Идем, малышка, идем обрадовался успеху Димка. Я тебя потом к нему отведу, он поймет Не плачь, хорошая, потом, не здесь Я прижалась к Димке, дрожа всем телом, встречая каждое новое оскорбление, как удар хлыстом. Но мой спаситель ошибался, я не плакала. Не могла уже плакать, соображать тем более, просто доверилась дружеским рукам, и шла, шла Куда, зачем, какая разница? А брань летела за нами, постепенно удаляясьвидимо, жену Александра все еще кто-то удерживал, не давал броситься за нами, подтвердить свои слова делом Я не помню, как мы шли по главной аллее. Припоминаю, что не смела оторвать глаз от черного, недавно положенного асфальта, как чувствовала на себе чужие, насмешливые взгляды, слышала за спиной тихий шепот. Мне казалось, что все перестали замечать даже Александра, а все внимание сосредоточили на мне, облепленной грязью Помню, что горе в моей душе смешивалось со жгучим чувством обиды.
Опозорили перед всем университетом, и за что? Что я такого сделала?
Пыталась спасти Александра? Пришла проститься с ним? И только? Димка силой всунул меня в свою машину, заботливо защелкнул на мне ремень безопасности, сел на водительское место, на мгновение сжав мою ладонь в своей.
Все позади, больше не дам тебя в обиду. Все позади Рука Димы отпустила мою, машина плавно сдвинулась с места. Тут-то меня и прорвало. Так сильно я не выла никогда, даже несколько часов назад, даже после смерти крестной. Димка, остановив у обочины машину, дрожащими руками отцепил мой и его ремни безопасности, обнял меня за плечи, прижал к себе, шепча ласковые слова, гладил мои волосы и мягко покачивал, как ребенка. И тут я вдруг поняла, что это Димка, именно Димка с его улыбочкой и глупой интеллигентностью был для меня другом все эти годы. Тот самый Димка, что так хорошо смотрелся с Ленкой. Мысль о Ленке, которая все же была мне подругой, отрезвила меня, и я начала постепенно приходить в себя. Сколько времени я отдавалась истерике, я не знала, но после внезапной вспышки эмоций стало легче дышать, думать и жить вообще.
Домой? спросил Димка, быстро уловив перемену. Я кивнула, и Дима осторожно вывел машину на проезжую полосу.
Что это она так? спросил он, когда молчание стало совсем невыносимым.
Я не знаю, покраснела я.
Прости, прошептал Димка, конечно, ты не знаешь Больше я из того дня ничего не помню. И из последующих тоже. Горе обняло меня крепко, так крепко, что не оставалось места для других эмоций. Я ходила в университет, сдавала очередные зачеты, но как-то вяло, без души, хотя сдала все. Помню, как в день похорон заставила себя слезть с кровати, пойти в аптеку и купить белоснежный пластиковый флакон с каким-то лекарством. Аптекарша посоветовала, сказала, что спать буду, как невинный ребенок, без снов. И хорошо, что без снов. Будьте прокляты эти сны! Не хочу его больше видеть! Это он, Дал, во всем виноват! И в тот день я и в самом деле не видела. И в следующий, и через неделю
2
Приближалось католическое Рождество. Рождество без снега, без настоящей зимы. Магазины незаметно украсились мохнатыми еловыми и сосновыми веточками, везде запахло хвоей, преддверием праздника, улицы стали ярче, насыщеннее. Всем было хорошо, одной мненеуютно. Ну да ладно, не привыкать к одиночеству. Рождество я собиралась встречать однаиз города уехать не было возможности, приглашать никого не хотелось, идти к кому-тотем более. Праздника тоже не хотелось. Компьютер перекочевал обратно в угол, а вся бумага была аккуратно сложена в столеот греха подальше.
Зеркало теперь радовало. Вместо толстушки оно настойчиво показывало высохшую каргу. Смотреть туда не хотелось, к холодильнику лезть тоже. Отсутствие там продуктов тоже не беспокоило. Но в тот вечер одиночество почему-то волновало меня особенно.
Злодейка судьба, которая, казалось, утратила меня из виду, завернула новый виток событий, но тогда я этого не знала. Накинув на плечи теперь большое мне пальто, я спустилась вниз и побрела по голому без снега городу. До Рождества осталась лишь неделя. Пройдя мимо костела (как всегда закрыт!), я взглянула на блестящую витрину, прикинула, что таких денег у меня нет и не будет, и побрела дальше. Богатая жизнь манила и злила, на душе было холодно и одиноко. Мимо пробежала, весело смеясь, стайка молодежи и на их фоне я почувствовала себя старой и никому ненужной. В мои-то двадцать три!
