Я покрутил металлическую миску, взбалтывая остатки бульона.
Позже, вероятно в районе полуночи, когда стало совсем темно, из-за того, что обе луны скрылись за облаками, и мне стало казаться, что идти дальше я уже не смогу, к своей радости, вдалеке я заметила слабый огонёк. Я решила, что набрела на небольшой лагерь. С благодарностью, спотыкаясь, я направилась туда. «Господа!», позвала я, и в то же мгновение свет исчез. Я была уверена, что у меня при себе было более чем достаточно средств, чтобы нанять мужчин, заплатить за защиту, купить безопасность в пути в Брундизиум. «Господа!», позвала я снова. Спотыкаясь в темноте, отчаянно хромая на каждом шагу, я приближалась к тому месту, где видела свет маленького костра. «Господа, крикнула я, я бедная рабыня, голодная, разлученная с её хозяином. Он, наверняка, захочет, чтобы меня вернули ему! Я не сбежала! Пожалуйста, будьте добры к бедной рабыне. Пожалуйста, помогите ей!». Я была уверена, что находилась где-то рядом с тем местом, где видела свет костра. Было темно, но он должен был быть где-то неподалеку. Вдруг чья-то сильная рука из-за спины легла на мой рот и оттянула голова назад, и я почувствовала острое лезвие клинка, прижатое к моем горлу. «Ни звука, кейджера, услышала я грубый мужской голос, угрожающе прошептавший мне в ухо, и не вздумай дергаться». Говорить я в любом случае не могла, поскольку мой рот был плотно закрыт ладонью говорившего, а сопротивляться просто не смела, памятуя о стали у моего горла. Одно быстрое движение этого лезвия и моя шея была бы разрублена до середины. Я скорее почувствовала, чем увидела, двух или более мужчин, двигавшихся около меня и того, в чьём захвате я пребывала. Затем давление на мой рот исчезло, но рука, освободив рот, тут же погрузилась в мои волосы сжалась, удерживая мою голову на месте. Я чуть не вскрикнула от боли, но сдержалась. Клинок по-прежнему холодил кожу на моём горле. «Где другие? прошипел мужчина. Сколько их?». «Я одна, прошептала я, едва осмеливаясь говорить. Так меня держали целых нескольких енов. Я так боялась порезать своё горло, что даже боялась дышать. Спустя некоторое время вокруг меня собрались семь или восемь мужчин. «Мы никого не нашли», доложил один из них. Я чуть не лишилась чувств, когда лезвие перестало давить моё горло. «На четвереньки, кейджера», приказал мне мужчина, державший меня за волосы.
Рабыню иногда ставят в четвереньки, и она так сопровождает владельца. Находясь в таком положении очень сложно внезапно вскочить и убежать, или напасть. Несомненно, в описанной ситуации на четвереньки ей приказали опуститься в качестве меры предосторожности, из недоверия к неизвестной рабыне, загадочно появившейся из темноты. В других случаях такое положение может быть наложено на невольницу как наказание, поставив в позу использования как животного, тем самым ещё раз напомнив ей, что онарабыня.
Разумеется, я была возмущена до глубины души тем, что меня вынудили стоять на четвереньках среди мужчин, призналась она, смотреть на них из такого положения и всё такое. «Пошли, кейджера», буркнул мужчина, поворачиваясь ко мне спиной и делая первый шаг. Мне пришлось следовать за ним на четвереньках. Через несколько мгновений маленький костерок был разожжён вновь, и мне разрешили встать на колени, указав на место у огня, где свет пламени подал на меня. Мужчины, которых было одиннадцать, теперь я это смогла установить точно, расположились вокруг костра и расслабились. Также я рассмотрела несколько небольших палаток и кое-какие другие лагерные принадлежности слева от меня. А ещё я увидела шесть женщин. Все они были раздеты догола, их руки были связаны сзади, кроме того, они были привязаны за шеи общей веревкой, протянутой между двумя кольями, вбитыми в грунт. «Ярабыня Публия, заговорила я, во время беспорядков, возникших в Аре, отстала от моего господина, Флавия из Брундизиума, и теперь я отчаянно пытаюсь вернуться к нему».
