Эсккар выстроил своих суровых воинов, стервятников в белых бурнусах. Более двух сотен диких всадников стояли в ряд на вершине холма, под ослепительным сиянием солнца, сам Эсккар находился в центре. Каждый воин подтянул тетиву лука, отстегнул копье и поправил бронзовый меч, чтобы можно было его быстро выхватить из ножен. Они делали это столько раз, что теперь практически не разговаривали, им уже не требовались приказы, так как они готовились не к сражению, а завоеванию и покорению. Цвет кожи у бойцов напоминал темную бронзу, а косматые волосы выбивались повсюду из-под краев бурнусов. Многие приподняли свои покрывала, так что были видны косички спереди. У большинства воинов, подбородок, губы и лоб были татуированы: еще в возрасте 6 или 7 лет им делали уколы иглой и втирали в кожу смесь из сока определенных растений.
Только приготовив свое оружие, арамеи могли позволить себе позаботиться о личных потребностях. День был жарким, люди и кони сильно потели. Каждый всадник пустыни в первую очередь напоил коня, потом вдоволь напился сам теплой воды из бурдюка (она показалась в достаточной мере противной), затем вылил остатки себе на голову и на шею коня. В селении найдется много воды и для людей, и для верных животных и не нужно будет уже дрожать над каждой каплей этой коричневой тепловатой бурды.
Хадад (в переводеГром), рослый бородатый воин, с красным зверским лицом, первый помощник Эскарра, верный как пес, остановился рядом с ним.
Все люди готовы к бою, благородный Эсккар.
Военный вождь арамеев, диких кочевников пустыни, повернул голову, и увидев готовность к сражению и возбуждение предстоящей схваткой на мрачном лице Хадада, улыбнулся краями губ. Он посмотрел налево и направо вдоль дружного строя воинов, многие из них в ответ подняли лук или копье. Арамеи действительно были готовы и рвались в бой. Это были покрытые шрамами свирепые вояки, находившие удовольствие в разрушении. Их ждала долгожданная награда за дни напряженной и быстрой скачки.
Тогда давайте начинать! коротко приказал вождь, почувствовал прилив безумной радости в предчувствии битвы.
Эсккар ударил пятками по бокам коня и поскакал вниз, конные арамеи последовали за ним. Они не особенно торопились. Если бы лошади были отдохнувшими, то отряд несся бы вниз галопом и очень быстро, в неудержимом порыве преодолел бы последние три километра. Но после шести дней скачки «всадники дьявола» (как называли их местные жители) не хотели рисковать ценными, но усталыми лошадьми, измотанными долгим переходомтогда, когда конец путешествия так близок. Так что кони фыркали, вздергивали голову и тяжело бежали рысью. Ветер поднимал пыль.
Внизу, на равнине стройное построение всадников нарушилось, и линия больше не была такой прямой, как наверху. Небольшие группы конных воинов отделились от флангов и стали прочесывать местность. Они обыщут ближайшие поля и разбросанные вокруг фермы, чтобы согнать всех людей в селение.
Основной отряд всадников, с Эсккаром во главе, скакал плотной группой по полям, засеянными всходами пшеницы и ячменя. Вскоре они добрались до широкой, хорошо наезженной дороги, которая вела в селение, там перешли на стремительный галоп и через две минуты уже миновали первые строения. Бедных животных неустанно погоняли окриками и ударами, и они стремительно мчались вперед.
Теперь впереди скакала ватага самых молодых головорезов на самых свежих лошадях, их бешенные боевые кличи заглушали стук копыт. Они проехали мимо нескольких отдельно стоящих ничтожеств, не обращая внимания на кричащих женщин, смертельно перепуганных трусливых мужчин и плачущих детей. До сих пор ни одной стрелы. До сих пор ни одного вооруженного врага. Грубый деревянный частокол, высотой в человеческий рост, мог бы ненадолго замедлить продвижение грозных воинов, но ворота стояли открытыми, и их никто не защищал. А если бы и защищали, то дикие всадники все равно бы прорвались и перебили всех защитников.
Конница, словно полчище свирепых демонов, ворвалась внутрь ограды, не встретив никакого сопротивления.
