Трандуил не ответил, борясь с желанием толкнуть Эвиту в воду и утопить: как смеет она вести себя так фривольно? Как смеет обольщать?.. Как смеет обнимать, мягко прикусывая зубами ухо и тихонько смеяться, будто увидев что-то забавное?..
А она не чувствовала угрозы, повинуясь охватившему разум сладострастию, и аккуратно потягивала бархатистую мочку. Нежную и вкусную, словно и впрямь покрытую медом; женщина даже закрыла глаза от наслаждения, ощущая, как синда напряженно выдыхает и поворачивает голову, облегчая ей задачу.
Это скромное поощрение отразилось жгучей молнией в животе, отчего Эвита несмело обняла Владыку Леса, изучая его плечи и вытянутую спину, дрожащие от сбившегося дыхания. Оно с хрипом вырывалось сквозь разомкнувшиеся губы и эхом проносилось в нагревшемся воздухе. Или это не окружение, а само тело женщины загорелось от близости Трандуила, чья необычная красота порабощала волю?
Так и есть. Даже опыт не спасал ее от надвигающегося краха, чьи отголоски затрепетали в лоне. Но гнать их не было сил. Эвита забылась, припадая раскрытыми губами к шее эльфа и дерзко изучая ее языком. Опускаясь все ниже, между звонкими поцелуями вдыхая запах жасмина и будоражащий аромат мужского тела. Слишком волнующий, чтобы сдерживать искушение.
Она не стала бороться и прикусила натянутую кожу, застонав в унисон с Владыкой, чья безразличная маска пала окончательно. Раскаленные от воды и желания руки вдруг намочили шелк на спине, рывком притягивая к себе женщину и словно напоминая о давно восставшей плоти, которая больше нуждалась в ласках.
Приятная твердость и грубые движения, которыми Трандуил сминал рубашку Эвиты, заставили ее медленно согнуть колени, осыпая поцелуями все, до чего удавалось дотянуться. Ямочку между ключицами он раскрыл сам, запрокину голову и издав глухой полустон от ощущения жадного рта на тонких косточках. Но часто вздымающаяся грудь уже не подчинялась, отчего соблазнительница только потерлась о нее щекой, несколько раз поймав губами сосок.
Большего ей не позволили надавившие на плечи ладони, и женщина безропотно коснулась рукой изнывающего органа, только сейчас испугавшись возможных различий между детьми Илуватара. Но их оказалось мало: та же стойкость, та же нежная кожа и мягкие вены, бегущие по всей длине. Нет лишь волос и смущения. Эльф открыто показывал свои чувства, иногда даже срываясь на короткие вскрики от самых незатейливых движений, чем безжалостно распалял Эвиту.
Но ей оставалось только мучительно ерзать, сидя на пятках и ненасытно терзая языком бедро Трандуила, направляясь к животу. А достигнув возбужденной плотиалчно обхватить губами самую чувствительную точку и аккуратно надавить на ложбинку внизу, из-за чего Владыка резко схватил каштановые пряди, взывая к разуму. Однако и этот всплеск был понят не верно, и уже в следующий миг горячие ласки углубились, наполняя купальню стонами. Бесстыдными и непритворными, сладко зазвеневшими в ушах и едва не сбившими Эвиту с ритма.
Будто падая, она не отрывала от эльфа шаловливых ладоней, беспорядочно оглаживая его ноги и живот, но делая это ради собственного удовольствия. Тихо постанывая и сжимая крепкие ягодицы. Ловя резкие движения мышц под гладкой кожей. Чувствуя, как они напрягаются все больше, двигаясь вперед, проникая глубже
***
Как только веки разомкнулись, глаза сразу же обжег золотистый свет, щедро лившийся через большое окно слева. Штор то ли не было, то ли их просто раздвинули, и Эвите пришлось отвернуться, кутаясь в мягкое одеяло. Но оно было слишком тонким и нисколько не спасало от царившей прохлады, из-за чего сонливость быстро уступила место любопытству.
Медленно сев, женщина увидала молочный плед, закрывавший ее обнаженное тело и широкую кровать с устремленным вверх каркасом из темно-коричневого дуба. Золотыми лентами к столбцам были привязаны полупрозрачные тыквенные шторы, бросающие оранжевые тени на белоснежные подушки, одна из которых была нетронутой.
