Айсар сел на кровати, потер лицо ладонями, пытаясь прогнать видение умирающей девушки, застывшее перед глазами. Но образ никак не желал уходить, болезненное воспоминание сна, щемило горло, заставляло руки нервно перебирать край бордовой простыни.
Умывание холодной водой так же не помогло, а зеркало в позолоченной раме, так умело расширяющее визуальное пространство опять же бордовой комнаты, показывало не жизнерадостного парня с хитроватой улыбкой, а уставшего и надломленного, с темными кругами вокруг глаз, потухшим взглядом и осунувшимся лицом, которое стало старше будто бы на вечность. Он практически неосознанно потянул нить Внешней Силы, пытаясь через нее почувствовать девушку из сна все равно в каком из миров, но по неведомой причине, он мог ощущать только пробуждающуюсяона еще спала беспокойным сном в своей комнате. По ощущениям они и были практически идентичны, но все же пробуждающаяся не была девушкой из сна и Айсар очень хорошо это понимал. Но, почему же тогда они ощущались почти как один и тот же человек? На этот вопрос у седоволосого не было ответа. Возможно, сон вообще стал всего лишь игрой воображения, которое разыгралось от пробуждения сил и встречи с явно необычной девчонкой.
Размышлять о чем-то столь серьезном было не привычно. Сколько он себя помнил, он всегда не особенно думал о том, что прошло. И так же мало о том, что будет дальше.
Он помнил, как пришел в себя первый раз. Это было так давно в одном из миров, кажется в десятом. Айсайар помнил ту лачугу. На стенах висели шкуры различных животных, некоторых из них он узнавал, некоторые не поддавались его идентификации. На полу также валялась грязно коричневая шкура, своим краем практически попадая в открытый очаг. В помещении, если так можно было назвать это место, было душно, в воздухе витали горьковатые запахи трав, наверное, полыни больше всего. Он помнил, как не сразу смог пошевелиться, как почувствовал, что левая нога не может двигаться, но очень сильно болит. Помнил ощущение сухости во рту, вязкости застарелой крови под языком и на небе. Вот таким было его рождение.
Рядом с ним был Эрдьяр. Имя седоволосому новорожденному они с Рыжебородым выбрали вместе. Он сказал, что отбил его у кочевников, что его, полумертвого тащили лошадями по степи. Так, наверное, и было на самом деле. Айсар ничего не помнил и за годы после своего «рождения» ни разу не захотел узнать, что это были за кочевники, откуда они его тащили, и за что, где его настоящий дом, есть ли у него семья Дьяр уважал его выбор, принял его и ни разу до вчерашнего вечера не задал ни одного вопроса о прошлом седоволосого, не сделал ни одного предположения и вообще не затрагивал эту темя. Все эти вопросы, несомненно, с периодичностью времен года приходили в голову седоволосого парня, но все, что с ним произошло, он считал провиденьем судьбы, которая так распорядилась его не очень-то полезной жизнью.
Так было легко жить без привязанностей (если не считать Эрдъяра), без особо волнующих душу переживаний, просто жить и радоваться каждому дню. Однажды он почувствовал сильнейший зуд внутри, будто внутренности искусали насекомые. Айсар не сразу понял в чем дело, пока не повстречал мальчишку, который днем позднее взорвал себя и пол деревни, в которой проживал. К тому моменту Айсайар уже научился открывать переходы, и в следующий раз, когда он почувствовал этот зуд, они с Эрдьяром нашли женщину, мать двоих детей, и привели ее в Школу Жизни и Смертио ней знали все обитатели почти всех миров, кроме парочки особо закрытых. В тот раз они успели. Женщина осталась жива. Как и практически все остальные пробуждающиеся, которых он находил в дальнейшем, кроме тех, кого раньше находили охотники.
Некоторое подобие цели в жизни не принесло в нее серьезностиАйсайар так и оставался веселым, беззаботным парнем с не очень понятными способностями. Но вот сейчас, странное ощущение пустоты не проходило, заставляя задумываться о том, что доставляло боль. Это ощущение не прошло ни после выполнения утренних упражнений, ни после ничего не значащего разговора и таких же бессмысленных объятий с Валариндой, которая решила лично его разбудить и заодно принести завтрак в постель, в обмен на свою порцию хорошего настроения на весь день. Она была рада, что он снова поддался на ее каприз, но несколько рассержена отсутствием улыбки на его лице.