Имя Флавий очень распространено в средних широтах Гора, в том числе и в Аре, и в других местах. Я предположил, что это имя было выбрано ей исходя из её собственного имениФлавия, которые также весьма часто встречается в тех местах. Нет ничего необычного и в том, что рабыня может отчаянно стремиться вернуться к своему хозяину. В женском сердце часто вспыхивает любовь, во всей её беспомощности, потребности, глубине, широте, красоте и страсти, к мужчине, чей ошейник она носит. Но это чувство неизвестно свободной женщине. Это известно только той, которая является собственностью, той, которая принадлежит мужчине, полностью.
О каких беспорядках в Аре идет речь? спросил один из мужчин.
Я была уверена, что его интерес не был искренен, это была своего рода проверка. Беспорядки в Аре начались ещё несколько дней назад, и с того времени город покинули уже сотни беженцев, рассеявшись по окрестностям, скорее всего, в основном двигаясь в сторону побережья, возможно, надеясь получить убежища на островах. Шесть женщин, что находились в лагере, вероятнее всего, были из Ара, возможно, те самые, чьи имена попали в проскрипционные списки, и теперь они выторговали для себя выхода из Ара, пусть и ценой ошейника. В действительности, я нисколько не сомневалась, что эти мужчины сами были из тех, кто бежал из Ара. Неужели, в окрестностях Ара нашёлся бы кто-то, кто не знал бы о тех бедствиях и изменениях, что происходили в Аре? Однако я ответила со всей возможной невинностью, словно была уверена, что заданный вопрос был совершенно искренним. «Восстание, сообщила я, мятеж, окончание оккупации, изгнание чужих войск из Ара». «Кто такой, этот Флавий? осведомился другой мужчина. «Торговец невысокого ранга из Брундизиума», ответила я, решив не заявлять для своего мнимого хозяина высокого статуса, поскольку не исключено, что кто-то из людей, развалившихся вокруг костра, мог быть знаком с купечеством большого порта. Я стояла на коленях, держа их вместе. Кроме того, пришло вдруг в голову мне, что я не спросила разрешения говорить. «Возможно, они здесь снисходительны к своим рабыням», подумала я, но я бросив взгляд на раздетых, связанных женщин, лежавших за границей круга, освещенного костром, усомнилась в своём предположении. «Могу я поинтересоваться, спросила я, Домашние Каменные какого города почитают Господа?». Это могло иметь большое значение в том, что должно было произойти далее. Мужчины посмотрели друг на друга, и некоторые из них засмеялись. Хотя их поведение меня несколько смутило, но одновременно оно заверило меня в том, что среди тех, кто меня окружал не было выходцев из Ара или с островных Убаратов. Будь они из Ара, то, боюсь, меня могло бы ждать возвращение в город, что с большой вероятностью могло закончиться судом и смертью на колу. Если бы они были с островных Убаратов, то за время оккупации, сопровождавшейся систематическим грабежом города, успели привыкнуть думать о женщинах Ара как годных только для рабства. «Кажется, сказала я, на вас не висит бремя принятой присяги, связанной с взятой платой, и следовательно, Вы открыты перспективе получения значительной выгоды». «Конечно», кивнул тот из них, которого я сочла лидером этого отряда. Это был именно тот, кто держал свой нож у моего горла. «Тогда мы можем говорить свободно, решила я, но вначале, так как я два дня провела в дикой местности, ослабла от голода и жажды, и у меня практически не осталось сил, я хотела бы поесть и напиться, подкрепиться Ка-ла-на и отдохнуть. «Конечно», повторил их вожак, довольно любезно улыбнувшись, и кивнул одному из свои людей. Тот подошёл к женщинам и освободил от верёвки, ту из них, что лежала ближе всех к колу справа от меня. На руках женщины были верёвочные кандалы, и она едва могла самостоятельно стоять и перемещаться. Отвязав невольницу, он снова прикрепил верёвку к колу и только после этого освободил её руки. Женщина, не отрывая от меня пристального взгляда, принялась растирать запястья. Мужчина указал на меня и приказал: «Накорми и напои её». Я не стала заострять внимание на том, как это было сказано, хотя звучало это так, словно речь шла не обо мне, а о каком-нибудь животном. Меня больше волновали жажда и голод, мучившие меня. «Почему я, ещё недавно свободная женщина, должна прислуживать обычной рабыне?»