Маргарита Юрьевна! До меня не сразу дошло, что это я. Ритаэто я слышала часто.
Риткаеще чаще, Потаповатак то каждый день, Маргаритаизредка, но Маргарита Юрьевнаэто что-то новое! Старею! Оглянувшись, я пожалела, что оглянулась: во рту пересохло, а ноги стали ватными. Это не может быть он
Здравствуйте, Маргарита Юрьевна, не дождался моего приветствия назойливый мужчина. Вы уж простите, что так внезапно и назойливо.
Знаю, что мы не знакомы Вернее, не совсем знакомы Тут я и понялаконечно, не знакомы. Этот чуть старше меня, а тот, тот был старше намного Не может быть Это?
Меня зовут Максим Александрович. Ну да, тот же был Александр Алексеевич
Максим Александрович Меняев, добавил он.
Тоже психолог? ляпнула я, вспомнив наши первые встречи: телефонную и на кладбище. И как это я сразу не узнала этот голос? Может, потому, что теперь он не напоминал кусок льда? Как тогда, по телефону
Нет, почему-то засмеялся он. Тепло засмеялся, как старой знакомой. Мы пошли по темной полосе асфальта. Ближе друг к другу, чем шапочные знакомые и дальше, чем влюбленная парочка. Я искоса наблюдала за попутчиком. Мимо проехала машина, бросив на Максима столб света. Теперь он уже не казался так похож на отца, и мне стало чуть легче дышать. Одиночество вдруг отступило, оставив вместо себя легкое беспокойство. Мы молчали. Но слова были и не нужны. Я молча спрашивала, что ему нужно, а он молча отказывался отвечать. Или стеснялся. Я же не психолог!
Вы знаете, что он сам? сказал, наконец, Максим. Сам съехал с того моста.
Нет, удивилась я. Почему?
Мы не знаем, хмуро ответил мой новый (или уже старый?) знакомый. Мама думает, что из-за вас. Я, мягко говоря, удивилась.
Вы тоже? Боюсь, что в моем голосе прозвучало легкое подозрение. Что если сейчас Максим, наподобие своей матери, будет орать на всю улицу, что я убийца? Эта мысль внезапно показалась мне настолько нелепой, что я улыбнулась. Как ни странно, но Максим на мгновение ответил мне теплой улыбкой.
Я? усмехнулся Максим. Янет. Я знаю правду. Он из-за меня. Я вздрогнула, вновь насторожившись вот только еще одного сумасшедшего мне и не хватало
В институте просили замять, продолжал Максим, избегая смотреть мне в глаза. Мама согласилась. Как тут не согласиться? Такой скандал
Почему так думаете? прервала его я. И внезапно разозлилась. Не получается у нас разговор, ох не получается! Чего он от меня хочет? Шел бы своей дорогой и оставил в покое оставил Я попала каблуком в ухаб, и Максим подхватил меня, не дав упасть.
Проверив целостность сапог, я огляделась. Сами того не заметив, мы оказались в темном переулке, куда не проникали лучи фонарей. Рука Максима отпустила мою руку. На мгновение стало страшно. Все же я так мало знаю этого человека, зато слишком многоего родителей.
Хорошо, если Максим выдался в папу, а еслив мамочку?
Он не верил мне, вновь начал говорить Максим. Почему его голос показался мне таким знакомым? Будто слышала я его не только по телефону и на кладбище
Думал, что я сумасшедший. А потом пришли вы на мгновение я сжалась, вспомнив, где я еше слышала этот голосГосподи, это же Максим ехал со мной тогда в трамвае! С продолжением моих снов!
Когда я увидел, не мог поверить. Думал, что схожу с ума, а теперь, поверив, не могу жить дальше без ваших рассказов! Что, что было дальше, скажите мне! И тут до меня дошло Что говорил Александр: «Сперва Макс, потом вы» Макс, или Максим, его сын
Да отстань ты! сама того не ожидая, взорвалась я. Забудь!
Не могу! тихо ответил он.
А ямогу! разозлилась я, физически чувствуя, как меня засасывает в новую ловушку. Хватит с меня! И сна твоего хватит, и отца твоего хватит! Слышишь, знать ничего не хочу!
Девушка, тебе помочь? спросил пьяный голос из открытого окна.
