- Тизарра?
- Я... нет, Кейн. Не могу. Не трогай. Дай мне умереть.
Хрен тебе, ни за что. - Не бросай меня, Тизарра. Не сейчас. Ты нужна мне. И Мараде.
Шепот из мрака: - Не могу... не чую ног, Кейн. Ничего не чувствую. Они... они порезали меня, прежде чем повесить сюда... Идет буря. Она поможет. Утопит...
Ха. Если она мечтала утонуть в чужом говне, могла бы оставаться дома.
- Я могу помочь. Я нашел кое-что. Тизарра...
Да к черту. - Кое-что из дома.
Еще одна летняя молния.
И открылись оба глаза. - Из дома?
- Ага. Я был дома. Поняла?
- Марада - прежде чем ее взяли, сказала - сказала, ты обещал - если тебя возьмут домой...
- Точно, обещал.
Я пропускаю отзвуки грома, прежде чем продолжить.
Люди, морально не готовые нагло лгать в лицо, никогда не становятся эзотериками. То, что я хочу сказать, не вызывает ни малейшего укола совести.
- И вот я пришел. Вернулся за ней. И за тобой. Ибо никогда не оставил бы вас за спиной.
Еще вспышка - теперь ее глаза широко открыты, в них как бы задерживается свет. Голос шепчет, но это уже не шепот мертвеца. - Ты... ты вернулся - спасти нас...
- Но не смогу в одиночку, Тизарра. Нужна ты. Мы можем спасти Мараду.
Гром катится. Он стал громче.
Иногда боги сердятся.
- Мы сможем спасти всех.
Очередная молния показывает мне ответ, написанный на грязном лице; и сердце мое коротко, болезненно запинается.
Похоже, я солгал насчет "ни малейшего укола совести".
>>Ускоренная перемотка>>
Гром рушится, не успела отблистать молния, грохот несется до низких туч, почти заглушив ее стоны и проклятия. Это ноги и руки возвращаются к жизни.
- неее ... дерьмо... - Ливень смывает слезы, не успели они выступить на щеках. Жилы вздулись на шее, запавшие ключицы ловят зловещие разряды света молний. Повсюду синеватая грязь.
Я пожимаю плечами, глядя из двери. - Больно? Это бог напоминает, что ты еще жива.
- Тогда... ухх ... может, мне нужен бог подобрее...
- Как всем нам. - Я распрямляюсь. - Достаточно. Будешь чистой, они учуют хуманса.
- Ладно. - Она кивает и утирает сопли с носа, оставляя их на тыле дрожащей руки. - Ладно. Помоги войти.
Я затаскиваю ее в сухость, прислоняю к стене. Мажу ноги последней железой.
- Что это?
- Они смогут нас отыскать, если постараются, но так мы хотя бы не привлечем лишних носов.
- Это же...
- Пахучие железы. Гриллы имеют их под челюстями, на ладонях и подошвах. Способ метить территорию. Культурнее, чем просто мочой.
- Ты... срезал их?
- Как думала, почему я опередил ублюдков? За счет красоты и шарма? Давай. - Я подхватываю ее, перекинув руку через плечо, и почти тащу в ветреную тьму.
- Куда мы пойдем?
Есть одно безопасное место во всем трепаном Бодекене. - Туда, куда попадаешь, только если уже был там.
Глубоко в черноту. Считаю ступени, вслушиваясь в шум дождевых водопадов - признаки мест, где свод прохудился. Вверх и вверх и еще вверх... Она пыхтит рядом. - Как ты... почему они не ищут?
- Не по следам. Уже нет. - Ее тяжесть превращает смех в кашель. - Полагаю, уже поняли, это плохая идея.
- Но магия... у них магия...
- Это не... - Дерьмо, она все тяжелее. - Не тавматургия. Теургия. Им приходится просить внимания Силы.
- И?
- И я убил чертову главную жрицу. Ту большую суку с убором из черных перьев.