возмутилась отвязанная женщина. Она тут же была схвачена за волосы и получила, одну за другой четыре пощёчины, после чего, глотая слезы, едва способная передвигаться из-за короткой верёвки на её щиколотках, проковыляла мимо меня за едой и питьем. Я взяла поданную мне пищу и ка-ла-на, которое, сомневаюсь, разрешили бы ей самой, при всем её высокомерии и презрении свободной женщины к той, кто одета как рабыня. Потом я то ли упала в обморок, то ли заснула. Проснулась я спустя несколько часов, ближе к полудню. В первый момент у меня было ощущение, как будто я нахожусь в своих собственных апартаментах, и вот-вот появится одна из моих девушек, откроет портьеры и внесёт горячее чёрное вино и блюдо со свежей, сладкой выпечкой, но затем, внезапно, ошеломив меня, в моей памяти всплыли ужасы последних двух дней, крыша Центральной Башни, моё унизительное переодевание, бегство, поля, слин, нападение куста-пиявки, нож у моего горла, и я, открыв глаза, уставилась на небольшой лагерь, на который я набрела вчера вечером, обессиленная, со стёртыми в кровь ногами, мучимая голодом и жаждой, и несчастная. Я непроизвольно коснулась шеи и почувствовала там ошейник, рабский ошейник. В следующий момент меня охватил страх, что туника, вполне достаточная в обычном состоянии, насколько это вообще было возможно, пока я спала, могла скататься, оголив мои бёдра, и я потянулась, чтобы стянуть её вниз, но, уже делая это, почувствовала тяжесть на левой лодыжке. От неожиданности я резко поднялась в сидячее положение, дернула подол туники вниз, насколько это было возможно, чтобы обеспечить себе хотя бы ту частицу скромности, которую этот предмет одежды мог мне предоставить. Также, я плотно сжала ноги вместе. Последнее движение сопровождал лязг цепи. Я ошарашено уставилась на свою левую лодыжку. На ней красовалась тяжёлая чёрная железная полоса с кольцом, к которому была прикреплена цепь. Эта цепь шла мимо меня, к дереву, вокруг которого она была обёрнута и заперта на висячий замок. Я была посажена на цепь! Меня, свободную женщину Ара посадили на цепь, словно какую-то рабыню! «Что всё это значит!»крикнула я, поднимая цепь и встряхивая её.
Левая лодыжка чаще всего используется для приковывания женщины.
Вожак этого отряда приблизился ко мне и сказал: «Не надо так волноваться, благородная леди. Мы просто не хотели, чтобы вас похитили». «Похитили?»опешила я. «Конечно, кивнул он, многие женщины просыпались посреди ночи от того, что им затыкают рот, а затем их связывали и уносили». «Ох», выдохнула я. «Такое случается с женщинами», пожал он плечами. «А теперь освободите меня», потребовала я. «Само собой», кивнул мужчина, и вскоре я была избавлена от тех грубых атрибутов.
Что Ты почувствовала, оказавшись на цепи, подвергнувшись мужскому доминированию? поинтересовался я. У тебя были какие-нибудь неожиданные эмоции?
Эмоции? переспросила бывшая Леди Флавия.
Да, кивнул я, некое понимание своей слабости, открытости, готовности, надежды, тоски, желания сдаться, некое ощущение необъяснимого тепла в твоём теле, некого жара или влаги между твоих бёдер?
Это невозможно, вспыхнула она. Ясвободная женщина.
Я понял, усмехнулся я. Пожалуйста, можешь продолжать.