Нет! резко ответила я.
Тогда, парень, не угоманивался голос, тебе помочь? Внезапный порыв ветра всколыхнул подол моего пальто и ударил мягкой тканью по ногам Максима. Внезапно сообразив, как близко он стоит от меня, я на миг задохнулась. Обычно я держу дистанцию, а теперь стою в полушаге от него и чувствую себя нормально чувствую, естественно, будто рядом стоит кто-то очень близкий
Рита, пожалуйста, взмолился Максим, я тебе денег дам!
Парень, уймись, тут у меня девок много, любую дам, посочувствовал тот же голос. Бросай эту ломаку, и денег не надо.
Отстань! бросила я. Только вот кому? Пьянице над головой или Максиму? Или обоим?
Рита, я не могу, не могу больше их видеть, продолжал молить Максим, провоцируя во мне волну паники. Тыможешь. Рита, Риточка, Ритуша, милая, я прошу! Хочешь, на коленях?
Дурак ты, парень! заявил пьяный голос, и окно с треском запахнулось, я вздрогнула от неожиданного звука, а Максим плюхнулся дорогими брюками прямо в лужу и обнял мои колени. Сказать, что было неприятно, значит солгать. Приятно. И тошно. И страшно, потому что Максим явно еще более сумасшедший, чем его отец.
Почему? спросила вдруг я, уже не совсем соображая, что происходит.
Не знаю, Риточка, действительно не знаю. Больно мне.
И мне внезапно призналась я, начав таять. Почувствовав, как на глазах выступили слезы, я вдруг понялаведь это было первым настоящим чувством после смерти Александра! Мне стало страшно, и и опять черным туманом заклубилось внутри жуткое предчувствие. Как и тогда В ту проклятую воскресную ночь, когда Александр Голос Максима так напоминал его, нотки отчаяния такие же, как тогда А если еще раз? Не пущу, не дам! Не отдам и его, ни за что! И вдруг я заплакала, безнадежно, бесшумно. Потому что больно, или потому что не знала, что делать, может, потому что он был рядом, не знаю. Максим замер. Внезапно он рывком поднялся с колен и обнял меня, прижал к себе крепко-крепко, так что дышать было сложно. А я и не хотела дышать. Продолжая плакать, я прижалась у нему, ответила объятиями на объятие и пила его запах такой чужой и такой знакомый, забыв обо всем на свете. Он был настоящим! Не как тот Дал, а живым, настоящим! К нему можно было прижаться, сказать что-то! Он слышал, он отвечал мне, он меня чувствовал, он был рядом
Испортили нас наши фантазии, погубили, прошептал Максим. Сначала отца, потомменя. Я ведь тогда твою дискету нашел. А как нашел, так и обмер, потребовал у отца сказать, кто ты. Но тот молчал, кричал, что многим пожертвовал для меня. Чем? Мы поссорились. Он что-то орал о снах, и я не выдержал, ушел. А он
Он, через час С моста Сам
Максим
А потом ты пришла, на те похороны. И я узнал тебя, понимаешь, видел во снах! Я замерла и холодно переспросила:
Где? Он замолчал и лишь после долгой паузы ответил.
Не помню я не поверила, но промолчала. Ты мне расскажешь?
Напишу, сама того не заметив, пообещала я.
Я буду ждать, просто, по-домашнему, ответил мне Максим. И мне вновь стало тоскливоон сын Александра. Ему тоже больно, больнее, чем мне, а он меня успокаивает неправильно, все это неправильно Нет, сам приду.
Когда?
Завтра, выпалил Максим, мягко меня отталкивая. Сразу же стало холодно, неуютно.
Я не успею.
В среду, ответил Максим. Сегодня было воскресение.
Хорошо. Слезы на моих щеках высохли, Максим наскоро простился, и мы пошли в разные стороны. Как чужие
Период траура закончился так же внезапно, как и начался. Я шла по улицам и чувствовала, как ожидание праздника входило в каждую мою клеточку. Внезапно я поняла, чего мне не хватало для нормальной жизни Почти нормальной Личного психолога. Желательно сумасшедшего Как Максим или его отец. Тучи внезапно разошлись, и прямо надо мной мелькнула звездочка.
Моя душа запела. В морозный вечер я была согрета теплом и чувствовала себя по-настоящему счастливойведь я опять обрела своего единственного и неповторимого читателя. Пусть даже немного сумасшедшего, но ему я уйти не дам Ни за что! Откуда взялась эта уверенность?
