Лицо Офелии сделалось испуганным. Сирена замотала головой.
Что со м-мной? Что с глазами? Когда мы доехали до б-болот?
* * *
Три века, задумчиво произнес Коряга. Мне даже думать не хочется, что же там за сила такая, что никому ничего не дает и никого не выпускает.
Михаэль через силу улыбнулся. От жары и тесноты ему было дурно, голова кружилась, и коридор, вместе со спиной наемника, шатался в припадке перед глазами.
Офелия то плакала, то кричаласлепая, в полуобмороке от жары, забывающая с каждой секундой еще один день из своей жизни. Коряга тащил девушку за руку, как ребенка, а Михаэль уже не знал, что с ней делать. Что вообще делать с их походом? Это тяжелое решение мог принять только Михаэль, и он наслаждался этой ответственностьювозможностью сказать «все, идем назад, мы проиграли» или «вы стали мне обузой, поймите»и боялся ее.
Если всякий, кто пытается взять артефакт стража, сгорает и слепнет в свете Утереила, нужен ли людям такой Бог? Он жесток и жаден, и ценит вещи больше своих пастырей. Стоит ли тогда идти дальше? Зачем стараться ради такого? Или нет Утереила, а только заколдованы необычным проклятием вещи. Свет и забвениедаже Михаэль мог бы наложить их на простой булыжник. Менее сильно, но все же мог бы.
Да и как взять щит? Как это думал сделать Авектус?
«Может, это связано с захватом души? Он хотел переселить себя в тело стража, чтобы гнев Утереила его не поразил? До чего же глупосоздать гениальное заклинание и погибнуть от простенькой блокировки».
Михаэль использовал на фляге весь сонм известных заклятийни одно не могло сдвинуть маленький предмет. Хотя бы поднять. Михаэль пробовал толкать его обычной палочкойпалочка сгорела. Пробовал кинжаломсгорел и он.
«Как мы сможем взять щит? И кто убил двух стражей? Проклятие изгнания редкое, им владело за всю историю не больше десятка человек. Неужто сам первый страж изгнал друга. Зачем? Остановить проклятие и вылечить позже? Вязь была простая. Получить амулет? Но фляга оставалась с владельцем. Власть? Четвертый страж думал, что готовится ловушка. Раз остальные артефакты на местеловушка, чтобы заполучить щит и бессмертие? Но третьего стража убили во время стычки, я же сам видел. А что я видел? Заклинание порчи костей, и второй страж владел подобными силами. Впрочем, ими и некроматический орден владел. Но, может, первый и второй сговорились? Они же вместе сражались после размолвки стражей. А голова кругом».
На девятом уровне потолок стал еще нижеедва ли не скреб макушку, стены сдавливали плечи. Михаэлю приходилось чуть нагибаться, а мешки нести боком, в руках, отчего мышцы беспощадно ныли. Он мечтал уже передохнуть, хоть минуту, хоть две, но знал, что толку от этого не будетлишь сведет с ума теснота.
Воздух раскалялся и обжигал лицо, ноздри; пот градом катился по спине и ногам. Руки дрожали от веса, перед глазами стояли багровые пятна. Иногда Михаэль не замечал острых выступов стен, и они вдруг, враз, с ослепительной вспышкой боли разрывали рясу и кожу.
Привал, дети мои, греемся, прохрипел Михаэль и разозлился на себя, что в очередной раз пошутил неудачно.
Коряга остановился, чуть пошатнулся и неуклюже выпустил мешок. Офелия, словно зачарованная, брела дальше.
Привал! крикнул Михаэль и закашлялся. Девушка не остановилась, она все шла и шла, и монах с безразличием подумал, что отпустил бы сиренупропадай, дура, пропадом, меньше забот, но тут Коряга схватил ее за руку.
«Ведь груз на шее. Еще один. Если что-то ждет нас внизу, то будет только мешаться. Что же с ней делать? Или от обоих избавляться? Бросить? Усыпить? У убить? Ведь двойной груз, а мне о другом надо думать, о цели. Что же они, не понимают, каково мне?».
Михаэль напомнил себе опять, кто теперь глава экспедиции.
«Я. Я сам. Для меня важна цельщит. Все остальноесредства к ее достижению. Я принесу людям щит, и люди вновь начнут верить в Утереила».
Сердце у монаха екнуло.
«А почему поверят? Что они увидятсвет, белый огонь на зачарованных предметах. Какая тут связь с Богом? Никакой. Но не возвращаться же после всего назад?»
От жары Михаэля начало тошнить. Он поднялся и стал наспех, судорожно раскручивать сферу отторжения.
Зайди внутрь, крикнул наемнику монах.
Воздух сделался прохладным, затем и вовсе ледяным. Мужчины расслабились, и даже Офелия как-то притихла.
Михаэль собрался с мыслями.
Я не смогу долго держать это. И лечить тебя, и следить за ней, и исследовать то, что впереди
Он хотел закончить словами «вам нужно остаться», но не находил в себе достаточно решительности.
Так оставь, Коряга пожал плечами, оставь нас и дальше иди сам.
Кири? заплакала Офелия. Кири, с-сестренка, почему так темно?
Один из вас будет нужен мне, чтобы нести щит, взгляд монах сделался виноватым. Лучше ты.
Лицо наемника помрачнело.
Ты хочешь оставить ее одну? указал он на девушку. Слепую? В темноте? В этой печке-лабиринте?
Михаэль неуверенно кивнул.
Наша ведь цель щит, а мы ведь вернемся за
К-Кири, почему ты молчишь? К-кири, где ты?
Если нет щита? Если погибнем по дороге? Коряга усмехнулся. Хорошо, дойдем до щита, найдем. А дальше? Как ты его возьмешь? Ты флягу не поднял, а щит? Как? Ты сам это знаешь? А она все это время тут бродить в одиночестве будет и сходить с ума, и себя забывать!
Взгляд Михаэля посерьезнел.
Я проведу ритуал крови. Заберу твою душу и вселю в тело четвертого стража
«Если мы его найдем. Если получится. Если соображу, как.
Опять эти если»
Коряга долго и чуть удивленно рассматривал монаха, затем улыбнулся.
Потому что проклятие необратимо, и мне все равно умирать?
Потому что я не знаю другого способа, взгляд монаха переменился. Ты видишь? Видишь тоже, что и я?
Что? Коряга бестолково завертел головой. О чем ты?
Руда. Здесь повсюду руда.
* * *
Она и в самом деле была повсюду. Та червленая руда, которая считалась исчезнувшей три века назад, и Михаэль чувствовал жуткое раздражение. Вся легенда о стражах рассыпалась на лживые куски, отчего еще больше хотелось дойти до концасловно назло себе, назло старым убеждениям.
«Где тут правда?»
Туннели делались уже, и приходилось сутулиться, а то и ползти на ободранных коленях, как в монастырские подвалы за понюшкой табака. У монаха начало ломить поясницу; от заклятий таяли силы, от мыслей об испуганной Офелии, что бродила там, позади, в вечной темноте и забвении, уверенность. Или вера?
Михаэль протиснулся боком в очередной проход, и с испугом почувствовал жарсфера таяла. Михаэль проверил вязьнити не порвались, но в самой структуре силовых линий нечто менялось, будто менялся сам мир?
Михаэль пополз впередтеперь на животе: проход завалило почти до потолка, и встать было уже невозможно. Сзади пыхтел Коряга, и монах запоздало подумал об исцелениионо ведь тоже теряло силу.
«А проклятие?»
Быстрее и быстрее; обдирая, сжигая кожу и кости о раскаленные угловатые камни, пробирался вперед монах. В глазах темнело, сердце ходило ходуном, и зудела трусливая мысль: «Куда, куда? Не лучше ли вернуться?». Михаэль дважды терял сознание, затем полз дальше. В голове все путалось, руки почернели. От земного жара высыхала и больно трескалась кожа на лице.
Вдруг воздух изменился. Михаэль просто не поверил, когда раны освежил холодный ветерок, и свет, обморочный, тусклый, как тот, что провожает людей в последний путь, заструился в конце лаза.
Монах потянулся навстречу. Проход расширился и покрылся инеем, а затем и вовсе выбросил Михаэля в студеную тайгу. И был ультрафиолетовый закат над хребтами, и чистый воздух, и тела, тела, телаусеивали площадку перед входом.
Михаэль сел на колени, набрал пригорошни снега и вытер обгорелое лицо. Кожу щипало, руки деревенели, но нестерпимый жар уходил.
Сзади послушался шум, и вылез бледный, донельзя взмыленный Коряга. Одной руки у него не стало, но лицо быстро свежело, быстро розовело и еще быстрее оживало на ледяном ветру.
Где мы? говорил наемник сдавленно, с каким-то титаническим усилием. Где?
Михаэль молча побрел между трупов. От холода они не сгнилитолько покрывались с годами новым и новыми наростами льда. Королевская гвардия, воины стражей, наконец, сам первый стражбуквально разодранный три века назад на куски. Меч его, чистый, серебристый, точно молодой дракончик, лежал прямо на земле. Рядомщит с цифрой IV.
Михаэль остановился, чувствуя, как к горлу подкатывает что-то дикое, неуемноерадость? Счастье? Восторг? Он попытался взять щит заклятием и понял, что не может колдоватьсиловые линии располагались совершенно незнакомо, сумасшедше, сумбурно, как спутанные волосы.
«Мы в другом мире? Мы-в-дру-гом-мире».
Коряга подошел и встал рядом. На меч и щит наемник смотрел устало, брезгливо, будто на набившую оскомину еду.
Доволен? И где сам четвертый?
Михаэль пожал плечами. В доспехах стража был лишь один человекс цифрой I.
И где та тварь, что заставила их убивать друг друга?
Монах не знал. Никакого безумия он не чувствовал, никто не нападал, не подкрадывался.
«А было ли безумие? Михаэль смотрел на тело изуверски, страшно убитого первого стража и чувствовал, как внутри поднимается злость. Руда не исчезла, тел рабочих не нашли. Шахта стала не нужна, когда принялись добывать кристаллические породы, и ее использовали в качестве искусной ловушки? Но зачем?
А что будут чувствовать люди, когда рядом избранные, отмеченные Богом. Зависть. Сколько не помогай, сколько ни спасайв их глазах ты этого не заслуживаешь. Особенно, если тебе строят церкви и простые, глупые люди поклоняются тебе. Кому страшнее всех? Королю. Вот ему союз с некроматическим орденом, который позже станет личной охраной короля и лицемерно назовется орденом стражей. Вот шахта, в конце которой и великий маг потеряет свои способности. Убивай проклятых, убивая святых. Сначала пришел второй стражвидно, почуял угрозу и хотел уйти. Его убили и превратили в ловушкув нее попал третий. Первый изгнал его, чтобы остановить проклятие, а сам отправился прямиком в засаду. И четвертый пал?
Зато ни один артефакт убийцы так и не смогли забрать.
Как же Утереил, Бог света, все это допустил? Ну, зачем людям ТАКОЙ Бог? Зачем я хочу верить в такого? Или его и нет вовсе? Есть только люди с мелочными желаниями, со своими грешками и прихотями».
Михаэль ужаснула мимолетная мысльесли взять щит, и смерти не будет, то он, Михаэль, избран. На него прольется божественный свет Утереила, и, значит, его, Михаэля, Бог существует, и, значит, Бог един для всех миров.
Если нет, если смерть, то так тому и быть. Щитпросто зачарованная железка, а Михаэльпросто ни на что не годный старик.
На лице монаха появилась робкая улыбка, он сел на колениснег холодный, кусаетсяи, ласково, аккуратно поднял реликвию.
Вид у Михаэля стал забавный и очумелый, как у мальчишки с только что вымытыми ушами. Монах зажмурился и внутренне приготовилсяк испепеляющей жаре, слепоте, забвению. Он и жаждал, и боялся этого.
Прошла минута, другая. Ничего не происходило.
Ну? Что-то чувствуешь? спросил Коряга.
Пять минут. Десять. Монах вздохнул. Хотелось сострить, как-то особенно горько и зло. Насчет лживых легенд и пустого величия, насчет даров Бога, веры, себя, но в тот миг, когда с языка готова была сорваться едкая фраза, лицо Михаэля вдруг исказилось. Казалось, невообразимое, всечеловеческое, всемировое страдание нахлынуло на монашескую душу, и она захлебнулась. Она потонула, потерялась в этом горе, и не находилось для него подходящих слов.
Все-таки шут из Михаэля был паршивый.
И пришел четвертый страж на границу миров, и узрел, что сделали люди с его братьями, и обратился в гневе к Утереилу:
О Бог утреннего света, зачем ты заставил защищать нас этих алчных и неблагодарных животных? Разве стоят они того? Разве не заслуживаем мы большего?
И разозлился тогда пуще прежнего Утереил, и молвил он стражу:
Вы защищаете тех, кого вы заслужили. Но раз считаешь ты себя достойнее этих людей, то не будешь ты более с ними. И будешь ты животным, которым их нарек, и будешь в его облике вечно, пока не придет человек с гордыней большей твоей и не затмит тьмой своей душитвою.
И пролил Утерел свет на четвертого стража, и обратил его в черного дрозда. И скитается он с тех пор по землям нашим, не зная покоя и счастья, не зная людей и собственной смерти.