Вокруг ложа, будто стайка застывших муравьев, простиралась вездесущая мозаика. Она опутывала комнату янтарными, мандариновым и золотыми вихрями, сплетенными между собой, разбитыми на фрагменты и иногда обнажающими желтый фон.
«Как будто песня Эру Илуватара и Айнур»подумала Эвита и вскинула глаза, отыскав тень Мелькоранизкий серый потолок.
Мебели вокруг было немного: лишь несколько сундуков из темного дерева, высокий круглый столик и обитое желто-зеленым бархатом кресло. Но все это выглядело очень утонченным и хрупкимженщина все еще находилась в покоях Трандуила, но где же он сам?
Гостья помнила, как насладившись лаской, Владыка отправил ее в спальню. Помнила, как с трудом отыскала кровать, мысленно ругая тонкое одеяло и стылый воздухочевидно, эльфам нужно меньше тепла, чем людям. А дальше дальше она просто уснула в непроглядном мраке.
Вот только зачем синда позволил Эвите остаться и даже не разбудил? Чужеземная традиция, или он устал и решил продолжить утром?
Второе казалось более правдоподобным, но мысль оборвал резкий стук в узкую деревянную дверь. Расположенная в углу слева от кровати, она не сразу бросилась в глаза женщине, и та испуганно дернулась, наблюдая за вошедшим Ороферионом; уже давно проснувшимся, судя по аккуратным волосам и бледно-зеленому облачению в пол, сверху похожим на обычный камзол.
Собирайся, холодно бросил эльф, уверенно шагая мимо и волоча за собой длинный шлейф.
Его хмурое лицо советовало не медлить, и Эвита выскочила из-под одеяла еще раньше, чем стихло короткое эхо. Не обращая внимания на ледяной пол, она торопливо схватила груду одежды, которую еще вечером бросила возле кровати, и принялась одеваться, мысленно ища причину гнева.
Отчасти она заключалась в ней самой: хоть близости так и не случилось, по меркам Эдьдар Трандуил пал слишком низко. Однако именно он проявил слабость, и теперь чувствовал себя униженным в глазах этой женщины, прогнать которую не имел права. Ведь рассказанное Леголасом казалось очень тревожным, а люди вряд ли устоят перед искушением навязать гостям своего доносчика, что может оказаться полезным и для синдар, если они верно исполнят свои роли.
Подыграть рохиррим казалось верным, но Владыку Леса очень злила эта необходимость. Как и то, что он не владеет ситуацией и даже собственным телом. В целомудренном Лихолесье сдерживать дурные порывы было нетрудно, но Медусельд оказался совсем иным. Здесь большинство женщин смотрели на него с вожделением, и даже короткие стыдливые взгляды юных дев нещадно терзали искаженную плоть, готовую сломить разум.
Вот и сейчас, помимо желания Трандуила, кровь его нагрелась от скопившейся желчи и хлынула к лицу, уколов щеку. Остановившись на полушаге, синда мгновение прислушивался к уже знакомому ощущению, а затем стремительно подошел к висящему на стене круглому зеркалу, чья гладь отразила его до пояса.
Нет, не ошибся: левый глаз потускнел, а кожа под ним стала ярко-розовой, будто от удараэто Тьма, Тьма, напитавшаяся вчерашним проступком, обретала силу. Шевелилась под кожей, будто пчелиный рой, своим гулом забив уши и вынуждая тело мелко подрагивать.
Владыка падал. Быстро и неумолимо летел на дно собственного естества, наблюдая, как раздражение сменяется гневом, а гневяростью. Простой и беспринципной в своем желании крушить все вокруг, начиная с этого зеркала. С этого мерзкого зеркала оно будто смеялось, показывая Трандуилу крах его воли.
А все из-за этой женщины! Да, из-за нее Она пришла и разрушила все, что так трепетно хранилось тысячу лет!..
Ваше величество? Голос Эвиты, заметившей странную неподвижность эльфа, раздался словно из-под воды, но он же и помог ухватиться за реальность.
Вон, рыкнул синда, все так же глядя на уже почти белый зрачок и горевшее огнем красное пятно от виска до челюсти.
Что с вами?..
Пошла вон! Грозный крик и звон разбившегося о кулак зеркала рассекли воздух, до смерти перепугав женщину.
Не желая разбираться в причинах, она кинулась к двери, так и не зашнуровав до конца свое платье. Но уже в зале ей пришлось столкнуться с размытым коричневым пятном, загородившим дорогу.
