- Идите за мной.
Аббатиса поднималась по лестнице - так ровно, что казалось, будто не идет, а плывет над ступеньками. Пройдя по коридору, мы оказались в ее покоях, не слишком роскошных, но явно побольше и поуютнее обычной монашеской кельи. Здесь топился камин, горели свечи в подсвечниках, на столе стояла миска с фруктами, а на постели лежала пышная перина, покрытая богато расшитым покрывалом.
- Садись! - она указала Тони на скамью у стены и сама опустилась в кресло.
Тони послушно сел на скамью, а я устроилась у камина, чтобы наконец согреться. Мать Алиенора молчала, тишину нарушало только потрескиванье поленьев в огне.
- Я сказала, что вы никогда не вернетесь в свое время, потому, что вашего времени уже не существует, - наконец заговорила аббатиса. - На первый взгляд, оно никуда не исчезло. Люди по-прежнему живут, строят планы, думают о будущем. Но да - они больше не мечтают. Ты правильно сказала, - она повернулась в мою сторону. - Нет сияния - нет отражения. Отражение замерло в тот момент, когда вы уничтожили кольцо. Это был его последний миг. Дальше ничего нет. Пустота.
- Но я не понимаю, - подумала я, - почему мы не можем вернуться, если наше время все-таки никуда не делось? Что значит, его не существует? Впереди Отражения больше нет - это ясно. Но вы сами сказали, что люди там, у нас, живут
- значит, у них есть настоящее?
- То, что не может быть запечатлено, - не более чем иллюзия, от которой не остается следа. Во сне вам тоже кажется, что вы живете настоящей жизнью, но это не так. Три кольца хранили единство мира. Кольцо Сияния, кольцо Отражения и кольцо Жизни, - она подняла руку, и астерикс вспыхнул яркой звездой. - В кольце Сияния была заключена частица превечного божественного света, который связывал воедино будущее, настоящее и прошедшее. Кольцо Отражения сберегает все, что происходит, для вечности. Когда два наших мира придут к своему концу и исчезнут, Отражение сохранит память о каждом их мгновении. А кольцо Жизни... без него не будет ничего. Даже того сна, в котором сейчас живут люди.
- Как-то это очень... не хочу сказать глупо, но странно, - заметил Тони. - Поручить сохранность мира каким-то кольцам, которые так легко уничтожить. Мы видели, как это можно сделать. Пятнадцать минут - и кольца нет. Это все равно что построить дом, который обрушится, если потерять ключ.
- Изначально кольца Анахиты невозможно уничтожить, - сказала мать Алиенора, и ее черный глаз блеснул так же, как и астерикс.
-Но... - беспомощно промямлил Тони. - Но как же тогда?..
- Кольца невозможно было бы уничтожить, если бы мать Констанс не вступила в преступные сношения с врагом рода человеческого.
- С дьяволом? - ошарашенно спросила я.
- Христиане зовут его дьяволом, Сатаной, Люцифером. У персов он Ангра Майнью или Ариман. У других народов носит иные имена. Это неважно. Главное - суть. Он -тьма, вечный противник Творца. Что вы знаете об Ахура Мазде[1]?
- Ммм... - промычал смущенно Тони.
- Это... верховный бог у древних персов? У зороастрийцев? - не менее смущенно спросила я, потому что поленилась почитать о чем-то еще, кроме Анахиты.
- И у зороастрийцев тоже, - кивнула мать Алиенора. - Но это было гораздо позже. Заратуштра жил за тысячу лет до рождества Христова. А древняя вера персов уходит в такую глубину веков, что и представить трудно. И он не верховный бог, а единый. Как и у христиан. Точнее, Бог один и един для всех людей. Просто в разное время и у разных народов в него верят по-разному. Вы можете сравнить сами.
Персы верили в мудрого и благого Творца, существование духовного мира и двух духов - Светлого и Темного. От выбора между ними зависит судьба человека в духовном мире. Помыслы и действия человека, избравшего добро, направлены на поддержание Аши - всеобщего закона мировой гармонии. В основе человеческой сущности лежат вера, совесть и разум, позволяющие отличать добро от зла. Когда мир придет к концу, силы добра во главе с Саошьянтом - Спасителем мира -должны сразиться с Ариманом и одолеть его. После этого весь телесный мир будет воскрешен для Последнего суда. Теперь вы понимаете, зачем нужно Отражение?
- Для воскрешения телесного мира, - прошептал Тони. - Души вернутся в Отражение. Но где они находятся сейчас?
- Этого не знает никто, - покачала головой мать Алиенора. - Да, Отражение - Книга Жизни, где записаны дела и слова каждого жившего на свете человека. В день Последнего суда души вернут в Отражение свои мысли и чувства, ибо нельзя судить дела без помыслов и помыслы без дел. Но если Отражения не будет...
