Спасибо, сказал Чарена.
2.
В столице бессонница отступила. Но Адил не забывал про нее, чувствовал, не ушла, а лишь затаилась. Любой резкий звук будил, а вновь заснуть было трудно, тревожные мысли кружились и жалили. Но не сравнить с ночами в лаборатории да и в любом другом месте.
Вчера он позвонил Мели, и она сказала: «Рада, что тебе лучше». Адил знал, что ей уже пришли вечерние показатели: он не пропускал ни одного сеанса наблюдений, а Мели в тот же день получала все данные. Она же его куратор. И, разговаривая по телефону, наверное сидела над распечаткой, всматривалась в кривые линии электрограмм, сверяла цифры.
Но ни ей, ни себе Адил не мог объяснить, что ему помогло. Здесь не было бескрайних лесов, чистого воздуха, запаха хвои. Не было успокаивающего влияния природы. Но не было и того, чем славилась когда-то столица: шумных улиц, уютных кофеен и огромных ресторанов, площадей и скверов, где поэты читали стихи, а влюбленные клялись в верности у фонтанов. Все это исчезло еще до рождения Адила, осталось лишь на выцветшей пленке довоенных фильмов. Да и кто бы сейчас стал читать стихи в скверах? Штатских давно уже эвакуировали отсюда.
Столица опустела, превратилась в город-призрак. Жил только центр: башни, укрепленные магией и сталью, опутанные сетью лестниц и переходов, поднимались к небу и вгрызались в землю. Здесь обитало правительство, собирался выборный совет, здесь располагался главный военный штаб. Беспокойное, гудящее от напряжения место. Повсюду камеры, дымоуловители, датчики движения и мигающие огоньки сигнализации. В комнате, где ночевал Адил, не было окон, воздух тихо шипел за круглыми решетками вентиляции, а аварийную лампу нельзя было выключить, она мерцала над дверью.
И все же именно здесь Адилу удавалось выспаться.
Таким сосредоточенным и бодрым он давно уже себя не чувствовал, хотя встал сегодня затемно. Командующий приказал до общего совещания подняться в западную правительственную башнюнеблизкий путь. Вверх на лифте до нулевого этажа, потом по лестницам, через три автоматические двери; затемкрытый переход, стальная труба высоко над землей; а потом снова лифт, почти до крыши.
Командующий ждал у окнаовального, окованного стальюи не обернулся, услышав шаги. Адил подошел, отсалютовал, молча остановился рядом. Там, за стеклом, всходило солнце. Выхватывало из мрака очертания заброшенных районов, улиц, перегороженных защитными стенами. Преломлялось на блестящей поверхности башен, ошпаривало глаза алыми бликами. Так просто было бы изменить зрение и смотреть на солнце не моргая, но к чему это сейчас? Иногда нужно оставаться обычным человеком.
Адил сощурился, отвернулся от окна и взглянул на командующего. Рассвет спрятал седину в его волосах, но сделал лицо жестче, а морщины глубже. На синем воротнике кителя переливались серебряные нашивки.
Ночью пришли новые данные разведки, без приветствия начал командующий, и Адил кивнул, приготовился слушать. В северном блоке альянса большие успехи в модификации одаренных. Скоро можем столкнуться с сильными магическими отрядами.
Адил снова кивнул. Это не было неожиданностью. Сбежавшая десять лет назад научная группа, периодические дезертирства на фронте, маги, взятые на учет, но не доехавшие до обучающих центров, куда они все исчезли? Переметнулись на сторону противника. Альянс не может взять ни количеством, ни техникой, их ракеты и вертолеты сбивает новая артиллерия республики. А научная база у них всегда была сильнойнеудивительно, что все силы брошены на эксперименты с магами.
Об этом пойдет речь на совещании, продолжил командующий, поймав взгляд Адила. От нас потребуют усилить заградительные отряды и магическое присутствие.
На миг ожила детская мечта, Адил почти поверил в нее. Все звенья спецподразделений соберутся вместе и под его командованием отправятся на фронт. Найдут слабое место в обороне врага, ударят, изменят ход войны.
Нет, даже мечтать об этом трудно. Спецподразделения созданы для другого.
Вам скажут удвоить усилия. Командующий снова смотрел в окно, на слепящие блики в окнах соседней башни, на взлетающий с крыши вертолет. Возможно, решат призвать в армию тех, кто уже сочтен непригодными. И заново перепроверить всех потенциально одаренных. Но меня волнует другое. Сепаратисты.
