А за дорогой раскинулся город.
Ни ограды, ни рогатых алтарей по сторонам света, ни охранных столбов при въезде. Должно быть, больше не возводят городские стены, каждое селенье стоит беспечно, хоть все вокруг и говорят о войне. Длинные коробки домов, прямые улицы меж ними, а людей не видать, то ли так и не вышли за порог после дождя, то ли незаметны среди вечерних теней.
Но город жил. Ветер доносил его запахи: среди бензина и гари чудились ароматы еды, привкус кипящего на сковородках масла. Алые отблески отражались в стеклах, а над дальним частоколом труб поднимался дым, переливался от желтого к черному, даже закат не мог его перекрасить. И с той же стороны раздался новый звук, колокол или гонг? Простонал трижды и смолк.
Этот город, сказал Чарена, как зовут?
Ники засмеялась, махнула рукой.
Это вообще не город! Видишь трубы? Там завод, а это поселок при нем, ну и поезда тут останавливаются иногда, нам надо разузнать, когда нужный, и тогда уже туда пробраться
Эша зарычал. Взглянул на Чарену, отпрыгнул с дороги, пробежал несколько шагов и вернулся, замер в ожидании.
Верно. Сколько они уже идут, а Эша все время был рядом. Спустился с ними под землю, а ведь мог охотиться ночью.
Он хочет найти еду, тихо сказала Ники.
Чарена кивнул и наклонился к Эше, прошептал на лхатони:
Иди. Мы подождем. Удачи тебе на охоте, богатой добычи.
Эша ткнулся в плечо и тут же метнулся прочь, помчался по закатной земле. Обогнул холм, мелькнул белой искрой и исчез.
Я знаешь, что думаю, сказала Ники, и Чарена обернулся к ней. Ники хмурилась, смотрела на город, на ползущие по небу струи дыма. Раз тебя приборы не видят, то ты можешь на виду спрятаться, подождать Эшу и меня тоже. А я одна подберусь к поездам, так будет быстрее. Может, заодно найду что-нибудь.
Одна? Как она справится с врагами, одна, если ветер не слушается ее?
Опасно, сказал Чарена.
Но не успел продолжить, Ники сжала кулаки и повторила упрямо, почти по слогам:
Так будет быстрее. Я знаю, как надо, а ты мне там будешь мешать. Подожди вон тут, видишь? Она указала на приземистый угловой дом, и, прищурившись, Чарена различил качающуюся вывеску возле дверей. Зайдешь туда, там будет место, где можно посидеть, не прогонят. Горячей воды можно взять, иногда даже чай дают, бесплатно. Подожди там. Ты ведь услышишь, когда Эша позовет? Ну ты должен услышать! Только, она запнулась, прикусила губу, ты сможешь спокойно там подождать, ничего не устраивать, не убивать никого? Ну хотя бы постараешься?
Должен ли он возразить, должен ли остановить ее? И об опасности, и о мире вокруг она знает куда больше. И все же так хотелось сжать ее запястье, сказать: «Нет, я решил и пойду с тобой».
Чарена закрыл глаза, прислушался, пытаясь успокоить мысли. Сейчас он, Эша и Ники как путь, распавшийся на три дороги, кажется, расходятся, бегут в разные стороны, но совсем скоро вновь сольются воедино.
Да, сказал он и пошел к дому, который показала Ники.
4.
Конечно, не стоило этого делать. Сеймор же просил не напиваться.
Чаки вздохнул, перевел взгляд с пустого стакана на бутылку, та еще была полна на две трети, янтарная жидкость виднелась над краем этикетки. Красные буквы на ней свивались кольцом, лучились росчеркамипритворялись солнцем. «Эрв высшей очистки». Как такое вообще случилось? Почему не пиво, даже не вино, а эрв, да еще и целая бутылка?
Настоящее помрачение. Из-за магии, наверняка.
Чаки почувствовал это еще на обратном пути с уничтоженной базы сепаратистов. Будто и правда надышался алмазной пылью, и она острыми частицами осела в легких, проникла в кровь и гудела теперь в каждом ударе сердца. Эхо чужого дара звучало и звучало, заслоняло все.
Добравшись до города, Чаки хотел пойти на базу, переодеться в штатское, подождать, пока кончится дождь, а потом уже выйти побродитьили вовсе не ходить никуда. А вместо этого, как был, промокший, в черной форме, зашел в первое попавшее кафе на торговой улице. Просидел там долго, но ведь пил только кофе! Смотрел в окно, на горожан, торопливо перебегающих дорогу, прячущихся под зонтами и капюшонами, на шквал брызг, разлетающийся из-под колес машин. Смотрел и сквозь гул помех пытался различить отблески и отголоски другой магии. Той, что должна была доноситься с базы, ведь там хранилось усиленное оружие и приборы. И одаренные там были. Обычно на такой дальний фон не обращаешь внимания, но если прислушаться, то он заметен.