Кто-то поскребся в дверь, в щель просунулся длинный тонкий нос. Писклявый голосок что-то спросил по-окситански. Коротко ответив, аббатиса встала.
- Мне надо поговорить с новой послушницей и отпустить ее опекуна. Ждите меня здесь, я скоро вернусь. Угощайся, - она шевельнула подбородком в сторону миски с фруктами. - Пока не захлебнулся слюной. А ты устройся поближе к камину и согрейся уже. С этой стороны не так сильно дует.
Как только дверь за ней закрылась, Тони быстро доел кусок хлеба, который так и сжимал в кулаке, и набросился на сочные груши. Мне стало завидно, и так захотелось почувствовать на языке влажную сладкую мякоть. Я подобралась к самой миске - и да, ощутила вкус и запах, но это была самая настоящая пытка. Словно тебе разрешили лизнуть еду, но запретили кусать, жевать, глотать.
- Мы моральные уроды, - сказала я. - Нам говорят, что мы погубили весь мир, а нам как будто все равно. Мы жрем груши.
- Ну, ты, допустим, не жрешь, - буркнул Тони, бросив огрызок в камин.
- Считай, что я их облизываю.
Тони покосился на миску и опустил руку, которая тянулась к очередной груше.
- Ты предлагаешь побиться головой об стену? Это не поможет, Света! Все уже произошло, и, как я понимаю, исправить ничего невозможно. Да, мы это сделали, но ты же понимаешь, что мы были просто инструментом в чужих руках. Мы хотели помочь Маргарет и Питеру, но Маргарет, я думаю, обманули так же, как и нас. И так же ее использовали. И ты знаешь, кто.
Я попыталась вспомнить, что почувствовала, когда впервые увидела сестру Констанс. Маргарет тогда была напугана, расстроена - само собой. И к аббатисе она потянулась, словно та была последней ее надеждой. Даже когда Маргарет узнала, что ей скоро предстоит умереть, она все равно цеплялась за старуху, как за спасательный круг. Ну еще бы, у нее ведь было такое же кольцо, они же сестры - то ли по счастью, то ли по несчастью, как уж посмотреть. Но что тогда думала я? Не показалось ли мне что-то фальшивым, наигранным? Или я уже сейчас пытаюсь внушить себе, что должна была испытывать нечто подобное?
Нет, ничего такого не было. В тот момент я была слишком захвачена переживаниями Маргарет. Но вот потом, когда вернулась снова...
Я вспомнила, как невольно сравнила сестру Констанс с бабой-ягой из любимой сказки. И хотя мне хотелось верить, что она поможет, даст череп на палке и отправит домой, чудилось мне в ней нечто зловещее. И тогда, и позже, когда мы вернулись к ней с Тони, я не единожды ловила ее на лжи. Что-то она рассказывала совсем не так, как в первый раз. Возможно, память уже подводила ее, и она не помнила прежнюю версию. А может, в этом был какой-то злой умысел.
- Как думаешь, что дьявол мог пообещать ей? - спросил Тони, все-таки взяв из миски еще одну грушу.
- Наверно, то же, что и всем. «Будешь ты царицей неба и земли». Уж не знаю, случайно она проговорилась или нет, но что-то такое проскользнуло. Что она жалела о своем выборе. О том, что не отказалась от кольца. Или о том, что не выбрала любовь.
- Хотя мог ничего и не обещать. Не знаю, помнишь ты или нет, но когда Мартин уехал в Стэмфорд, Маргарет читала всякую религиозную заумь. В том числе и трактат о дьяволе. И там было сказано, что дьявол не может навредить человеку сам, своим личным действием. Но может внушить дурные мысли или ему, или кому-то другому - кто навредит этому самому человеку. Причем внушит так, что чувак будет уверен: это его собственные мысли и желания. Именно так поступают женщины, кстати.
- А можно без сексизма? - поинтересовалась я.
- Нельзя, - парировал Тони. - Пока я в женской шкуре, буду говорить все, что сочту нужным.
- Ну, я тогда тоже много чего могу сказать о мужчинах. Но лучше воздержусь. В общем, получается, что дьяволу очень надо было уничтожить хотя бы одно из колец, потому что тогда Бог не смог бы воскресить людей для суда. Тони, я ничего не понимаю. Бог же всемогущий. Но выходит, что нет. Тут вообще какая-то сплошная системная нелепость. Сохранность мира доверена кольцам, которые, вроде бы, нельзя уничтожить, но все-таки, оказывается, можно. Если угробить Отражение, значит, все пропало. Кольца стерегут какие-то безумные старухи. Объясни мне, пожалуйста, зачем Бог вообще все это затеял, зачем создал человека, если заранее знал, что получится такая халтура? И как вообще умудрился создать такое несовершенство?
