Время на острове словно остановилось.
Что-то в серебристой жидкости, в брызгах оживителей, в той атмосфере нарушенного покоя, который окутывал Дидакта, что-то во всем этом сильно повлияло на меня. Казалось, что я искупался в истории, прошагал через само прошлое.
Солнца взошли и сели, но я не был уверен, что это прежние солнца, что ночное небопрежнее небо. Все выглядело другим. Мои спутники по-прежнему жались поблизости, словно испуганные домашние зверьки. Мы спали. Теперь их прикосновения не вызывали у меня отвращения, а помогали сберечь тепло. Даже если бы я провел с этими людьми куда больше времени, то все равно никогда бы не понял ихно хотя бы смог почувствовать приязнь. Вообще-то, я впервые уснул с тех пор, как был ребенком: нательная броня освободила Предтеч от этой потребности.
Через десять дней Дидакт вышел из каземата, чтобы заняться физическими упражнениями. Его кожа почти полностью разгладилась и приобрела почти естественный серовато-розовый цвет. На нем все еще не было нательной брони, вероятно, он хотел полностью восстановиться без постороннего воздействия. Безмолвный, мрачный, он не искал общества, и мы старались не попадаться ему на пути. Но я отметил, как само его присутствие меняло окрестности.
Все боевые сфинксы теперь были активны. Они осмысленно двигались по острову, оставляя свежие следы среди деревьев, но не трогая при этом вечнозеленый лиственный полог. Я предположил, что они создают пункты наблюдения и коммуникации на случай атаки. Такие приготовления казались устаревшими и странными. Может быть, мозг Дидакта поврежден?
Один раз мы видели двух сфинксов, которые объединились, чтобы соорудить что-то совсем уж колоссальное. На их лицах оставалось то же суровое осуждающее выражение.
Когда мы с Чакасом завтракали у спуска фруктами и кокосами, то увидели Дидакта, возвращающегося с прогулки. Уходил он совсем в другую сторону, значит, новая просека теперь шла вокруг всего острова.
Что он делает? спросил с полным ртом Чакас.
Ведет разведку, готовится к обороне, предположил я.
К обороне от кого? недоверчиво спросил тот.
Понимают ли эти люди, насколько им вообще повезло, что Дидакт до сих пор не раздавил их огромными ручищами или не приказал сфинксам сжечь жалких человечков? Дидакт спустился по скату, обращая на нас не больше внимания, чем на шелестящий на ветру куст или взлетевшую стайку птиц.
Почему мы здесь? спросил Чакас вполголоса. Кто он Библиотекарю?
Он ей муж, объяснил я. В старинных легендах они были супругами.
На лице Чакаса отразилось изумление, потом отвращение.
Разве у Предтеч такое бывает?
Откровенно говоря, у меня это тоже вызывало недоумение: неужели возможен брак между главным врагом людей и их последней и сильнейшей защитницей?
Я рассказал, просто чтобы убить время:
Предтечи вступают в брак по многим причинам, но, по слухам, в нижних кастах чаще сочетаются по любви. Порой возникают крайне странные союзы. Людям этого не дано понять, у вас слишком примитивные традиции.
Чакас воспринял мои слова без особого энтузиазма. Выругался вполголоса, вскочил и бросился в заросли. Он казался ужасно бестолковым, не желающим признавать свое истинное положение в жизни.
Райзер регулярно уходил в джунгли и приносил очередную порцию фруктов и орехов. Его, казалось, ничуть не интересовало, что произойдет дальше.
Дидакт этим вечером не выходил из своей берлоги, а я с моими людьми отправился прогуляться в заросли. Мне по-прежнему было удобнее называть их моими людьми, а не братьями. Потом мы собрались на внутреннем берегу под мерцающими звездами. Мои дурные предчувствия понемногу сменились давно привычной скукой.
Мы выполнили свое предназначение. В наших услугах явно больше не нуждались. Если нас не намерены убить или арестовать, если Дидакт нас просто не замечает, то, возможно, нам позволят отправиться на другой берег и найти лодку.
Но Чакас так не думал. Он показал на изменившиеся очертания пика в центре кратера:
Они увидят нас с кромки и остановят любое судно, которое попытается приблизиться.
Я не опускался до наблюдений. Обычно такие мелочи отслеживала личная нательная броня, позволяя Предтече предаться возвышенным мыслям.