- Ты... как же возможно...
- Легче, чем ты думаешь. Скажешь - удача? Не думаю.
Сейчас мне удается тихий смех. Настоящий, черный как буря снаружи. - Совершенно уверен, их бог на моей стороне.
>>Ускоренная перемотка>>
Она сжалась у пыльной каменной стены, руки на груди, вода льется с них на песок. Бледно-розовое свечение Слезы придает коже оттенок здоровья - если бы не дрожь, не боль и вялый ужас глазах.
- Она действительно была здесь, - повторяет она шепотом, пока я роюсь в куче старых костей, доспехов и оружия и прочей фигни, ища тунику, штаны и сапоги. - Она была здесь все время...
- Ага.
- Но мы не нашли бы ее.
- Ага. Такая на ней магия. Если бы я искал, тоже бы не нашел.
Ее глаза широко раскрыты. Хотел бы я, чтобы это было восторгом. - Тут... все это снаряжение... из дома?
- Не. - Я покачиваю головой. - То есть... ну, почти все я нашел здесь. Мы не первые люди за тысячу лет, искавшие Слезу. Некоторые умерли не от рук Черных Ножей.
- Но...
- Кое-что наше. Кое-что полезное я снял с Черных Ножей. Они носят не только пахучие железы.
Восхищение стирает с лица следы страха. - Ты ходящий-в-коже.
- Чего?
- Монстр - оборотень... страшилище огриллонов. - Она сметает с лица сырые волосы. - Я слышала их болтовню - о тебе...
- Ты их понимаешь? Говоришь на их языке?
- Нет, ничего такого - это магия, род ограниченной телепатии - когда они были близко, я... чтобы отвлечься от...
- Да уж.
- Они говорили, ты сошел с дыбы, но... сказали, ты мертвый. Должен быть. Другие самцы твердили о ходящем-в-коже - он может проходить сквозь стены, невидим, читает мысли, и может обернуться любым убитым, берет их кожу и носит, снаружи грилл, внутри монстр...
- Ходящий-в-коже. - Хм. Мне нравится. Вот почему меня больше не ловят - страху нужно время, чтобы укрепиться. А я обдирал ублюдков только потому, что тела без кожи выглядят говном на палочке.
Везучий же я.
- Ага. - Я сжимаю кулаки. Чувство мне нравится. - Да, это был я.
- Но ты - ты же был дома, да? Сказал, что вытащишь нас домой... сказал, что...
- Я сказал это, чтобы вытащить тебя из ямы.
Воздух замерзает в ее груди. - Ты...
- Ты нужна мне живой и сражающейся, Тизарра. У меня тут всякое дерьмо, которое избавит тебя от инфекций и придаст сил. Я получил пищу и оружие и магические штуки, хотя плохо понимаю, для чего они. Но тебе все это не помогло бы. Ничего не помогло бы, ведь у тебя не было цели.
- Я... - Она обнимает себя руками, сдавив крошечные груди, и не смотрит на меня. - Внизу... там, в той яме...
- Ага. - Я сажусь рядом и кладу на грудь тунику. - Не стану говорить, будто понимаю, что ты испытала там, внизу. Но я и сам повидал немало дерьма за эти дни. Знаешь?
Ее пальцы уже работают, она покрывает себя туникой, как одеялом. - Да. Да, знаю. Но ты... ты всегда был сильным...
- Нет. Я обычный грязный урод.
Она уже может смотреть мне в глаза. Я вижу слезы.
- Вот что я сообразил. На меня вылилось немало дерьма. Но это чепуха. Тебе пришлось много хуже. Как и Мараде, которая страдает прямо сейчас.
- Марада... - откликается она, вяло, тупо и грустно. - Что они делают с ней?
- Это... плохо. Хуже, чем было со мной. Хуже, чем с тобой.
- Ох... о боги. - Новые слезы. - О боги, я не вынесу...
- Она терпит.