- Ты про свободу воли когда-нибудь слышала? Есть ли такой камень, который Бог не в состоянии поднять? Есть - человеческое сердце.
- Надо же, как пафосно! - фыркнула я.
- Это не я придумал. Бог, разумеется, знал, что произойдет, еще до начала творения.
- То есть все предопределено?
- Ну как ты не можешь понять? - начал злиться Тони. - Ничего не предопределено. Люди сами творят свое будущее. Просто Бог изначально знал, каким именно они это будущее сотворят. Точно так же, как я знаю, что ты обожжешься, если схватишься за раскаленный утюг. Каждый человек рождается нейтральным, как Швейцария. А потом сам выбирает добро или зло. Причем не раз и навсегда, а каждый день, каждый час, снова и снова. В этом его свобода. А без свободы не может быть настоящей любви.
- По-твоему «люби Бога, иначе попадешь в ад» - это свободный выбор? - я тоже начала злиться. - Все равно что этим несчастным теткам предложили: жить либо долго и скучно, либо весело, но мало.
- Ты нарочно дурочку включила? - вздохнул Тони. - Тебя не удивляет, что при таком якобы несвободном выборе большинство предпочитают не любить Бога? Добро -это всегда такой геморрой, не находишь?
- Раньше ты не был таким религиозным, - увернулась я от ответа, которого у меня не было. - Это Маргарет на тебя так повлияла? Хотя я бы не назвала ее богомолкой. Несмотря на весь тот хлам, который она читала. Или, может, Мартин?
- Мартин? - переспросил Тони и хотел уже что-то сказать, но застыл с приоткрытым ртом. - Как ты сказала? Жить либо долго и скучно, либо весело, но мало?
-Ну... да. Ты как будто первый раз об этом услышал.
- Нет, конечно, просто... Света, тут определенно что-то не так. Смотри. Если я правильно понял, кольца попали от жриц Анахиты к монашкам в Акко, так?
- Да. Не знаю, правда, как, но это неважно.
- Старая аббатиса передавала кольцо своей преемнице, и та выбирала, какую жизнь хочет прожить, так?
- Ну, да.
- Тебе ничего не кажется тут странным?
- Мне тут все кажется странным и абсурдным, Тони. Что именно ты подразумеваешь под странным?
- Они монахини, Света, какая любовь, страсть, дети? Какой смысл в подобном выборе? Забудь обо всем, что тебе говорила сестра Констанс. Подумай сама. Представь: ты ушла в монастырь, добровольно отказавшись от мира, от плотской любви. Тебе доверяют хранить артефакт, оберегающий мир. И вдруг ты заявляешь: да пошло оно все, не хочу сторожить мир, хочу мужика, трахаться с ним до потери сознания, родить младенца и умереть. Еще раз: монахиня, которая уже от всего этого отказалась.
- Бред, конечно, - согласилась я. - Но я сама была с Маргарет, когда у нее было то видение.
- Скажи, Маргарет тогда точно была девственницей? Судя по твоим рассказам, отношения у нее с женихом были довольно рискованные.
- С точки зрения физиологии - абсолютно точно. Конечно, они с Джоном позволяли себе кой-какие шалости...
- Я понял, - кивнул Тони. - Можешь не уточнять. Так я и думал. Все сходится.
- Бабушка ее до смерти запугала. Мол, если у вас до свадьбы родится ребенок, он будет бастардом. А что сходится-то?
- Сейчас я расскажу тебе, как мне все это представляется, а ты возражай, если не согласна.
Тони устроился в кресле поудобнее, подобрав под себя ноги, посмотрел в окно, за которым лило, как из ведра, и начал говорить - медленно, старательно подбирая слова.
- Насколько я помню древнюю историю, жрицы богинь обычно были либо девственницами, либо наоборот - чем-то вроде храмовых проституток, обязанных обслуживать каждого пришедшего. Особенно если это были богини любви и плодородия. Но, судя по тому, что их преемницами стали монахини, жрицы Анахиты были именно девственницами. Ну, или хотя бы только те, которые хранили кольца. Видимо, некая потенциальная нерастраченная энергия продолжения жизни делала их - кольца, я имею в виду - неуязвимыми. Поэтому аббатиса и сказала, что их невозможно было уничтожить. Но если хранительница кольца...
- Перестала быть девственницей? - я подскочила до потолка, ничего подобного мне и в голову не приходило. - Тогда кольцо теряло защиту? Тони, но это снова глупо. А если монахиню изнасилуют?