Что там изменилось? раздраженно спросил я. Сейчас темно. У подножия все те же деревья, а дальше голая скальная порода до самой вершины.
Мне кажется, туда направили технику, ответил он. Уж точно что-то там перемещает камни.
Сфинксыбоевые машины, а не экскаваторы.
Может, там есть другие машины.
Мы их не видим, продолжал упорствовать я. И я ничего не слышал.
Завтра, предложил Райзер и исчез среди деревьев.
Прошло несколько часов, но он так и не появился. Мы с Чакасом направились к внешнему берегу.
Следующей ночью мы попытались последовать за Райзером. Этому человечку явно позволялось гулять свободно. Но одинокий боевой сфинкс вскоре появился из-за деревьев и остановился на своих кривых ногах, препятствуя нашему с Чакасом дальнейшему продвижению.
Мы что, пленники? прокричал я.
Сфинкс не ответил.
Чакас, покачав головой, усмехнулся.
Что смешного? спросил я, когда мы поплелись назад тем же путем, которым пришли.
Сфинкс следовал за нами. Райзер пробежал мимо, обгоняя нас, с небольшой охапкой орехов.
Чакас окликнул егоне зло, а шутливо.
Хамануш могут приходить и уходить свободно, сказал он мне. Он будет хвастаться этим, если мы вернемся домой. Он, похоже, стал здесь нашим начальником!
Его мозг меньше твоего, напомнил я.
А твой меньше, чем у Дидакта, могу поспорить.
Нет. Я хотел объяснить принцип мутации от манипуляра до более высоких каст и форм, но мы уже вернулись на полянку, окружавшую наполовину врытый в землю каземат.
И мне пришлось проглотить слова.
На левой стенке спуска в задумчивой позе сидел Дидакт. Его темные глаза с тяжелыми веками были направлены прямо на нас, словно мы наконец удостоились крохи внимания.
Он прокряхтел и спрыгнул со стены с новообретенной резвостью.
Манипуляр, сказал он, почему здесь эти люди?
Мы с Чакасом стояли перед прометейцем и молчали в страхе. Вот и все, подумал я. Пришел час суда и наказания.
Скажи мне, почемулюди?
Это наша планета, сказал Чакас, точно подражая возвышенной интонации и грамматике Дидакта. Может быть, правильнее было бы нам спросить, почему здесь ты.
Мне хотелось зажать ему рот, и я уже повернулся, чтобы сделать выговор, но Дидакт поднял мощную руку:
Ты! Он ткнул в меня пальцем. Как это получилось?
Человек говорит правду, ответил я. Планета отдана им под заселение. Я прилетел сюда в поисках артефактов. Эти люди показали мне место твоего упокоения. У них есть ге
Покой Криптума не должен нарушаться, оборвал он меня, подняв глаза к небу. Один из вас нашел способ открыть мой сосуд. Кто? И как?
Его печаль напоминала пелену над берегом и джунглями. Мне же казалось, что само присутствие столь высокого Предтечи наполняет усталым мраком воздух.
Люди спели песню, ответил я. Криптум открылся.
Только один Предтеча может быть таким изобретательным, сказал Дидакт смягчившимся голосом. Или таким умным. Ты хотел сказать, что у людей есть гейс. Кто-то вложил в них эти коды. Во младенчестве или еще даже раньше.
Думаю, так оно и случилось.
Сколько прошло времени?
Вероятно, около тысячи лет, ответил я. Очень долгий сон.
Не сон, сказал Дидакт. Я вошел в Криптум на другой планете. Кто-то перенес меня сюда. Зачем?
Мы инструменты Библиотекаря, сказал Чакас. Мы служим ей.
Дидакт с отвращением уставился на человека:
Кто-то вместе с моими сфинксами помог мне ожить.
Я. Отрицать очевидное было бы глупо.
Я надеялся вернуться с триумфальным признанием моих суждений, а вместо этого вижу перед собой молодого дурака и порождения древних врагов. Это хуже позора. Есть только одна причина которая заставила бы Библиотекаря оживить меня в таких унизительных условиях.
Он поднял руку и сделал в воздухе короткое волнообразное движение пальцами. Из каземата выплыл комплект нательной брони, и Дидакт принял позицию облачения. Детали обхватили его конечности, затем туловище и, наконец, макушку. Мерцающие светлые ленты парили в сантиметрах над его кожей. Меня удивила скромность конструкции. Нательная броня моего отца была куда замысловатее, а ведь об отце не слагались легенды. Таковы были строгие правила Предтеч: даже великий прометеец облачается скромнее строителя.
