Яу юноши буквально отнялся язык и оцепенели мысли. Он не мог вымолвить ни звука.
И что это за странные вопросы: за что он был арестован? Конотор-старший подался было вперёд, но не совладал с хмельным головокружением, и вновь откинулся назад. Почему это тебя интересует?
Принц понимал, что нужно что-то сказать, но был словно парализован. Он лишь дрожал и чувствовал острую потребность опорожниться.
Подойди-ка сюда, вяло махнул рукой король, делая новую успешную попытку сесть в кресле ровно.
По-прежнему оцепеневший, молодой человек, словно под гипнозом, приблизился к отцу, остановившись в двух шагах, но тот вновь махнул рукой, призывая сына подойти ещё ближе. В конце концов юный принц остановился буквально в полушаге. Не говоря ни слова, Конотор-старший поманил его пальцем, приглашая склониться, будто желая что-то шепнуть сыну. Юноша медленно склонился, и в какой-то момент мощная рука короля взметнулась и ухватила сына за шею. Конотор резким и сильным движением притянул голову принца к своей так, что тот стукнулся о неё лбом.
Послушай меня, гадёныш, зашипел король, и юношу окутало зловоние из его рта. Если ты думаешь, что твой папашка пропил последние мозги, и не видит, как ты под него копаешь, то ты здорово заблуждаешься.
Из горла юного принца вырывался лишь какой-то писк вперемешку с рыданиями. У него не хватало силы воли даже попытаться отпрянуть от этого жирного испитого лица, поэтому он так и продолжал стоять, упираясь лбом в лоснящиеся от пота волосы отца, закрыв глаза и крупно дрожа.
Если ты думаешь, что я не могу придавить тебя прямо здесь, как вонючего клопа, то ты здорово заблуждаешься! король всё сильнее прижимал к себе голову сына, не чувствуя боли, тогда как юноше казалось, что его череп сейчас треснет.
Отец!.. Прошу вас!.. теперь Конотор уже рыдал от боли и ужаса.
Король отбросил от себя сына, и тот едва не упал.
О чём ты просишь меня, а? Чтобы я поскорее сдох? Тебе надоел уже твой старик, а? Захотелось самому примерить корону?
Вовсе нет!.. прорыдал принц, в изнеможении падая на колени. У меня никогда не возникало таких мыслей, отец! Клянусь вам!..
Вид рыдающего у его ног сына, должно быть, шевельнул что-то в окутанной винными парами душе Конотора.
Ладно, вставай Вставай, кому говорю! Вот так И сопли утри. А теперь слушай меня, сын. Если однажды я узнаю, что ты злоумышляешь против меня Клянусь, ты кончишь свои дни на эшафоте! Брата я казнить не посмел, но теперь уж не стану колебаться! Лучше бы тебе и дальше задирать юбки придворным девкам, и не соваться в те дела, которые тебя не касаются! Ты хорошо понял то, что я сказал?
Я понял, отец Простите меня
Тогда проваливай! король вновь откинулся на кресло, потому что долго удерживать туловище самостоятельно он, по-видимому, был не в состоянии. И помни: за тобой следят! Будь добрым сыном и послушным подданными всё будет хорошо.
Неловко поклонившись, юноша вышел. Он едва добрался до ближайшей уборнойещё немного, и он изгадил бы штаны. Затем принц поплёлся в свои покои, понимая, что этой ночью ему не уснуть.
***
На следующий день Конотор чувствовал себя больным и даже не вставал с постели. Он лежал, безучастно глядя в потолок, и раз за разом переживая тот же кошмар. Он никогда не думал, что отец сможет так прямо угрожать ему. Он частенько бросался неосторожными словами, но впервые позволил себе говорить так прямо. Возможно, виною тому был хмель, но, как ни пытался юноша убедить себя в этом, он всё яснее понималотец убьёт его, едва лишь сочтёт угрозой для себя. И судьба дяди Келдона была теперь совершенно ясной. Вчерашний вечер был лучшим подтверждением того, что сказала Тиана.
Кстати говоря, судьба девушки тревожила принца едва ли не больше его собственной. Он понимал, насколько опрометчив был в последние дни, когда бросился расспрашивать случайных людей о столь опасных вещах сразу после их разговора в лодке. Ему было страшно оттого, что шпионы отца вполне могли связать воедино оба этих события. И если сам он отделался лишь угрозами, то с девушкой никто церемониться бы не стал.