Эвита?! Через секунду стало ясно, что пятноэто котарди Леголаса, на которого она налетела. Что ты здесь делаешь?
Я Внезапная перемена Трандуила заставила усомниться в искренности и его сына, пусть внешне он и не казался злым. Да, люди тоже бывают двуличными, но от соплеменников хотя бы знаешь, чего ожидать. Простите.
Рассеянно поклонившись, Эвита закрыла руками грудь и направилась к выходу, оставив аранена в полном недоумении. Конечно же, он догадывался, почему эта женщина вышла из спальни родителя в таком виде. Но поверить не мог, отчего сдвинулся с места, лишь когда смолкли торопливые шаги за спиной.
Отец, позвал Леголас, заходя в комнату, но еще в дверях его буквально пригвоздили к месту десятки глаз, светящиеся лютой ненавистью в треснувшем зеркале.
Они смотрели прямо на эльфа, и он готов был поклясться, что слышал звериный рык, обдавший тело холодной волной. Заставивший даже бояться, пока сам Владыка не избавил принца от жуткого зрелища, уронив голову на грудь.
Только после этого Леголас заметил сгорбленную спину и кулаки, уперевшиеся в стену по обеим сторонам от зеркала. Вспомнил перепуганное лицо Эвиты. Увидел как наяву то, что происходило в Эрин Гален с приходом Тьмы, и на сердце его повисла ноющая тяжесть.
Валар Неужели снова?..
Что ты хотел? устало вздохнул Трандиул, показывая, что не хочет это обсуждать: ему нужно было восстановиться, а сын уже достаточно взрослый, чтобы успокоиться самостоятельно.
Люди уже ждут нас, неуверенно произнес аранен, замечая, как внимательно отец слушает его голос; ведь именно он и прогнал Тьму.
Огромная любовь к единственному ребенку не досталась искажениюоно и так забрало слишком много, но кое-что чистое и доброе Орофериону все же удалось сохранить.
Я могу перенести встречу, снова заговорил принц, отдохни.
Иди, я скоро приду, уже бодрее, но еще изнеможенно ответил Владыка.
Но
Иди, обернувшись к Леголасу, Трандуил кивнул и даже слабо улыбнулся, я скоро приду.
Чувствуя необходимость оставить родителя одного, аранен повиновался. Но уходил он с грустью на сердце; больше всего эльфу хотелось помочь отцу, но такие, как он, принимали утешение за жалось, что иногда делало все только хужеВладыке Леса всего лишь нужно было знать, что в него верят.
Размышляя над этим, а также над причинами для нового всплеска столетиями дремавшего искажения, принц направился в Золотой Зал Медусельда, где в обычные дни король выслушивал жалобы и проводил советы. Но его использовали и для проведения торжеств: украшавшие стены гобелены, выдержанные в серых и коричневых тонах, никуда не исчезли после праздников в честь Леголаса и его отца. Но теперь стражи заменили парадные доспехи на обычные, подсвечники исчезли, и Зал освещался только рядом маленьких квадратных окон. Как и расположенной в центре помещения каменной чашей с горящим в ней огнем, дым от которого устремлялся вверх и исчезал через большое отверстие в потолке.
Около нее разместился вытянутый стол; его лакированная поверхность отражала желто-оранжевые языки пламени. С одного конца в окружении Маршалов непринуждённо сидел повелитель Рохана, закутанный в синий кафтан, из-под которого торчали длинные ноги в черных сапогахкороль был почти так же высок, как и Владыка Леса. Но схожесть сводили на нет румяные щеки, второй подбородок и выпуклый живот человека, который отнюдь не выглядел безобразным. Скорее, мощнымподданные часто сравнивали его с медведем, гнев которого уничтожал все вокруг. И желая поощрить эту аллегорию, Фреалаф всегда распускал свои густые коричневые волосы и носил небольшую бороду, чего высокородные люди обычно не делали.
Зря, как ему казалось. Ведь растительность на лице защищала кожу от холодного ветра, задувавшего в окна Медусельда из-за его высокого расположения. И даже сейчас, несмотря на трещащее в чаше пламя, людям приходилось скрывать носы в меховых воротниках, пока тянулись минуты ожидания.
