Легат по-прежнему отказывается покидать лагерь? скорее не спрашивая, а утверждая проговорил Каладиус.
У него нет выбора, мессир. Но вы ещё можете уйти.
Это прозвучало так внезапно и странно, что поначалу Каладиус решил, что ослышался.
Что вы хотите сказать, центурион? изумлённо спросил он.
Вы спасли наши жизни, мессир, взволнованно заговорил Башас. Вывеличайший человек из всех, кого я знаю. И вы можете принести ещё немало пользы нашей стране. Если останетесь в лагереэто может плохо кончиться.
Послал ли легат гонца на юг? не отвечая, сам, в свою очередь, спросил маг.
Послал четверых с интервалом в полчаса. Но я уверен, что вокруг полно лазутчиков. Я бы не стал слишком-то рассчитывать на помощь, мессир.
Я благодарен вам, друг мой. Поверьте, ваша забота много значит для меня. Я вполне уверен, что вы говорите от своего лица, поскольку легат Понтс вряд ли даже додумался бы до подобного предложения. Я говорю не в укор ему, просто онсолдат до мозга костей. В общем, я крайне признателен и никогда не забуду этого разговора, но я откажусь. Ячлен Второго легиона. Более того, якомандир. Если я сейчас брошу вас, то кем же я после этого буду?.. Поверьте, центурион, нас ещё рановато хоронить! Во всяком случае, не тогда, когда на вашей стороне сражается сам Каладиус!
Что ж, тогда я спокоен, мессир, улыбнулся Башас и вышел.
***
Этоих ошибка, и мы должны ею воспользоваться! увещевал Каладиус, разглядывая окружившие лагерь войска с башенки. Им пришлось здорово растянуть фронт, и мы можем без особых проблем прорваться.
Вообще-то маг слегка преувеличивал. Палатийцы поступили вполне разумно, и основные войска, конечно же, прикрывали южное направление, где была сосредоточена едва ли не половина всего войска, а то и больше. Однако ожидание становилось проблемой. Прошло четыре дня, и продуктов оставалось едва ли на неделю. Даже если хотя бы один из гонцов сумел добраться до Латионавряд ли можно было надеяться на то, что помощь поспеет вовремя.
Похоже, в лагере все уже понимали, что легиону необходимо прорываться на юг. Самое ужасное, что наверняка это же понимал и легат Понтс, но его превратное понимание чести и долга не давали ему признать очевидное.
Урезав паёк, мы легко продержимся ещё две недели, упрямо возражал легат. К этому времени подойдёт подкрепление, и мы развеем этих бездельников по ветру.
Солдаты и так питаются скудно, скрипнув зубами от досады, ответил маг, не заботясь, что тон его был довольно раздражённым и явно нарушающим субординацию. Если снизить паёкони начнут голодать. Через две недели, если помощь не придёт, нас можно будет брать голыми руками.
На это Понтс ничего не ответил, сделав вид, что изучает вражеские позиции. Каладиусу как никогда хотелось сейчас схватить этого заносчивого индюка за кадык и как следует потрепать. Но он принудил себя говорить спокойно.
Вы уже доверились мне однажды, легат. Вы повели свой легион сюда, хотя тоже очень не хотели этого. Вы поверили мнеи выиграли. Принц недвусмысленно обещал сделать вас министром войны. Вы поверили мне в прошлый разповерьте и теперь!
Я не могу снова подвести его высочество, Понтс упрямо закусил губу.
Каладиусу очень хотелось заорать прямо в лицо легата, брызжа слюной, что Келдону абсолютно плевать, где будет находиться легион, лишь бы он был в целости и сохранности. Что если бы принц действительно денно и нощно думал о Втором легионе, то давно уже прислал бы подкрепление, ну или хотя бы гонца с чёткими указаниями. Но, совершив над собой титаническое усилие, он вновь заговорил ровным голосом:
Здесь, в лагере, почти шесть тысяч бойцов. Их жизни зависят от вашего решения. Это вы привели их сюда, друг мой, и онивсе до одногождут, что вы вернёте их обратно. Вы не хотите подвести принца, и я это понимаю. Но хотите ли вы подвести ваших людей, с которыми вы делите кров и пищу? Порядочный человек предпочтёт смерть нарушению данного слова, но порядочный командир не заставит шесть тысяч своих подчинённых собственной кровью оплатить его долг чести.
