Внутри он, не тратя времени даром, направился к деревянной лестнице. По счастью, немногочисленные гости таверны как раз отвернулись к брату, очевидно, нарочно подгадавшему с появлением так, чтобы войти одновременно с Ульдиссианом. Взбегая по ступеням наверх, Ульдиссиан услышал, как Мендельн приветствует нескольких завсегдатаев чуточку громче обычного.
Наверху крестьянин остановился и принялся ждать. Казалось, в ожидании прошла целая вечность, но вот, наконец, младший брат поднялся к нему.
Нет у нее здесь комнаты, сообщил Мендельн, так что пришлось договариваться с Тибионом, чтоб предоставил и на наш счет записал. Ты ведь не против?
Ульдиссиан, кивнув, обвел взглядом двери пяти комнат для постояльцев.
Которая?
Вот эта, отвечал брат, указывая на одинокую дверь в стороне от других. Там будет спокойнее.
Взглянув на брата с мрачным одобрением, Ульдиссиан знаком велел отворить дверь. В захолустном Сераме комнаты для проезжающих были обставлены более чем скромно. Кроме деревянной кровати под опущенным пологом, стола и кресла у единственного окна, другой мебели внутри не имелось. Под вбитыми в стену крюками для плащей и прочей верхней одежды было оставлено место для сумок или сундука постояльца.
Последнее Мендельн заметил еще до того, как Ульдиссиан успел хоть что-то сказать.
Должно быть, ее пожиткитам, у караванщиков. Давай я дойду до Серентии, и мы позаботимся о них?
Втягивать в это дело дочь Кира очень не хотелось, но других вариантов Ульдиссиану в голову не приходило.
Давай.
У порога Мендельн приостановился и, встретившись с братом взглядом, спросил:
Откуда ты ее знаешь?
Случайно познакомились, коротко ответил Ульдиссиан.
Слегка помедлив, Мендельн кивнул и вышел, а крестьянин, бережно опустив аристократку на кровать, задержался, чтобы еще раз взглянуть на нее. «Что же могло заставить ее странствовать по миру в одиночку?»подумал он, вновь пораженный совершенством ее красоты. Ведь среди множества богатых аристократов для Лилии наверняка нашелся бы достойный супруг. Может, она в кровном родстве с каким-нибудь потерпевшим поражение кланом магов? Это могло бы все объяснить
Едва он подумал об этом, Лилия открыла глаза, ахнула и поспешила сесть.
Что что случилось?
Ты помнишь лес?
Вновь ахнув, Лилия прикрыла губы ладонью.
Так, значит так, значит, все это было правдой? Все, что я видела?
Ульдиссиан кивнул.
И ты и ты принес меня сюда только где это мы?
В «Кабаньей голове». Другого постоялого двора в Сераме нет, гос то есть, Лилия. Мы думали, у тебя здесь, вероятно, имеется комната.
Но у меня нет здесь никакой
Мой брат позаботился об этом, так что комната у тебя теперь есть, пожав плечами, объяснил Ульдиссиан. А Мендельн пошел к караванщикам, за твоими вещами.
Лилия надолго задумалась, пристально глядя Ульдиссиану в глаза.
Мендельн и твой брат это, как я понимаю, одно и то же лицо?
Да.
Аристократка кивнула собственным мыслям.
А а тело? спросила она.
А им занялся мой друг. Уж он-то, Ахилий, точно сделает все, как надои стражу, и нашего старосту предупредит.
Ничуть не заботясь о том, что помнет роскошное платье, Лилия обхватила руками поджатые к подбородку колени.
А тот тот человек, которого мы нашли, тоже твой друг?
Этот? Ульдиссиан покачал головой. Нет, этоткакой-то треклятый миссионер из Церкви Трех. Я слышал, как спутники его разыскивали, пояснил он, и тут вспомнил кое о чем еще. Они прибыли с караваном. Может, ты
Да, я их видела, но разговаривать с нимине разговаривала. Не верю я их проповедям да и проповедям посланцев Собора, к слову заметить, тоже.
От этого признания, столь близкого его собственным взглядам, на сердце почему-то сделалось гораздо легче, однако крестьянин немедля упрекнул себя в душевной черствости. Как бы ни претила Ульдиссиану стезя убитого, такой ужасной кончины тот не заслуживал.
Подумав об этом, Ульдиссиан понял: так дела оставить нельзя. Обнаружив убитого миссионера первым, он должен сообщить деревенским властям все, что он знает.