Ты сегодня не улыбаешься, бросила она, застегивая платье. Или тебе не понравился завтрак, приготовленный мною?
Она игриво и в то же каким-то немыслимым образом высокомерно взглянула на него через еще не спрятанное под одеждой плечо. Необычайные существаженщины. Умеют сочетать в себе все лучшее и все худшее одновременно.
Все отлично, Айсайар снисходительно улыбнулся. Ты же знаешь, я бывает могу отключиться от этого мира.
Да, я знаю, но обычно тогда ты начинаешь чувствовать пробуждающегося и ищешь его ощущение по мирам, а сейчас не так, она прошлась пальчиками по напряженным мышцам седоволосого.
Сейчас я тоже ищу по мирам, но не пробуждающегося, а одного старого знакомого, Айсар почти не соврал. Хотя обычно он вообще не посвящал никого, кроме Дьяра в свои дела.
И как, успешно? Еще одно движение острых ноготков вдоль позвоночника.
Айсайар
Шепот прозвучал одновременно с вопросом директрисы. Лед замер, прислушиваясь ко всем мирам сразу.
Айсайар
Седовласый потянулся к нитям Внешней силы, пытаясь понять, откуда идет зов. Он был не близок, не из этого мира точно.
Айсайар
Зов точно шел из Лесамира, где нет ни единого живого человека. Впрочем, мертвых там тоже не было. Вообще ничего, кроме древних мощных деревьев.
Айсайар? Директриса внимательно посмотрела на своего протеже.
Мне пора, Айсар схватил трость, которая стояла у изголовья кровати, и свою любимую толстовку, отобранную однажды в первом мире у одного пробуждающегося грабителя, и, открыв на ходу переход, не раздумывая шагнул в Лес.
Лес встретил Айсайара умиротворяющим шелестом невидимых крон, скрытых от глаз влажными, одеялоподобными облаками. Стволы могучих деревьев, таких высоких и толстых, каких не было ни в одном из миров, восхищающими колоннами уходили вверх. Ноги проваливались в мягкую рыхлую почву, а запахи сырости и гниющей листвы окутывали тело, а по ощущениям и душу.
Айсайар точно знал, что здесь не может никого быть, потому что этот мирмир без людей и каких бы то ни было существ вообще. Но кто же тогда его звал? Деревья, конечно, обладали коллективным сознанием, но не настолько мощным, чтобы бросить зов. Айсар натянул на голову капюшон и сделал шаг вперед. Трость тут же погрузилась в землю почти на ладоньбродить здесь было крайне неудобно, поэтому Седоволосый просто потянул Нить Силы, посылая сообщение: «Я здесь, я пришел», в надежде, что тот, кто его звал, сам найдет его.
Ждать пришлось долго, Айсайар успел заскучать. Он растянулся прямо на влажной листве, погружаясь в какое-то небывалое медитативное состояние без мыслей и желаний. Странный лес заставлял всматриваться в себя. Рыжебородому тут бы понравилось.
Идеальная тишина, почти пугающая, такая непривычная в других лесах других миров, обволакивала сознание, лишала его ясности. В других лесах, в которых бывал седоволосый не было такой тишинытам всегда шумят его обитатели. Птицы, звери, насекомые, все они издают неповторимый общий звук, благодаря которому, знающий человек даже с закрытыми глазами всегда скажет, что он в лесу. Ведь любой лес звучит. Этот же Лес молчал, как самый идейный партизан любой войны на допросе у врага. И Айсайару казалось, что весь лес, будто бы внимательно наблюдает за ним.
Впервые он задумался о том, почему здесь нет людей. Ведь здесь так легко и свободно дышится, так удивительно спокойно и так много места для колонизации, которой вечно занимаются все расы без исключения. Но, почему-то, Лес оставался абсолютно пустым. Несколько раз они с Эрдьяром уже проходили через Лес, но тогда у Айсайара не было ни времени, ни желания думать об этом.
Лед почти задремал, когда рядом послышался звонкий и чистый голос:
Здравствуй, брат.
Айсайар резко сел и столкнулся взглядом с удивительным собеседником.
Это был мальчик лет восьми с длинными изумрудными волосами, заплетенными в косу, и такими же изумрудными, удивительными, наполненными какой-то невообразимой чистотой, глазами. Он был худ, почти прозрачен, в белых балахонных одеждах, отчего его тело казалось еще тоньше.