Всегда был заметен, а сегодня стало не пробиться. Лишь иногда мерещились яркие вспышки и пятна, сила Бена, Сеймора, других знакомых магов, да только никого из них не было рядом. Фантомные видения. Дурной знак, так и до настоящих галлюцинаций недалеко.
А потом, что было потом? Чаки вышел из кафе и даже повернул к базе. И тут рядом затормозил автобус, и Чаки, не задумываясь, забрался в него. Внутри было людно, рабочие ехали на завод, на вечернюю смену. Бросали на Чаки настороженные, темные взгляды и тут же отводили глаза. Он подумал тогда: а если на одной из остановок зайдет та женщина, к которой приезжали мы со Сканди, та, у которой я отнял ребенка и мужа? Увидит меня, и что случится? Ведь что-то должно случиться! Автобус останавливался трижды, но она не зашла.
Так Чаки оказался в заводском поселке, а до обратного рейса оставалось несколько часов. Конечно, можно было по рации вызвать машину, даже нужно было так сделать. Но вместо этого он пошел в местную забегаловку и сидел теперь с почти полной бутылкой.
Но эрв, крепкий и правда чистый, помог. Обжог горло и смыл примерещившуюся алмазную пыль. Эхо чужой силы осталось, дрожало и звенело по-прежнему, но больше не казалось опасным. Будто шелест листьев и пение птиц в лесу.
Но напиваться все-таки не стоило.
Угощу кого-нибудь, решил Чаки. А то куда девать эту бутылку.
Вот только никто не подсаживался, даже не подходили близко, он был как прокаженный в своей форме с нашивками спецподразделения. Но, может, найдется смелый? Чаки обвел взглядом зал.
В этой забегаловке отдельный вход не сделали, и совсем рядом, за обшарпанной резной стойкой гудел республиканский приют. Там было тесно, люди сидели на длинных скамьях у столов, толпились в проходе. Слышался смех, стук игральных костей и перебор струн. То и дело кто-то подходил к окошку в дальней стене, за кипятком, и заваривал принесенный с собой чай, наверняка дешевый и горький. Там собирались те, кому нужно было скоротать время до автобуса или поезда, кто просто хотел после смены передохнуть немного. Те, кому не сиделось дома, а на выпивку денег не было. Ну и бродяги, конечно. Если вели себя тихо и не попрошайничали, то могли пару недель прожить в таком приюте.
А здесь, в приличной части зала, было пусто. Один стол занимала пара: мужчина в очках и строгая женщина, оба в старомодных дорожных костюмах. Рядом громоздился перетянутый ремнями чемодан. И еще за стойкой сидели двое мужчин в спецовках, оба покосились на Чаки, когда он вошел, но больше в его сторону не смотрели. Да и что их угощать, сами пили тот же эрв. Не простые рабочие, явно. Может, старшие по цеху? Чаки плохо разбирался в их рангах.
А если плюнуть на приличия, пойти к бедноте? Чаки уже готов был встать, подхватить бутылку, но тут же вздохнул и подавил порыв. Представил, как смолкнет гомон, песня прервется на полуслове. Кто-то откажется от угощения, кто-то выпьет с опаской, в настороженной тишине. Зачем это нужно.
Дверь скрипнула, тускло звякнул колокольчик.
Сперва показалосьподросток, из тех, кто подрабатывает на заводе. Но потом вошедший сделал шаг, оказался на свету. Мой ровесник, решил Чаки. Вряд ли старше двадцати пяти. Только низкорослый, худой, брезентовые штаны в грязи, клетчатая рубашка еще мокрая от недавнего дождя. Смотрит так, будто сам не знает, куда попал. Дезертир или просто бездомный? Или приехал сюда в поисках работы? Да не все ли равно!
Щелкнул выключатель, и под потолком загудели, разгораясь, лампы. Вошедший повернулся, озираясь, и электрический свет залил его, замерцал на волосах холодным, мертвенным бликом.
У него не просто светлые волосы, понял Чаки. И не седые, а белые, как бумага, с такими редко рождаются. Но от ядовитого оружия всякое бывает. И от экспериментов.
