Питер понятия не имел, нормальную ли цену предложил им странный ювелир, но поспешил согласиться. Как будто у них был выбор! Мистер Яху открыл сейф и вручил ему несколько запечатанных пачек.
- Рад знакомству. Заходите, если что-то понадобится, - сказал он на прощанье и добавил: - Драконье золото... надо же... Удачный выдался денек.
Когда Питер с Джонсоном сели в машину, мохнатый помпон сразу же обозначился за спинками задних сидений.
- Все в порядке, Джереми, - сказал Питер, обернувшись. - Мы продали твое золото и получили много денег. Ну, во всяком случае, достаточно для нашего путешествия. Еще раз спасибо тебе.
Дракон продолжал пристально смотреть на него, но Питер молчал. Внезапно он понял, что совершенно не хочет рассказывать дракону о том, что они собираются во Францию, чтобы найти и уничтожить еще одно кольцо. Почему-то ему показалось, что Джереми это не одобрит.
- Милорд, будет лучше, если мы поскорее уедем из Лондона, - вмешался Джонсон.
- Я бы предложил остановиться в придорожном мотеле. В таком, где комнаты с отдельным входом. Тогда ночью мы сможем потихоньку привести к себе Джереми.
Все сложилось удачно. И мотель нашелся, и заправка с супермаркетом, и даже электрический чайник в номере - можно было заварить хлопья для каши Джереми, а не разжигать костер в лесу. За полночь, когда почти все огни в окнах погасли, Питер привел дракона в комнату. Джонсон шел рядом, прикрывая их от возможной камеры наблюдения.
Когда Джереми устроился в углу в гнезде из покрывал и запасных одеял, Питер хотел снять с него шапку, но тот недовольно замотал головой.
- Тебе так нравится в шапке? - засмеялся Питер. - Жарко же в ней. Давай сейчас снимем, а завтра наденем снова?
Джереми нехотя сдался, но подгреб снятую шапку под себя, как будто боялся, что ее отнимут.
- Боюсь, когда все закончится, я буду по нему скучать, - сказал Питер, но Джонсон уже похрапывал на своей кровати, укрывшись с головой одеялом.
[1] Эдуард V и его брат Ричард Йоркский, сыновья английского короля Эдуарда IV и Елизаветы Вудвилл. После смерти отца по приказу короля Ричарда III были заключены в Тауэр, их дальнейшая судьба является одной из загадок истории.
[2] Jewelry (англ.) - ювелирные изделия, ювелирный магазин, Jew - еврей, иудей
[3] В Библии огромный филистимлянский воин, которого победил в поединке царь Давид. В переносном смысле - великан
8. Дракон и мотылек
Всю ночь я пыталась хоть как-то привести в устойчивое состояние свою мусорную башню рассуждений и предположений, но ничего не получалось. Стоило мне связать узелки в одном месте, тут же расползалось в другом. Все-таки строить какие-то заключения на недостаточной информации - самое неблагодарное дело.
Оставив это занятие, я задумалась о Мэгги. Удастся ли мне когда-нибудь смириться с тем, что больше не увижу свою дочь? Больше? Да я ведь и видела-то ее всего несколько минут, после того как она появилась на свет. Ну и что? Ведь до этого я девять месяцев вынашивала ее, чувствовала все ее движения.
Иллюзия? Какая же это иллюзия, если люди продолжают жить, любить, радоваться, горевать? После этого не остается никаких следов? Но я ведь и раньше, пока не узнала о существовании Отражения, была уверена: все происходящее исчезает бесследно, и только память хранит мгновения минувшего - столько, сколько может.
Если Бог всемогущ и всеведущ, Он и так знает обо всем, что люди натворили. И все эти архивные записи нужны вовсе не для Него, а для самих людей. Но раз так -может, и к лучшему, что кольца больше нет, и Отражение замерло? Стоять, обнажив свои мысли и поступки перед всем человечеством... То еще удовольствие.
Я понимала, что в рассуждениях этих есть какой-то изъян, попытка оправдать свою несуществующую вину, но... было что-то еще. Какое-то смутное беспокойство, тревога. Определенно, что-то должно было произойти.
Мать Алиенора спала так тихо, как будто уже умерла. Я почти не слышала ее дыхания, только видела, как едва заметно поднимается и опускается одеяло. За окном перестало лить, и только ветер шумел по-особому - как бывает только после дождя. Тревога вдруг превратилась в безумную тоску, острую, как волчьи клыки, разрывающие мягкую беззащитную плоть.
