Без обид, прохрипел он, прижимая к себе бутылку, как мать ребенка. Всякое тута бывает.
Да что вы говорите?! заинтересовался Марк. А мы только вот родственника навещали и рядом с участком могилку свежую видели, да перекопанную вдоль и поперек. Такое часто бывает?
Глазки сторожа нервно забегали.
Не Не, не часто, хрипло промямлил старик, делая едва заметный шаг в сторону своей халабуды.
Да ну? сказала я. А я вот готова поспорить на еще одну бутылку водки, что как минимум одну могилу вскрыли совсем недавно. Я вам даже больше скажу, добавила я, кивнув на трещину, тот, кто в ней был, в ту же ночь побывал у вас в гостях.
Белку поймала, девка? скривившись, прохрипел сторож, чуть не выронив драгоценную бутылку.
Примечательно, что его пропитая физиономия скривилась вовсе не из-за бредовости услышанного, как могло показаться на первый взгляд, а от испуга, что кто-то знал или хотя бы допускал, что мертвецы могли бродить по кладбищу.
Хотя, тут он был не прав: мы не допускали, мы утверждали.
Так был или нет? все сильнее раздражаясь, спросила я, потянувшись в карман за сигаретами.
Терпение, которым я и так не славилось, как и Марк, закончилось приблизительно между фразой "не, не часто" и обвинением в поимке некой "белки", оскорбившей мое кошачье альтер-эго.
Сторож дернулся, как от удара током, и, таки выронив бутылку, вскинул ружье.
Проваливайте отсюда! выплюнул он.
А то что? острым, как лезвие, голосом уточнил Марк. Контуры его тела начинали немного плыть.
Сторож это заметил, но вопреки ожиданию того, что он испугается еще больше, руки, державшие ружье, стали как-то крепче и увереннее направлять его. Оно было заряжено. Порох был немного отсыревшим, но, как говорится, пуля та еще дура.
Ружье вырвалось из его рук и, пролетев по дуге, воткнулось дулом в землю.
Так как? Я подкурила сигарету и сделала глубокую затяжку. Расскажете нам про гостя? спросила я, выпуская густой сигаретный дым.
Знать не знаю! стоял на своем сторож.
Его била крупная дрожь, и мне даже стало жалко старика. Всматриваясь в его побитое жизнью, сморщенное лицо, я даже могла понять его тягу к бутылке.
Мне даже пришло в голову, что мы зря на него наседаем, что, возможно, он каждую ночь видел кошмары, вызванные местом работы на пару с водкой, и границы между реальностью и хмельным воображением у него давно уже если не стерлись, то ощутимо покачнулись. Возможно, что даже нас он воспринимал отчасти как упомянутую им ранее "белку".
Выбросив остаток сигареты, я повернулась к Марку, но, сделав не полный шаг, замерла. Кольцо цвета морской волны с камнем в форме полумесяца светилось на моем пальце. Покалывание, распространявшееся от него по всей руке, словно тянуло меня назад.
Пробежав глазами кладбищенские задворки, в которых мы находились, я присмотрелась к открытой двери сторожки, из которой, помимо тусклого света лампы, лился зеленоватый свет.
Я бросилась туда. Сторож издал хриплый стон и хотел меня не пустить, но матерый черный кот с серой подпалиной на груди повалил его на землю и прижал лапами.
В сторожке воняло старостью и спиртом. На грязном одеяле лежали пустые бутылки, а на стуле с ободранной обивкой валялась пустая пачка из-под сигарет, из которой и мерцал зеленоватый свет.
Я вывалила содержимое пачки на стул и, порывшись в спутанных золотых цепочках и сережках, выудила два кольца, одно из которых было обручальным, а второе точной мерцающей копией моего кольца цвета морской волны в форме полумесяца.
Отпусти его. Марк убрал тяжелые лапы со сторожа. Откуда у тебя вещи моего мужа? чужим даже для меня голосом спросила я, присев над стариком.
Внутри все клокотало, и мне стоило невероятных усилий сдерживать себя.
Вещи моего мужа, повторила я с прорывающимися рычащими нотками. Глаза горели зеленым огнем. Откуда они у тебя?
Старик непонятно затряс головой, пустив слюни. Рыкнув, я подбросила его вверх.
Отвечай, пророкотала я, или я тебя четвертую. Ты вскрыл его гроб?
Я Я только навел
Кого?