Маг видел, что Понтс колеблется. Он и сам понимал всё то, что услышал сейчас от Каладиуса, но, кажется, ему было нужно, чтобы кто-то «отпустил его грехи». Ему нужно было услышать, что он не подлец и не трус, что он не бежит, а спасает своих людей. И услышать это нужно было от кого-то важного. Такого как великий маг.
Доверьтесь мне, легат, вновь мягко надавил он. Я прожил на свете не одну человеческую жизнь, и мне ли не знать, сколь мало она стоит. Но поверьте, друг мой, пустая гордость и высокопарные слова стоят ещё меньше. Если хотите, то, сознательно пятная свою репутацию, вы совершаете гораздо более героический поступок. Поля сражений полны трупами трусов, а вот жизнь порой требует куда больше мужества, нежели смерть.
Хорошо, мессир, судорожно выдохнул Понтс, принимая решение. Мы уходим сегодня ночью. Пойду отдам распоряжение накормить бойцов как следует. А вы, пожалуй, отдохните немного, мессир. Кто знает, когда придётся отдыхать в следующий раз?..
Я рад, друг мой, что вы приняли верное решение.
Думаю, я принял верное решение в тот самый миг, когда решил довериться вам, и это случилось не сегодня.
Обещаю, что вы не раскаетесь в своём решении, легат.
Глава 27. Третье приглашение
Вопреки доброму совету Понтса, Каладиус так и не сумел успокоиться достаточно, чтобы уснуть. Сегодня он впервые сразится с настоящей армиейне сбродом из рыбаков, возомнивших себя пиратами, и не сбродом пьянчуг, вообразивших себя городским гарнизоном. Вопреки распространённому мнению, палатийцы при желании умели сражаться не хуже других. Кроме того, здесь явно было несколько тысяч кидуанцев, которых и вовсе не упрекнёшь в излишней изнеженности.
По прикидкам Башаса, шеститысячному легиону противостояло порядка восемнадцати тысяч бойцов, поэтому унынье великого мага было вполне извинительно. На их стороне была лишь внезапность, да испытанная боями отвага знаменитого Второго.
Атака была назначена на два часа после полуночи. Здесь, в этих широтах и в это время года полной темноты не наступалоона всё равно была чуть разбавлена слабыми отсветами зарниц то ли с запада, где потухало солнце минувшего дня, то ли с востока, где зарождалось солнце дня грядущего. Но всё же именно в это короткое время заря на западе уже исчезала, а на востоке ещё не успевала появиться.
Увы, узкие ворота лагеря, которые так хорошо позволяли сдерживать врага в случае прорыва, по той же самой причине были плохо приспособлены для быстрого вывода шести тысяч человек. Да и противник, хорошо зная, какого опасного зверя он взял в капкан, оказался настороже. Ещё и половина когорты не успела выстроиться в боевой порядок за пределами лагеря, как в стане палатийцев забили тревогу, даже несмотря на довольно тёмную безлунную ночь. Вероятно, противник не обманулся видимым бездействием легиона и регулярно выставлял ночные дозоры, ожидая чего-то подобного.
Поскольку тайком выбраться не вышло, Понтс резко поменял тактику. Несколько сотен легионеров уже были снаружи, и он велел атаковать. Нужно было максимально использовать внезапность удара, и тогда, быть может, удастся прорвать кольцо прежде, чем оно станет непроницаемым.
Вражеские полки строились, но всё же внезапность сыграла свою роль, и в лагере палатийцев возникла небольшая сумятица, так что постепенно вытягивающийся клин латионцев врезался в ещё только формирующиеся построения. И с той, и с другой стороны к месту образовавшегося сражения стекались всё новые силы, но у палатийцев всё же было преимущество как в численности, так и в расстоянии.
Каладиус сам вызвался в первые ряды. Казалось бы, осторожность должна была подсказать ему находиться позади ударной группы, однако что-то толкало его вперёд. И дело было не только в желании лишний раз прославиться и дать возможность взрастить новые легенды о величии и непобедимости мага. Ему действительно хотелось помочь.
Участие в бою мага подобного уровня зачастую позволяло кардинально менять ход сражения. Конечно, в такой постоянно меняющейся и непредсказуемой ситуации Каладиус не смог бы использовать какие-то изощрённые заклинания, но грубая и мощная стихийная магия в данном случае была весьма действенна.