Тут Эсккар увидел, как умер первый деревенский житель. Старик, спотыкаясь от страха и теряя слюни, попытался добраться до своей хижины, чтобы скрыться в ней. Один из угрюмых воинов арамеев ударил его мечом, а потом поднял окровавленный клинок высоко в воздух и издал боевой клич, наполненной слепой яростью. Стрелы дружно вырвались из луков и вонзились в опешивших мужчин и женщин, застигнутых на открытых участках. Никто не отдавал никаких приказаний. У всех в головах была одна забота: что делать сейчас, в ближайшие минуты.
Нельзя передать словами воцарившуюся суматоху: крики людей, рев животныхвсе спуталось и перемешалось. Боевые кони, обученные для такого побоища, топтали живых и мертвых, а всадники бросали копья и рубили мечами. Жители превратились в овец, терзаемых свирепыми волками. Арамейские воины отличились звериной жестокостью, свирепостью и безжалостностью, они рассеялись по селению и некоторые спешивались, чтобы обыскать захваченные дома. Закаленные в битвах бойцы не выпускали из сильных рук мечи или копья. Конечно, любой, кто окажет сопротивление, умрет, но многих жителей убьют просто ради развлечения или удовлетворения жажды крови. Остальных пока пощадят.
Арамеи не дураки и сами работать не будут, им нужны многочисленные рабы, а не трупы.
Эсккар же не обращая внимания на шум и крики, медленно проезжал по пыльному и вонючему селению. Теперь его окружали мрачные телохранители, которых насчитывалось десять человек. Вождь отметил несколько двухэтажных глинобитных домов, что говорило о богатстве их владельцев. Некоторые дома скрывались за высокими земляными стенами, перед другими были разбиты небольшие зеленые сады, отделявшие их от дороги.
Вскоре Эсккар добрался до площади в центре селениябольшого открытого участка с огромным каменным колодцем посередине. На рыночной площади стояло более дюжины прилавков с грязными матерчатыми навесами, трепетавшими на легком ветру. На некоторых все еще оставались выставленные товары, хотя осторожных торговцев тут уже не было. Все товары были брошены. Куркар- богатое селение, как и обещали его разведчики.
Здесь предводитель отряда ненадолго остановился, чтобы дать запалившемуся коню напиться из колодца, затем выбрал широкую дорогу, которая вела в дальнюю часть селения. Эсккар с верными телохранителями скакал по этой дороге, пока не добрался до реки Аси. Там он остановился, легко спрыгнул на землю и бросил поводья одному из воинов. Деревянный причал на дюжину шагов вдавался в реку. Шагая по настилу, он потуже завязал широкий кусок красной ткани, расшитой золотыми нитями (потник), который не позволял грязным волосам, черным как вороново крыло, падать на глаза. Затем он остановился и уставился на противоположный берег.
Даже в этом месте, предназначенном для переправы вброд, сейчас в начале весны, воды Аси доходили почти до самого верха широкого берега, а в некоторых местах человека могло накрыть с головой. Для переправы на другую сторону здесь имелся небольшой паром, но брошенное судно тоскливо стояло у противоположного берега, вместе с двумя другими маленькими суденышками; все они были безжизненно пусты.
Эсккар обратил внимание, что плоскодонный паром накренился под необычным углом. Вероятно, кто-то из местных ничтожеств в нем пробил днище, чтобы враги не сумели воспользоваться судном.
Противоположный берег круто шел вверх, и там начиналась возвышенность, усеянная финиковыми пальмами и тополями. Эсккар видел, как сотни людей бегут, судорожно карабкаясь по склонам. Некоторые вели за собой животных, коз и овец, другие несли скудные пожитки в руках, жалкие мужчины помогали слабым женщинам и голым ребятишкам. Большинство беглецов следовало по петляющей дороге, которая вела к проему между ближайшими холмами. Почти все оглядывались назад, на реку, опасаясь, что мрачные всадники дьявола последуют за ними. Трусливые земледельческие ничтожества, «пожиратели грязи» убегут так далеко, как только смогут, и будут бежать столько, сколько хватит сил, а затем спрячутся среди скал и в отдаленных пещерах, будут там трусливо дрожать от страха и молиться своим жалким ложным богам о спасении от доблестных арамеев.