Адил положил ладонь на стекло, оно было холодным, не нагревалось даже в самый жаркий летний день, тем более теперь, осенью. И мысли пусть будут такими же: холодными, спокойными. Даже когда старший по званию хочет немедленных результатов там, где нужно терпеливо выжидать и собирать информацию.
Звено «Разряд» нашло базу сепаратистов и внедрило агента, сказал Адил. Командующий уже знал это, читал рапорт. Ему нужно время, чтобы раскрыть всю сеть.
Джета, на совещании на вас будут давить. Командующий нахмурился, а потом в упор взглянул на Адила. Потребуют, чтобы вы бросили все силы на поиски неучтенных магов. Но вы не должны поддаваться. Ваша основная задачасепаратисты. Нужно уничтожить их в кратчайшие сроки, мы не можем воевать на два фронта.
Я понял, сказал Адил.
Не было смысла спорить. Если придется, его звенья справятся с обеими задачами. Давно пора возобновить поиски неучтенных магов, они могут прятаться и среди сепаратистов. Пусть бегут, от бойцов спецподразделения не скрыться. Сейчас, глядя на утреннюю столицу, он был уверен в этом.
Тоскливая тень бессонницы скреблась в груди, царапала изнутри. Но не могла заставить усомниться.
3.
Неужели правда здесь дом женщин? Трудно было поверить в это, сидя среди книг. Четыре длинные комнаты походили на хранилище времени: стеллажи поднимались от пола до потолка, корешки теснились на них, стояли плотно. Узкие столы почти всегда пустовали, лишь изредка то одна, то другая обитательница монастыря ненадолго появлялась, искала что-то в толстых томах или переписывала строфы на лист.
Но обычно Чарена был здесь один. Он устраивался под окном, читал и следил, как луч света движется по деревянной столешнице, а потом и вовсе исчезает.
Книги, так много книг. Порой Чарене казалось, что их не меньше, чем в Доме Слов. Но там, в западном крыле дворца, пахло хрустящей бумагой и чернилами, серебряные пряжки блестели на скрипучих кожаных переплетах, а свитки были завернуты в яркую парчу. Там бывало людно, шли споры, какие книги достойны украшать дворец императора, и нужно ли хранить тома с законами здесь или отдельно. Но, может быть, в дни, когда Чарена не приходил в Дом Слов, там было тихо? И кто-то также сидел, ворошил записи и искал ответы.
Книги здесь были старыми. Выцветшая краска на шершавых страницах, потрескавшиеся корешки. Чарена читал медленно, строку за строкой. Чужие буквы, те, которым научила его Мари, складывались в слова лхатони. Но новых знаков было слишком мало, и оттого родная речь казалась иссушенной, тусклой. Как и все в этом доме.
Чарена перевернул страницу, всмотрелся. Весь лист, от края до края, занимал рисунок: жрец или дух с затемненным лицом и перепончатыми крыльями. Алые капли срывались с когтей, разливались ручьем у ног. Сверху аркой выгибалась надпись: «Император Чарена в гневе».
Он прикусил губу, чтобы не рассмеяться, не потревожить безмолвный покой комнаты. Перевел взгляд на соседнюю страницу. «Его темный образ, открывающийся немногим», так там было написано, а ниже выстроились строчки гимнов, хвалебных и бессмысленных.
Зачем я здесь? Он выпрямился, взглянул на луч света. Тот уже сполз к краю стола. Они даже не спросили, как меня зовут.
Не спросили, а сам он не назвался. Для хозяйки монастыря и ее сестер-рабынь он был безымянными паломником, путником, ненадолго задержавшимся в их доме, ищущим что-то в древних сказаниях.
Он читал легенды. О первом императоре, спящем в невидимой гробнице, ждущем исцеления. О том, как он мог убивать взглядом и исцелять прикосновением. Как объединил страну и за одну ночь построил столицу. Он был могущественным, всесильным, и все же болезнь победила его. Причудливые сказки про юных красавиц, отважных воинов и коварных колдуний-старух. Столько историй, стихов и гимнов, и ни слова о волках.
Зачем мне читать это? Зачем знать, что обо мне помнят?