Могильщиков.
Глава 8. День седьмой: могильщики
Рассвет алой полоской прокладывал себе путь в новый день, медленно, но уверенно, проникая сквозь тяжелые шторы спальни.
Лежа в кровати, я перебирала в руке кольца Игоря и обдумывала рассказ сторожа. Занимательная, конечно, была история, хотя и вызывала у меня некоторые сомнения.
Лично я бы, если хотела обзавестись трупом, то обратилась бы в морг, но эти ребята, как бы дико не звучало, предпочитали свежевыкопаных. Дело вкуса, пожалуй.
Так вот, каждый день, то есть каждую ночь, старик обходил кладбище, отмечая новые захоронения, номера и расположения которых он записывал на бумаге, которую оставлял под пнем, находившимся у кафешки через дорогу от кладбища.
Если отмеченные им захоронения оказывались полезными, то есть, как предположили мы с Марком, в них были похоронены ведьмы или ведьмаки, то сторожа вознаграждали, отдавая ему ценности в виде украшений, которые родственники по той или иной причине не снимали с усопших.
Наш старик делал это два года, не задавая лишних вопросов, как и делал сторож до него, и сторож до него, и так далее, и что далее происходило с телами, старик не знал и знать, понятное дело, не хотел.
Ночь, когда пришли за Игорем, он помнил хорошо, что было неудивительно, ведь за два года его работы еще не было случая, когда, простите, ходячий труп-не-труп, который должен был быть потерянным и легкоподдатливым, вдруг оказывал сопротивление.
Что ж, несколько кусочков пазла более менее стали на место: сторож дал наводку могильщикам (хрен их знает, кем они были и что им было нужно), которые помогли Игорю выбраться из могилы, но, вместо того, чтобы безропотно пойти с ними, он от них отбился, причем, жестко, и сбежал, то есть переместился домой.
Где же ты, Игорь? прошептала я, сжимая в ладони кольца.
Я перепробовала все известные мне магические способы поиска, но ни один из них не дал результата. Он словно испарился, пропал с радара, и у меня не было новых идей, где и как было его искать.
Остаток ночи мы с Марком потратили на проверку остальных кладбищ, сторожа которых после хорошей встряски рассказывали ту же историю про наводки и неких могильщиков.
Откуда они приходили и куда уходили сторожа, естественно, тоже не знали, и нам с Марком не осталось ничего другого, как дождаться следующей ночи и подкараулить наших таинственных похитителей, чтобы это выяснить.
Не спишь?
Дверь тихонько приоткрылась и в комнату заглянул Миша.
Неа. Я приподнялась на локте. А ты чего бродишь?
Да я ходил девочек проверить. Ну, и тебя, ответил брат, присаживаясь на кровать.
В полумраке комнаты он и сам выглядел ребенком. Он давно преобразился, и от того долговязого, худющего подростка с грязным носом, каким я его нашла, не осталось и следа, но все же он был еще подростком, требующим внимания и заботы, о чем я в последнее время совсем забыла.
Прости, что тебе приходится столько всего делать. Я никудышная сестра и препаршивая мать.
Никто не ждет, что ты будешь идеальной, возразил Миша. Мы любим тебя такой, какой ты есть, так что прекращай быть такой требовательной к себе.
Если бы я была требовательной к себе, то мы бы сейчас сидели в твоей комнате, и я бы проверяла, как ты, ответила я.
Тебе и так сейчас нелегко.
Как будто я одна такая. Я потянулась к сигаретам, но передумала. При детях и брате я старалась не курить.
Одна или нет, но нас волнуешь именно ты, а не кто-то другой.
За меня не надо волноваться, я справляюсь, ответила я все-таки закурив.
Я знаю, что ты что-то задумала, немного помолчав, сказал брат. Не знаю, что рассказал тебе брат Иннокентий, но после твоего визита в пристанище у тебя появился такой взглядМиша задумался, подбирая слова. Не знаю Страшный, решительный. А еще я знаю, что Марку ты не все рассказала, и это пугает еще больше.
К чему ты это говоришь? спросила я, радуясь, что в комнате не настолько светло, чтобы брат видел выражение моего лица. Особенно левую бровь, находившуюся в полной готовности выдать ложь.
К тому, что я не так хорошо знал Игоря, но уверен, что он бы не одобрил того, что ты задумала.
