Голос обволакивал и успокаивал. Нельзя! Следует ненавидеть его, он чудовище. Анадор нависал надо мной и не двигался, словно боясь пропустить момент для удара. Я ждала боли и вздрагивала от малейшего звука, но все-таки взглянула на стол. Нужно увидеть, что натворил Калсан, и никогда не верить его сказкам.
Но со Снежинкой все было хорошо. Чародей сделал только маленький надрез на ее предплечье и собирал кровь в маленькую металлическую миску.
Он узнает, он все узнает, лепетала она, то всхлипывая, то угрожая.
Я ничего не понимала, но ощущала зло. Что-то дикое, первобытное и невероятно жестокое витало в комнате, проникало в меня с воздухом, делало частью ритуала. Не хочу, не хочу видеть, слышать или знать!
Нельзя делать такое с людьми. Кровьоснова жизни, он чуть ли не душу крал, нам с детства это вдалбливали. Возможно, запугивали, чтобы детей не обдурили темные чародеи. Хоть бы так, боги, молю, хоть бы так.
Закончив, Калсан аккуратно вытер кровь и наложил на рану мазь. Потом он отошел, и двое истуканов последовали за ним. Анадор шевельнулся, его сапоги оказались совсем близко. Решил пнуть?
Я дернулась, вцепилась ногтями в каменную плитку пола и рванула от него. Ноги путались в юбкепроклятье! Надо скорее, вот-вот обрушится удар, начнется боль.
На счастье, безумец просто прошел мимо. Он замер возле хозяина, который вновь принялся что-то бормотать. Истуканы доставали с полок колбы и протягивали чародею, а тот высыпал содержимое в серебряный кубок.
Их руки двигались быстро, я путалась, где чьи. Истуканы вторили Калсану, голоса становились назойливее, как рой ос, и пугали так же. Склянки блестели над кубком, вокруг клубился дымзрелище усыпляло, и только страх мешал забыться.
Я обернулась на дверь. Спасительная темнота за ней так и манила, чувствовался ее холод, но в конце ждало заклинание. Мышцы под коленями больно дернулись, напоминая о мучениях. Нет, туда нельзя, а окон здесь не было. Я озиралась и пыталась найти сундук или шкафхоть что-то, где могла бы спрятаться.
Пусто, были только полки да стол в центре. Чародеи бубнили над кубком; это не продлится долго, скоро они возьмутся за меня. Боги
Я крутилась на месте, но не видела спасения. Комната напоминала капкан, а открытая дверьиздевку. От страха переворачивались внутренности, время уходило, но что делать?!
Снежинка шевельнулась, и захотелось обнять ее. Прижаться крепко-крепко и почувствавать ту единственную, что была честной. Стало стыдно за свою злость. Следовало прислушаться и искать подвох, а не дуться.
Встать не получилосьноги ослабли, а голова кружилась. Пришлось ползти до стола и ухватиться за край, чтобы подняться. Снежинка казалась белой, как бумага, даже ее коса посветлела. Щеки впали, глаза тоже, и я стиснула зубы; что делал с ней проклятый колдун? Вцепиться бы ему в морду, да сил не хватит.
Нужно было что-то сказать и утешить Бригиту, но мне и самой это требовалось, поэтому в голову ничего не приходило. Ее грудь медленно поднималась и опускалась, как у спящей, но глаза были открыты. Нежно-голубой цвет стал мутным, она смотрела на меня и будто не видела.
Вдруг Снежинка улыбнулась. Слабо, но по-доброму. Боги, какими дурами мы были, ведь могли объединиться и спастись.
Беги, шепнула Бригита, ты следующая.
Елена. Голос Калсана разнесся по комнате.
Он звучал гулко и будто отовсюду. Проклятый туман клубился и извивался, готовый схватить меня, задушить или бросить в стену. Мысли путались, я с трудом подняла голову и взглянула на чародея.
Подойди, велел он.
Дым сгустился, Калсан вырастал из него бледно-красной тенью. За ним стояли истуканы, как всегда неподвижные, молчаливые, с чернотой вместо лиц, будто готовой затянуть меня в другой мир. Чем дольше я смотрела на них, тем сильнее впивалась пальцами в край стола.
Где-то рядом сопел Анадор, протяжно и с усилием. Казалось, что кто-то неизвестный пробирался сквозь туман и искал меня. Что вот-вот появится силуэт с оторванной рукой или пробитой головойздесь были духи, призраки мертвых людей, это они помогали чародею.