В конце концов, пережив вторую бессонную ночь, которая нисколько не исцелила его душу, а разве что растравила её ещё больше, Конотор решил, что должен справиться о Тиане. Кое-как поднявшись, он отправился к сестре.
Первое, что бросилось ему в глазабледность Силии и фиолетовые круги под глазами. Сами же глаза были красными, заплаканными. Сердце его сжалось от тревоги, тем более, что Тианы не было видно рядом с принцессой. Та же, заметив брата, скривилась, будто от боли, хотя обычно она радостно приветствовала его и звала к себе.
Ты нездорова, Си? неуклюже раскланявшись с дамами, тихо спросил Конотор. Ты так бледна, и будто бы плакала.
С чего бы мне плакать? нервно пожала плечами принцесса, бросив тревожный взгляд на присутствующих девушек. Я вполне здорова, Конотор.
Обычно Силия звала его братцем либо Коном, и теперешнее обращение полным именем стало для него главным предвестником беды. Что-то случилось, и у него не было сейчас сил вести светские беседы. Мысли юноши путались от страха.
Я не вижу Тианы, проговорил он и сжался, увидев, как на секунду исказилось лицо сестры. Где она?
Её здесь больше нет, стараясь говорить спокойно, ответила Силия.
Где же она? сердце принца обмерло. Уехала домой?
Не знаю, принцесса закусила губу. Впрочем, может быть. Я не видела её со вчерашнего вечера.
Обычно в такой ситуации присутствующие фрейлины наперебой начали бы галдеть, чтобы сообщить принцу или принцессе интересующую их информацию, но сейчас в комнате повисла тишина. Девушки сидели, потупив глаза, на лицах многих читался испуг.
Си, она арестована? едва не срываясь на крик, спросил Конотор.
Я ничего не знаю! внезапно взорвалась и Силия. Я не обязана следить за каждой своей фрейлиной. Оставь меня в покое, брат! Ты, как всегда, задаёшь слишком много вопросов!
Чувствуя, что он сейчас расплачется, Конотор стрелой вылетел из комнаты.
***
Гвардейцы пришли за принцем Конотором ночью, когда тот уже спал. Прошло почти три недели со дня ареста Тианы. Всё это время юноша ничего не знал о её судьбевсё, что было связано с нею, было покрыто мраком и тишиной, нарушать которые он боялся. Однако же нам, автору и читателю, дана возможность видеть больше, чем нашим героям, поэтому мы можем более или менее точно восстановить всю цепочку событий.
Тиана действительно была арестованаслишком многие видели их эмоциональный разговор в лодке с наследником трона. Вероятно, среди присутствующих у пруда были и агенты службы безопасности, и, вполне возможно, они уловили какие-то обрывки разговора. Если и нетто их легко додумали, благо, сам Конотор по своей детской наивности дал им все возможные улики.
В тот же день, когда была схвачена Тиана, был направлен отряд легионеров в поместье Сарантионов с приказом арестовать и графа Тиомея, и, на всякий случай, его супругу. Предполагалось, что они являются частью крупного заговора против его королевского величества, и что именно с данной целью они направили ко двору свою дочь.
Вероятно, имя самого принца Конотора всплыло довольно быстро. Очень просто было предположить, что задачей Тианы было соблазнение и вербовка наследника престола. Конечно, до поры до времени эти смелые рассуждения придерживались, дабы не попасть впросак. Однако, как это обычно бывает в подобного рода делах, количество арестованных по подозрению в заговоре стало быстро пополняться благодаря доносам и оговорам, а также показаниям уже схваченных участников, данным под пытками.
Король ежевечерне выслушивал доклады о ходе дела, и всякий раз спрашивал, найдено ли какое-то доказательство участия наследника в заговоре. В какой-то момент кто-то из следователей решил, что таков негласный посыл от его величества, и участь принца Конотора была решена.
Уже на следующий день сразу несколько допрашиваемых упомянули о том, что имели сношения с принцем, и это весьма заинтересовало короля. Тогда через некоторое время в одном из протоколов допроса с пристрастием появилась информация о том, что принц, якобы, передавал какие-то указания через третьих лиц непосредственно Тиане, и никого даже не смутило, что ещё недавно именно её подозревали в манипулировании наследником, а не наоборот.