Хочешь сказать, что я должна остановиться? Ничего не делать? Ничего не выяснять?
Хочу сказать, что тебе стоит десять раз отмерить, прежде чем резать, а, зная тебя, ты резать не будешь, ты будешь рубить.
Брат ушел, и я почувствовала облегчение от того, что он ничего не спросил и мне не пришлось ему врать. Все-таки это было бы не очень правильно.
С другой стороны принимать решение было моим и только моим правом, и я для себя уже все решила. Просто нужно было выяснить еще несколько деталей, прежде чем начинать действовать, и сделать это нужно было как можно скорее, ведь времени с каждым днем оставалось все меньше.
Караулить места, где сторожа оставляли записки, было рискованно, ведь все они были открытыми и не настолько популярными, чтобы в случае чего сказать "ей, да мы просто газетку тут читаем", поэтому мы с Марком окопались непосредственно на кладбище на противоположной от сторожки и администрации стороне.
Две ночи ничего не происходило. Зато на третью нам, так сказать, улыбнулась удача.
Сыпал мелкий дождь. Марк, пристроившийся в зверином обличие на толстой ветке каштана, растущего в двух шагах от центральной аллеи кладбища, лениво потянулся и зевнул. На ветках только-только появилась завязь листьев, но его черное лоснящееся тело было надежно скрыто в тени ствола. Лишь хвост, свисавший с ветки попадал в тусклый свет фонарей.
Сбросив с себя жирного червяка, единственного, кого по ходу радовала погода, я поерзала по земле. Тело затекло, и сырость и холод земли, на которой я лежала, притаившись за большим памятником героя войны, подбиралась сквозь мотоциклетную куртку все ближе к костям.
За все эти дни мне так толком и не удалось поспать. В доме витали невысказанные надежды и слова, и каждый раз, когда ко мне кто-то из домашних обращался, я вздрагивала, опасаясь вопросов, на которые мне бы пришлось что-то ответить, то есть соврать, но брат молчал, девочки погрузились в домашние задания, а родители Игоря не воспринимали реальность иначе, чем сквозь призму простых, повседневных дел, и я все больше задумывалась о том, не поспособствовать ли мне их скорейшему отъезду.
Усиленно стараясь не клюнуть носом, я следила за воротами, запертыми на ночь, изредка приподнимая голову, чтобы проверить, не отключился ли мой хвостатый напарник.
Время перевалило за полночь. Фонари погасли, и аллея погрузилась в серую, дождливую мглу, которую не могло пробить даже свечение сумеречных обитателей кладбища.
Внезапно раздался скрежет. Я метнула быстрый взгляд на Марка, чьи глаза настороженно сверкали в сторону звука. Отлично. Значит, мне не показалось.
Осторожно выглянув из-за памятника, я пробежала глазами едва видимое ограждение, через которое перелазили три темные фигуры: две крупные и одна совсем тощая. Запахи от них шли разныеот жареных пирожков до дешевого лосьена после бритья.
Сверившись с бумажкой, на которой были записаны номера свежих могил, троица прошла мимо нас, уверенными шагами продвигаясь вглубь кладбища.
Огромный черный кот с серой подпалиной на груди бесшумно спрыгнул с ветки дерева на землю и, скрываемый темнотой, потрусил следом за ними.
Желания передвигаться на четырех лапах у меня не было, поэтому, всеми силами стараясь не убиться среди могил, что было бы на сто процентов из области "тупая смерть", я на своих двоих поспешила за ним.
У одного из участков с двумя свежими могилами троица остановилась. Тот, что был самым костлявым и, видимо, главным, еще раз сверился с бумажкой и, проморботав что-то двоим сопровождавшим, которые без вопросов отошли в стороны, освобождая ему место, одним махом вскрыл обе.
Сладковатый запах смерти ударил в нос, и я даже порадовалась, что за целый день почти ничего не ела. Честное слова, от него струганул бы самый бывалый мент и даже патологоанатом.
Костлявый спрыгнул в яму, но быстро вылез обратно: клиент оказался неподходящим. Во второй яме он провел намного больше времени и обратно вылез не один, а в компании некой юной особы.
Сумеречные тени, кружившие на соседних участках, зашипели, энергично вращая кольцами светящейся энергии, давая понять, что происходящее им не по нраву, но костлявый не обратил на них внимания, как и его спутники.