Но, к моему удивлению и ужасу, это не было тоской по дому, по ребенку. Я тосковала... по телу. Точнее, по телесности. Чувственные ощущения, ощущения тела в его отсутствие сводили меня с ума. То, что сначала казалось свободой, теперь стало пыткой. Мой дух - или, может, душа? Что я, в конце концов, такое? -изнывал от невозможности быть облеченным плотью.
- Прости, Тони! - подумала я и внезапно оказалась в доме Билла Фитцпатрика.
Мартин, лежащий на кровати, то ли спал, то ли был без сознания. Его лицо в тусклом свете масляной коптилки казалось грязно-желтым, волосы слиплись от пота, крупные капли стекали со лба. Он дышал хрипло и тяжело, с присвистом, пересохшие губы обметало белым налетом.
Подошел Билл, влажной тканью обтер Мартину лоб, потом губы, осторожно положил поверх одеяла свесившуюся с кровати руку. Мне стало жутко, когда я разглядела эту руку - он исхудал так, что по ней можно было изучать анатомию, все, до малейшей, косточки и связки. Да что там руки! Его лицо... Это был череп, обтянутый кожей. Он был ужасен - но я испытывала к нему страшную жалость и непонятную, щемящую нежность.
Я хотела быть с ним! Я любила это измученное тело, которое колебалось между жизнью и смертью. Я стремилась к нему так, словно это был потерянный и вновь найденный рай.
- Мартин! Мартин! - мысленно звала я. - Ты поправишься и проживешь еще одиннадцать лет. Мы с тобой вместе проживем их. А потом все начнется сначала -и так без конца. Мы будем с тобой всегда. И как я только могла быть недовольна тобой, твоим телом? Ты прекрасен, твое тело прекрасно - и оно будет моим! Пусть я не смогу управлять им, это и не нужно, я буду жить твоей жизнью, снова и снова наслаждаться ею.
Мелькнула какая-то смутная, невнятная мысль... Тони? А что Тони? Рано или поздно тело Маргарет умрет, и он тоже начнет ее жизнь сначала. И мы будем встречаться - снова и снова, на короткие полгода. Хорошо, что они такие короткие, потому что они будут пролетать быстро - и мы с Мартином снова останемся только вдвоем.
Я смотрела на него и удивлялась: что заставляет меня медлить? Почему я еще не с ним? Ведь надо только вспомнить какой-то яркий момент, который я пережила в его теле. Портрет... Портрет Маргарет! Тот самый день, когда она не пришла из-за женского недомогания, и Мартин подправлял нарисованное по памяти. Яркий солнечный свет, льющийся в окна, танцующие в лучах пылинки, острый запах красок...
Но ничего не получалось. Как я ни старалась, Мартин по-прежнему лежал передо мной на кровати. В тот раз, с Маргарет, стоило мне лишь подумать о поле, ромашках - и я оказалась в ее теле. Почему же сейчас я не могла повторить это?
Проклятье! Я знала чувства и мысли Маргарет и могла вспомнить их, потому что пережила все это вместе с ней! Но от Мартина мне достались лишь слова, поступки и физические ощущения, ничего более. Все чувства, которые я испытала в его теле, были моими - не его! Я никогда не смогу вернуться в это тело. Ни в это, ни в какое-либо другое. Если только... Маргарет? Но увы - это тело занято. Или нет?
Я представила себе темные коридоры Скайхилла - и мгновенно перенеслась туда.
Это был замок спящей красавицы - только без красавицы. Отражение не отрастило новую Маргарет - оно замерло в ожидании ее возвращения. Все в замке так или иначе были связаны с ней - непосредственно или через других людей. И когда это звено цепочки исчезло, механизм остановился. И эта волна бежала дальше, дальше - в деревню, в Стэмфорд, в Лондон... Где-то время шло, а здесь - стояло. Рано или поздно Маргарет вернется - как вернулся Мартин. Пусть драконий отвар уничтожил тот механизм, который заставлял тело стремиться туда, где оно должно быть. Но оно смертно, причем смертно дважды. Ему отмерен срок жизнью в настоящем - но оно может умереть и своей собственной смертью, как это было с телом Мартина. И тогда Маргарет снова окажется там, откуда мы ее увели. Бесконечно проживать свою жизнь, свитую в кольцо.
Я вернулась в обитель и оказалась рядом с Тони. Мои путешествия заняли всего несколько минут. Тоска по телу продолжала мучить меня, хотя и не так сильно. Похоже, она накатывала волнами. Пока я находилась в движении, она ослабевала, но стоило замереть на одном месте, и меня снова начинало выкручивать. Это было похоже на ощущения во время бессонницы, когда вертишься в постели и уже не можешь лежать, и хочется встряхнуться всем телом, как это делают промокшие собаки.