Должна быть причина, по которой здесь отсутствует моя жена, сказал Дидакт, когда облачился полностью.
Он протянул руки к звездам. Его пальцы испустили лучи, и он отметил несколько созвездий, словно приказывая им двигаться. Я удивился, когда они остались на своих местах.
Лучи потускнели и исчезли, прометеец сжал кулаки.
Ты ничего не знаешь.
Так мне сказали, ответил я.
Ты всего лишь простой манипуляр, к тому же безрассудный. Он указал на Райзера. Человечек, я знаком с твоим видом. Вы древняя форма. Я попросил сохранить вас, потому что вы мирный, но изобретательный народ. Достойные зверьки для развлечения. Хороший пример для наших детейпусть видят, чему нельзя подражать. Но ты Он показал пальцами на Чакаса. Ты очень похож на тех людей, которые убили многих воинов и почти уничтожили мои флоты. Моя жена позволила себе слишком многое. Она провоцирует меня. Он вытянул руки, и нательная броня угрожающе сверкнула. Ты провоцируешь меня.
Чакас помрачнел, но, проявив мудрость, ничего не ответил.
Дидакт вроде бы отказался от насильственных действий. Он уронил руки, и нательная броня вернулась в оборонительное состояние.
Манипуляр, где ты впервые увидел свет? спросил он.
Я ответил, что моя почтенная семья строителей давно обжила системы туманности Ориона, близ родной планеты Предтеч.
Почему ты голый?
Этот остров окружен мерсами, смущенно объяснил я. Они не выносят сложных машин. Моя анцилла
Моя жена выращивала мерсов на отмелях нашего сада, сказал Дидакт. Самому мне они никогда не нравились. Покажи.
Глава 7
Чакас в дурном настроении тащился за Дидактом, Райзером и мноймы направлялись к внешнему берегу по одной из новых просек, проложенных сфинксами, которые работали, как экскаваторы, поражая даже прометейца. По правде говоря, он не столько контролировал окружающую среду, сколько удивлялся ей, а наши находки чаще обескураживали его, чем вразумляли.
У него не было никаких объяснений изменившейся форме центрального пика.
Я ничего не понимаю, признал Дидакт, когда мы смотрели на наружное озеро кратера Джамонкин.
Он принялся разглядывать колышущийся мерс. Потом нашел невысокий камень, сел на него и снова принял задумчивую позу, которая, похоже, свидетельствовала и об усталости.
Никто не может мне сказать, почему я больше не в безвременном покое?
В ссылке, поправил его я.
Он нахмурился:
Да, в ссылке. Меня вынудили уйти, потому что я говорил правду, изрекал тактические и стратегические мудрости, бесполезные против самоуверенных суждений магистра строителей Он помолчал. Но такие дела не для ушей манипуляра. Скажи мне, оружие завершено? Оно уже использовалось?
Я сказал, что ничего не знаю про оружие.
То есть знаешь мало. Как манипуляру, тебе нет нужды понимать обстоятельства более высокого порядка. Гораздо хуже то, что ты сосредоточен на личной выгоде и артефактах Предвозвестников. Ты наверняка ищешь Органон.
Его слова ранили, и не только потому, что были справедливы.
Я не скрываю своих целей. Я ищу разнообразия, сказал я. Поиски приключенийлишь средство для достижения цели. «Тыто, на что ты отваживаешься», процитировал я.
Айя, пробормотал Дидакт, покачивая крупной головой. Это когда-то сказал ей я, и она с тех пор часто попрекала меня этими словами.
Он посмотрел на озеро, на ясный безоблачный восход. В широкую чашу кратера с запада задувал ветерок, отчего голубая вода покрывалась рябью, а возбужденный мерс генерировал колечки пены.
Отвратительные подлые твари, проговорил Дидакт. Его раздражение улеглось. Что за ритуал позволил тебе прибыть сюда, избежав их нападения?
Я рассказал ему про людей, про деревянное судно с паровым двигателем, про то, что нам пришлось прибегнуть к успокаивающим песням, чтобы доплыть до места.