Эй! позвал Чаки. Вошедший взглянул на него и не дернулся, не попытался укрыться в тени. Словно увидел обычного человека. Иди сюда, выпей со мной.
Тот подошел, опустился напротив, скинул на пол потрепанный рюкзак. Чаки прислушался, но не ощутил следов магии. Утреннее эхо не стихло, все звенело на краю сознания, но не могло оно в такой близи заглушить дар и следы магических экспериментов.
Или могло? Тогда совсем все плохо.
Девушка в цветастом переднике поставила на стол второй стакан и тут же убежала, торопливые шаги смолкли за спиной. Пришедший посмотрел ей вслед. Чаки ожидал увидеть красные глаза, как у лабораторной крысы или кролика, но они оказались светлыми, не то голубыми, не то зелеными. Не разобрать.
Ну что, давай знакомиться, сказал Чаки и наполнил стаканы. Как тебя зовут?
Чарена, ответил тот.
Чаки рассмеялся, тряхнул головой.
Ну надо же! И я Чарена. Ты тоже Чаки?
Тот задумался, а потом сказал:
Рени.
Говорил он странно, растягивая звуки. Певучий, незнакомый акцент. Наверное, стоило все же допросить этого Рени или просто поговорить с ним, раз он сидит такой бесстрашный. Но для началасобраться с мыслями.
Чаки залпом осушил стакан.
5.
Ну ты чего ждешь? спросил тот, что сидел напротив. Пей!
Так странно, дико было услышать от него свое имя, будто посмотрел в зеркало, а там даже не выцветший призрак, а чужое лицо, ни одной знакомой черты. Что у них общего? Разве что возраст, да и тот разбит пропастью в тысячи лет.
Кто этот человек? Движения его были скупыми и быстрыми, взгляд то и дело скользил от окна к двери, проверял выходы. Темные волосы острижены совсем коротко, чтобы не падали на глаза. На вороте черной куртки блестел чеканный значок, а рукав окольцовывали разноцветные нашивки. Наверное, он наемник, хозяин своей судьбы? Нет, скорее воин, с детства привыкший подчиняться. Носящий чужое имяурезанное до бессмысленного прозвища.
Незачем злиться на это. Мир так сильно изменился.
Чарена отпил и поперхнулся, вино обожгло, вспыхнуло в горле, покатилось теплом по телусловно круги по воде от брошенной гальки.
Как огонь, сказал он.
Чистый эрв, рассмеялся Чаки. Осторожней!
Эрв. Вот как называлось это янтарное пламя. Ничего подобного Чарена не пил раньше, а ведь в столицу со всех концов империи свозили вино. Красное, тягучее, как кровь, и цвета первых утренних лучей, и золотистое будто полуденный свет. Но эрва не было ни в одной из бутылей, ни в одном из запечатанных кувшинов, он возник лишь теперь, вместе с поездами, машинами и горючей смесью.
Второй глоток дался легче, Чарена уже знал, чего ждать. Но все равно замер, прислушиваясь к жару, разгорающемуся, заполняющему сердце, вспыхивающему искрами нежданной радости. Можно ли опьянеть, выпив меньше стакана? Конечно, нет.
Спохватился, понял, что собеседник спрашивает о чем-то, настойчиво повторяет вопрос.
Не понимаю, сказал Чарена. Плохо говорю.
Да, я заметил, что ты слова странно произносишь, согласился Чаки. Ну так откуда ты? Я пару диалектов знаю, может, сумеем поговорить, как тебе проще. Какой у тебя родной язык?
Лхатони, ответил Чарена.
И тут же понял, нет, не стоило говорить. Чаки усмехнулся, мотнул головой, сказал что-то, весело, непонятно, и вновь наполнил стаканы.
С каждым глотком пить было проще.
Ну ладно, сказал Чаки, давай начнем по-другому. Что с тобой приключилось?
Чарена коснулся волос, попытался вспомнить слова. Они путались и разбегались, не желали звучать.
Почему, проговорил он наконец, такой цвет?
Чаки кивнул.
Болезнь, сказал Чарена.
Это слово не пришлось искатьвспыхнуло само. Столько раз уже повторял его, столько раз видел на страницах книг в монастыре. Болезнь, единственное, что запомнили люди о первом императоре.
Собеседник нахмурился и, казалось, хотел заговорить. Но лишь вздохнул и отвернулся, взглянул в темную глубину зала. Оттуда доносился дребезжащий перезвон струн, смех, неразборчивый гул голосов. А здесь зависло молчание, растекалось в воздухе темной тоской. Будто сквозь века проникло дыхание прошлого и шептало без умолку: болен, болен, умрет, увлечет всю страну за собой.