Эльфы не спешили, и правитель Рохана коротал время за расспросами Леголаса, надеясь вытянуть из него хоть что-то для себя полезное. Но слышал лишь туманные и двусмысленные ответы, над которыми Маршалы еще долго будут размышлять.
Кажется, миновала целая вечность, прежде чем в Зале появился как всегда уверенный Трандуил с белой повязкой на правой ладони. Его сопровождал худощавый эльф с карими глазами и пшеничными волосами, которые сливались с тканью бледно-желтой туники из-за пепельного оттенка. Это был Мэрилионсинда, пришедший из Дориата вместе с Орофером и благодаря накопленному опыту занимающий в Лихолесье место советника.
Владыка, начал Фреалаф, как только гости расселись напротив него, я не собираюсь оспаривать ваше решение. Но, честное слово, не разделяю эти тревоги.
И напрасно, ответ прозвучал слишком спокойно, будто угрожая, ведь пострадать могут и эти земли.
Каким образом? Если дракон и прилетит на скопленное Трором золото, что ему делать в Рохане? Наш дворец, король демонстративно окинул взглядом Золотой Зал, единственная драгоценность, оставшаяся после дунландцев.
Если Трор внемлет моим советам и закроет шахты, чтобы использовать рабочих для обороны, то у него хватит сил противостоять змею. Но в таком случае лишь Валар известно, кто познает месть раненого и освирепевшего зверя, если он выживет.
Под ударом окажутся Эсгарот и Лихолесье.
Мы будем лишь защищаться и не помчимся за драконом, если он улетит.
После этой фразы воцарилось гробовое молчание, нарушаемое только шорохом жесткой бороды Фреалафа, которую он задумчиво потирал ладонью. Драконы, магия Век людей был слишком короткимони не видели и половины существующих в мире чудес, отчего считали их едва ли не выдумками.
И вы хотите нас в союзники?
Не в союзники, насмешливая ухмылка Трандуила будто напоминала о плачевном состоянии Рохана, мне всего лишь нужно, чтобы вы отказали в поддержке Эребору, если Лихолесье будет вынуждено силой убеждать Трора одуматься.
Владыка, с чего бы нам его поддерживать? Король тоже улыбнулся, но добродушно.
Насколько я знаю, гномы сочувствуют рохиррим и даже продают доспехи и оружие по низкой цене, чтобы в будущем иметь возможность получить от вас благодарность и помощь.
Это так, торговля с гномами очень выгодна. Но все же доспехи мы получаем не даром, а покупаем их на деньги, вырученные с продажи меарас Гондору: они так же сочувствуют нам и берут их по завышенной цене. Но Гондор уже в союзе с вами, а Рохан еще не восстановился после войны. Так что ругаться с соседями для нас непозволительная роскошь.
Я имел в виду скрытую поддержку, которую может потребовать Трор, вздохнул Владыка Леса, зачем же терять щедрого покровителя?
Вы обвиняете короля в неверности своему слову? Фреалав начал сдержанно, но последние слова буквально тряхнули воздух, заставив напряженно замереть всех присутствующих.
Но только не эльфов. Трандуил даже слабо улыбнулся и откинулся на спинку кресла, будто радуясь, что хоть кто-то посмел ему ответить.
Я обвиняю вас в преданности своим землям, размеренно ответил он, какой толк от благородства и верности слову, если они не помогают народу?
В таком случае вы наверняка потребуете от Рохана гарантий?
Нет. Я хочу заключить с вами более выгодную сделку и предоставлю доспехи в обмен на меарас. Эльфийская сталь ничуть не хуже гномьей. К тому же вы сами определите условия договора, если отправите в Лихолесье несколько сотен воинов.
Воинов? Король удивленно подался вперед и уперся ладонями в стол. Для захвата Эребора?
Для захвата Эребора лучше подойдут эльфы, а люди нужны мне только в качестве резерва.
Слова Трандуила не убедили людей. Его поддерживала добрая половина Средиземья: очевидно, что Владыка требует людей и меарас только для того, чтобы лишить Фреалафа возможности помочь гномам.
Но Рохан, чьи границы все еще терзали дунландцы, сам нуждался в защитниках. Возможно, беды и не случится, если воины побудут какое-то время в Лихолесье, но вернутся ли они? Зачем синда будет губить эльфов, если в его распоряжении окажутся люди?
Споры длились почти до обеда, но достигнуть соглашения двум правителям так и не удалось, из-за чего было решено отложить этот вопрос до следующего совета.