В конечном итоге всё было предсказуемо. Кто-то показал на одного из поваров, который, якобы, получил от принца пузырёк с ядом, чтобы при удобном случае отравить короля. Карта с ядом была разыграна не случайновсе знали, насколько иррационален страх его величества перед отравлениями. Несчастный повар, проведя несколько часов в застенках, всё подтвердил, а вечером того же дня Конотору уже принесли пресловутый пузырёк.
Я так и думалпрошептал король, с опаской глядя на небольшую склянку из тёмного стекла, лежащую перед ним. Я знал это с самого начала
За всё время следствия он ни разу не повидался с сыном. Также он остался глух к мольбам жены и дочери, припомнив последней, в чьём штате состояла коварная изменница. После этого Силия, задыхаясь от слёз, сочла за лучшее замолчать. Обе понимали, что теперь их сына и брата может спасти лишь чудо.
Очевидно, что этим чудом мог стать лишь мессир Каладиус. Обе женщины, презрев неписаные запреты, в тот же день, когда был арестован принц Конотор, ринулись во дворец верховного мага. Увы, но словно сами боги ополчились против несчастного семейства.
Выяснилось, что Каладиус отбыл то ли в Варс, то ли и вовсе куда-то в Санн, где находились мёртвые города Кидуанской империи, пытаясь отыскать там некие материалы для своих исследований. Один из секретарей великого мага, впечатлённый тем, что перед ним едва не падали на колени королева и принцесса Латиона, пообещал попытаться дать знать первому министру о происходящем, но сразу предупредил, что надежды на это мало, поскольку тот мог быть где угодно.
Впоследствии мессир Каладиус, каким бы мизантропом он ни был, часто сожалел, что его не оказалось в столице в эти роковые месяцы. Но судьба распорядилась именно так
Глава 40. Мать и дочь
Не сегодняшний день для менядень скорби, король был заметно пьян, поэтому говорил довольно невнятно, однако же его речь тут же повторял глашатай, выкрикивающий слова в специальную медную трубу. Ибо не сегодня я теряю сына, но потерял его ещё в тот день, когда он замыслил убить собственного отца. Сегоднядень справедливости и возмездия! Посмотрите туда, этот человек когда-то был мне сыном
Толпа в этот раз молчала. Не было обычных криков зазывал и торговцев, не было смешков и ругани, не было обычной житейской болтовни, что сливается в один гул. Лица собравшихся были печальны, в глазах многих женщин стояли слёзы. Это был страшный день для королевства и его жителей. Там, на высоком помосте эшафота, стоял изувеченный юноша с оплывшим от побоев лицом. Принца пытали наравне с другими подозреваемыми, а может даже и сильнее, словно надеялись, что он умрёт под пытками и не доживёт до этого дня.
Двое подручных палача держали несчастного под руки, потому что самостоятельно стоять он не могу него были раздроблены ступни. Осуждённый уже давно ничего не говорил и не пытался оправдатьсяпохоже, он ждал лишь, чтобы всё поскорее закончилось. Тем не менее, растерянные люди, с ужасом взирающие на происходящее, прекрасно понимали, что он ни в чём не виновен. Жители столицы были искушёнными зрителямиони частенько собирались на этой площади, чтобы поглядеть на казнь очередного мятежника, и поэтому давно уже поняли, что ни в одном королевстве не может быть такого количества заговорщиков.
То, что король так поступил с собственным сыном, ужасало больше всего. До того времени многим казалось, что под этими нелепыми предлогами Конотор просто избавляется от неугодных, но теперь всем было видно, как глубоко он пал в своём безумии. Вот и сейчас лицо его, слегка искажённое скорбью, всё же было полно решимости и веры.
Рядом с Конотором присутствовала и королева-мать. Она была на грани обморока, но всё же не посмела ослушаться мужа. В отличие от дочериСилия уже много дней не выходила из своих комнат и не желала разговаривать ни с отцом, ни даже с мамой. Она упорно игнорировала тех посланников, что несколько раз присылал к ней король, а насильно тащить принцессу для разговора с отцом никто не решался.