Боевое подразделение магов шло перед легионом небольшим клиномвпереди более мощные, атакующие, позадите, кто будут удерживать щит максимально долго. В идеаледостаточно долго для того, чтобы успеть расчистить путь от врага. Каладиус не знал, есть ли во вражеской армии маги, но стоило ожидать худшего. В любом случае, сейчас его просто переполняла энергия и казалось, что ничто в мире не может его убить.
Подойдя к колышущейся, более тёмной на фоне ночи массе примерно на триста футов, Каладиус ударил. Это была обычная волна песка и дёрна, шириной футов в пятьдесят. Отдаляясь от мага, она всё больше расширялась по расходящимся радиусам. Конечно, достигнув вражеских рядов, она потеряла свой убийственный заряд, но этот внезапный, вырвавшийся из ночи секущий шквал порядком ошеломил противника.
Следующий удар был куда более действенным, поскольку Каладиус нанёс его тогда, когда до врага оставалось не более тридцати шагов. И снова режущая песчаная плеть стегнула по оторопевшим солдатам, буквально срезав не менее двух десятков. Послышались крики и стоны, и вскоре к ним присоединились ещё голоса, потому что теперь ударили и другие маги. Кто-то пустил обычные огнешары, обагрившие ночь своим зловещим светом, кто-то использовал самую простую магию воздуха, обрушив на противника воздушные струи, сжатые почти до плотности металла.
Растерянные палатийцы подались было назад, но резкие окрики командиров, а главноеосознание численного преимущества заставили их сплотить ряды. По поднятой тревоге к месту прорыва подходили всё новые и новые бойцы, с ходу вваливаясь в схватку, поскольку выстроиться в боевые порядки времени уже не было.
Началась настоящая свалка, где в темноте уже было не разобрать своих и чужих. Люди с молчаливой яростью бились и рубили друг друга невидимыми во тьме клинками. Теперь уже шестеро магов держали плотную сферу, и лишь Каладиус с Традиусом продолжали атаковать, хотя и более точечными ударами, опасаясь навредить своим. Великий маг краем сознания улавливал то и дело в окружающих выкриках кидуанский акцентболее тянущиеся, певучие гласные и смягчённые согласные. Видимо, именно так звучала речь Кидуанской империи, пока не смешалась на севере с каркающим говором варваров.
По мере того, как с обеих сторон подтягивались силы, ночная битва приобретала поистине трагические масштабы. Великий маг не мог в полной мере оценить их, поскольку едва мог различать искажённые криками лица ближайших к нему людей, но по гулу, грохоту и звону оружия, окутавшим, кажется, весь мир, складывалось ощущение, что война идёт сейчас от горизонта и до горизонта.
Несколько раз Каладиус спотыкался о тела, однажды при этом лежащий даже схватил его за ногуне для того, чтобы повалить, а как утопающий хватается за бревно. Бедолага не хотел умирать и отчаянно цеплялся за жизнь, которая в тот момент, очевидно, выглядела точно как нога великого мага. Но волшебник лишь с проклятьями пнул лежащего, даже не узнав толком, куда он попал и был ли бедолага своим или чужим. Главное, что хватка пальцев ослабла и он смог сделать ещё один шаг на югтуда, где было избавление.
Всё-таки решимость латионцев перевесила численное превосходство врагов. Те сражались, скорее, лишь потому, что так было нужно. Большинство палатийских солдат лишь пробормотали бы благодарственную молитву Арионну, если бы эти проклятые легионеры убрались отсюда подальше. Латионцы же сражались за само своё существование, и потому делали это отчаянно и зло.
Наконец брешь в осадном кольце была прорвана, и теперь легионеры пытались удержать эту брешь. Горизонт на востоке уже начал окрашиваться золотом, хотя до восхода оставалось ещё больше часа. Летом, особенно в северных широтах, ночь довольно легко капитулирует перед светом, поэтому сейчас Каладиус уже вполне ясно видел всё на расстоянии двух-трёх десятков футов.
Командиры обоих армий пытались воспользоваться этим обстоятельствоммладшие офицерские чины надсаживали глотки, пытаясь донести до своих подчинённых команды, поступающие от начальства. Но и тут латионцы проявили себя с более выгодной стороны. Легионеры гораздо лучше держали строй и очень умело действовали не разрозненными группками, но сплочёнными манипулами, отвоёвывая всё новые пространства для манёвра и успешно удерживая их.