Люди изготовляют инструменты снова Меня хорошо и умно спрятали. Ни один Предтеча не стал бы искать меня здесь.
Сколько лет, подтвердил Райзер.
Общество Дидакта ничуть его не смущало, он инстинктивно чувствовал, что находится в безопасности. Я отчетливо видел это. Подначальный вид, который многие века пользовался благосклонностью
Неудивительно, что Чакас пребывал в дурном настроении. Его собственные инстинкты либо молчали, давно уничтоженные, либо были полны более темных воспоминаний.
Твой Криптум убивал всех приближающихся людей, сказал я. По крайней мере, всех глупых людей.
Селекция, кивнул Дидакт.
Но был и отчасти безопасный вход. Кто-то создал пазл, который застрял в человеческом воображении. И люди приходили снова и снова, жертвовали собой, а выжившие воздвигли стены, выложили галечник, указывающий правильный путь. Кто-то хотел, чтобы тебя нашли когда придет время.
Услышав эти слова, Дидакт стал еще угрюмее.
Значит, оно почти подошло к концу, сказал он. Все, что мы пытались сделать как наследники Мантии, все будет попрано, вселенная погибнет потому что они не понимают. Он шумно, хрипло вздохнул. Хуже того: возможно, она уже обречена. Присоединяйся к своим друзьям-людям и пой печальные песни, манипуляр. Кара существует, и все мы обречены.
Это всего лишь то, чего вы все заслуживаете, не больше, сказал Чакас, бросая на землю обрывок листа пальмы.
Прометеец проигнорировал его.
Глава 8
Той ночью в темноте очертания центрального пика резко изменились. Вокруг торчащей макушки вспыхнули тысячи синеватых огней, словно ее окружили светляки, исчезнувшие с первыми лучами солнца.
Райзер вместе со мной направился ко внутреннему берегу, поделился своими любимыми кокосом и кисловатым зеленым фруктом. Еще он предложил кусок сырого мяса какого-то животного, которое он поймал в темноте, но я, конечно, отказался. Мантия запрещала есть плоть страдальцев.
Чакас не попадался на глаза.
В лучах солнца мы увидели, во что превратился пикв круг стройных колонн, которые поднимались от основания на добрую тысячу метров в окружении пандусов из вулканического шлака. Я никогда не видел ничего подобного и теперь озадаченно спрашивал себя, не обрела ли машина Предвозвестников полную работоспособность и не готова ли вновь творить зло.
Я пребывал в растерянности. Мое любопытство, падкое на всякие исторические дела, разгорелось от искры, зароненной деяниями Дидакта. Если он и в самом деле был Дидактом Разве способен великий воин и защитник цивилизации Предтеч, настоящий прометеец, провалиться в такую глубину поражения и мрака? Какие страсти, какие приключения пережил за свою долгую жизнь этот Воин-Служитель! И что могло заставить такую силу и такое совершенство трусливо укрыться в добровольной ссылке Криптума?
Я не верил в приговор, вынесенный им другим Предтечам. По правде говоря, мысли о конце нашей истории никогда не приходили мне в голову. Это казалось нелепицей. И все же
Мысль о том, что Воины-Служители истребят целый видтеперь, когда я лицом к лицу встретился с людьми, казалось, противоречила самой идее Мантии. Разве Мантия наделила нас верховенством не для того, чтобы мы возвышали и обучали наших меньших братьев? Даже люди, как бы ни деградировали они к настоящему времени, заслуживали некоторого уважения. Я много узнал, наблюдая за Чакасом, и мое мнение о людях изменилось. Поражение Дидакта можно было объяснить только его собственной виной.
С внутреннего берега я смотрел на обнажившиеся колонны, думая об их предназначении. Что возникнет вокруг них, что устремится вверх? Что-то необходимое Дидакту. Маяк, возвещающий о его возвращении? Или окончательное орудие его наказания?
Я ничего не понимал в политике Предтеч. Всегда относился с пренебрежением к этой озабоченности зрелых форм. Теперь такое невежество делало меня слабым. Более всего мою юношескую наивность потрясло понимание того, что мир Предтечмир вековечного социального порядка и регламентированности, внутреннего покоя против внешнего хаосаможет оказаться не таким уж и вечным, что подъем по лестнице форм от манипуляра до строителя, от которого я так беззаботно бежал
Всему этому в скором времени, возможно, будет положен конец.