А что же аристократка? Крестьянин задумчиво изогнул бровь. Упоминаний о Лилии он будет избегать, насколько это возможно. Лилия и без того натерпелась.
Оставайся здесь, велел он, сам изумляясь тому, как разговаривает с особой из высшей касты. Оставайся здесь и отдохни. Я должен увидеться с теми, кто будет заниматься убийством. Тебе со мной ходить ни к чему.
Но ведь и мне следует с ними поговорить разве не так?
Только если возникнет надобность. В конце концов, ты видела не больше моего. И с убитым, как и я, не знакома.
Лилия не возразила ни словом, но у Ульдиссиана сложилось отчетливое впечатление, будто она прекрасно понимает: оберегая ее, он рискует собственной репутацией.
Помолчав, аристократка вновь улеглась на подушки.
Хорошо, если тебе так угодно. Я буду ждать от тебя известий.
Вот и ладно.
С этим Ульдиссиан, составляя в уме объяснения, направился к двери.
Ульдиссиан!
Крестьянин оглянулся на оклик.
Спасибо тебе, Ульдиссиан.
Покрывшись румянцем, крестьянин шагнул за порог, и, несмотря на изрядную дородность, бесшумно спустился вниз. У подножия лестницы он приостановился и бросил взгляд в общий зал. Все, кого ему удалось разглядеть, держались как ни в чем не бывало, а это значило, что вести о трупе ушей их, спасибо сдержанности Ахилия, еще не достигли. Вскоре Серам будет здорово потрясен: последнее убийство в деревне случилось больше четырех лет тому назад, когда старый Ароний, изрядно «под мухой», повздорил с подвыпившим пасынком, Геммелем, из-за прав на земельные угодья, и вышел из схватки победителем. Едва протрезвившись, Ароний признал за собою вину и был увезен на телеге в большой город, расплачиваться за содеянное по совести и по закону.
Однако кровавая расправа, свидетелем коей сделался Ульдиссиан, была учинена вовсе не с пьяных глаз. Это, скорее, напоминало работу какого-нибудь безумца либо злодея, причем наверняка пришлогоскажем, разбойника, проходящего через окрестные земли.
С каждым шагом убеждаясь в верности этой догадки все крепче, Ульдиссиан поклялся завести о ней речь в разговоре со старостой и командиром стражи. Серамцы с радостью вызовутся прочесать окрестности в поисках этого ублюдка, и на сей раз с преступлением разберутся здесь, на месте: добрая прочная веревка завершит дело, как подобает. Большего такой зверюга не заслужил.
Отворив заднюю дверь, он тихо выскользнул наружу
Вот он! Вот человек, о котором я говорил!
От неожиданности Ульдиссиан отпрянул назад, замер в дверном проеме. Перед ним стоял Тиберийбыкоподобный здоровяк, с которым крестьянин частенько боролся в дни ярмарок и чаще проигрывал, чем побеждал, а с нимседоволосый, похожий на лиса Дорий, таращившийся на Ульдиссиана так, будто видел его впервые в жизни. За ними столпилась еще добрая дюжина человек, большей частью из стражников, но кроме того среди них обнаружился и Ахилий и двое заезжих служителей Церкви. Тот, что постарше, слова эти и произнес, да еще обвиняюще ткнул в ошарашенного крестьянина пальцем.
Придя в себя, он перевел взгляд на охотника.
Ты им все рассказал?
Не разговаривай с ним, охотник, вмешался Дорий, прежде чем Ахилий успел ответить. Не время. До выяснения всех обстоятельстврот на замок!
Обстоятельства уже известны! объявил посланник Церкви Трех. Ты во всем и виноват! Твои же собственные слова тебя и изобличают! Покайся жехотя бы ради спасения души!
Его спутница, юная девица, кивала в такт каждому слову. В эту минуту, указующий на крестьянина, обличитель отнюдь не казался ни мирным, ни праведным.
Сдержаться, не позволить отвращению к служителю Церкви взять верх над разумом, стоило Ульдиссиану немалых трудов. Если крестьянин верно понял этого человека, его только что обвинили в том самом убийстве, о котором он собирался сообщить властям!
Я? Думаешь, это моя работа? Клянусь звездами, мне бы взять тебя, да
Ульдиссиан, негромко, взволнованно пробормотал Ахилий.
Сын Диомеда взял себя в руки.
Ахилий! сказал он, повернувшись к лучнику. Это же я сказал тебе, где искать тело! Ты и лицо мое видел, и
Тут он запнулся, не желая втягивать в разбирательство Лилию.