Они задержались в лагере ещё на несколько анов, продолжила женщина. Позже я узнала, что это было сделано, чтобы позволить одному из их товарищей добраться до дороги на Брундизиум и разведать обстановку в придорожной деревне, неподалёку от заброшенного постоялого двора, когда-то принадлежавшего некому Рагнару.
Опросить жителей? уточнил я.
Скорее всего, кивнула она.
Хм, Рагнаримя северное, заметил я.
Возможно, пожала она плечами.
Когда мне стало ясно, что они собирались покинуть лагерь ближе к закату, вероятно, не желая выходить на дорогу при свете дня, я улучила момент и отозвала вожака для конфиденциально разговора. Кажется, мои действия не стали для него неожиданностью. Мы немного отошли от лагеря и остановились среди деревьев, где мужчина указал на землю и сказал: «Встань там на колени». «Но я не хочу стоять на коленях», запротестовала я, но напоровшись на его взгляд, опустилась на колени. Вы мужчина, и вероятно, вам трудно понять, что значит для женщины, стоять на коленях перед мужчиной, быть у его ног, задирать голову, чтобы посмотреть, или наоборот, не поднимать головы, стоя перед ним, если таково будет его требование. Это символически подчёркивает чрезвычайную разницу между тобой и им, твою мягкость на фоне его твёрдости, твою слабость по сравнению с его силой, твою незначительность перед его мощью, твою красоту и беспомощность перед его мужеством и властью, твою готовность повиноваться его приказу. Это заставляет тебя бояться, что ты находишься на своём месте, перед своим господином. Как, спрашиваю я вас, женщина, оказавшись в таком положении, на коленях, может говорить с мужчиной?
Как женщина, предложил я.
Этопоза мольбы или подчинения, не так ли? спросила бывшая Леди Флавия.
Верно, подтвердил я.
Я была вне себя от возмущения, заявила она.
Многое зависит от женщины, заметил я. Если мы говорим о рабынях, то для них, конечно, это более чем подходяще, и даже предписано.
Разумеется, согласилась со мной Альциноя.
При этом найдется немало женщин, сказал я, которые жаждут своих владельцев, умоляют мир о мужчине, перед которым они могли бы раздеться и встать на колени, попросить об ошейнике, чьи ноги они могли бы с благодарностью поцеловать. Многие женщины, стремясь подчиняться, слушаться, быть в безоговорочной собственности, принадлежать, полностью и абсолютно, находят в этом своё социальное, биологическое и культурное предназначение и благодаря этому имеют смелость не скрывать от мужчин свои самые глубокие потребности и желания. В этом мы видим не только нежное признание женственности, но и её безоговорочную мольбу и экспрессию. Нет ничего неправильного в том, что женщина не скрывает глубину своего сердца и потребностей. Только несчастному больному безумцу или тирану может прийти в голову попытаться регулировать значимость, любовь, жизнь и сердца других.
«Можешь говорить», сообщил мне он, словно мне, свободной женщине, требовалось такое разрешение. «Я желаю добраться до Брундизиума, сказала я, и я готова заплатить за это, со щедростью самой Убары. У меня достаточно средств». «Ты говоришь как свободная женщина», хмыкнул он. «Я и есть свободная женщина», призналась я. «Считай, что тебе повезло, сказал он, будь Ты рабыней, тебя ждала бы знатная порка за подобный стиль разговора. Рабыня быстро извлекает урок соответствующего поведения, речи и почтения». «Я вам солгала, сказала я, у меня, как у свободной женщины, есть на это право. Никакая я не рабыня, и, разумеется, нет у меня никакого господина, ни Флавия, ни кого-либо ещё. ЯПублия, свободная женщина, на меня не наложены проскрипции, но я опасаюсь беспорядков, вспыхнувших в Аре, и поэтому решила покинуть город. Я притворилась рабыней, чтобы иметь возможность поговорить с вами с глазу на глаз. Легенда о Флавии нужна была для ваших людей. К чему вам делить с ними весь полученный куш? Ведь куда выгодней скрыть сумму, оставив себе большую часть. В Брундизиуме мы можем притвориться, что Вы нашли Флавия и получили награду за моё возвращение, соразмерную тому, что мог бы выплатить торговец невысокого ранга. В этом случае Вы сможете поделиться со своими людьми грошами, оставив себе большую, никем неподозреваемую долю». «У вас имеется собственность, богатство, семья, в Брундизиуме?»