- Это были монахини-воины, Света, их учили защищать себя. И потом, думаю, имела значение не столько физиологическая девственность, сколько любовь, страсть, рождение ребенка.
- По-твоему, монахиня была застрахована от чего-то подобного? А вдруг в монастырь пришел молодой красивый паломник, и?..
- А на такой случай новым хранительницам говорилось: учтите, любовь будет короткой. Жизнь тоже. И после смерти не будет покоя. Я почти на сто процентов уверен: если бы Маргарет успела отдать кому-то кольцо, это ничего не изменило бы, она все равно стала бы призраком.
- А как же «сильней, чем смерть, любовь»?
- Ну, Света, - поморщился Тони, - ты же не романтичная школьница. Обречь мир на гибель ради нескольких месяцев любви - это надо совсем без головы быть. Думаю, таким кольцо не доверили бы. А Маргарет просто ничего не знала. Потому что получила его не по правилам, случайно.
- Значит, то видение было не от кольца? - наконец дошло до меня.
- Думаю, это было какое-то дьявольское наваждение. Кстати, ты не знаешь, дьявол способен предвидеть будущее?
- Откуда мне знать? Но думаю, что вряд ли.
- Я тоже так думаю. Но о том, что одно из колец оказалось в другом мире у совершенно случайной женщины, он знал, я в этом уверен.
И тут меня словно вспышкой озарило. Я вспомнила это так отчетливо, как будто все произошло только что.
Маргарет и Грейс едут по лесной тропе, сплетничают о Генрихе и леди Латимер. И вдруг откуда-то рядом слышится смех. «Кто это так противно смеется?» -спрашивает Грейс. И в этот момент из-под ног ее лошади вспархивает птица. Большая белая птица с темными крыльями, голубоватой шапочкой на голове, длинным клювом. Я знаю эту птицу! Нет, я не видела ее никогда, потому что не могла видеть. Но я читала о ней, рассматривала фотографии, слышала запись ее отвратительного смеха.
- Тони, это был дьявол, - прошептала я. - Там, в лесу. Птица - это был дьявол.
- Какая птица? - не понял Тони. - В каком лесу?
- На охоте рядом с Рэтби. Маргарет ехала по лесу с приятельницей, ее лошадь напугала птица, и она ускакала. Маргарет осталась одна, увидела, как Роджер убил своего соседа, бросилась наутек, лошадь по тропе выбралась из леса на дорогу, почуяла дым. Дьяволу надо было привести Маргарет из нашего мира в другой, к сестре Констанс. Сначала он как бы предложил ей выбрать между длинной скучной жизнью и коротким счастьем. Заметь, он не сказал «короткой жизнью». Разумеется, Маргарет выбрала счастье, очень уж ей не хотелось быть любовницей или женой короля. А дальше - дело времени. Маргарет поверила, что впереди у нее счастье, и каждый день ждала это самое новое счастье, и как только появился мало-мальски подходящий объект...
- А если бы Генрих все-таки послал за ней?
- Не думаю, Тони. Это Маргарет так казалось, что он глаз с нее не сводит, а на самом-то деле Генрих больше пялился на Кэтрин Говард - помоложе, посвежее, не такая холодная и неприступная. Да и Норфолк всячески старался Кэтрин под него подложить. Нет, дьяволу была нужна от нее именно любовь. Ну, он своего и добился, Маргарет влюбилась, родила ребенка. Значит, кольцо стало уязвимым. И тут получается длинная и сложная многоходовка.
- Понимаю, - кивнул Тони. - Сама Маргарет кольцо уничтожить не может. Она даже снять его не может. Только отдать перед смертью какой-нибудь женщине. Но женщины никакой поблизости нет. Кроме Бесси. А Бесси, я думаю, была с дьяволом на дружеской ноге, как и сестра Констанс.
- Именно! Эта птица... Тони, это была смеющаяся кукабарра. Она живет только в Австралии и Новой Зеландии. Мне было лет десять, я увидела какой-то мультфильм австралийский по телевизору. И там была эта самая кукабарра. Она так мерзко хохотала, что я потом пошла в библиотеку и все про нее прочитала. А потом еще и фильм документальный видела, с настоящей записью ее смеха. Он очень похож на человеческий, и австралийские аборигены считают кукабарру дьявольской птицей. В первый раз, с Маргарет, я не обратила на птицу внимания, хотя смех мне что-то напомнил. Второй раз разглядела ее, но не узнала. И смех никак с ней не связала, подумала, что смеялся Роджер. Или Хьюго. И только сейчас до меня дошло...
Тони встал с кресла, разминая затекшую ногу, и подошел к окну. Он долго смотрел на струящиеся по стеклу водяные змейки, потом повернулся в мою сторону.