И вообще всю жизнь меня знаешь! А ты, Дорий, с покойным отцом дружил! Так вот, могилой его поклянусь: яне тот зверь в человеческом облике, что подло зарезал товарища этого пустоголового болтуна!
Ульдиссиан добавил бы и еще кое-что, но староста взмахом руки велел ему замолчать.
Говорим мы, Ульдиссиан, сейчас не о нем, сурово откликнулся Дорий. Нет, речь о другом хотя, может быть, нам и к этому вскоре нужно будет вернуться: в подобные совпадения я, знаешь ли, не верю.
О другом? О каком еще «о другом»?
Капитан Тиберий щелкнул пальцами. Полдюжины человекполдюжины человек, знакомых Ульдиссиану с детстванемедля двинулись вперед и обступили крестьянина со всех сторон.
Дорий, вмешался Ахилий, без этого что же, никак? Это ж Ульдиссиан.
При всем уважении к твоему ручательству, юный Ахилий, таков наш долг, сказал староста, кивнув окружившим Ульдиссиана. А ты, Ульдиссиан, не волнуйся: уверен, мы во всем разберемся. Но пока позволь уж нам поступать, как требует положение!
Да за что же меня?..
Как подозреваемого в человекоубийстве, буркнул капитан Тиберий, поглаживая рукоять меча у пояса.
При оружии командира стражи Ульдиссиан, за все те годы, что знал его, видел всего несколько раз. Обычно меч он носил лишь по случаю упомянутых выше ярмарок и прочих торжеств.
Единственным исключением был день убийства Геммеля.
Да я же говорю: не убивал я его товарища, не убивал! взревел крестьянин, отчаянно замотав головой.
Так речь и не о нем, объявил Дорий, а о другом человеке тех же занятий, отчего положение, юный Ульдиссиан, становится еще хуже. Убитым нашли посланника Собора Света, вот какие дела
Того самого, что
Ульдиссиан осекся: в голове его все перемешалось.
«Но я же совсем недавно с ним разговаривал! Меньше часа назад, а может, и получаса с тех пор не прошло!»
Разговаривал а в разговореугрожал ему, да еще при свидетелях
Ага, вижу, ты его помнишь. Да, юный Ульдиссиан, почтенный посланец Собора был найден с перерезанным горлом а нож, в ране оставленныйтвой!
Глава третья
На внутреннее убранство штаб-квартиры стражи Ульдиссиан никогда особого внимания не обращал. Сколько раз проходил мимоне счесть, но под арест за выпивку либо драку в жизни не попадал, а потому и внутри побывать повода у него раньше не находилось.
Однако теперь он сидел под замком, за решеткой одной из двух комнат в дальнем углу здания. Чтобы попасть сюда, посетителями заключеннымтребовалось миновать дощатую внутреннюю дверь и пройти небольшим коридором. Сидя в ближней из камер, Ульдиссиан чувствовал себя полностью отрезанным от всего мира. Стул, стол и кровать ему заменяла обшарпанная деревянная лавка. Провел он здесь уже четыре дня, в течение двух из которых хозяйство оставалось, можно сказать, без присмотра. Между тем посевы нуждались в прополке и поливе, за скотиной требовался уход!.. Да, обо всем этом обещал позаботиться Мендельн, но Ульдиссиан подозревал, что в одиночку младшему с хозяйством не справитьсяособенно в тревоге за старшего брата. Мало этого: та, первая гроза, словно в насмешку, почти сразу же унялась, не учинив особого буйства, однако тучи застилали небо над Серамом до сих пор, заставляя опасаться, как бы за этой бурей не последовала еще одна, и, может быть, много сильнее. На первый раз ферме Ульдиссиана повезло, но второе ненастье вполне могло разорить хозяйство.
Впрочем, Ульдиссиан понимал: о ферме сейчас следует волноваться в последнюю очередь. Обстановка вокруг убийств складывалась куда хуже, чем он мог бы вообразить. Оба убитых принадлежали к влиятельным сектам, и посему Дорий счел себя обязанным отправить весточку в Тулисам, где и у Церкви, и у Собора имелись постоянные штаб-квартиры. Дорий просил представителей какой-либо секты, либо обеих, прибыть в Серам и помочь в разбирательстве. Вместе с гонцами отправились в путь и оставшиеся в живых миссионеры, дабы лично изложить вышестоящим обстоятельства дела. Вдобавок, снова и снова заверяя Ульдиссиана, будто в итоге все кончится благополучно, староста неуклонно настаивал на том, чтоб капитан Тиберий все это время держал Диомедова сына под замкомне то, дескать, в беспристрастности серамского суда могут возникнуть сомнения.