Так и виделись дорожки запекшейся крови, торчащие из плоти кости и мутный блеск глаз. Нет, это склянки блестели, и кубок в руках Калсана. Он шагнул ко мне, истуканы тоже. Их плащи всколыхнулись, словно под ними не было тел. Вдруг они действительно превратились во что-то другое?
Я отскочила назад и оказалась в углу комнаты. Склянки звякнули за спиной, Калсан медленно приближался, словно летя в тумане. Хоть его помощники остались на местебыл шанс спастись. Плевать на заклинание в конце коридора, выползу как-нибудь.
Елена, выпей это, и все закончится. Калсан поднял руку с кубком, и вспомнилась кровь на разделочной доске, когда Кэйа готовила. Холодная, пахнущая мясом.
Кто знает, что там намешано. Боги, у меня ноги гудели от напряжения. Хотелось броситься к выходу, но чародей поймает, нужно подпустить ближе.
Он все шел и шел, высокий, сильный нет, мне не проскользнуть мимо. Руки тряслись, я комкала юбку, сцепляла пальцы, но становилось только хуже. Вдруг за спиной что-то звякнуло; может, ударить Калсана склянкой, чтобы отвлечь? Мне хватит мгновения, он не помчится за мной с кубком, а истуканы далеко.
Чародей замер рядом и протянул кубок:
Пей.
Его лицо терялось в дыме, виднелись только нахмуренные брови и глаза. Калсан не моргал; он же чародей и остановит меня, а потом отдаст Анадору в наказание. Слуга побьет меня.
Страх затмили разум. Не думая, я схватила первую попавшуюся склянку и взмахнула рукой. Все происходило быстро, еще чуть-чуть, и он отшатнется, освободит дорогу!
Но у виска Калсана моя рука замерла, ее будто отбросило порывом ветра. Не может быть я изо всех сил пыталась достать до чародея и подалась вперед, когда увидела его взгляд: белки почти терялись, а зрачки напоминали две дырки.
Не доводи до крайностей. Выпей, и сможешь уйти.
Туман скрывал движения губ, и слова звучали из неоткуда. Боги, он заворожил меня, отсюда не уйти! Рука вдруг ослабла, пальцы разжались, и склянка разбилась с оглушительным звоном. Он еще не стих, когда за спиной чародея показались его истуканы и черный силуэт Анадора. Все тихие, безликие.
Я не знала, что делать. Но выход должен быть, должен!
Пей, велел Калсан и дал мне кубок.
Пришлось взятьчто оставалось? Но пить не стану, ни за что.
Чародеи надвигались, заставляя меня вжиматься в угол. Полки впивались в спину, сосуды трещали.
Выпей, и пойдешь к себе, медленно произнес Калсан.
Он тоже приблизился когда? Теперь его грудь была перед носом, а мерное дыхание убаюкивало.
Я поднесла кубок к губам, пытаясь найти выход. Изобразить обморок? Нет, он все поймет, или сам зальет в меня это зелье.
Пей, там один глоток, и все закончится, обещаю.
Как же ласково он говорил. Хотелось забыться и верить, но нельзя. Вылить содержимое? Так и поступлю. Я набрала зелье в рот и услышала плач СнежинкиКалсан не отпустит ее просто так и снова будет издеваться.
Что еще сделать, боги? Не знаю, мне было так жутко, что перед глазами возник Осберт, затем матушка, отец. Что будет с ними? А Тарваль? Мы так и не простились, он будет до конца дней злиться на меня.
Я проглотила зелье, выхода все равно не было. Вкус не ощутился, только что-то вязкое, с трудом текущее в горло. Эта мерзость будто хотела выбраться а если она живая? Там кровь Снежинки, ее душа. Я уронила кубок и схватилась за шею. Сейчас что-то произойдет, нельзя взять и выпить душу другого человека!
Собственное дыхание показалось скрипучим, Калсан принялся что-то бубнить и опустил ладонь на мою голову. Он говорил, говорил, говорил, а я уносилась куда-то.
* * *
У Снежинки все наряды были светлыми и очень красивыми. Много верхних юбок и накидок из газа, кружевные воротники, рукава. Но ткань была не лучшего качества, она явно сказала правду о службе во дворце.
Калсан называл ее «леди», как высокородную. Наверное, семья Снежинки обеднела, и у нас было много общего. Сердце сжималось от стыда и горячто со мной не так? Расстроила брата, обманула родителей, даже Бригита страдала от моего дурного настроения. Она в долгу не оставалась, но это объяснимо.
Я вздохнула и достала из сундука одно из немногих платьев Снежинки, подходящих для верховой езды. У него был светло-голубой лиф, расшитый белым узором. По краю овального выреза сиял бисер, а простая юбка тянулась до щиколоток. Сапоги из белой кожи оказались по размеру, но узкими, и пришлось надевать зимние чулки. Все равно с гор тянуло холодом, не умру.