Только болезнь запомнили, больше ничего. Ни в одной из легенд не говорилось о местах, где он вырос, о его родных. Вместо настоящих сподвижников, советников и друзей на страницах книг жили другие, придуманные люди. Чарена вчитывался в сказания, пытался понять, кто же правил после того, как стены гробницы сомкнулись, запечатали его внутри. Но ответа не было.
Но все же капля памяти сохранилась тут, гимнами в честь первого императора, знаками империи на стенах.
Как странно, что его помнят именно здесь, в доме женщин.
*
Несколько лет земля полыхала войной, но в тот год огонь утих. Остались лишь тлеющие угли: враги за проливом и священное озеро Айора.
На месте сплетения путей, в степи, безлюдной когда-то, возникла столица. Город, сперва крохотный, несколько домов и укреплений, быстро разросся, распластался лучами улиц и лентами дорог. Казалось, стройке не будет конца: каждый день слышались окрики мастеров, стучали отбойники и зубила, скрипели лебедки, а с запада и юга тянулись повозки, груженые камнем. День за днем все выше поднимались крепостные стены, вокруг города и вокруг дворца. А сам дворец менялся, становился прекрасней. Лазоревая черепица ложилась на крышу, во дворах и на верандах распускались диковинные цветы, а мастера все не желали останавливаться, украшали окна, ступени и арки.
Кьони не боялись людных улиц и дворцовой толчеи, по-прежнему сбегались к сердцу дорог, к Чарене. Появлялись и исчезали, когда вздумается. Лишь Ки-Ронг всегда был рядом.
Во дворце для каждого дела был свой дом, галерея или двор. Дом императора стоял на холме, парил над столицей. А ниже раскинулся северный флигель, где собирался совет. Зал разгораживал огромный стол, покрытый картами из бумаги и шелка. Их перерисовывали после каждой победы, и теперь лишь кромка моря и берега Айоры были закрашены алым.
«Вот где опасность, говорил Рагру, Повелитель Воинов, и указывал на пролив. Вот куда мы должны ударить. С Айорой можно повременить». Аджурим соглашался, ему вторили и другие советники. Все они боялись лунных женщин, боялись костров Айоры.
Чарена не прислушался, решил по-своему.
Войско замерло у подножия холмовтихих, плавящихся под летним зноем. Столько воинов, пеших и конных, в простых стеганых доспехах и в коже, проклепанной железом. Сине-зеленые ленты знамен обвивали древки, лениво колыхались, не желали взлетать в небо.
Стоит сперва выжечь землю, сказал Повелитель Воинов. Приподнялся в седле, жестом обвел гряду холмов. Солнце вспыхнуло в бронзовых бляхах на рукавице. Раздавим окрестные деревниведьмы не смогут отступить и помощи не дождутся.
Незачем, ответил Чарена и спешился.
Коньбелый, одной масти с кьони, переступил и мотнул головой, будто не веря, что избавился от ноши. Звякнули вплетенные в гриву амулеты.
Не бойся, сказал ему Чарена. Тебе не нужно идти со мной.
Да и сам он спокойнее чувствовал себя на земле. Хоть и научился уверенно держаться в седле, но не мог забыть, что кони не любят его, страшатся. Заговоренные, они не смели ослушаться и не шарахались от волков, но не таили беспокойства, оно прорывалось в каждом вздохе и шаге. «Думают, что ты волк, смеялся Аджурим. Притворись человеком!»
Сейчас Аджурим спрыгнул на землю, а следом за ним и Повелитель Воинов покинул седло. Чарена слышал их, но не оборачивался. Смотрел вперед, на Ки-Ронга, застывшего посреди тропы, и на белые тени, мелькающие в волнах трав. Эти травы не успеют пожелтеть, не иссохнут к осени, скоро войско двинется в путь и вытопчет землю.
Незримая нить, звенящая и тонкая, бежала к холмам. Чарена закрыл глаза, вслушался в ее песню, позволил душе парить следом.
Мимо тропы, в глубины земли, к влаге потаенных вод, сокрытых от взора людей. И вновь вверх, к свету, к глади озера, к сияющим солнечным бликам. Пути кружились там, опускались на дно и поднимались в воздух, чтобы развернуться и устремиться к столице, к сердцу страны. Вились по берегу Айоры, беспечно ныряли в стены святилищ, искрились под алтарями.
Дайте сигнал, сказал Чарена.
Труба запела позади, совсем рядом, ее голос взметнулся, предупреждая, и другие горнисты подхватили клич. Звук пронесся над степью и стих. Воины застыли в ожидании.