Я рад тебя видеть, пропел мальчик своим мелодичным голосом. Я вижу, ты меня не помнишь. ЯЭйех.
Удивительное создание еле заметно улыбнулась, а Айсар не нашелся, что ответить и просто кивнул.
Я должен тебе кое-что поведать.
Что? Седоволосый несколько отошел от увиденного и решил поддержать разговор.
В представление Айсайар смысла не видел, ведь Эйех и так звал его сквозь грань по имени.
Отец передал, что тебе нужно торопиться, но не спешить. Что ты должен все вспомнить, но забыть. И что теперь ему не верят, удивительный ребенок повторил явно заученную фразу и обратил свой взор прямо на Айсара.
Кому не верят? Чей отец? Куда мне нужно торопиться?
Когда тебе понадобится помощь, многие придут, но другие, и их тоже не мало, захотят увидеть твое падение, так же невозмутимо продолжил мальчик. Это все, что я могу тебе сказать.
Так ты же ничего толком не сказал! Возмутился Айсайар.
А больше тебе и не нужно. Тебе поможет твоя память и та, которую ты украл.
Силуэт Эйеха поплыл, растворяясь в лесной сырости.
Стой! Я не понял, что я должен делать? Крикнул в пустоту Айсар. Или не должен
Что имел ввиду маленький собеседник? О каком падении он говорил? Встреча с Эйехом явно породила больше вопросов, чем дала ответов. Айсайар чувствовал себя обманутымон думал, что получит ответы, ему почему-то казалось, что голос, звавший его, связан с той умирающей девушкой, но мальчик только более все запутал. Единственное, что понял седоволосый, так это то, что Дарья действительно имеет к этому отношение, ведь он, можно сказать, украл ее из ее мира. Впрочем, как и многих других. Осталось понять, к чему «этому».
Лес продолжал молчать, оставляя без внимания седоволосого человека в капюшоне и его многочисленные вопросы, и вскоре Айсайар тоже покинул молчаливых великанов, шагнув в переход.
Глава 5. Дарья
Старые липы пахли просто невероятно. Я прикрыла глаза, вдыхая как можно глубже неповторимый аромат. Мне казалось, я бы вечность могла просидеть здесьна облезлой лавке, в липовом саду в самом центре города. Это место было своеобразным убежище для моей души. Я шла сюда каждый раз, когда не могла разобраться в себе или когда разбиралась слишком хорошо, чтобы понять, что моя жизнь в шестнадцать лет уже повернула куда-то не туда. Сейчас был именно второй случай.
Я сидела, взобравшись на лавку с ногами, положив подбородок на колени, и смотрела, как упитанные голуби выискивают крошки на выщербленном асфальте. Отчаяние затапливало менято накрывало с головой, то позволяло глотнуть немного воздуха, чтобы после сразу же погрузить под воду. Женщина, с которой я жилаа я назвала ее только так, никогда бабушкой, сообщила мне, что следующие два года до своего совершеннолетия я проведу в интернате. Я слишком своенравная и взбалмошная девчонка, говорила она, и ее бедные нервные клетки уже слишком нервные, чтобы меня терпеть. Хотя, если быть честными, то они никогда у нее не были спокойными.
Мои родители, погибли уже давно и не в очень приятных условияхмать умерла от передозировки запрещенных веществ, а отец следом за ней что-то не поделил с кем-то важным в тюрьме. Я была совсем маленькой, и толком не помню ни одного из этих прекрасных членов общества. Только какие-то несвязанные между собой обрывки воспоминаний всплывали периодически в моем сознании. Но нельзя сказать, что я держалась за эти образы. Скорее наоборотя гнала их прочь. Женщина, с которой я жила, напротив, лелеяла память о родственниках, подпитывая ею ненависть ко мне. И я даже могла ее оправдать за все побои и униженияона ведь видела во мне их, людей, которые покрыли ее, тогда еще не седую, голову позором, но ее идея с детским домом просто выбила из меня весь воздух. Не смотря на отвратительную атмосферу дома, у меня были друзья, была школа, в которой я училась практически на отлично, и мне этого хватало. А теперь, женщина, с которой я жила, хотела лишить меня и этого!
Я, наверное, заплакала, потому что горло обожгло огнем и из него вырвался сдавленный хрип. Внутренности сжало так сильно, словно кто-то жестокий положил на мою грудную клетку тяжелый камень. Голуби стали смазанными, а тротуар удивительным образом выровнялся, приобретая неведомую ранее привлекательность. Я всхлипнула и совсем не как взрослая вытерла нос рукой.