Я чувствовала себя отвратительно в платье Снежинки! Будто сняла с мертвеца саван и замоталась в него.
О, нет-нет, долой такие мысли. С ней все хорошо, Калсан обещал:
«Иллюзия будет действовать, пока наша леди в добром здравии», говорил он. Мне не верилось в его честность, но как спасти бедняжку? А себя? Боги, перед глазами до сих пор стояла миска с кровью, глаза Бригиты и силуэты в красных сутанах. Они появлялись, когда хотели, терзали меня и не давали забыть. Стыд, страх и растерянность клокотали вторым пульсом.
Хватит. Я взяла гребень для волос и села на кровать. Чужое платье мерзко шелестело и сдавливало грудь, хотя было велико. Ткань словно обрела разум и восстала против воровкименя. Она кололась, даже собственное белье не спасало.
Я плела косу и дергала себя за волосы, надеясь отвлечься. Но куда бы ни упал взгляд, всюду стояли сундуки с вещами Снежинки. Многовато их осталось после нападения разбойников; Калсан не стеснялся своей лжи и велел перенести сундуки в мою комнату.
Закончив, я закрепила косу лентой и взяла овальное зеркало с ручкой. Понадобилось время, чтобы набраться смелости и взглянуть в него. Вместо родного лица с веснушками и темными глазами оно отразило Бригиту.
Это та же иллюзия, что и с книгой, но более сильная, сказал Калсан, когда зелье было выпито. Все будут смотреть на тебя, а видеть ее. Даже чародеи не заметят подмены. Они ощутят чары, но мы уедем перед тем, как они разберутся.
Почему вы не рассказали мне? всхлипнула я.
В Ашвейн не пускают чужаков, я ведь говорил. Ты окажешься там, только если тебя примут за свою.
Поэтому он взял ее кровь. Он же организовал нападение, не сомневаюсь. Да и меня вряд ли выбрал случайно: Тарваль богат, но у него нет связей при дворе, о родителях и говорить нечего. Калсана не накажуткороль не поверит никому из тех, кто заступится за меня. Теперь это казалось ясным, но отступать было некуда.
Я рассматривала отражение в зеркале и не могла поверить глазам. Казалось, что это и не зеркало вовсе, а окно. Я нахмурилась и удивилась, что светлые брови Снежинки повторили за мной. Потом закусила губу; у Бригиты они выглядели пухлыми, но ощущения не изменились. Странно это.
То ли страх мешал поверить, то ли боги защищали, но в сердце было пусто. Как после дурного сна, когда отголоски ужаса сменяются безразличием и сонливостью. Лучше так, чем рвать на себе волосы.
Я опустила зеркало, и оно отразило ложбинку и округлую грудь. В действительности она терялась под тканью. И коса была тонкой, однако зеркало показывало толстые пряди, распущенные ниже ленты. Глядя в зеркало, я прикоснулась к ним и увидела, как пальцы теряются в волосах, при этом ощущая один воздух.
Стало жутко, как в коридоре, среди теней. Меня превратили в одну из нихпризрака с краденым лицом, чей хозяин томится в подземелье, в цепях, среди крыс. А если на ней будут ставить эксперименты? Все равно пленница.
Впервые на меня рухнул ужас. Захотелось кинуться к окну и увидеть свободу прыгнуть к ней, только бы не оставаться здесь. Руки затряслись, и я отбросила зеркало. Нельзя думать, это не поможет. Забвение лучше.
В дверь постучали, и вспомнилась пощечина. Удар, боль, твердый полвсе как наяву. Крик Снежинки боги, так и рассудок потерять недолго.
Да, ответила я.
Петли скрипнули, и в комнату зашел Калсан. Снова в красном, как всегда. Он двигался плавно, словно дым в той комнате. Хватит! Сегодня на нем была не сутана, а плащ, под которым виднелось что-то узкое и бордовое. Ночь закончилась, нужно отпустить ее.
Собрала вещи? бодро спросил чародей. Их доставят позже.
Я кивнула и отвернулась. Вся храбрость растворилась в зелье и исчезла глубоко внутри. Теперь и глаза поднять было страшно.
Калсан молчал, и безмолвие давило. Чего он хотел? Добить меня новым известием?
Чародей вздохнул.
Я наказал Анадора за то, что он тебя ударил. Он не всегда верно понимает происходящее. Прости, мне следовало пресечь это сразу, но я был слишком занят.
