Теперь время для разговоров кончилось. Пришло время допросов.
Пламя приятно покалывало пальцы, обтягивало руку теплой и плотной перчаткой, пульсирующим клубком собиралось в левой ладони. Я накрыла его правой ладонью и сосредоточилась на вопросе. Некогда ведьмы умели создавать маяки не только для обнаружения тёмного колдовства, но и для нахождения человекаи для нахождения определённого человека в конкретном состоянии. Я знаю, как будут биться сердца хотя бы восьмерых из шайки в изменённом состоянии. Просчитаю ритмы сна, анабиоза, полусмерти. И найду. И остальных по тем же признакамтоже, как только обнаружу зацепки. Но нужны маяки. На каждого.
Раздраженно полыхнув, Пламя обожгло руки, но я стерпела. Первый признак того, что я маленькая. Не для меня знания, да, не доросла, но Говори!.. Пламя задрожало, заискрило недовольно, и перед моими глазами всё поплыло. Мир смазывался, тускнел, терялся. Уши заложило до полной глухоты, тело онемело, и лишь руки ещё ощущали. Колючие искры, огонь по венам и странный холод в запястьях. Я терпеливо зажмурилась и сжала губы. Не отступлюсь же, пока не скажешь Не сдамся. Говори!
Мир потемнел, лишь мои руки горели тусклым, серебристо-чёрным огнём. Моё дыхание стало коротким и тяжёлым, в груди заклокотали хрипы, запястья свело судорогами, боль ломала и выкручивала левую руку. И, инстинктивно сжав ладонью локоть, я скорее поняла, чем почувствовала, что Пламя стало материальным. Собравшись в комок, оно наполняло ладонь привычной пульсирующей тяжестью точно чужое сердце. И я привычно же сжала его в кулаке. Говори Мне нужно знать
Говори!
И во тьме сверкнуло серебро второго Пламенинастоящего, природного. Чужого. Сквозь мрак на меня в упор посмотрели незнакомые глаза, и тихий голос прокаркал:
Как ты осмелилась, глупая девчонка, пытать собственное Пламя? Сгореть хочешь? Без силы навсегда остаться?
Не захотело по-хорошемустало по-моему И я устало проговорила, не слыша себя:
Иначе не получается. Договариваться с палачом никто не хочет. Изначально не хочет. И вам ли этого не знать?
Мрак расступился, являя фигурувысокую, сухую, величавую. Тьма струилась одеянием, закрывая тело и лицо, лишь глаза горели серебристо-белым огнем. На секунду в них задержалось надменно-гневное осуждение, а потом они прищурились понимающе:
Да, ты права. Это наше проклятье. Древний страх расплаты сильнее разумных мыслей, и это уже в крови. Даже у нас. Отпусти Пламя. Отпусти. Я пришла и помогу. Отпусти. Не то сгоришь.
Я расслабилась, но своих движений опять не почувствовала, лишь заметила, как снова потекло по руке Пламя, легко и свободно. Озаряя пришедшую, заготовки для амулетов на полу на старом деревянном полу. И крошечную каморку с прокопченной кладкой очага, самодельной мебелью, оплывшей свечой на кособоком, грубо обработанном столе, и связками трав, свисающих с потолка.
Я помогу, повторила ведьма. Сделаем вместе. Смотри. Слушай. Учись.
В сухих узловатых руках оказался шарф Гарпии, и ведьма тихо запела. Её Пламя вспыхнуло ярче, пропитывая шарф, и она по одной вытянула из него несколько дрожащих нежно-голубых нитей. Да, Гарпиявоздух Подняла с пола заготовку и, не прерывая пения, оплела ими бляху, и искры Пламени побежали по её поверхности, вваривая нити в металл, выплетая незнакомый символ, вспыхивая мелкими голубыми звёздами.
Повторяй, велела она, и я послушно нащупала туфлю Морфея.
Хватит ли силы моего Пламени для такого?.. Хватило. Ведьма пела, я повторяла, и готовые амулеты ложились рядом один за другим, восемь штук. Хотя бы половину шайки теперь точно прижму. И, если верить Химере, из них пятероносители защитников. И то хлеб. Крайне нужный.
Ты всё делаешь правильно, ведьма вдруг присела напротив меня, и ее немигающие глаза посмотрели в мои. Всё правильно. Не жалей. Когда мы создавали закладки знаний, то не представляли, как спустя века изменится наш мир. И как изменятся ведьмы. То, что питало основы нашего мира и поддерживало его в равновесии, ваш мир разрушит.
Я молча кивнула. И решилась спросить, сформулировав вопрос, но
Остальные найдутся сами. Ты поймешь. Вы повязаны. Они у тебя в памяти. И в крови. Нет случайности в ваших встречах, ответила она на мой молчаливый вопрос. Все, кто был на ритуале, давно в тебе. Ей не хватало силы для сотворения оков, и сухая рука легко коснулась ожога, и она тянула её из своих последователей. Крупицы их силыздесь, и сжала мой локоть. Тебе надо лишь научиться понимать. Оковы чувствуют своих создателей. И ты научишься их чувствовать.
Спасибо, поблагодарила тихо.
Не трогай Пламя, ведьма встала. Не пытай. Сейчас повезлодокричалась, а в другой раз мы можем и не услышать. Я буду помогать иногда, и улыбнулась. Тымоё продолжение, а ведьмы всегда защитят своих. Даже после смерти. В этомсила дара палача. И ради этого, пришелица прикрыла глаза, когда-то я сделала то, что сделала. Подписала договор с наблюдателями. Из-за права на жизнь и сохранения дара. Тебе тяжело, но ты будешь жить. И твои дети. И дети твоих детей. И однажды род наберёт такую силу, что его уже никто не сможет уничтожить или посадить на цепь.
Я кивнула. Да, я сразу поняла, кто пришел. Ида, тем и силён род, но
Есть ли смысл помогать, еслия запнулась. Я же не последняя.
Есть, ведьма улыбнулась. Тынаша. Тымать юного палача, а кто ещё передаст потомкам опыт? И у тебя будет вторая девочка. Природная Верховная. Будет, не сомневайся. Ты всё делаешь правильно. Горжусь. А ты верь. Ради детей.
Я снова кивнула. В горле застрял сухой комок. О детях я тоже старалась не вспоминать, но прародительница права. Наш роди прошлый, и настоящий, и будущийнаша сила. Истинная сила.
Пришелица отступила, прячась во мраке, её Пламя потухло, но сквозь густую тьму я услышала последнее:
Символ на пряжкеэто ключ. Ключ к твоим оковам. Пойми, как он работает, и сможешь освободиться.
И ушла. А я тряхнула головой и заморгала от резанувшего по глазам света. Весеннее солнце приветливо заглядывало в открытое окно, а на полу, среди горы помятых и обгорелых вещей, лежало восемь готовых амулетов. И отвратительно несло палёным. И соседи на балконах опять голосили про «сколько ж можно, Маргарита Владимировна!..» Мир обретал знакомые черты и становился прежним.
Я с трудом встала и поприседала, разминая затекшие мышцы ног. Прищурилась на солнце, оправила халат и снова полезла в походный сундук. Там, на самом дне, хранилось то, что мне с собой брать было нельзя, но я не удержалась. Цветная фотография, две улыбчивые мордашкисын и дочка, здесь, на снимке, ещё маленькие. Мы с начальством сделали всё возможное и невозможное, чтобы, в случае моего провала, до них не добрались. И даже думать о них мне нельзя. Доступ к моему сознанию и памяти перекрыли хорошо, но прихвостни Ехидны и не такое ломали.
Снова спрятав фотографию, я села на ковёр и с головой ушла в медитацию. Прочь ненужные мысли и опасные воспоминания, и только дело, и ягородской экстрасенс, который строит из себя тёмную ведьму, причём весьма слабую, молодую, глупую и неопытную А послеещё одно дело. Но сначалапоесть, да.
За перекусом я построила графики работы организмов вообще и сердца в частности для бабы Зины и моего юного преследователя. Точно родственники. И вряд ли будут прятаться в анабиозе, а значит, для их поиска подойдут и обычные маяки. Выйдя на балкон и убедившись в отсутствии соседей, я сдула с ладони пригоршню чёрных шаров. Подхваченные ветром, они разлетелись по городу. Иещё одно дело.
Бес вернулся, когда я заканчивала собирать амулеты в пояс. Скользнул с балкона в гостиную, довольный, разжиревший и медлительный, лениво доковылял до меня и плюхнулся на ковёр. Посмотрел на амулеты, принюхался и сипло проговорил:
Давно не видывал. Забытое уменье.
Нашёл что-нибудь интересное? я проигнорировала намёк.
Смотря что считать интересным, он зачем-то начал вылизывать переднюю лапу.
Цену набиваешь?
Нечисть оскалилась, показав жёлтые зубы:
Сходи ближе к ночи на первое городское кладбище.
Я напряглась. Конечно, ведь до выплескавсего ничего. Ещё день-другой предвестники точно будут появляться.
Спасибо за наводку.
Спасибо за прогулку, бес сел. Я готов.
Я закрыла крышку его «камеры» и спрятала склянку в походный сундук. Посмотрела на часы и решила, что до «ближе к ночи» поброжу у больницы. Попробую провернуть одно важное дело. И вернусь в обычный мир. К жизни, к людям к своим планам на будущее, которые робко, но напоминали о себе. И о том, что я не труп. Пока. Прародительница же заметила а мёртвым виднее.
Переодевшись и застегнув на талии пояс, я еще с полчаса проверяла настройку всех необходимых амулетов. Когда выходишь из образа и напряжённо размышляешь о постороннем и болезненном, они расстраиваются и фонят, объясняя всем и каждому, какая у меня защита, где находится и что скрывает. Но два часа медитацийи всё в норме. И я невольно подумала, что если Сфинкс где-то рядом, то и моя личность, несмотря на защиту, уже не секрет, и прятаться остается только от Круга да излишне любопытной нечисти.
Номожет, и к лучшему. Меньше будет соплей при встрече и больше сведений. Даже двухсотлетниене железные, и если знают, что за ними вот-вот придёт палач, если знают, что палач в городе, а ихтех, кто без амулетов защитников, сольют или принесут в жертву Картина получается интересной.
а если Сфинкс где-то рядом, то ближе к ночи и ночью займусь не только предвестниками. Но и соседями. А покабольница. И её персонал с пациентами. Проверить не помешает. Мне так крупно не повезло на заре жизнипопасть под руку Ехидне, что должно повезти по мелочи сейчас, когда появился шанс от неё избавиться. А в долги судьбы и прочие бумеранги я всегда верила. Фактически я ими работала.
Моя наставница однажды заметила: когда ты начинаешь верить в то, что с тобой ничего не случится, ты пропалоно уже случилось. Хорошее или плохоезависит от поступка, бумеранг породившего. Я старалась верить в хорошее. Ибо без силы веры моё предприятие не имело никакого смысла. Как и борьба за собственную жизнь.
Вечер полз по тенистым улицам сиреневыми сумерками, город нежился в майской прохладе. Я неспешно шла в знакомом направлении и интуитивно прислушивалась к своему состоянию. Есть не хочу. Спатьтоже. Обычно пытки изматывали и морально, и физически, а вот «разговор» с Пламенем, наоборот, придал сил. Я ощущала себя бодрой и отдохнувшей. Готовой к подвигам. Наставница говорила, что обычно Верховные после беседы с Пламенем опустошены и лежат пластом, а я Похоже, выжала его скрытую силу и забрала себе. Теоретически палачи умели проделывать такое и с «клиентами», но это знание запретное, потерянное И, кажется, случайно освоенное. Очень вовремя.
Больница встретила тишиной, тусклыми окнами, зажжёнными оранжевыми фонарями и шёпотом ветра в заросшем парке. Присев на скамейку у ворот, я закрыла глаза, прислушиваясь к многоголосью человеческих сердец. Больные люди всегда возвращали мне веру в будущее и собственные силы. Они решительно ничего не могли поделать со своими болезнями и травмами, только терпеть и ждать. А вот я могла. И, проверив состояние коллег и их пациентов, нашла лишь два нарушения. И по обоим обращаться в одном направлении.
Встав, я обошла хирургический корпус. Стёпа, взъерошенный и злой, сидел на крыльце запасного выхода, и отчаянно дымил сигаретой. Третьей подряд. На разбитых, поросшей травой ступенях, валялась горка «бычков». Однако допёк его очередной «сложный» пациент и я даже знаю, кто именно.
Бесшумно подойдя со спины, я дождалась его выдоха, и резко «выбила» из лёгких остаточный дым. Коллега, закашлявшись, уткнулся лицом в колени.
Стёп, курить бросишь, предупредила я.
Не смей лишать святого, просипел он, выпрямляясь. Не мешай саморазрушаться. Не имеешь права.
Вообще-то имею, я подобрала юбку и села рядом. В какой философии спаситель становится ответственным за жизнь спасённого?
Какая разница? недовольно фыркнул Стёпка. Но точно не в русской. А мы, напоминаю, в России и
иди ты со своими спасениями в лес, не мешай рефлексировать? я усмехнулась. Что случилось?
Его рука предательски потянулась к карману джинсов, но под моим многозначительным взглядом лишь одёрнула халат. Помолчав, он хмуро пояснил:
Меня считают экстрасенсом. Посмотрел на больного, пощупал боквсё, выдавай правильный диагноз. И целителем, представляешь? «Доктор, вы мне таблеточку дайте, и я пойду, а то ночь уже, а у меня футбол сегодня», передразнил пискляво и сердито. Чего ухмыляешься? Весело, думаешь, нам с лабораторией-одно-название и с таким аппаратом УЗИ, которому пора в музей древностей? Я не могу поставить окончательный диагноз без
Можешь, перебила я мягко. У тебя сумасшедшая интуиция, не говоря уж об большом опыте. Можешь. И наверняка поставил.
«Как считает моя интуиция» в медкарту не впишешь, заметил Стёпа назидательно и щёлкнул зажигалкой. Просто так. Нервно.
«Как считает местная ведьма» тоже, отозвалась я в тон ему. Хочешь, поставлю диагноз? Легко. И подтвержу твой. Надо? У твоего больного шалит печень, ибо футбол и пиво, пиво и футбол Когда его заберут в областной центр? Через час? Вот и расслабься. Напишешь обычное «первичный осмотр показал». Но вообще я по другому делу.
По какому? уточнил он без энтузиазма.
Мне не нравится состояние Виктора Петровича.
Стёпа выпрямился, и мне явственно послышался шорох страницколлега «листал» медкарты, вспоминая кто это и с чем поступил. В унисон с его «поисками» из кустов заголосила одинокая ночная пичуга.
Перелом ключицы? переспросил через минуту. А в чём дело? Я его выписывать собрался.
Дело не в переломе, я поёрзала, расправляя складки юбки. Вернее Это третья серьезная травма за год: зимойпалец, через месяцголеностоп, а теперь ключица. Это ненормально.
А откуда ты А-а-а, ну да. Магия, хмыкнул он. Да, ненормально. Мужик живёт один
Мужик не хочет жить, поправила я. У него гаснет искра жизни. Такие даже руки на себя по-человечески наложить не могут. То на мыле поскользнутся и палец сломают, а соседи услышат и скорую вызовут, то И нет, я не шучу. Такими вещами не шутят. Он знает о выписке и готовится. Поверь мне.
А я что могу сделать? Стёпа нахмурился. Только к психологу отправить или
к Анатолю Михайловичу, я достала из сумки блокнот с ручкой и рассеянно прислушалась к слабому биению нужного сердца, проследила кровотоки. Пусть ему свою знаменитую экскурсию со спиртом организует перед выпиской, глядишь, первичный интерес к жизни проснётся, пока
Пока? коллега засмеялся. Выводы из личного опыта?
А то
Смотри, я нарисовала в блокноте точку. Это наш Виктор Петрович, а это, и от точки пошли стрелочки, его сестра и племянник. Сестра живет в Норильске, племянник учится в Питере. Других родных нет, а этим двоимхотя бы сестрепозвонить бы. Когда-то они рассорились из-за родительского наследства, но так давно, что уже простили друг друга, да гордые слишком, никто первым извиняться не хочет, я прищурилась на простенькую схему, и сквозь плотный клетчатый лист увиделаканал дом и адрес. И записала. Нет, лучше с племянником связаться. Это адрес его университета. И еще ФИО, дописала. Займёшься? Нам нельзя вмешиваться в дела людей обычно.
Да и некогда.
Стёпа смотрел на меня как на аппарат УЗИ новейшего поколения.
Кровьлучший проводник, я вырвала лист из блокнота, хочешь про свою родню узнать? Особенно про ту, из-за которой ты здесь прозябаешь?
Он скривился:
Не напоминайи покосился недоверчиво: Ты и об этом знаешь?
Тётя, я пожала плечами. Неродная, то есть жена дяди, а тотстарший брат твоего отца. Своих детей у них нет, тыединственный, потомственный медик, значит, тебе и семейное дело передавать. А тебе это дело нужно, как собаке пятая нога. Должность всучить хотела? А ты отказался от тёплого министерского кресла, послал её на хрен, вернее матом, и сбежал в тайгу. Делать то, что умеешь и любишь. Даже без лабораторий и УЗИ. И поступил абсолютно правильно.
Теперь коллега смотрел на меня как на инопланетный томограф. И я решилась закончить, раз уж начала:
Прости её. Тётю, уточнила, а мой собеседник снова скривился, как от зубной боли. Она, конечно, плохо поступила, закрыв перед тобой все двери и оставив без работы, но у неё серьёзная онкология. А люди, которые в курсе, сколько дней им отведено, невыносимы. Не знал? Ну вот Прости её. Родня всегда хочет, как лучше. А ты всё равно вернешься обратно. И довольно скоро. Адрес возьми, и сунула сложенный листок в карман его халата. И позвони. Или медсестрам поручи разыскать парня. Спасёшь очередную жизнь. Доброй ночи.