Однажды я оказался в Ливерпуле, голос рядом прозвучал так неожиданно, что я подпрыгнула, краснея от стыда за детское поведение. Так вот, там на берегу я увидел прекрасное здание. Оно называется Ройал Лайвер Билдинг. Оно казалось мне самым величественным и прекрасным из того, что я видел в жизни и я подумал, что в этом здании должен жить Бог. Я принял Ройал Лайвер Билдинг за церковь, а оказалось, что это всего лишь офисное здание, с чуть более красивым фасадом, чем обычно.
Говоривший молодой человек замолчал, глядя куда-то в даль. А я не могла отвести от него глаз. Смоляные волосы закинуты назад, прямой нос, впалые щеки, полуприкрытые темные глаза под пушистыми ресницами, обращенные, казалось, в глубь себя, изогнутые черные брови За свои шестнадцать лет красивее мужчины я не видела. Даже в кино.
Совсем некстати я шмыгнула носом и парень, будто бы очнувшись от созерцания своей души, повернулся ко мне.
От своей ограниченности и неизвестно чего еще, я принял что-то мелкое и обыденное, за что-то более серьезное, масштабное и важное, его глаза завораживали. Подумай, может быть, и у тебя сейчас так же? Я не хочу, конечно, сказать, что ты ограниченная, но знаешь, может сейчас ты тоже видишь лишь фасад?
Он улыбнулся, от чего на щеках появились милые ямочки, и я невольно улыбнулась в ответ.
Меня зовут Кирилл, он протянул мне руку, и я, не задумываясь, вложила в нее свою.
А меня Даша.
Я проснулась раньше, чем когда-либо за последние лет семь. Еще не открывая глаза, потянулась рукой к телефону, желая выключить будильник, пока он не начнет звонить и не разбудит Кирилла. Но телефона не оказалось на месте, как и тумбочки, Кирилла и всего моего мира.
Осознание было похоже на погружение в ледяную воду, когда сначала заходишь медленно и осторожно, чтобы холод случайно не захватил и лишнего сантиметра разогретого тела, а потом задерживаешь дыхание и ныряешь с головой, не думая.
Я тоскливо обвела взглядом выделенную мне комнату. Все было не моимдеревянная кровать с пологом грязно-серого цвета, колючее шерстяное покрывало, простынь из ткани, больше всего напоминающей невыбеленный лен, жесткая подушка, таз воды в углу на полу На единственном стуле поднос с так и не тронутым ужином, который вчера поздней ночью дико извиняясь принес Эндор. Судя по всему, он благополучно забыл о моих пищевых потребностях. Я не обижалась. Несмотря на свои рационализаторские мысли, я так и не смогла заставить себя съесть хоть что-нибудь. Зато выпила почти всю принесенную подростком воду и теперь физиологические потребности мотивировали меня на поиски санузла. Подобие туалета нашлось за загородкой из половин бревен, поставленных вертикально. И на том спасибо.
Солнечные лучи еще совсем робко заглядывали в мрачную каменную коробку, которую кто-то толи случайно, толи ради смеха назвал комнатой. Оно как раз поднималось из-за леса, и рассыпало свои лучи совсем как то, знакомое мне. Теперь, когда две луны чужого мира ушли с небосклона, мне стало легче, свободнее, а все проблемы показались решаемыми и не стоящими переживаний. В своем мире я каждое утро говорила себе, что у меня все получится, как бы не сложился день, я со всем справлюсь. В этом мире я не собиралась изменять своим традициям.
Я не знала, принесут ли мне завтрак, поэтому решила не пренебрегать остывшим ужином.
Кормили здесь Примитивно. Кусок жареного мяса, кусок сыра, какие-то неизвестные мне овощи, подозрительно напоминающие ненавистную брокколи и половина вполне обычной луковицы. Мда Если они здесь вот так лук едят, представляю, какой аромат витает в людных комнатах. Хотя от Айсайара я никакого неприятного запаха не почуяла, несмотря на то, что точно помнилаон дотрагивался до моих губ. Я поморщилась.
Странный парень, думала я, жуя подветренное мясо. Странный даже для другого мира. Но, что скрывать, не лишен харизмы, которая хочешь-не хочешь, а располагает к себе.