В наказание не верилось, но слова звучали искренне, даже «прости». Это вернуло смелость:
Зачем вы держите рядом такого человека, если он не все понимает? буркнула я и втянула голову в плечи. Казалось, что любое слово может пробудить злость Калсана.
Он снова вздохнул. Не съязвил, не возразил, а грустно побрел к софе у стенки.
Чтобы успокоить свою совесть, ответил чародей и сел.
Софа протяжно заскрипела; была в этом какая-то уязвимость, как в обычном доме, где жили простые люди.
Он из-за меня стал таким, сказал Калсан, мне и заботиться о нем. Но Анадора лучше не оставлять на других, вот и держу его при себе.
Он тоскливо улыбнулся и откинулся на спинку, широко расставив ноги. Ни манер, ни показного весельяпростота грела душу, и я обнаглела:
У вас есть совесть?
Есть, как и чувство долга. Я все делаю во благо Ильмисара, поэтому не пытайся пристыдить меня за вчерашнее. Ты ведь этого добиваешься?
Злость вскипела внутри, и я не сразу подобрала слова:
Это из чувства долга вы похитили Бригиту и приковали ее к столу?!
Голос показался тонким дребезжанием и хлестнул по ушам. Калсан взглянул на меня, и по спине побежали мурашкинельзя его злить, не то отправлюсь к Снежинке. Я ждала наказания, но чародей выглядел отстраненным.
Представь княжество или любой другой город в Ильмисаре, протянул он, представь, что его жителям грозит смертельная опасность, но ее легко предотвратить. Для этого нескольким людям придется пожертвовать комфортом, и все прекратится. Думаешь, будет справедливо, если эти несколько человек откажутся?
Несправедливо, но Я осеклась.
Безумно хотелось спорить, говорить колкости и выплеснуть негодование. Это он кровавое зелье и дикого Анадора называл отсутствием комфорта? Или похищение Бригиты? По-моему, это было насилие.
Я громко дышала и старалась убедить себя в вине Калсана, но гнев таял. Вряд ли будет просто следить за Белым краем, но мысли занимал страх, тревога за родителей и всякая ерунда. Все, что угодно, кроме будущего. А следовало подумать о нем и приготовиться к трудностям.
Вы могли бы сказать мне о своих планах, бросила я.
Чтобы ты сбежала от меня. Чародей улыбнулся. Хотя ты права. Но я не привык делиться своими планами, да и нечасто имею дела со столь неискушенными дамами.
Почему-то вспомнился Ласвен и наши объятияразве многие рискнут связаться с местным гулякой и не пустят его под юбку? А скольким довелось наблюдать, как рушится знакомый мир? До этого момента я считала себя весьма искушенной, но Калсан говорил снисходительно и явно так не думал.
Хватит разговоров, нас ждут, сказал он и хлопнул себя по коленям.
Вы ведь неспроста выбрали меня? спросила я, пока он вставал. Это были ваши духи?
Духи?
Да, тогда мне показалось, что это сон
Я не договорилачародей встрепенулся и уставился на меня.
Ты видела духов? Где? выпалил он.
Слова застряли в горлене к добру это. Глаза Калсана вновь напомнили черные дыры, готовые затянуть меня.
У себя в комнате, ночью, перед отъездом на праздник. А потом в коридоре, когда вы взяли мой браслет, тараторила я и едва сдерживалась, чтобы не закрыться руками. Так и чувствовалась опасность.
Как они выглядели?
В коридоре была только тень, а дома просто белый дым, очертаниями похожий на человека.
Калсан не двигался, только дышал. Боги, кто меня за язык тянул? Что-то будет. Плохое, вот сейчас.
Вдруг он рассмеялся.
Однажды нашего конюха едва не затоптала лошадь. Когда все кончилось, он катался по земле и хохотал так же радостно; чародей будто от смерти спасся. Это выглядело жутковато.
Кто бы мог подумать? сказал он и улыбнулся во весь рот.
Мне не хотелось знать, в чем дело. Духи, кровавые зельядовольно, новых секретов не надо.
За окном завывал ветер, и я прихватила белый плащ Снежинки, подбитый кроличьим мехом. На улице было серо и холодно, и внутренний двор выглядел уныло. Казалось, что башни крепостной стены сжались, как нахохлившиеся голуби. У ворот стоял Анадор, держа за поводья двух оседланных лошадей.
При взгляде на этого человека у меня внутри все вскипело. Я уговаривала себя успокоиться, когда Калсан вытянул руку. Он хотел взять лошадь за уздечку, но Анадор вдруг согнулся и отпрыгнул. Ветер отбросил волосы с его лица, и вместо него оказалось красно-синее пятно.