Мышиные брови сходятся вместе.
- Так бывает с хриллианцами. Таков дар Хрила. Жестокий дар, но что есть, то есть. Она способна вынести все, если не сдастся.
- Никогда. Она никогда не сдастся...
- Сдастся, когда поймет, что ты умерла.
- О... - Глаза раскрываются еще шире, губы обвисают. - Но я, я...
- Вот почему нужно собраться. Сейчас. Когда буря утихнет и они поглядят на яму и поймут, что над говном торчат лишь две отрубленные руки, которые я подвесил...
Она дрожит сильнее.
- Я не смогу сделать все за тебя, Тизарра. Это твоя сила. Ты тавматург. Можешь делать Плащ. Можешь войти в самое сердце затраханного лагеря...
- Ты... ты хочешь, чтобы я... вернулась туда?!
- Так нужно.
- Я не... Кейн, не могу...
- Можешь. В том всё дело. Это я и стараюсь донести. Ты сильнее, чем думаешь. Я видел людей, проходивших всякое дерьмо. Иногда похуже этого. Знаю кое-что о выживании. Как ведут себя люди. Это не сложно. Просто тяжело.
- Тяжело. - Она смеется, и в смехе слышна грань истерики. - Тяжело?
- Да. Ты просто продолжаешь драться. Неважно чем. Просто не сдаешься.
- Кейн...
- Для обычных людей и хриллианцев - одинаково. Мы выживем, если не сдадимся. Да, у них волшебные тела - но плюнь. Пока ты не сдалась, эти мрази могут тебя лишь убить.
Искалечить, ослепить, отрубить ноги, довести до слюнявого безумия и так далее... но хорошая ложь всегда затопчет дурную истину. Я кладу ей руку на плечо. - Смерть - еще не самое худшее.
Вот это верно.
- Ты не понимаешь. - Дрожь все сильнее, несмотря на одежду. Догадываюсь, что это не связано с холодом. - Я уже сдалась. Сдалась. Я вопила... умоляла...
- Ага, я тоже.
Я снова вижу большие глаза.
И пожимаю плечами. - Они сломали меня, как поганую гнилую палку. И что? Они всех ломают. Только это и умеют.
- Но... но...
- Но это было тогда. - Я встаю. - В жопу тогда. Тогда прошло. А сейчас - бой.
- Я... не знаю, если я...
- Они приковали Мараду лицом вниз к камням. Голую. В середине стоянки. И каждый самец может ее взять, и каждая сучка смотрит...
- Кейн...
- Знаешь, почему она еще жива? Не из-за Хрила. Да, бог Исцеляет ее, но потому, что она борется. Всегда. Борется всегда. Знаешь, почему так?
Я перемещаюсь к ней лицом, беру за руки, и она не отталкивает. - Потому что я уже не на кресте.
- Кейн...
- И потому, что ты еще можешь звать...
- Я...
- Ты так и оставишь ее там? - Я трясу ее. - Оставишь?
- Как ты можешь... можешь требовать такого?
- Потому что бремя на тебе. И на мне. Больше нет никого.
Я скалю зубы. - Потому что у меня есть план.
>>Ускоренная перемотка>>
Дождевой поток стал капелью. Потом лишь шепотом. Гром затихает где-то на востоке.
Пора идти.
Я налегаю на постромку, так, что саднят ожоги на груди, на плечах. Волокуша приходит в движение, и я вытаскиваю ее в ночь.
В мою ночь.
Хорошая ночь для смерти, сосуны.
Стоянка Черных Ножей простирается в сотне футов внизу, горят сторожевые костры.
Вдоль парапета...
Дождь еще шумит, скрывая скрип салазок по песку и случайным камням, но я осторожен, ведь ночь иногда играет шутки со звуком. Вес волокуши позволяет мне идти по самому краю. Но тут салазки цепляются за выступ стены, два бочонка грозят выпасть из плохо закрепленных ремней. И выкатиться в провал, вниз.