осведомился мужчина. «Конечно», заверила его я, полагая, что, раз уж всё пошло так успешно, то у меня появился шанс сохранить большую часть драгоценностей, спрятанных в моей тунике. «У моих парней могут возникнуть вопросы относительно нашего отсутствия, предупредил он. Нам не стоит подогревать их подозрительность». «Верно», поддержала его я. «Мы сворачиваем лагерь, сообщил мой собеседник. Я хочу подойти к брундизиумской дороге в темноте, близ придорожной деревни, что около старого постоялого двора Рагнара». «Это ведь на пути к Брундизиуму, не так ли?»спросила я. «Всё верно», подтвердил он. «Хорошо», кивнула я. «Вы хотите продолжать притворяться рабыней перед остальными, я правильно понимаю?»уточнил мужчина. «Правильно, ответила я, иначе они могут заподозрить о нашей договоренности». «В таком случае, предупредил мой собеседник, при всём моём уважении, полагаю, что вам придётся сопровождать нас как рабыня, со связанными руками и на поводке». «Уверена, в этом нет необходимости, вспыхнула я. Разве я сама не жажду, чтобы меня вернули моему владельцу?» «Кое-кто из парней, сообщил он, подозревает, что Тыбеглая». «Понятно», буркнула я.
Тебе не было любопытно, поинтересовался я, что ночёвка была намечена в придорожной деревне?
Несомненно, у них там были некие дела, пожала она плечами. Я не лезла с расспросами.
Продолжай, велел я.
Запястья мне связали за спиной, продолжила женщина свой рассказ, и ещё одну верёвку обмотали вокруг моего торса и затянули. Затем я была взята на поводок, словно я могла бы быть рабыней. К счастью, прежде, чем они закончили меня оплетать верёвками, я успела попросить сандалии, и даже получила их. У этих мужланов, как выяснилось, имелось несколько пар, ранее принадлежавших тем женщинам, что были связаны в караван. В сандалиях я могла не отставать от них в дороге из-за сбитых ног. Безусловно, они и так не могли бы двигаться слишком быстро, поскольку их отряд был обременён животными, я имею в виду тех рабынь, что были связаны и прикреплены к караванной верёвке. Хотя наёмники порой могли применить хлыст, но, несмотря на всю жестокость и ужасность этого, от женщин не получится добиться стойкости и скорости мужчин. Разумеется, меня за время перехода не ударили ни разу. Я бы этого не перенесла. Ближе к восемнадцатому ану мы наконец добрались до дороги, а вскоре и до того, что как я поняла было деревней Рагнар, хотя деревней это назвать было трудно. Не больше чем несколько небольших строений разбросанных по обе стороны дороги, главным образом тёмных и старых, некоторые из которых иначе как лачугами назвать язык не поворачивался. Я предположила, что жители где-то поблизости держали огороды, виноградники, сады или что в этом роде. Судя по потемневшим прилавкам, в деревне, вероятно, время от времени функционировал рынок. Судя по всему, обитатели этого места жили за счёт обслуживания движения на брундизиумской дороге, по крайней мере, до некоторой степени. Например, я заметила вывеску с изображением телеги, что позволяло предположить, что там можно было получить помощь с ремонтом повозки. Также были вывески, указывавшие на мастерские шорника, кузнеца и другие, полезные для извозчиков заведения. Похоже, некогда деревня знавала лучшие времена, но они остались в прошлом. Постоялый двор Рагнара, близ которого выросла эта деревня, был заколочен и выглядел обветшалым. Вспомогательные строения, стойла, скотный двор и прочие, как и главное здание, казалось, пришли в состояние полного запустения. Единственное, что ещё использовалось на территории постоялого двора, это колодец, судя по тому, что мне на глаза попалась какая-то девица, тащившая ведро воды.