Елейным голоском он что-то заливал девушке. Слов я разобрать не могла, но магические волны, расходившиеся от них, я почувствовала даже на расстоянии. Сильная то была магия, не из той, что используется повседневно. Ее специфичный вкус так и катался во рту.
Девушка, прежде стоявшая, как дерево, затряслась и яркая вспышка в небе, которую можно было принять за звезду, со скоростью кометы полетела к ней.
Костлявый, быстро достав небольшой сосуд с узким горлышком, ловко, но аккуратно поймал ее им и плотно закрыл сосуд пробкой. Спрятав сосуд, он взял все еще трясущуюся девушку за руку и, прежде чем уйти, поправил ее могилу, а вот вторую оставил, что-то буркнув своим сопровождавшим.
Я уже хотела идти за ними, уж больно интересную вещь он проделал, но то, что далее начало происходить с оставленной разрытой могилой, прирастило мои ноги к земле, дыбом подняв волосы не только на затылке, а и по всему телу.
Двое оставшихся спустились в яму и, вытащив труп, как самые настоящие жуки-мертвоеды, то бишь могильщики, принялись с отвратительными плямкающими звуками пожирать его.
Могу поклясться, что я слышала каждое причмокивание, каждый укус, каждой сглатывание, каждый щелчок зубами этих омерзительных тварей.
Желудок взбунтовался и, несмотря на то, что в нем ничего не было, скрутился таким болезненным спазмом, что если бы не Марк, вовремя закрывший мне рот рукой, я бы, наверное, закричала.
Кладбище исчезло и, вместо запаха сырой земли, запахло домом. Добежав до унитаза, я высказала ему все желчные думы и, умыв лицо холодной водой, вернулась к Марку, сидевшему в любимом кресле Игоря возле окна нашей спальни.
С тобой все хорошо? окидывая меня подозрительным взглядом, спросил он.
Нет, не все, рыкнула я, промокая мокрое лицо полотенцем. Зачем ты увел меня? Нам надо было идти за тем тощим, а из-за тебя мы его упустили. И что теперь прикажешь делать? Снова ночами на кладбище торчать?
Он переместился, сухо ответил Марк. Даже при всем желании мы не смогли бы пойти за ним, не зная конечную точку.
Можно было послать за ним
Что, Нина? перебил он. Твою рвоту?
Пошел ты! выплюнула я.
Хотя, умом я все же понимала, что была сама виновата в том, что мы упустили тощего с девушкой. Будь я чуть сообразительней, не тратила бы время на пиршество каких-то тварей, а предприняла бы что-то, чтобы не потерять из вида единственную ниточку, которая могла привести меня к Игорю. Ну, то есть не единственную, конечно. Тут я немного утрировала, но самую простую и верную точно.
А ты мне ничего сказать не хочешь? Марк приподнял одну бровь, спустив на тормозах мою грубость.
Я бы хотела остаться одна, выдержав его взгляд, ответила я. Запал закончился и меня как обычно начал подгрызать стыд за неблагодарное отношение к одному из немногих близких друзей, помогавших мне в трудные минуты и не просивших ничего взамен. Пожалуйста, добавила я.
Марк долго высматривал что-то, но больше ничего не спросил и молча исчез из комнаты.
Я устало опустилась на кровать и закрыла лицо руками, прислушиваясь к звукам в доме. В комнате за стеной спали девочки, а в комнате напротив спал брат. Родители Игоря занимали гостевую в конце коридора. На кухне постукивала посуда. По ходу, я и Федя были единственными не спавшими на весь дом.
Дом Он был таким большим, заполненным мебелью, вещами, людьми, но для меня он был как поле после сбора урожая: уставшим и опустошенным.
Первые два дня после смерти Игоря мне не верилось, что настал конец. Что-то в моем сознании уверенно твердило, что он просто уехал куда-то, ушел в магазин, на работу или еще куда-нибудь. И только в день похорон, я поняла, что обманывала себя, но, даже понимая это, все равно продолжала обманывать и отрицать очевидное.
Наблюдая за родителями Игоря, я приходила к выводу, что они все увереннее склонялись именно к такому сценарию. А что? С ним они давно не жили и, возможно, для них действительно было проще внушить себе, что он где-то тамживет своей жизнью с женой и детьми, работает, строит планы, а не звонит им, потому что времени нет. Ну, а могила Так это всего лишь могила. Фиг ее знает, зачем она вообще нужна.