Чарена опустился на колено, прижал ладонь к пыльной теплой земле. Путь отозвался тут же, вспыхнул как молния, заставил сердце биться быстрей. Зазвенел, загрохотал, послушный прикосновению, и стал лезвием, сокрушающим скалы.
Тяжелый гул прокатился под ногами, земля качнулась. Будто и не было тишины: воздух заполнился конским ржанием, беспокойными окриками и словами молитв. Но это была лишь тень, отголоски того, что творилось сейчас на берегах озера.
Земля вновь загудела, пошатнулась и стихла.
Я разрушил их храмы, сказал Чарена и поднялся. Ждите здесь. На холмах поставьте дозорных и начинайте наступать, когда они увидят пламя.
А если они не увидят пламя? спросил Аджурим.
Он подошел и остановился рядом. Был встревожен сейчас, неуверен, словно позабыл все победы.
Если не увидят пламя, ответил Чарена, значит, враги покорились без боя.
Что еслиАджурим нахмурился, на миг поймал взгляд Чарены и тут же отвел глаза. Что если огня не будет, но они не покорятся? Что если что-то случится с тобой? Ведь возможно
Заклинатель! оборвал его Повелитель Воинов. Гнев звучал в голосе, но не мог скрыть страх.
Если такотомстите за меня, сказал Чарена. Но не бойтесь, не придется.
Но ты идешь туда один, тихо проговорил Аджурим. Может, стоило бы
Ки-Ронг повернулся, наклонил голову и зарычал. Чарена шагнул вперед и бросил через плечо:
Я иду не один. Со мной кьони.
Земля здесь была расколота.
Трещины змеились, тянулись по склону. Через одни можно было перешагнуть, через другиелишь перепрыгнуть, но Чарена не останавливался, продолжал спускаться. Шел, словно в кипящем белом море, волки сбегались к нему, их становилось все больше. Такой огромной стаи не видела даже столица. Ки-Ронг не рычал больше, ступал легко, осторожно, не отходил далеко от Чарены.
Уже показались разрушенные святилища, груды камней над черными разломами. Среди руин петляли новые ручьи: озеро вышло из берегов, вода бурлила, захлестывала камни. Ветер нес запах ржавчины и серы.
Среди развалин стояли женщины. Не воительницыведьмы, молодые и старые, полуголые, наспех разрисованные колдовскими знаками, в ожерельях из костей. Стояли неподвижно, смотрели, как приближается враг, как волки бегут вниз по склону. Не так много было этих женщинсотня или полторы? но Чарена видел и других, тех, что прятались среди обломков. То ли были ранены, не могли подняться, то ли готовились ударить внезапно.
Стой! Высокая ведьма шагнула вперед, взглянула без испуга. В руке она держала серп, солнце пылало на лезвии. Мужчина не должен ступать на нашу землю.
Чарена не замедлил шага. Перепрыгнул через рваную трещину, вброд перешел разлившийся поток. Остановился лишь у подножия холмав нескольких шагах от ведьмы.
На ее щеках чернели знаки луны, в волосах блестел полумесяц. Верховная жрица. Позади нее застыли женщины: каждая в центре заклинательного круга, у каждой в руках колдовские амулеты, жертвенные ножи, связки костей.
Признайте мою власть, сказал Чарена. Станьте частью империи. Служите мне, и больше ни один мужчина не нарушит ваших границ.
Кьони кружили по склону, будто не в силах оставаться на месте: принюхивались, склонялись к воде, отбегали прочь. Лишь Ки-Ронг неподвижно застыл рядом с Чареной.
Я Акарат! Верховная жрица взмахнула серпом. Я служу Луне и никогда не признаю власть мужчины! А ты, осквернивший воды Айоры, достоин лишь смерти.
Кьони сомкнулись вокруг Чарены плотным кольцом. Ки-Ронг напрягся, готовый к прыжку. Воздух накалился от ярости волков и ненависти лунных женщин, готовых умереть, но не покориться. Их шепот становился все различимей, все громче, распадался на слова проклятий и молитв.
Но ничто не могло заглушить гнев земли.
Одним движением Чарена начертил в воздухе знак огня, и пламя вспыхнуло. Обломки алтарей, стены святилищ, колдовские круги, все поглотил огонь. Волны жара не касались ни волков, ни Чарены, но били жриц, не давали остаться на месте, гнали к водам оскверненного озера.