Они ускользнули от него, и это приводило Эсккара в бешенную ярость, хотя его бесстрастное лицо не выражало никаких эмоций. У усталых лошадей не было сил сражаться с речным течением, чтобы преследовать убегающих деревенских жителей. Кроме того, воины пустыни не могли бы переправить пленных или товары назад, на этот берег реки. У них для этого не имелось никаких средств.
Он ненавидел Аси, ненавидел все реки почти так же, как безумно ненавидел оседлых ничтожеств, которые жили рядом с ними. По рекам ходили лодки, которые могли двигаться быстрее, чем благословенная лошадь, скачущая галопом, и перевозить людей с их пожитками. А главноебегущая вода давала жизнь таким деревням, как эта, этой мерзости и гнусности. Вода позволяла им разрастаться и процветать.
Огорченный Эсккар лишь глубоко вздохнул и пошел назад. Он никак не выражал свое разочарование. Предводитель снова вскочил на спину коня и повел своих телохранителей назад в деревню, где его встретили громкие причитания и плач окровавленных пленных. У деревенского колодца его ждал верный Хадад.
Славься вовеки, благородный Эсккар. Отличное селение, не правда ли?
Рад приветствовать тебя с нашей победой, Хадад, достигнутой благодаря милости бога солнца Шамаша, Господина Небес официально ответил Эсккар, чтобы подчеркнуть свою власть и вес.
Хадад почтительно поцеловал вождю правую руку. Двое мужчин были практически одного возраста (до двадцати пяти лет им не хватало всего пары месяцев), но Эсккар уже командовал большим отрядом воинов, и саррум племени, или царь, поручил Эсккару захват этого селения. То же, что саррум арамеев был по совместительству его отцом, никак не влияло на безграничную власть и авторитет Эсккара.
Жаль, что очень многие сбежали на другой берег- огорченно произнес вождь.
Хадад лишь пожал плечами в ответ.
Один из рабов сказал, что они узнали о нашем приближении пару часов назад. Новость пришла по реке.
Проклятье! Как раз достаточно времени, чтобы большинство из них сбежали. Эсккар гнал своих людей практически без отдыха на протяжении последних трех дней, пытаясь избежать именно этого. А раб сказал, сколько народу было в селении?
Нет, благородный Эсккар. Но я выясню это.
Хорошо, можешь заниматься своими делами, Хадад.
Оставшиеся жители селения должны трусливо прятаться под кроватями или в ямах и схронах, выкопанных под их хижинами. Потребуется несколько часов, чтобы разыскать их всех.
Эсккар спешился и шагнул к колодцу. Один из подчиненных достал полное кожаное ведро воды, и Эсккар вдоволь напился прохладной воды, а потом вымыл пыльное лицо и руки. Задрав рубашку, помыл себе потные подмышки. С тех пор, как они покинули оазис, Эсккару не приходилось мыться, его щеки покрылись коркой грязи, борода напоминала пыльную щетку, поры тела были забиты пылью и песком; кроме того, сильная боль в глазах, неотвязная, мучительная жажда, скудное питание и с каждым днем растущее утомлениевсе это будило страстное желание дождаться скорее времени, когда, наконец, можно будет помыться и отдохнуть. Вождь отпустил большую часть своих алчных телохранителей, чтобы те могли поучаствовать в разграблении селение. Здесь и сейчас они ему не понадобятся.
С ним остались только трое, и вместе с ними он приступил к осмотру трофейного селения. Улицы были узки и извилисты, а стоявшие по сторонам дома походили на каменные глыбы, густо покрытые пылью. У большинства домов на улицу выходил один только вход, закрытый массивной деревянной дверью. Часто на высоте около 4 метров в стене можно приметить еще небольшие отверстия, откуда выливались всякого рода нечистоты. Струйки жидкости сбегали по глухому фасаду, а внизу, поперек узенькой панели, тянулся водосток, обрывающийся у дороги. В нем неизменно барахталась бездомная собака, ищущая в этой вонючей грязи спасения от жгучих лучей солнца. С приближением вождя она пугливо вскакивала и, с поджатым хвостом, тряслась рысцой прочь. На высоких домах, в малодоступных местах можно было заметить гнезда аистов, теперь уже опустевшие. Большинство же домов производило впечатление жалких, полу развалившихся лачуг.
