Насколько я пониманию, память к нему вернулась, предположил я.
Это было довольно странно, заметил второй.
Нам известны только сплетни об этой истории, прокомментировал бородач.
Говорят, он был как ребёнок, сказал третий, могучий, опасный ребёнок. Он слушал то, о чём ему рассказывали. А узнав о случившемся, сначала он сделался печальным, затем, постепенно, обозлился. И наконец, спросил: «А где Марленус?».
То, что он смог вспомнить это имя, привело прятавших его мятежников в восторг, продолжил первый. «Где Марленус?»спрашивал он, снова и снова. И ему каждый раз отвечали: «Он должен вернуться». «Где он?» спрашивал он. «В городе все об этом думают», говорили ему.
То есть он не сознавал себя Марленусом? уточнил я.
В том то и дело, подтвердил третий.
Продолжайте, нетерпеливо поторопил я.
«Кто правит в Аре?»спросил он, продолжил рассказ бородатый наёмник. «На самом деле, или, кто сидит на троне?»уточнил его собеседник. Марленус захотел знать правду, кто реально правит Аром, и ему ответили, что это Луриус из Джада, с далёкого Коса, но через Мирона Полемаркоса, в сговоре с Серемидием, командиром таурентианцев, дворцовой гвардии. А затем он спросил о том, кто является их ширмой, и мужчины побоялись рассказать ему, что это именно та, кто когда-то была его дочерью, до того как оскорбила и запятнала его честь. За это он отрёкся от неё.
Я знал кое-что об этой истории.
Когда-то она была захвачена и порабощена тарнсмэном, Раском из Трева, однако тот неожиданно очарованный белокурой рабыней-варваркой, названной им Эль-ин-ор, отдал тогда ещё дочь Марленуса Верне, возглавлявшей девушек-пантер. После этого она оказалась в северных лесах и была выставлена на продажу на северном побережье. Там она попалась на глаза Самосу, работорговцу и первому Капитану в Совете Капитанов Порт-Кара. Страстно желая выскользнуть рук своих жестоких владелиц и надеясь, что её вернут к цивилизации и даже освободят, она обратилась е нему с просьбой купить её, тем самым совершив акт рабыни, поскольку тот, кто просит себя купить, в конечном итоге признаёт себя товаром и, следовательно, рабыней. Позже, я, к тому времени уже потерявший способность ходить, и почти полностью парализованный ядом Суллы Максима, встретился с нею в доме Самоса. Я освободил её и попросил вернуть в Ар. Однако к тому времени стало общеизвестной истиной, что онарабыня, и каким образом она попала в собственность Самоса. Честь и гордость такого мужчины, как Марленус из Ара, Убар Ара, Убар Убаров, не перенесли столь чудовищного бесчестия. Это было оскорбление, глубокое и тяжкое, его крови и трону Ара! В результате, он отрёкся от неё, запретил называть своей дочерью, и приказал изолировать в Центральной Башне, чтобы её позор мог бы быть скрыт от города и мира.
Если бы, прибыв в Ар она не была юридически свободна, то очень вероятно, что её избили плетью и продали бы в каком-нибудь другом городе.
Если бы она, будучи свободной, а не рабыней, была признана виновной в пятнании чести Ара, она, вполне возможно, была бы публично посажена на кол.
Но он спрашивал снова, и снова, негромко, настойчиво и искренни, кто теперь сидел на троне в Аре, сказал первый из моих собеседников, и тогда его приверженцы устроили совет и, в конце концов, решили рискнуть и раскрыть имя, хотя и не знали того, какой эффект это могло бы иметь. «Талена, ответили они ему, дочь Марленуса из Ара». И тогда, как об этом говорят, он поднял голову и выражение его лица изменилось, его тело, казалось, увеличилось в размере и наполнилось силой, а в глазах загорелся странный, жестокий, злой огонь. А затем он сказал, спокойно, но уже не своим прежним тихим, невинным, удивлённым, искренним голосом, а другим, от которого тянуло железом и льдом: «У Марленуса из Ара нет дочери».