Пока я смотрела на спящего Тони - или все-таки спящую Маргарет? - меня затопило снова. И уже не казалось страшным жить вдвоем с ним в одном теле. Пусть - лишь бы в теле. И я снова пыталась вспомнить ромашковое поле, терпкий запах травы, ощущение безграничного счастья впереди. Но нет. В этом сестра Констанс не обманула - двум живым душам в одном теле места не было.
Впервые что-то похожее я почувствовала еще в Рэтби, но это было, скорее, легкое неудобство. Потом, по пути во Францию, ощущение усилилось, особенно после того как мне приходилось передвигаться дергаными рывками, то обгоняя Тони, то отставая от него. И все же тогда это не было так мучительно. Я с ужасом подумала о бесконечных годах, которые предстояло провести в Отражении, тоскуя по телу. Тони будет снова и снова проживать жизнь Маргарет - а я? Ведь я не смогу проходить весь этот водоворот ее жизни рядом с ним, мне придется жить дальше -одной. Мы рассчитывали вернуться в Рэтби, чтобы сестра Констанс освободила Тони от тела, как и меня, но теперь я понимала, что это невозможно. Обречь на эту муку еще и его?
Знала ли она, что будет со мной, когда уляжется радость свободы? Наверняка знала. Она говорила, что это снадобье на востоке использовали для облегчения страданий умирающих. Фактически для эвтаназии. И что на здоровых оно действует иначе. Понятное дело - душа, насильно и преждевременно лишенная тела, страдает по нему. Ее время разлучаться с ним еще не пришло.
И тут передо мной словно вспышка промелькнула. Все вдруг встало на свои места.
В первый раз сестра Констанс вытряхнула меня из тела Маргарет, чтобы узнать, что произошло, как смогла живая душа оказалась в Отражении. А потом она сделала вид, что помогает мне. Где лучше всего спрятать ложь? Среди правды. Конечно, она могла притвориться, что ни о чем не знает и ничем не может мне помочь. Но вот засада - она проболталась, может, по старческой оплошности, о том, что во Франции есть обитель, где хранится книга о кольцах. Всего одна случайная оговорка! Откуда ей было знать, вдруг я рискну отправиться туда наобум, подыскивая случайных попутчиков. Ведь именно так мы с Тони добрались во Фьё, не зная дороги.
А там... Сестра Констанс прекрасно знала, что настоятельница с помощью кольца почувствует мое присутствие - точно так же, как она сама узнала мое присутствие в теле Маргарет. И ей было важно не допустить этого.
Да, это была роскошная шахматная партия, просчитанная ход за ходом, но... все-таки проигранная. Старуха ловко притворилась, что ничего не знает, но все же думает: стоит рискнуть и вернуться в тело Маргарет, поскольку это мой единственный шанс на возвращение домой. А дальше я должна была перебраться в тело Мартина, в те несколько магических секунд, когда любящие впервые по-настоящему становятся единым телом и единой душой. Именно эта таинственная сила дала нам с Тони возможность управлять телесной оболочкой, в иных обстоятельствах не подвластной никакому влиянию извне. Смешно сказать: оргазм - пароль к архивному файлу!
Только все это было вранье. Нет, единое тело, единая душа - все так. Вот только у Мартина в Отражении души не было. Не с чем, не с кем было сливаться моей душе в тот момент, когда тела Маргарет и Мартина испытывали наслаждение. Сестра Констанс обманом загнала меня обратно в тело Маргарет, узнав все, что ей было нужно. Я никогда не смогла бы оказаться в теле Мартина и не смогла бы получить над ним власть. Да, через год я снова оказалась бы в другом Рэтби, но тогда старухе уже незачем было бы освобождать меня от тела. Она просто играла бы свою привычную роль, а я не могла бы вымолвить ни словечка.
Однако вмешалась случайность - хотя можно ли с уверенностью утверждать, что это была случайность? Да, Маргарет ошибалась, предполагая, что в одном теле могут жить две живые души, ошибалась и в сестре Констанс. Но о магии этого волшебного момента она знала - или догадывалась. И пусть у нас с Тони были другие тела, но наши души узнали друг друга под чужими обличьями и на мгновение стали единым целым. Ну а потом поменялись местами.