Эсккар зашел в несколько самых больших домов. Ему было любопытно посмотреть, что там есть и как живут эти жалкие люди. Глаза вождя, привыкшие к пылающему солнцу пустыни, вначале с трудом различали обстановку помещения, которое было совершенно лишено окон и освещалось только через маленькую дверь, ведущую на двор. Стены, более 4 м высотой, поддерживали потолок, сооруженный из стволов пальм, поперек которых были положены ветви.
Где-то на боковом простенке, у самого потолка, сквозь несоразмерно толстую глинобитную стену было проделано несколько маленьких отверстий, скудно пропускавших свет и воздух. В одном углу был устроен низкий очаг, на котором стоял полный кухонный набор со деревянной ступкой и каменным пестиком. Здесь же неподалеку в полу было устроено продолговатое углубление, куда клались горящие ветви. В другом углу находился возвышение, на котором лежали небольшие меха, сделанные из козьей шкуры, для хранения воды. В щели грубо сделанных глинобитных стен было воткнуто несколько пальмовых веток. На глиняном полу, выложенном циновками, лежали разостланные овечьи шкуры.
Предводитель арамеев также зашел в полдюжины лавок. Везде бросились в глаза свидетельства поспешного бегства владельцевот недоеденных блюд до все еще разложенных для продажи товаров. Кое-что хозяева успели поспешно затолкать внутрь, перед тем как сбежать. Эсккар не торопился, осматривая кожаные ремни, постельные принадлежности, сандалии и посуду, разбросанные вокруг. На плоских глиняных крышах были разложены для просушки трава и куски овечьего сыра. Вождь даже заглянул в местную харчевню, но из-за ужасно неприятного запаха, висевшего в воздухе, быстро ее покинул. От спертого воздуха у предводителя арамеев даже стала кружиться голова.
Потом Эсккар поехал по другой пыльной дороге, размышляя, как эти оседлые ничтожества могут жить за земляными стенами, которые закрывают бескрайнее синее небо и не дают свободно проникать вольному ветру.
Их окружают вонь, смрад и грязь сотен других, таких же, как они сами. Истинный же воин пустыни живет свободно и гордо, не привязанный ни к какому месту, а то, что ему требуется или он хочет иметь, он всегда добывает своим верным мечом.
Арамей рождается на вольном воздухе, взращивается на кобыльем молоке, питается конским мясом и творогом, одевается в ткань из козьей и овечьей шерсти, спит в палатке из их шкур. Лет с десяти он уже самостоятельно управляет конем. Все необходимое ему привозят все те же незаменимые друзья арамея. Весной, когда бывает много молока, из него приготовляется творог, который скатывается в шарики и сушится на солнце; когда молока станет мало, такие шарики распускаются в воде, при чем получается жидкий, кисловатый напиток. Одна из симпатичнейших черт любого арамеяэто его нежная любовь к коню. Если приходится туго, голодать будет он сам, но не его лошадь.
Теперь внимание вождя арамеев привлек большой дом, почти скрытый за стеной. Эсккар уверенно толкнул деревянные ворота. Вместо обычного сада здесь он обнаружил кузницу с двумя наковальнями, мехами и тремя закопченными котлами разных размеров, предназначенных для охлаждения готовых изделий. На полу и на скамьях лежали частично починенные орудия сельского труда. Но почти половину рабочего места занимали приспособления для изготовления оружия. К стене, окружающей сад, были прислонены глиняные формы для отливки бронзовых мечей и кинжалов. Точильные камни заполняли целую полку, а при помощи огромной деревянной колоды оружейных дел мастер проверял свои новые клинки, о чем свидетельствовали многочисленные борозды и отрубленные щепки.
Конечно, умелый мастер забрал с собой орудия труда или где-то спрятал их. Оружие и орудия труда так же ценны, как и лошади. Из кузнеца получился бы очень полезный раб, но такой важный человек, несомненно, перебрался на другую сторону реки сразу после первого предупреждения.
Вероятно, этот кузнецпрекрасный мастер, если у него такой большой дом. Эта мысль не доставила большого удовольствия кипевшему от злобы Эсккару. Лучшее бронзовое оружие арамеев было захвачено в таких больших селениях, как это. Вождю очень не нравилось, что деревенские кузнецы могли создавать такое прекрасное оружие с такой очевидной легкостью. Мечи, кинжалы, копья и наконечники стрелвсе это можно было изготовить здесь, причем лучшего качества, чем удавалось мастерам его народа.