Ценность ошейника для рабыни и её удовольствие от неволи, не должны быть минимизированы. Как правило она живет, чтобы любить своего господина и служить ему, прилагая к этому все свои силы и способности. Она знает, что онарабыня, и знает, какого поведения ожидают от рабыни. Соответственно, именно так она и ведет себя, действительно, как рабыня.
И даже у свободных женщин, как мне кажется, имеется некоторое понимание этих замечательных и глубоких удовольствий, и именно в этом, на мой взгляд, кроется основная причина их почти неизменной враждебности и презрения к их порабощённым сёстрам.
Можно отметить, что рабыню редко, если вообще когда-либо, подвергают беспричинной или чрезмерной жестокостью. Конечно, с ней можно так поступать, но каков смысл этого? Для гореанина подобное поведение было бы непостижимо или абсурдно. Что действительно важно, так это то, чтобы доминирование и подчинение оставались незыблемыми и принимались обеими сторонами господином и рабыней. Однако надо заметить доминирование и подчинениебескомпромиссны и суровы, категорически и абсолютно.
Когда мужчина получает от женщины то, что он хочет, горячую, беспомощную, благодарную рабыню, любящую и послушную, прекрасную, уязвимую собственность в его ошейнике, почему он не должен быть удовлетворённым, благожелательным и добрым?
Мужчина находит себя, когда видит рабыню у своих ног, а женщина находит себя, когда становится рабыней у ног своего господина.
Так говорят в нас пещеры, танцы у походных костров и шнуры. Так говорят в нас усовершенствования цивилизации, наручники, ошейник и сцена аукциона.
Я подумывал над тем, чтобы забрать Сесилию и отправиться на юг, в направлении Порт-Кара.
Однако это могло бы подвергнуть меня, мой дом, имущество, корабли, богатство, рабынь и всё прочее опасности гнева Царствующих Жрецов. Кроме того, ускользая из сферы интересов кюров и их клевретов, я опять же подвергаю серьёзной опасности себя и других. Например, Пертинакс, казавшийся мне весьма неплохим парнем, мог бы быть наказан за то, что подвел своих работодателей. Зная кюров, я сомневался, что их недовольство будет легко погасить.
Но прежде всего, мне было любопытно. Я понятия не имел, чего хотели и что планировали Царствующие Жрецы, соответственно, даже если бы я хотел следовать их планам, я не знал, помогут им мои действия или помешают. Точно так же я не знал того, что запланировали кюры.
Но мне было любопытно.
Я решил, что останусь в лесу.
Иногда воины высоких рангов, владельцы городов, Убары, генералы и им подобные персоны развлекают себя игрой в «слепую каиссу». В этом случае используются две доски, разделённые непрозрачным барьером, таким образом, игроки не могут видеть фигуры своего противника. Обе доски видит только судья, который и сообщает игрокам результат их ходов. Таким образом, в некотором смысле, игра проходит в темноте. Однако постепенно, основываясь на сообщениях судьи и на собственном опыте, игроки начинают чувствовать положение фигур и тактику соперника. Эта игра предназначена для того, чтобы развить и усилить интуицию, столь необходимую в сражениях. В гореанских войнах, как и в большинстве традиционных военных компаний, происходивших до появления электронных ухищрений, полководцы зачастую не уверены в дислокации, силах и планах врага. Слишком многое на войне представляет такую вот «слепую каиссу» и зачастую это самый пугающий момент ведения боевых действий.
«Итак, подумал я, похоже в северных лесах, у меня появился шанс попробовать свои силы в слепой каиссе».
Уже собираясь возвращаться в хижину Пертинакса, я окинул взглядом море, и для меня стало ясно значение дымового сигнала на баке круглого судна, как и причина столь поспешного отзыва баркаса, и подъёма паруса. По-видимому, их наблюдатель заметил появление на горизонте по правому борту другого паруса. Гореанские суда редко сближаются друг с другом, а если они всё же это делают, то, скорее всего, у одного из них, а то и у обоих на уме грабёж или бой.
Позавчера, по словам и поведению Пертинакса я заключил, что корабли, прибывающие к этим берегам, высаживают неких товарищей, заводить знакомство с которыми, он явно не стремился. В общем-то, как раз во время нашей с ним первой встречи, одно такое судно высадило множество вооружённых мужчин.