Чарена залпом допил жгучее вино, и наваждение схлынуло.
Болезнь была, объяснил он. Теперь нет. Теперь все хорошо.
Да понятное дело! Чаки сдвинул пустые стаканы, вновь взялся за бутылку. А то бы ты тут не сидел. Но как ты заболел-то? На войне? Или что-то с тобой делали?
Пол чуть заметно кренился, покачивался край стола. Светильники расплывались, превращались в радужные вихри, и лучи скрещивались и танцевали под потолком. И совсем не хотелось вспоминать о болезни среди сияния, покоя и тепла.
Но Чарена не мог ее забыть. Только как он заболел, когда? Так медленно подбиралась к нему хворь, капля за каплей проникала в кровь, оседала в сердце, отнимала сон, оставляя режущий кашель взамен. Дворец полнился слухами, люди говорили, что император проклят. Рабынячерноволосая, одна из плененных ведьм с берегов Айорыкрикнула ему в лицо: «Ты заслужил это, Чарена! Луна покарала тебя!» А Аджурим сказал: «Ты слишком много сил отдаешь, ты человек, а не дух небес, остановись, а то от тебя ничего не останется». Но Чарена не мог остановиться, пути горели, текли сквозь него. А Карионнаесли она и правда была рядом в последние дни, прошептала: «Земля зовет тебя, забирает. Но не бойся, не бойся, настанет время, она тебя вернет».
И так и случилось, он вернулся.
Просто болезнь, сказал Чарена.
Ты совсем меня не боишься. Голос Чаки звучал задумчиво, удивленно, словно его и правда стоило бояться. Видно, совесть у тебя чиста, не к чему придраться?
Чарена хотел ответить, но в этот миг пути дрогнули, потянули за собой. В их звон вплелся призывный вой кьони, за гранью человеческого слуха, но такой близкий.
Эша зовет меня.
Мне пора, сказал Чарена.
Постой. Чаки вскинул руку, жестом велел не торопиться. Наверное, и правда считал себя опасным человеком, который вправе указывать и запрещать. Еще не все обсудили. Тебе ведь, наверное, помощь нужна?
Чарена подхватил заплечный мешок, поднялся из-за стола. Пол вновь качнулся, но не успел уйти из-под ног, мир расцвел, запылал мириадами поющих нитей. Стены и крыша, воздух и люди, все сияло, летело, жило. Так далеко от столицы, но будто в самом ее сердце, в сплетении путей. Там, где заклинатель един с заклинательным кругом, жрец един со своим божеством, а Чаренасо всей землей, с каждой искрой ее жизни.
Он засмеялся от счастья.
Нет, помощь мне не нужна. Я благодарен тебе, и дорога впереди долгая, я знаю, но твоя помощь задержит меня. Мне столько нужно сделать, мне нужно все исправить, никто не сделает этого, кроме меня. Но ты скоро увидишь, узнаешь все сам, и
Он понял, что говорит на лхатони, но уже не сумел остановиться.
6.
Чаки не мог шелохнуться, больше не чувствовал тела. Словно его не стало.
Только что было тихо, ни тени магии, лишь утренние следы угасали вдали. И вдруг воздух взорвался силой, сжег волю. Волны колдовства рассекли душу, загрохотали, как вертолетные лопасти. Падали, вращались, молнии и ветер, ослепительный лед, солнечное пламя, вскипающие толщи воды. Боль, восторг, ярость и страсть, все, все, чем полон мир!
Я не выдержу, успел подумать Чаки. Умру, все вокруг умрут.
А потом услышал смех.
Беловолосый парень, Рени, Чаки так и не сумел разговорить его, так ничего и не узнал, бездумно смотрел перед собой и смеялся, говорил что-то. Магия расходилась от него водоворотом, кружилась и ликовала. Казалось, вот-вот сметет стены, раздробит стропила, раскидает столы и людей, но нет, никто не замечал ее. Все также бренчала гитара, звякала посуда, каждый был занят своим делом.
Рени продолжал говорить. Слова летели легко, напевно, но смысла в них не было. Что это, древние заклинания, искаженные крохи забытых традиций? Говорят, в предгорьях Вараджа у диких племен своя магия, может быть, он оттуда?
Нет, это знакомый язык. Чаки слышал его прежде, но когда? Давно, в детстве, на скучных уроках в перерывах между тестами? Бесполезные знания, которые так легко выветрились из головы. Древний язык, лхатони.