Но дальше, дальше... Я посмотрела на Тони, пытаясь добраться, дотронуться до него мысленно, сквозь мертвую оболочку, в которой он оказался. И поняла, что с ним тоже происходит что-то мучительное, недоброе. Драконий отвар - что же он сделал с Тони?
Я подобралась к камину, от которого шло хоть и слабенькое, но все же тепло. Теперь я не просто обостренно испытывала те ощущения, которые не должна была испытывать по причине отсутствия тела, они буквально терзали меня - холод, голод, запахи, физический дискомфорт.
Когда сестра Констанс увидела Тони в облике Маргарет, а потом и меня - в теле Мартина, который уже умирал, она была не просто удивлена. Она была поражена. И хотя я не могла тогда видеть ее лицо, но услышала ужас в ее голосе, теперь я вспомнила это совершенно отчетливо. Она попыталась замаскировать это под удивление, что мы появились раньше, чем ожидалось, но это было не так.
И тогда она снова освободила меня от тела - чтобы узнать, что произошло на этот раз. Именно от меня, а не от Тони. Она ничем не рисковала, потому что знала: через несколько дней моя душа начнет тосковать по телу и, в конце концов, отправится на поиски Мартина. Потому что, как оказалась, душа может свободно перемещаться из одного мира в другой и обратно.
Но тут сестра Констанс сделала сразу две ошибки. Во-первых, она думала, что это произойдет раньше, еще по пути в Овернь. А во-вторых, не учла - не знала или забыла, - что я не смогу снова попасть в тело Мартина, потому что у нас с ним нет общих воспоминаний.
По крайней мере, хотя бы один кусочек моей мусорной башни предположений стал более устойчивым. Если, конечно, они верны - эти мои предположения. А что насчет Тони и дракона? Тут я не знала, что и подумать. Возможно, мать Алиенора смогла бы мне это разъяснить?
Впрочем, хоть я - возможно! - и поняла, что со мной происходит, легче от этого не стало. Я могла снова вернуться в Стэмфорд и беспомощно кружиться вокруг страдающего от яда Мартина, как мотылек вокруг лампы. Могла остаться здесь -разницы не было абсолютно никакой. Чтобы хоть как-то убить время, я бесцельно перемещалась по тем местам обители, которые успела увидеть.
Наконец раздался звон колокола - монахинь и паломниц созывали на раннюю утреннюю службу. Я вернулась в общий зал как раз в тот момент, когда одна из паломниц, толстая деревенская тетка, сбросила платье, в котором спала, и натянула чистое, вытащенное из дорожного мешка. Точную копию того, которое позаимствовал Тони.
Когда все ушли, Тони выбрался из-под одеяла и переоделся в свою высохшую одежду. Я посмотрела на него и ужаснулась. И это красавица Маргарет? Она выглядела по меньшей мере лет на сорок. Лицо осунулось и как-то обрюзгло, глаза покраснели, волосы висели неопрятными космами. А главное - на лице было такое злобное выражение, которого я даже и вообразить не могла.
- Тони! - позвала я тихо.
- Ты уже здесь? - отозвался он с такой ненавистью, что меня словно ледяной водой окатило.
Это не он, сказала я себе.
Ни слова не говоря, Тони вышел, я - за ним. Он направлялся в трапезную, где было темно и безлюдно. Подсвечивая себе каким-то огарком, Тони тщетно искал хоть какую-нибудь еду. Но все было или съедено, или спрятано в кладовые под замок. Наконец ему удалось найти в кухонном шкафу черствую лепешку, которую он с остервенением принялся грызть, бормоча себе под нос что-то здорово непечатное. Покончив с едой, Тони зачерпнул из ведра воды, напился и вышел в галерею, где начал нервно ходить взад-вперед.
Наконец я решилась снова позвать его.
- Да оставишь ты наконец меня в покое или нет? - заорал Тони.
- Пожалуйста, выслушай меня, - умоляла я. - Пожалуйста!
Он крепко зажмурился и сжал кулаки. По его лицу пробегали судороги, рот кривился, челюсти ходили ходуном. Смотреть на него было по-настоящему страшно. Наконец Тони глубоко вздохнул и открыл глаза. Его лоб был по-прежнему нахмурен, брови сдвинуты, губы сжаты, но все же что-то в лице смягчилось.
- Говори! - буркнул он и снова зажмурился.
Я, как могла, пересказала все, о чем думала ночью. О том, как ужасно страдаю без тела. О том, как перенеслась в Стэмфорд и пыталась вернуться в тело Мартина. И мои соображения насчет истинных мотивов сестры Констанс. И подозрения по поводу драконьего отвара.