Небольшой корабль ещё на подходе к берегу спустил парус и теперь двигался на вёслах, которых у него было по десять с каждого борта. Прибывшая галера была меньше моей Тесифоны. Это был корабль, который обычно используется для передачи сообщений, как своего рода курьерское судно. Наконец, вновь прибывший остановился, повернувшись параллельно берегу носом на юг и покачиваясь на волне. Порядка двух десятков мужчин спрыгнули с левого борта. Вслед им в воду полетели какие-то ящики и коробки, возможно, со снабжением того или иного рода. Мужчины подхватывали груз, брели к берегу, и складывали в кучу на пляже. Кстати, на этот раз я заметил груз другого вида, которого не было у высаживавшихся с предыдущего судна. Товар связанный вместе, выгружали предельно грубо, попросту перебрасывая через борт в холодную воду. Этот товар, побрёл берегу сам, порой падая, отчаянно стараясь держать головы над водой, что было не просто, учитывая гулявшую у берега волну. Наконец, добравшись до полосы прибоя босые, спотыкающиеся, дрожащие от холода, они опустились на колени на омываемом солёной водой песке. Волна то и дело накатывавшая на берег, пенилась вокруг их коленей и бёдер. Они обхватили себя руками и прижались друг к дружке, стараясь хоть немного согреться. Я прикинул, что их было пятнадцать, хотя сказать точно было трудно из-за расстояния, и потому что они сразу столпились. Иногда такой товар, связанный подобным образом, называют «ожерелье работорговца», соблазнительные бусинки, если можно так выразиться, на общем шнурке. В любом случае они были скованы между собой цепью за шеи. Цепь выглядела более тяжёлой, чем это необходимо, а ошейники были высокими и тёмными. В таком ошейнике, если девушка стоит на коленях вертикально, с прямой спина, как обычно ожидается от рабыни, она не может опустить голову, вынужденная держать её поднятой к владельцу. Это может быть довольно пугающим опытом для рабыни. Она может опустить голову, только согнувшись в талии. Я предположил, что это могли быть низкие рабыни. Безусловно, такие устройства иногда надевают на недавних свободных женщин, чтобы они быстрее привыкали к своему новому статусу, к тому, что они больше не свободны, являясь теперь товаром, имуществом, рабынями.
Пертинакс избегал встреч с такими товарищами, а вот меня мучило любопытство относительно их происхождения и того, что они здесь, в этом отдалённом регионе Гора собирались делать.
Тем более, что я был вооружён.
Так что, я смело приблизился к ним, словно я мог ждать здесь именно их. Несомненно, их должны были встречать, если не на пляже, то позже, в лесу.
Тал, поприветствовал я поднимая руку.
Тал, отозвался один их прибывших, а затем к нему присоединились ещё некоторые из них.
Опаздываете, сказал я.
Я понятия не имел, было ли это верно или нет, но ведь недавно отбывшее круглое судно явно припозднилось. Разве оно не должно было прибыть позавчера, когда я сошёл с корабля Пейсистрата?
Встречный ветер, развёл руками мужчина. Мы почти всю дорогу шли на вёслах. Да и волнение было неслабым.
Его акцент я опознал, как Тиросский или Косианский. В общем-то они мало чем отличаются.
Как дела в Касре? поинтересовался я. В Джаде?
Это были основные порты, соответственно, Тироса и Коса
Один из вновь прибывших как-то странно посмотрел на меня.
Я уже несколько лет не был в Касре, вздохнул он.
А я не видел террасы Коса с самого падения Ара, сообщил его товарищ.
Ониморяки, пояснил тот мужчина, который первым ответил на моё приветствие. В основном-то здесь наёмники, те, кто воюет за деньги.
Ну да, за кадровых военных вас принять сложно, усмехнулся ему.
Посмотрев в море, я увидел, что на небольшой галере опустили вёсла на воду, и она начала набирать ход, держа курс на юг. Удалившись ярдов на сто или около того от берега, на корабле развернули парус.
Здесь было другое судно, заметил наёмник. Мы слышали крик наблюдателя, сообщавшего о её положении.