Бой шёл прямо посреди лагеря палатийцев. Кругом были солдатские палатки, дымили последние догорающие головешки в кострах. Каладиус и его маги теперь внезапно из авангарда превратились в арьергардглавный бой кипел сейчас позади, где легионеры, медленно отступая, огрызались от нападок врага, который уже не проявлял столько рвения, как прежде. Наверное, лишь гордость не позволяла им сейчас отпустить вырвавшийся уже, по сути, легион восвояси.
Понтс был хорош. Он уже не принимал участия в сражениимежду ним и врагом была уверенная прослойка его легионеров, но командиром он был прирождённым. Складывалось впечатление, что он будто видит всю картину боя с высоты птичьего полёта. Он точно знал, какой фланг нуждается в прикрытии, куда следует перебросить ту или иную манипулу, где следует нанести удар. Легион уже выстроился в привычные боевые порядки, и центурионы когорт, чётко исполняя приказы легата, сумели свести потери к минимуму.
Наконец палатийцы скомандовали отход. Было ясно, что легион вырвался из ловушки, и теперь не следовало понапрасну тратить людей. Да и наёмники-кидуанцы не слишком-то торопились расставаться с жизнью ради сомнительного удовольствия задержать противника хоть ненадолго. В полном боевом порядкещит к щиту, ощетинившись копьямиВторой легион отступал на юг.
Это была победа. Она, безусловно, была омрачена потерями, которые сочтутся чуть позже, а также невозможностью вынести раненых, которых осталось немало на поле боя. Оставалось надеяться, что палатийцы поступят с ними гуманноили излечат, или, в крайнем случае, прирежут тут же, не заставляя их мучительно умирать от загнивающих ран.
Два часа Понтс гнал легион к югу, опасаясь возможной погони. Хотя «опасаясь» неверное слово в данном случае. Он понимал, что погони не будет, но ответственность командира не позволяла ему действовать, основываясь на этом понимании. Он не имел на это права.
Наконец темп был сниженсреди легионеров были раненые, и они уже обессилели, пытаясь угнаться за здоровыми соратниками. Теперь пришла пора считать потери. Центурионы довольно быстро отчитались центурионам второго ранга, а те, в свою очередь, поспешили с докладами к легату. Кстати, потери были и среди командировчетверо центурионов были убиты и ещё четвероранены, причём один из них был центурионом второго ранга, и раны его были довольно плачевны.
В итоге выяснилось, что легион не досчитался более четырёх сотен человекедва ли не половины когорты. Вероятно, потери противника были более значительными, но они, по крайней мере, могли после боя позаботиться о тяжело раненых. К счастью, в подразделении Каладиуса потерь и даже небольших ранений не было.
Вырвавшись, Понтс был вынужден взять на себя принятие и ещё одного непростого решениянужно ли было уводить легион в Латион, или же попытаться закрепиться в том же Белли. Конечно, будь у него уверенность в том, что они не оказались брошенными на вражеской земле, решение было бы очевидным. Но не зная, будут ли подкрепления, прибудут ли обозы с провиантомэто становилось сложной задачей.
Посовещавшись с Каладиусом, без которого он, похоже, уже не мог принимать столь серьёзных решений, Понтс всё же отдал приказ двигаться в Белли. На всякий случай он отправил ещё двух гонцов в Латион, снабдив их одними из немногих оставшихся лошадей. Учитывая, что Второй легион, возможно, был едва ли не единственной армией Латиона в Палатие, уход за кордоны мог быть расценён как предательство. Во всяком случае, для него были нужны весьма веские причины.
После довольно мучительных дней, превратившихся в один нескончаемо долгий переход, легион достиг-таки Белли. Теперь Каладиус как никогда был рад тому, что город пощадили и не сожгли. Он возвращался сюда словно домой. Оказавшись в здании гарнизона, которое беллийцы так и не осмелились занять даже после ухода легиона, маг впервые ощутил какое-то умиротворение и безопасность. Конечно, по комфортности эти казармы не могли соперничать со сгоревшей гостиницей, но после череды ночёвок прямо под открытым небом они казались настоящим дворцом.