Он был кровью от крови и плотью от плоти моей, продолжал Конотор. Но он преступил священные законы общества и богов. Пред богами он ответит в свой черед, а теперь настало время ответить перед людьми! голос короля внезапно окреп, так что его теперь стало слышно и без глашатая. Конотор Тионит! Я лишаю тебя титулов, земель и наград, и предаю твоё имя позорному забвению за то преступление, что ты совершил!
Это была стандартная в таких случаях формулировка, и её произносили вне зависимости от наличия тех самых титулов, земель и наград. Впрочем, титул у приговорённого был.
Также я лишаю тебя фамильного имени! этого уже не было в общепринятой форме; здесь король говорил лично от себя. Твой род отрекается от тебя, как ты отрёкся от своего рода! Я нарекаю тебя Конотором Презренным, и с этим именем ты ступишь на Белый Мост!
Глухо зарыдала королева, уткнув лицо в платок. Горестный вздох пронёсся над площадью, кое-где заголосили бабы, лишённые необходимости соблюдать этикет. Глухо забил барабанэто был сигнал к началу казни.
К принцу подошёл арионнитский священник, что-то наскоро пробормотал и отошёл, будто боялся, что и его также заподозрят в заговоре. Конотора подтащили к плахе и опустили на колени. Собственно, подручные просто перестали поддерживать его, и он рухнул, не имея сил стоять на разможжённых ногах.
Подошёл палач, держа в руках топор. Это было ещё одно свидетельство того, что казнённый больше уже не был принцем, поскольку членов королевской семьи положено было казнить мечом. Королева, не имея уже сил одновременно и скорбеть, и бояться супруга, зарыдала в полный голос, и этот надорванный плач донёсся до подсудимого. Однако юноша был слишком измучен, и оставался безучастным ко всемуон даже не поднял головы. Но зато августейшую скорбь поддержали простолюдинкиплощадь огласилась причитаниями и рыданиями.
И вдруг всё стихло, потрясённая тишина накрыла город. Это начал своё падение топор. Мгновениеи раздался глухой стук, которым многим показался громче самого страшного грома. Королева лишилась сознания, но никто не спешил приводить её в чувство, желая дать несчастной матери хоть несколько минут блаженного неведения.
***
Рент Бабер был единственным пунтийцем среди ближайшего окружения короля Конотора. На несколько лет старше своего повелителя, он выглядел заметно лучше. Высокий и слегка грузноватый, он имел вполне приятную внешность, которая многих вводила в заблуждение. Неряшливо обрезанные седеющие волосы, торчащие во все стороны, большие тёмные глаза и какое-то рассеянно-добродушное выражение лица придавали ему сходство то ли с аптекарем, то ли с трактирщиком. В любом случае он выглядел этаким простаком, не прячущим камня за пазухой, располагающим к себе с первого взгляда. Рент частенько пользовался этим и считал это отличным подспорьем в своём ремесле. Умение расположить к себебесценное качество для убийцы.
Рент Бабер появился при дворе года четыре назад. Безвестный дворянчик из Загорьявот кем он был. А теперь онприближённый латионского короля, а в делах некоторого родаего правая рука и главный поверенный.
Прибыв в Латион, Рент Бабер довольно быстро разобрался в том, какие ветры дуют в этом городе, и, будучи человеком предприимчивым, быстро оседлал один из таких потоков, который свёл его с нужными людьми, вхожими во дворец. Поскольку пунтиец охотно брался за любые поручения, делал их аккуратно и чисто, но при этом проявлял интеллект, отличающий его от простых исполнителей, вскоре он свёл знакомства с весьма высокопоставленными людьми.
Казалось бы, с такими талантами Баберу была прямая дорога в Гильдию Теней, где он снискал бы себе и своеобразную славу, и несомненное богатство, но честолюбивый пунтиец, похоже, изначально метил значительно выше. Он хотел стать одним из тех, кто может запросто входить к королю, скакать рядом с ним во время охоты, пить вино из одной и той же бутылки. Казалось бы, для человека с подобным происхождением и видом деятельности это было несбыточной мечтой, но только не во времена короля Конотора.
Вечно боящийся покушений монарх делал всё, чтобы сохранить свою жизнь. Поговаривали, будто он ежегодно выплачивал Гильдии Теней огромные суммы, дабы быть уверенным, что она никогда не возьмётся за заказ, направленный против него. Поэтому, когда он узнал о Ренте Бабере и о той репутации, что он заслужил, он незамедлительно приказал представить ему пунтийца.