Круглое судно, подтвердил я. Простите, парни, я не смог уговорить их задержаться.
Кое-кто из мужчин засмеялся. Это был тот смех, который вряд ли подействовал бы успокаивающе на Пертинакса.
А как дела в Аре? полюбопытствовал я.
А Ты что, не слышал? недоверчиво переспросил один из них.
Нет, покачал я головой.
Ар восстал, сообщил мне другой. Нам пришлось прорываться и уносить ноги оттуда. Только благодаря спешному отступлению, нам удалось ускользнуть от горящих местью горожан.
А сотням других не повезло, и они попали в плен. Их пытали и посадили на кол, добавил третий.
Мы и ещё несколько сотен прорвались через улицы, которые горожане забаррикадировали, чтобы не дать нам уйти, и утопить нас в том море огня и крови, в которое превратился Ар, сказал четвёртый, заметно вздрогнув.
Некоторые из наших, заметил первый, поверив слухам, взяли то, что смогли унести из добычи, и убежали ещё ночью, прежде чем сигнальщики ударили в набат, давая сигнал к восстанию.
Те повезло больше чем остальным, мрачно проворчал третий.
Ничего не понимаю, растерянно признался я.
Ты, конечно, слышал о Марленусе? уточнил второй.
Разумеется, кивнул я, Марленус из Ара, Великолепного Ара, Убар Убаров.
Долгое время его не было в Аре, сообщил четвёртый. Он исчез во время карательного рейда в Волтае.
Со временем о нём стали думать как об умершем, добавил первый. Уверен, Ты знаешь о войне между Аром с одной стороны и союзом Тироса и Коса, к которому присоединились другие государства, с другой?
Разумеется, кивнул я, вспомнив сотни флагов и вымпелов, развёрнутых на улицах Ара.
Тиросу, Косу и их союзникам дико повезло, заметил третий, что Марленуса в тот момент не было в городе.
С этим я не мог не согласиться.
Было принято на службу множество наёмников и наёмных отрядов из десятков государств, брали даже шайки разбойников и группы изгоев, думавших только о грабеже, сообщил второй.
Послышались жиденькие смешки от некоторых из них.
Они наполнили шеренги копейщиков островных убаратов, пожал плечами четвёртый.
Понятно, что сила морских убаратов заключалась в их флотах, а не в пехоте.
Ар пренебрег мерами предосторожности, неодобрительно проворчал первый из них, и я задумался, не мог ли он быть воином, изгнанным из некого города, уж больно к лицу была бы ему алая туника. Он оказался не в состоянии вооружить и развернуть свои огромные пехотные легионы.
Понятно, кивнул я.
Пока они не сказали ничего для меня нового.
Мне вспомнилось, как Дитрих из Тарнбурга лихим броском взял, а потом долгое время удерживал Торкадино, тем самым задержав продвижение армии вторжения к Ару, давая последнему время на мобилизацию и подготовку к встрече лавины вооруженных мужчин, неумолимо катившейся к его стенам. Но манёвр Дитриха пропал даром, и Ар остался спокойным и даже инертным, хотя, конечно, клёкот боевых тарнов не мог не долететь до его стен. Как они могли не принять во внимание стенания беженцев, не услышать барабаны копейщиков, не почувствовать тяжёлую поступь боевых тарларионов? Многим вскоре стало ясно, что в Центральной Башне поселился заговор и предательство, и что даже сам трон теперь может быть украшен обещаниями и богатством островных убаратов. Ар, жалкий, смущённый, дезорганизованный и обезумевший, оказался неспособен оказать даже самого слабого сопротивления, будучи преданным командирами, засевшими в Центральной Башне. Большая часть лучших сил Ара, его самых отборных войск, возглавляемых наиболее подготовленными офицерами, намеренно уведённая от города и брошенная в обширную дельту Воска, там и погибла, пытаясь осуществить предполагаемую карательную экспедицию против воображаемых экспедиционных сил Коса и Тироса. Эти войска были сознательно направлены на гибельную дорогу и оставлены без связи и снабжения. Им сознательно отдавали неясные, путанные и даже противоречивые приказы, выполняя которые они забирались всё глубже в почти смертоносную местность. Эти войска, в соответствии с планами заговорщиков, были обескровлены в дельте Воска, понеся ужасные потери от жары, насекомых, солёной воды, зыбучих песков, стрел ренсоводов, змей и тарларионов, даже не встретившись с противником лицом к лицу. Немногим из них посчастливилось вернуться домой. Некоторые, ошеломлённые и голодные, наполовину обезумевшие, всё же смогли достичь южных плотин Порт-Кара, отделявших город от дельты. А когда некоторым из них удалось добраться до Ара, они обнаружили его отданным врагу, оккупированным войсками противника. Фактически городом правил Мирон из Темоса, Полемаркос сил Коса на континенте, кузен Луриуса из Джада, хотя он и держал свой штаб вне городского помериума.
Это позволило объявить, что Ар был освобожден, в нём началась новая эра, эпоха гармонии, мира и дружелюбия. Тем временем граждане Ара должны были привыкнуть считать, что их потери были выгодой, а их поражениепобедой. Теперь они должны были искупить былую славу Ара, каяться и жалеть о его прежней мощи, влиянии и власти. Теперь они должны были признавать свои преступления и праздновать их искупление вместе с друзьями и союзниками, с дружественными войсками Коса, Тироса и их приспешников. И многие под песнопения, поздравления самих себя со своим недавно обретённым достоинством и под презрительную музыке девок флейтисток, разбирали стены своего собственного города. А тем временем, захватчики зажимали гайки своей власти и, в течение многих месяцев, в своё удовольствие, где беспорядочно, где систематически, в соответствии с директивами Полемаркоса грабили Ар, его богатства, его серебро и золото, его достопримечательности и драгоценные камни, его медицинские эликсиры и мази, его пагу и вина, его продукцию, животных, рабынь, а зачастую свободных женщин, некоторых отправляя в пага-таверны и бордели, других раздев и заковав в караваны, уводя на рынки чужих городов. Некоторые из них, добредя до Брундизиума, были погружены на невольничьи суда и отправлены на Кос и Тирос.
Безусловно, не всё прошло так гладко, как того могли бы хотеть оккупанты, и в конце концов начались спорадические акты неповиновения. В целом их приписывали действиям небольшой группы борцов сопротивления, ставших известными под названием Бригада Дельта. Из-за обширного, треугольного по форме устья Воска, распадающегося в нижнем течении на десятки меньших рек и рукавов, часто снова сливающихся и разветвляющихся на своём пути к Заливу Тамбер, и в конечном итоге к Тассе, этот регион получил имя, по-гореански звучащее как Дэлька, или, точнее Дэлька Воска. «Дэлька»это четвертая буква гореанского алфавита, представляющая собой равносторонний треугольник, и, судя по всему, произошедшая от греческой буквы «Дельта». Ядро Бригады Дельта, предположительно, составляли ветераны, возвратившиеся из неудачно проведённой, злополучной кампании в дельте Воска. Собственно, оттуда и название «Бригада Дельта».
Расскажите мне о мятеже, о восстании, попросил я.
На беду Коса и Тироса, сообщил тот из них, который первым ответил на моё приветствие, Марленус вернулся.
Откуда он взялся? спросил я. Чем он занимался всё это время?
С этим много неясностей, сказал второй. Кажется, что он был ранен и контужен при падении во время охоты, потерял память, долго бродил, вероятно, не понимая, кто он такой.
Некоторые полагают, что его могли взять в плен и заточить в тюрьму в Треве, добавил третий.
Это вряд ли, не согласился с ним четвёртый.
В любом случае, присоединился к разговору пятый, заросший густой бородой товарищ, кажется, что вернувшись из Волтая, он думал о себе как о Крестьянине, и работал вместе с ними.
Но, в конечном итоге, его опознали в Аре, сказал второй.
Говорят, его узнала простая рабыня, поделился сплетней четвёртый.
Интересно, хмыкнул я. Её за это освободили?
Кое-кто из окружавших меня мужчин засмеялись.
Простите, парни, поднял я руки. Сморозил глупость.
На Горе рабынь освобождали редко. Есть даже поговорка на тему, что только дурак может освободить рабскую девку.
Вскоре его признали и другие, сказал первый. После этого он был спрятан его приверженцами.