Его приверженцы посмотрели друг на друга, и их глаза сверкнули радостью, перехватил инициативу бородач. И тогда, если верить слухам, он встал среди своих приверженцев, как ларл среди пантер, и потребовал: «Принесите мне знамя Ара». «Кто Ты такой? спросили его, чтобы осмеливаться требовать знамя Ара? Их запретили. Они спрятаны». «Принесите мне знамя, повторил он свой приказ, большое и широкое». «Свернутое или развернутое?»спросили его приверженцы. «Свернутое, ответил он и добавил:чтобы его можно было развернуть». У его сторонников в тот момент перехватило дыхание, от понимания того, кем был тот, кто стоял среди них. «Кто посмеет развернуть знамя Ара?»спросили они его. «Я, заявил он, Марленус, Убар Ара».
При данных обстоятельствах разворачивание свернутого знамени, когда это делается осознанно, медленно и ритуально, намного больше, чем знак объявления войны, этознак непримиримой воли, неукротимых намерений, непреклонной решимости. Бывали случаи, когда капитуляция городов не принималась, и они были сожжены и сровнены с землёй, просто потому что знамя было развёрнуто.
Говорят, что потом Марленус сразу перешёл к делу, продолжил тот из них, что поздоровался со мной первым. «Сколько мечей есть у нас?»спросил он, а затем потребовал карты города, и чтобы ему показали дислокацию оккупационных гарнизонов. Мужчин, находившихся в тот момент рядом с ним он, своим решением, назначил высшими офицерами.
Это было возможно, поскольку слово Убара имеет приоритет перед решениями советов.
Знай мы, что Марленус появился в городе, вздохнул один из наёмников, мы бы немедленно ушли оттуда.
Новость об этом, сказал бородач, вскоре была на улицах, пронеслась от инсулы к инсулы, а потом побежала по малым башням. Только мы не сразу узнали об этом. Конечно, ведь в большой набат, ставший сигналом к мятежу, ещё не ударили.
Они всё спланировали быстро и грамотно, сказал первый, передёрнув плечами.
Оружие для горожан было под запретом, продолжил второй, но многие припрятали его, и есть немало того, что не может считаться оружием, топоры и молоты, сельскохозяйственный инвентарь, доски, шесты и палки, да даже сами камни мостовой в определённых условиях действует не хуже.
Я понимающе кивнул. Тирания всегда хочет разоружить население, поскольку для неё не секрет её тайные намерения по отношению к этому населению, и предпочитает видеть его в своей власти. И, конечно, это разоружение всегда преподносится как отвечающее интересам общества, как если бы общество оказалось в безопасности, став наименее способным к самозащите.
Многие в Аре, особенно в самых высоких, наиболее богатых башнях, заметил бородач, сотрудничали с нами, подстрекали оккупацию, участвовали в грабеже города.
Я не сомневался, что это было верно. Всегда, во всех городах, находились такие, внимательные к направлению, в котором дует ветер.
Проскрипционные листы тоже успели подготовить, кивнул второй.
Признаться, у меня от его слов словно мороз пробежал по коже.
В тот момент стало безопаснее, быть в синей тунике Косианских кадровых солдат, усмехнулся бородач, чем в атласных одеждах предателей.
Признаться, я испугался за Талену, высокомерную предательницу, Убару-марионетку, обитательницу трона по попустительству оккупантов, оскорбительницу своего Домашнего Камня.
Марленус вернулся!
А на рассвете нас, поражённых и изумлённых, разбудил звон большого набата. Мы выскочили улицы и были встречены сталью и камнями. Они появлялись отовсюду, их было много, как роящихся насекомых. Они нападали повсюду. Арсенал был захвачен. Со всех сторон неслись воинственные крики «За великий Ар». Мы рубили тех, кто попадался нам на пути, но они были всюду. Они с криками бросались на нас. Можно было убить двоих, но третий всё равно добрался бы до тебя и перерезал горло.
Нас превосходили численностью, в соотношении десятки к одному, вздохнул один из наёмников. И они словно взбесились, они не знали пощады. Они были как голодные слины, почуявшие кровь!
Они всё грамотно спланировали, прокомментировал другой, тот кому так пошла бы алая туника. Тысячи путей для отступления были перекрыты, местами они даже обрушили стены домов, забаррикадировав улицы. Мы потеряли очень многих, преодолевая такие препятствия, пробиваясь на выход из города.
К счастью для нас, сказал третий, большая часть стен Ара была к этому времени демонтирована его же собственными гражданами. Если бы не это, мы, скорее всего, не смогли бы достичь полей, болот и Виктэль Арии.
А что же Мирон, удивился я, его войска?