Не сейчас. Не здесь.
Руки дрожат и дергаются, пока я стараюсь удержать бочонки и поставить обратно. Понадежнее.
Детали. Вас всегда убивают мелкие детали, чтоб их.
Вперед, проклятый. Пальцы не желают сотрудничать, и стресс заливает потопом ночное зрение, я вожусь вслепую, и мне не совладать. Не сейчас. Я не готов.
Когда бочонки наконец оказываются на месте, я проверяю ремни, крепящие на груди бутылки, и тряпичные фитили. Если я потеряю... Надежно. Надежно. Хорошо. Дыши. Все хорошо.
Снова в постромку. Несколько вдохов наделяют парапет призрачным сине-серым сиянием усиленного зрения. Вполне достаточно. Идем.
И я иду.
Но...
Вот хрень.
Слишком долго. Слишком шумно. А я еще не вернул силы. Без напоминаний боли я забываю, насколько выдохся.
Нужно было устроить пробный прогон. Но как? Уже поздно.
Просто тяни.
Я налегаю на постромку. Веревка рвет кожу и мышцы, обжигает кости да не по-настоящему но это же мать вашу так...
Тяни, мразь.
Слишком громко дождя нет они не слышат но смогут, знаю уже слышат а я не могу быстрее и не доберусь тяни мать твою тяни...
Я добираюсь, когда отказывают колени. Сбрасываю веревку и бросаюсь в волглый песок и позволяю крови смешаться с грязью, лежу в лужице соображая, как же успокоить дыхание.
- Кейн...
Я подпрыгиваю и содрогаюсь, перекатываюсь на спину, встаю, ножи уже в руках, рефлекс, прежде чем понимаю - это голос Тизарры. Торопливо ухожу с края и сажусь у стены.
- Дерьмо, - бормочу сквозь зубы, пряча ножи. - Могла бы просто, ну, потянуть за яйца или еще что. Всё лучше.
Незримая рука легко касается плеча незримой ладонью, и судорога пробуждения от грез проносится по сознанию, теперь я вижу ее и знаю, что мог всегда... но только глазами. Не мозгом.
Пока она не позволит.
От тавматургов у меня вечный понос, и Плащ - одна из причин, почему.
- Все готовы. Насколько я могла им помочь. - У нее секущий жезл, и она передает мне его, попкой вперед. - Все упыри, что рядом с Марадой, узрят бездну удивления. Когда всё начнется.
Я беру жезл. - Готов на это поставить.
- Ты даже не представляешь. - Лицо по-прежнему бледное, но теперь в глазах горит темный огонь. - Вместо кандалов она велела пересечь петли, которыми цепи крепятся к камню.
- Гм.
Живая картина: Марада восстает нагая из груды мусора, от каждой руки взлетает цепь толщиной с мое запястье, гибельные промельки железа...
Бездна удивления - это еще мягко сказано.
Я жалею, что не смогу посмотреть.
Сую секущий жезл за голенище, вытягиваю руки. - Заря близко. Снаряди меня.
Она берет мою левую руку. Вижу как бы оранжевый образ - она облизывает губы, хмурится. - Знаешь, по-настоящему нужна бы медная или серебряная краска...
- Кровь не хуже. Давай.
- Сам давай.
Я вынимаю кинжал и режу большой палец; она ловит кровь в чашу ладони. - Ты уже делал так? Использовал Крик?
- Я знаю, как это работает.
Она кивает. - Не забудь заткнуть уши.
- Ага.
- Потребуется время. Иди дальше с бочками масла. Когда я обработаю руки, ты не сможешь их использовать для другого.
Я убираю кинжал и вытаскиваю жезл. - На него.
Она смотрит на лужицу крови в ладони, начиная дышать глубоко, медленно - регулярные вдохи вводят в мыслезрение. Кровь начинает мерцать, словно глинтвейн. Света практически нет.