3
«Тот сон пришел с ясной, по-весеннему теплой погодой. Я так соскучилась по весне, что вдыхала влажный, пахнущий землей, воздух полной грудью но эти двое все воспринимали иначе. Даже для моего мира они были необычно одеты. Их плащи казались чуть короче тех, что носили люди из моих предыдущих снов, и были сделаны из ярко-синей ткани с богатой вышивкой по подолу. Видимо, эти двое не были бедны, и, судя по отсутствию уже ставших мне ненавистными ошейников, свободными. Оба казались примерно одинакового возраста, около двадцати, но совершенно разными на вид.
Тот, что спокойно сидел на камне, был тонок, с нежной кожей, которая быстро обгорает, но никогда не становится коричневой, смягченными, как у девушки чертами лица и черными, прямыми, тщательно прилизанными волосами. Второй казался гигантом на фоне друга: огромный и широкоплечий, он имел шикарную мускулатуру, крепкие короткие ноги, богатую золотистую шевелюру, нос картошкой и маленькие глазки. Голос этого богатыря был под стать хозяину: громкий и бесцеремонный. А чего ему, медведю церемонится? С таким не поспоришь
Мы где? спросил медведь. И чего ты расселся?
Думаю, ответил худой.
Зачем? Хороший вопрос, на мой взгляд. Да и вполне серьезный в устах этого великана. Такие и в самом деле не всегда понимаютзачем другие думают?
Я сомневаюсь, мой друг.
Я тоже, неожиданно сказал великан, усаживаясь на камень рядом с другом.
Ты? изумился интеллигент. Говорили они на том же языке, что и старец, только худой слова выговаривал как-то странно, будто с трудом, обдумывая построение фраз. Так говорят те, кто уже достаточно хорошо знают чужой язык, но думают все еще на своем.
А ты что думал? искренне возмутился верзила. Или я чурбан неотесанный? Мне легко из дома уйти? Там хорошо, сев скоро, мама бражку варит. А здесь? Да куда тебе! Ты к нам только прошлой весной приперся. А там
Родина
А ты не смейся! взвился великан, сжимая огромные кулачищи.
Да не смеюсь я, примирительно улыбнувшись, ответил юноша. Куда уж нам, бесчувственным! Только вот напомни, пожалуйста, кто там мне все на уши капал, что ему скучно, кулаки не на ком размять, что в этой деревне век проживешь и никого не увидишь, а там, в городах, таких, как ты, ценят. Кто мне про торговца рассказывал? Сколько он там тебе давал?
Мешочек серебра в месяц, мечтательно ответил верзила.
Вот-вот, а кто мне плакался: родители не пустили, батька выпороть пригрозился, а теперьродина ему! Кто говорил, что пора ему в мир идти, красоты других земель посмотреть?
А корова тут при чем? резонно спросил верзила. Ты почем корову в лучшие тряпки старостихи обрядил?
Хватит! нахмурился худой. Заканчивай с хандрой: жизнь продолжается, границу мы прошли, осталось каких-то два дня, и твоя мечта исполнится.
Где граница? тихо прошептал верзила, испуганно оглядываясь. Видимо, для него, как и для меня, слово граница ассоциировало со злыми пограничниками, поборами, и долгим стоянием в очередях.
Да вот этот камень и есть граница, заметил интеллигент. Мы пока еще дружим, хоть ваш повелитель нашего за нос и водит.
Больно уж умен, прошипел верзила, а хилый лишь усмехнулся, видимо, нытье товарища не было для него в новинку:
Какой есть! Ты встаешь или нет? Хочешь на улице ночевать? Верзила не хотел. Кряхтя и вздыхая, он поплелся за худым, что-то шепча себе под нос, кажется, на счет вкусной стряпни мамаши. Солнышко как раз набрало силу, и идти им стало легко и вольготно.
Я с удовольствием смотрела на знакомые весенние картины, вдыхала свежий воздух и уже с трудом вспоминала оставленную в другом мире голую зиму. Здесь не было машин, дышалось хорошо и привольно, а по обеим сторонам дороги начали лопаться березовые почки. Вспомнив, что именно в такое время собирают березовый сок, я невольно облизнулась. Худой, видимо тоже вспомнив о еде, раскрыл свой узелок, достал на ходу что-то вроде пшеничной лепешки и жестом предложил поделиться с другом. Тот покачал головой и вдруг спросил: