару колодцев, чтобы потом обрушить на измученный жаждой отряд свои огромные армии. Междуречье же захватить было намного легче, поэтому там до сих пор правили родственные арамеям народы.
Все изменилось, когда начал меняться климат. Температура постепенно начала повышаться и степи стали неумолимо высыхать, превращаясь в бесплодную пустыню. А в ней гордых арамеев ждала только смерть. Кочевники теперь были просто вынуждены завоевать себе новое место под солнцем. Родственные племена или нет- теперь это не имело никакого значения. Всадники ушли в последний поход. Снова пала Вавилония, жители разрушенных городов воинственной Ассирии скрывались в горах.
Высыхающие сирийские степи были лучшим призом, чем горы или пустыни, поэтому всем проживающим в Сирии племенам и народам изрядно досталось. Пламя пожарищ, сопровождало грозное нашествие. Лишние люди уничтожались, кому повезло, те обращались в бесправных рабов. Арамеи жгли все, что могли сжечь, ломали все, что могли сломать, и отбирали все, что могли продать. Они швыряли горящие факелы на соломенные крыши и разрушали то, что строилось поколениями, убивали, насиловали и грабили. Страх перед ними выгонял людей из деревень, оставляя страну безлюдной.