Жгут внимания заставляет жезл выпустить синюю плоскость энергии; ремни падают с бочонков, их верхние части сами собой сползают. Срезы идеально, стеклянно ровные. Я хлопаю по боку бочонка, переворачиваю. Масло льется в нужную точку, густой запах, бульканье и завитки на песке - течет, густое и ленивое, к краю выщербленной стены. Я пинаю второй бочонок, с другого края волокуши, а пока он выливается, осторожно несу третий и четвертый к провалу, ставлю там. Масло уже пускает струи вниз, в темные тоннели.
- Кейн... - Ее голос призрачно-пуст: все еще в мыслезрении. - Сейчас.
Я обтираю ладони, пачкая маслом и песком брюки; протягиваю руки ей. Она окунает указательный палец в мерцающую кровь.
Жужжа под нос, рисует на ладони кровавые знаки. Вскоре отпускает руки и подносит палец к лицу, рисуя вокруг губ и на щеках. Еще несколько секунд, и она вздыхает, во взор возвращается сознание.
- Хорошо. - Она вздрагивает. - Когда будешь готов.
Мое дыхание ускоряется, в перехваченном горле рождается тихий свист. - На позиции.
- Кейн... - Она щурится, подавляет кашель. - Мы не доживем до конца, верно?
- Трудно судить. - Я пожимаю плечами, чтобы скрыть дрожь, бегущую по рукам. - Пару дней назад я сказал бы: без шансов. Но последнее время удача со мной.
- Когда я... - Еще кашель, она задыхается, похоже, скрывая рыдание. - Когда я передала Мараде план, Шепча ей - знаешь, отвлечение внимания, встречи, все это - она начала плакать. Это же... я никогда не видела ее плачущей. Не думаю... что они с ней делали... Но она начала плакать, услышав план, и я спросила... она просто ответила, что благодарна. Твердила, что благодарна. Но, знаешь, не за спасение. Помощь.
Она сглатывает. - За шанс ответить.
Мои глаза горят. Не от слез. - Точно.
- И я тоже хочу сказать спасибо. За шанс ответить им.
- Это не просто шанс, - уверяю я. - Помнишь, когда Черные Ножи схватили нас, я сказал: они будут помнить нас тысячу лет?
- Но это же просто...
- Да, просто. Было тогда.
Тучи расходятся. Нам подмигивают звезды.
- Ты и я, Тизарра, здесь и сейчас...
Видит ли она мои зубы?
- ... превратим похвальбу в быль.
>>Ускоренная перемотка>>
Даже ветер утих. Богатый фруктовый аромат плывет над разлитым на выступе утеса маслом.
С края стоянка Черных Ножей кажется россыпью дров и углей: почти все костры давно потушены или погасли сами. Вот дрова - кожаные палатки, а вот угли - кучки получивших посвящение самцов, что спят под звездами и дождем. Отдельные искры - костры дозорных, ждущих наступления рассвета.
"Я на месте. Пора".
Я не трачу сил, давая знак, что услышал.
Сама поймет.
"Мне отмщение", сказал Господь; но этим утром ему, как пить дать, придется поделиться.
Я прижимаю раскрашенные ладони к раскрашенным щекам. Набираю воздуха сколько могу и разеваю рот как можно шире; затем хлопаю в ладоши перед губами. Один раз.
Звук такой, словно взорвался весь Бодекен.
Магия Крика направляет звук от меня, и все же это физический удар, заставляющий подгибаться ноги, я шатаюсь, в глазах звездный блеск.
Прикрыть драные уши - вот это был чертовски полезный совет!
Как будто он помог бы сохранить слух.
Даже не могу представить, как этот звук отозвался на Черных Ножах, но их снулый лагерь пробудился потревоженным муравейником: огриллоны вскакивают и бегут туда и сюда, роняя палатки, ищут оружие. Наверно, еще орут и вопят, хотя я уже ничего не слышу. А ведь только начал.
И я закрываю уши и Кричу: