Хальт! Хальт!
Собака немедленно оставила меня в покое, отбежала на несколько шагов в сторону и оттуда стала скалить клыки. Вторая же так и сидела недалеко в прежней позе, не обращая внимания на происходящее.
Двое неизвестных выпрыгнули с коляски и направили на меня своё оружие, которое представляло конструкцию из дерева и металлической тонкой трубки с очень толстыми стенками. Третий остался сидеть в железном корыте, приделанном справа от основного механизма. Перед ним стояло на двух коротких ножках что-то из металла с железной округлой банкой сбоку.
Крича на непонятном наречии, они угрожающе направляли на меня своё оружие. Потом жестами заставили встать на колени и поднять руки.
«Как же вам повезло, что у меня нет маны и я задолжал духу, мысленно общался я с ними, скрипя зубами от бешенства. Мне было понятно, что неизвестные сейчас решали мою судьбу. Один из них явно требовал моей смерти, двое других указывали на мой воротник и рукав. Скорее всего, чужое внимание привлекли цветные нашивки на них. Демоны, неужели я нарядился в форму какого-то высокого командира? Да меня же запытают так, что и душеспас не поможет!»
Вскоре к нашей группе присоединилась ещё одна точно такая же трёхколёсная коляска с корытом справа от главного механизма. На ней приехали всего двое. Почему так, я узнал через несколько минут, когда враги приняли окончательное решение по мне. Убивать меня не стали, решили забрать с собой. Предлагать место в коляске тоже, заставив бежать впереди них. А в свободное корыто второго механизма запрыгнули собаки.
Шнель, руссиш швайн! крикнул один из моих пленителей и махнул рукой, указывая направление. Шнель!
Гнали меня не меньше получаса, иногда подгоняя выстрелами из своего оружия, срезая из него траву почти под моими ногами, или натравливая одну из собак. Вторая после знакомства с моим заклинанием выглядела пришибленной и боялась приближаться. Наверное, меня бы они вскоре расстреляли из своего грохочущего оружия, работающего на алхимическом составе, да только впереди показалась дорога, по которой плелась длинная колонна людей в форме такого же цвета, какая была на мне. В неё меня и отправили, что-то крикнув конвоирам. Часть охранников шла пешком, как и пленные. Другие ехали на лошадях, впереди и позади тарахтели знакомые трёхколёсные коляски.
Навскидку, охраны было человек тридцать-сорок, а пленных свыше трёх сотен. Но почему-то среди них не нашлось никого, кто кинул бы клич и погнал людей на врагов. Возможно, половина бы погибла, но остальные точно спасутся. Хотя, я не знаю о возможностях местного алхимического оружия, не знаю об отношении к плену тех, кто находится в колонне. Может, они не хотят сражаться за своего правителя или происходят родом из племени, которое завоевала его армия, а потом в неё же их силой заставили вступить? Сам я поднимать восстание не собирался, предпочитая собирать информацию.
Ещё хочется отметить, что среди толпы я увидел людей с чертами лица, как у меня. Не один в один, но очень похоже. Остальные в массе своей выглядели чистокровными имперцами. Ещё я был не самым большим среди пленных, но нас великанов оказалось очень мало. На несколько сотен пленных дюжины две с половиной. Значительное количество было ниже меня на ладонь, остальные почти на голову и больше. А вот шириной плеч я обогнал всех, пусть и на чуть-чуть.
Целый день нас гнали по жаре на запад, часто приходилось сбегать с дороги в поля, когда встречались с колоннами воинов в серой форме. На нас они смотрели с интересом, часто что-то кричали и весело смеялись. Дважды такие встречи стали последними для нескольких пленников, которых убили мимо проходящие враги. И сделали они это просто так, ради веселья. Три раза в наш отряд добавляли новых пленных. Один раз остановили и выдернули полторы дюжины мужчин в форме, которая отличалась от прочих нашивками и значками. Их заставили сесть в просторный четырёхколёсный механизм. Один из соседей назвал его грузовиком. Меня эта участь миновала: нашивки я содрал тишком по дороге в колонну, когда враги натравливали на меня свою собаку. В итоге одежда превратилась в лохмотья, зато я перестал чем-то выделяться. Плюс, сейчас эта рванина совершенно не выглядела снятой с чужого плеча.
Часа через два после полудня охрана сделала привал рядом с небольшой речкой с открытыми берегами. Нас согнали в тесную толпу и приказали сесть на землю, а руки положить на затылки. В такой позе мы провели больше часа, пока конвоиры по очереди не искупались и не перекусили. Лишь после этого допустили к воде и пленных. Под шумок кто-то них попытался сбежать итогпять тел на берегу и рядом с ним в воде, а прочих погнали назад на дорогу. В итоге напиться успела едва ли половина. К счастью, одним из этих счастливчиков оказался я.
Вечером нас привели в крупную деревню, на окраине которой стояло большое высокое здание из красного кирпича. По виду это была типичная религиозная постройка. Позже узнал, что так оно и оказалось. В него загнали наш отряд, не дав ни воды, ни еды и не сообщив про то, а будут ли вообще сегодня кормить.
Внутри обстановка оказалась далёкой от той, которую я ожидал увидеть. Во-первых, я не ощутил никакой божественной магии. Тут или богов давно нет, и люди возносят молитвы по привычке, или здание осквернено, из-за чего божественное сияние его оставило. Если богов нет, а храм возведён на Источнике (такое бывает часто, например, когда молятся мёртвому богу), то ману могли «растащить» сами молящиеся, входя в транс во время молений. При этом улучшение самочувствия и появление мелких чудес они списывают на проявление божественного внимания. Рано или поздно такой Источник истощался и умирал. В этом месте, куда меня заперли со всеми, случилось что-то похожее.
«А жаль, я бы сумел бы несколько капелек маны подобрать и использовать. Мне нужно-то совсем чуть-чуть», посетовал я про себя после оценки ситуации. Маны требовалось чуть-чуть, на пару слабых ментальных заклинаний, чтобы ввести в заблуждение охранника и сбежать. Увы, но даже такого мизера я не мог получить. И до мирового канала далеко, из которого сквозь корку могло натечь немножко энергии.
Во-вторых, кроме разрисованных и местами оббитых стен да дощатого пола больше здесь не было ничего. Окна почти все оказались заложены камнями и кирпичами, либо крепко-накрепко забиты досками. Кстати, пол здесь был усыпан зерном и люди, увидев это, тут же бросились его собирать. Я и сам присоединился к ним, но в отличие от прочих складывал зернышки в карман штанов, а не пихал в рот. Не потому, что не хотел есть, просто знал, к чему это может привести в текущих условиях. Уже потом, набив карман не меньше чем двумя пригоршнями, я сел в углу у стены и неторопливо съел горсточку. Разжёвывать не сталтак глотал. Это не так полезно, зато потом не буду страдать от раздражённого горла и языка, которым досталось бы от разгрызенных сухих зёрнышек. Даже такая порция могла принести мне вред в сложившихся условиях, но совсем уж голодным оставаться не хотел. И так сутки с лишним в животе ни крошки не побывало. Когда завтра нам дадут (должны, обязаны дать, иначе к полудню половина пленных потеряет сознание от жары и обезвоживания, а к вечеру начнут массово умирать) напиться вволю, то тогда и съем свой запас. Без воды же, есть зерно не стоит.
Голодные люди собрали с пола всё до последнего зёрнышка. Даже в темноте ползали на четвереньках и наощупь искали их. К моему удивлению, драк за еду не было. Так, несколько вялых стычек, которые мигом пресекались другими. Наблюдая за своими товарищами по несчастью, я выделил восемь мужчин среднего возраста, которые наводили порядок и превращали толпу во что-то организованное. Рядом с ними постоянно находились два-три человека крепкого телосложения. Те или защищали каждого из восьмёрки, или тянулись к командирам по привычке, въевшейся в кровь за время долгой службы в армии. Каждый из восьмёрки носил обычную солдатскую форму, но повадки выдавали в них военачальников низшего и среднего звена.
«Сотники, не ниже, возможно подвоеводы, но не воеводы явно, мысленно прикинул я должности, которые могут занимать эти люди. Воевод здесь точно нет, не подходят по поведению и возрасту. Если и были такие, то их днём забрали в тот грузовик».
Ближе к полуночи люди стали засыпать, а потом просыпаться. Съеденное зерно дало о себе знать, и у многих заболели животы. Кто-то со стоном и неприятными звуками стал избавляться от содержимого своих потрохов по углам, подальше от спящих. Но нашёлся один, который оказался настолько религиозным, что для него подобное было кощунством. Вместо того чтобы в мёртвом храме поступить как все, он направился к дверям, переступая через лежащих и обходя сидящих. Иногда в темноте промахивался и наступал на людей.
Куда прёшься, сукин ты сын?
Глаза протри, паршивец!
Куда тебя черти понесли, никак немцам службу свою хочешь предложить?
Эти и многие другие фразы обрушились на него.
Братцы, да не могу в храме гадить, не могу, оправдывался тот. Грешно это. Попрошу, чтобы до ветру выпустил часовой. Ну, не зверь же он, должен по-человечески понять.
В ответ опять получил не самые эпитеты.
Где ты храм тут видишь? Амбар это.
Лучше попроси бога своего молнией прибить немцев! Может он это? А ежели нет, то я сам нагажу сейчас.
Жрать меньше надо было. Набил брюхо больше других, и теперь срать ему захотелось.
Наконец, верующий солдат добрался до дверей и принялся в них стучать, перемежая удары кулаком с мольбами выпустить его на улицу. Через пару минут с той стороны раздались сердитые окрики на неизвестном мне наречии. Слов я не понимал, но интонации было достаточно, чтобы понятьтот советует пленному затихнуть. Увы, тот или не понимал, или надеялся своей настойчивостью достучаться до совести караульного. Вот только забыл, что по ту сторону преграды стоит не его товарищ, а сам он не в армейской камере, куда был отправлен за мелкое нарушение дисциплины. Итог был трагичным: с улицы раздался знакомый грохот местного оружия. Алхимический заряд пробил толстые доски и тело верующего. На этом караульный не остановился и выстрелил ещё несколько раз. И каждый заряд нашёл свою цель из-за скученности в храме и того, что уже после первого выстрела ближайшие к двери пленники вскочили на ноги и бросились бежать кто куда. Но этим только сами подставили себя под смерть.
Караульный сделал три выстрела, после чего с улицы донеслись встревоженные крики его сослуживцев. Видимо, интересовались причиной пальбы. Получив объяснения, они разошлись, шум на улице стих. Да и в храме все притихли, поняв, что за бузу враги карают самым жестоким образом. Единственный звукстон, шёл от тяжелораненого пленника. Ещё один пострадавший, тот самый верующий, был готов испустить дух вот-вот. И вроде бы была ещё пара легкораненых, но те молчали вместе со всеми.
«Демоны меня побери, чего я жду? Там же энергия сейчас утекает», спохватился я и заторопился к месту трагедии, про себя надеясь, что караульный решит поберечь заряды к своему оружию и больше не станет палить сквозь двери.
Сначала склонился над умирающим на пороге. Застал тот миг, когда он испустил дух, и вместе с отошедшей душой в окружающее пространство выплеснулась прана. К сожалению, забрать всё у меня не получилось, но с учётом пустого резерва я был рад и тому, что перехватил. Хотя, как сказатьрад данный процесс был неприятен в моральном плане.
«Как падальщик какой-то», болезненно оцарапала мысль сознание.
Что с ним? Жив? раздался рядом шёпот.
Я, сосредоточившись на процессе сбора праны, не заметил, как рядом оказались двое, один из той командирской восьмёрки, которую приметил ранее. Второй был его телохранителем.
Нет, уже не дышит, так же ответил я и поспешил отойти, пока не услышал новые вопросы уже в свой адрес. Ну их, не хочу. Постарался лечь так, чтобы быть рядом со вторым умирающим, у которого оказался пробит живот. Рану ему перевязали, но я слышал пару раз проскочившую фразу «не жилец». Он протянул до самого утра, до момента, когда на улице раздался шум побудки. Вскоре заскрипели двери храма, впуская внутрь яркий солнечный свет.
Ам аусгамг! Шнель! раздались крики пленителей. Шнель, швайн!
Через пять минут все мы стояли снаружи под прицелами десяти врагов и одной трёхколёсной коляски, в корыте которой сидел враг с тем самым оружием, сбоку которого была прикреплена металлическая небольшая банка.
Вернее, почти все стояли на улице. Я заметил, что несколько человек остались внутри, решив спрятаться под половицами и в нишах в кирпичных стенах. Не будь у врагов собак, то уловка могла и сработать. Но запущенные в храм две псины мигом отыскали всех хитрецов. Там же их и пристрелили. Такая же участь постигла раненого в живот, который протянул до этого момента. Как по мне, то это стало для него великим благом. Вылечить такую рану без магии было очень сложно.
Сам я подумывал воспользоваться магией и наложить на себя чары скрытности. Но потом оценил накопленный запас маны, вспомнил про собак, которых вряд ли обманет моё слабенькое заклинание и решил не рисковать. И правильно поступил, как показало дальнейшее.
После расправы нас заставили построиться из толпы в несколько шеренг, после чего перед строем вышел какой-то мужичок с листком бумаги и стал с него читать. Вникать в его речь я перестал уже после второй строчки. Не то переводчик, не то переметнувшийся на сторону врага предатель сообщал, что за нарушения пленных, то есть нас, будут карать смертью. Что согласившихся работать на Великую Германию ждёт вкусная еда и свобода, что для всех нас война закончилась и сейчас нужно сделать правильный выбор и так далее в том же духе. Вещал он с полчаса. Итогом стало то, что из наших рядов вышли семнадцать человек. Когда они проталкивались мимо бывших товарищей, то возник ропот с их стороны. Но все возмущения мгновенно стихли, когда вражеский командир вытащил из кожаного чехла на животе небольшой металлический предмет, направил его в небо и выстрелил.
«У них даже такое маленькое алхимическое оружие есть. Нужно это учитывать», подумал я.
Мы продолжали стоять и смотреть на то, как ренегатам принесли чистую одежду и котелки с горячей пищей и чистой водой. От вкусных запахов у многих забурчали животы.
Наконец, моральная обработка подошла к концу. Предателей куда-то увели, а нас погнали по деревенской улице к колодцу, где разрешили вдоволь напиться холодной воды. Здесь я и те, кто вчера набил карманы зерном, заодно и поели. Хм, ну и немногие те, с кем мы поделились. Кому-то дополнительно перепало еды от женщин, которые собрались со всей деревни. Немцы их прогоняли, но делали без особой злости. Часть продуктов они забрали себе, наверное, что получше и повкуснее, остальное разрешили передать пленным.
Когда все военнопленные напились (заодно вычерпав колодец до дна), нас погнали обратно к храму. Там мне и ещё пятерым крепким мужчинам вручили лопаты и заставили копать общую могилу убитым этим утром и ночью. Когда яма была готова наполовину, к нам подошли четверо немцев, двое из которых были одеты в чёрную униформу и пахли чем-то алхимическим. При виде них у меня что-то ёкнуло в груди. Интуиция меня не подвела. Один из чёрных, огромный детина, ниже меня ростом, но шириной плеч почти не уступающий, остановил взгляд на мне. Несколько секунд внимательно разглядывал, после чего махнул рукой:
Ком, Ивьан!
Выпустив лопату из рук, я выбрался из ямы и подошёл к немцам. Ничего хорошего от них не ждал и потому приготовил самое мощное из доступных площадных заклинаний из малефицизма. Сразу оно врагов не убьёт. Но в силу отсутствия магов, которые сняли бы такое элементарное проклятье, они будут обречены сдохнуть в мучениях за ближайшую неделю-две. Максимум протянут дней двадцать.
Рядом нарисовался переводчик, который утром зачитывал речь с листка.
Господин офицер хочет с тобой побороться, сказал он. На меня эта продажная душонка смотрела со злостью и презрением, на немцев с подобострастием. Ты знаешь, что такое бокс?
Нет.
Мой ответ вызвал у него ещё большее чувство презрения во взгляде. Несколько секунд он пытался раздавить меня им, потом повернулся к немцам и что-то протараторил, выслушал их и вновь посмотрел на меня:
Эта борьба на кулаках, нельзя хвататься за тело и одежду, бить ногами, кусаться или бросаться землёй и прочим мусором. Только кулаки, понял, быдло?
Понял.
Обращать внимание на оскорбление не стал позже сочтёмся. У магов перед простыми смертными есть много преимуществ, особенно в делах мести Особенно в мире, где маг всего один.
Переводчик вновь что-то произнёс угодливым тоном, обращаясь к своим новым хозяевам. Одетый в чёрное, мой будущий противник что-то ответил с весёлой улыбкой на лице.
Туда иди, приказал переводчик и указал рукой в сторону зелёной лужайки примерно в пятидесяти шагах правее. И живее, не заставляй господ офицеров ждать.
За несколько минут, пока я и немец готовились к поединку, вокруг лужайки собрались десятка три человек. Почти все были немецкими солдатами и командирами. Среди них затесались пятеро мужчин в обычной одежде, похожей на одежду переводчика. Либо такие же предатели, либо некомбатанты немцев из невоенных служб, если у них такие существуют, например, маркитанты или торговцы.