Случившееся со вторым миссионером потрясло Ульдиссиана до утраты дара речи. Согласно тому, что рассказал ему позже бессменный начальник деревенской стражи, посланник Собора был найден лежащим на спине, с лицом, искаженным «всепоглощающим», как позволил себе выразиться Тиберий, ужасом, а из груди его торчал нож крестьянина, деревянную рукоять коего Ульдиссиан украсил собственной меткой.
По сравнению с телом, обнаруженным им самим, второе осталось почти нетронутым, но преступление от этого менее страшным не становилось. Правду сказать, трагедий с таким множеством жертв в деревне не помнили со времен прихода чумы той самой чумы, что свела в гроб родных Ульдиссиана.
Серентия, навещавшая его каждый день, всякий раз передавала узнику слова ободрения от многих другихот тех, кто не мог его навестить. Все знавшие его были согласны: Ульдиссиан совершенно ни в чем не виноват, а одному из рискнувших предположить обратное Ахилий уже успел подбить глаз.
Сидя на лавке, подпирая ладонями подбородок, Ульдиссиан размышлял, но не о себео Лилии. С тех пор, как его посадили за решетку, аристократка не заглянула к нему ни разу, да он на это и не рассчитывал. Напротив, крестьянин надеялся, что она и впредь будет держаться в стороне, не то и ее, чего доброго, втянут в это безумие. «Скоро, скоро», уверял он себя самого. Скоро его отпустят, и тогда они смогут встретиться снова.
Если, конечно, она вправду останется в Сераме
Мысли о том, что аристократки ему больше никогда не увидеть, распаляли и без того едва сдерживаемое нетерпение еще сильнее. Казалось, вся его жизнь обернулась каким-то кошмарным сном. Подобного Ульдиссиан не чувствовал даже после смерти родных, но теперь память о них тоже прибавила тяжести жуткому, непосильному грузу, свалившемуся на его плечи.
В который уж раз ему чудилось, будто стены крохотной камеры придвигаются ближе и ближе! Родившийся и выросший на ферме, Ульдиссиан в жизни не знал, что такое неволя. Когда умерла мать, он убежал в поля и завопил от нестерпимой муки, зная, что никто, кроме брата, его не услышит.
«Выбраться бы отсюда выбраться бы отсюда»
Эти слова звучали в голове без умолку и с каждым повторением будто бы набухали, обретали все больший вес. Не в силах смириться с замком и решеткой, Ульдиссиан не сводил мутного взгляда с двери. Что ж онскотина, чтобы в загон его запирать? Ну нет, он
Что-то негромко заскрипело и щелкнуло.
Дверь камеры с металлическим скрежетом приотворилась.
Изумленный, Ульдиссиан немедля отпрянул к дальней стене. Дверь на его глазах распахнулась настежь, лязгнув о прутья решетки, отгораживавшей камеру от коридора.
Путь к свободе оказался открыт нараспашку, однако Ульдиссиан не сделал ни шагу вперед. Крестьянин не понимал, что произошло, и дверной проем, несмотря на жгучее желание убраться из этих стен, ничуть его не соблазнял.
В этот миг дощатая дверь в конце коридора отворилась тоже, и к камерам прошел Тиберий с двумя своими подручными.
Увидев ульдиссианову камеру отпертой, капитан застыл на месте, как вкопанный.
Какого
Оправившись от изумления, он щелкнул пальцами, и стражи немедля ворвались внутрь, преграждая узнику путь. Они не подпускали Ульдиссиана к выходу, пока Тиберий пристально осматривал дверь.
Целехонька. Ни единой царапины, сказал он, смерив крестьянина грозным взглядом. Обыщите его, поглядите, чем он мог замок отпереть.
Стражники так и сделали, однако их обыск оказался бесплодным, в чем Ульдиссиан ни минуты не сомневался.
Подойдя к узнику, Тиберий взмахом руки велел стражникам отойти, склонился поближе и прошептал:
Ульдиссиан, держать тебя здесь у меня охоты не больше, чем у тебя самогосидеть взаперти. Может, ты, старина, этому и не поверишь, но, по-моему, в случившемся с этими двумя твоей вины столько же, сколько и моей.