Он валялся в своём шатре пьяный в стельку, ответил бородач, с горечью в голосе.
Большую часть его войск, пояснил второй, составляли наёмники. После того как Ар был в целом разграблен и брать там стало нечего, многие наёмные капитаны увели свои отряды.
Но ведь там были и регулярные войска, заметил я.
Их было слишком мало, развёл руками бородач. Считалось, что Ар умиротворён, и что не требуется больших сил и особого внимания, что косианская пропаганда сделала своё дело, ослабив и запутав Ар, повернув его против самого себя. Многие регулярные части были отозваны на острова, либо в другие косианские владения на Воске.
В действительности, они приняли участие в сражении, усмехнулся один их них, только не так, как они бы предпочли. Им оставили слишком мало времени на то, чтобы построиться и подготовиться. Тысячи разъярённых горожан, многие из которых к этому времени вооружились трофейным оружием, выбежали из города, чтобы покончить и с ними.
Обычно большой гореанский военный лагерь строится квадратным или прямоугольным. Он тщательно спланирован и часто имеет несколько ворот, чтобы войска могли покинуть его как можно быстрее. Также его принято окапывать рвом и обносить частоколом с наблюдательными башнями по углам. Дежурства внутри поддерживаются очень строго, и весьма часто по окрестностям рыскают патрули и выставляются пикеты. Однако, насколько я помню по своему последнему посещению лагеря Полемаркоса, многие из этих правил не соблюдались. Пусть у Мирона и были слабости, особенно к выпивке и смазливым рабыням, но как офицер он вовсе не был плох. Отказ от укрепления лагеря был намеренным, частью пропаганды того, что Тирос, Кос и их союзники прибыли в Ар не как завоеватели, а как освободители.
Вскоре мы узнали, сказал бородач, что знамя Ара развёрнуто.
И о том, что Марленус вернулся, добавил кто-то. Это подорвало дух сотням из нас.
«Интересно, подумал я, каким может быть влияние воли масс и появление определённой личности на ход событий. Как такие вещи, как воля и вождь, словно по волшебству, могут порождать бури, потрясать землю, и даже превращать уртов в ларлов, а джардов в тарнов. Откуда вождь может знать, что это произойдёт? Да и знает ли?»
Сотни бежали, спасая свои жизни, сказал мужчина, поздоровавшийся со мной первым.
А тысячи не смогли, покачал головой бородач.
Улицы Ара были залиты кровью. Сотни предателей, попавших в проскрипционные списки, были схвачены, выведены из города и посажены на кол.
Большая дорога, Виктэль Ария, на несколько пасангов по обе стороны была огорожена кольями на которых извивались и выли связанные тела.
Я понимающе кивнул. Я и не сомневался, что месть Марленуса будет ужасной.
Много трупов бросили в болота на корм тарларионам, сообщил бородатый наёмник.
Или в карнариумы, добавил другой.
Имелись в виду глубокие ямами за городскими стенами, используемые для сброса грязи, мусора и прочих городских отходов. Иногда отрывались новые ямы, а старые закапывались. Иногда, спустя поколения после закрытия, старый карнариум вскрывали снова, чтобы использовать вторично. Зловоние, которое стоит в таких местах может вывернуть наизнанку желудок даже крепкого мужчины. Обычно такие ямы обслуживали рабы-мужчины с лопатами, заматывая нижнюю часть лиц шарфами.
Стены Ара, несомненно, восстанавливают, предположил я, стараясь не показать свою заинтересованность в этом вопросе.
С душевным подъёмом и пением, кивнул бородач.
А как поживают девки-флейтистки, которые раньше смущали и дразнили тех, кто разбирал стены? полюбопытствовал я.
В ошейниках, голые и потные, подгоняемые плетями, усмехнулся наёмник, трудятся изо всех сил, подносят камни строителям.
Позже их распределят, как бригадиры посчитают нужным, добавил другой.
Превосходно, сказал я, пытаясь держать свой голос ровным. А что стало с Таленой?
За её голову назначена высокая награда, ответил кто-то.
Десять тысяч золотых тарнов, добавил другой.
Двойных тарнов, поправил его третий.
Значит, ей удалось сбежать из города, заключил я. Её не схватили.
Кажется, Ты доволен, заметил бородатый наёмник.
Может, он охотник за головами, усмехнулся его товарищ.
Боюсь, твой шанс накинуть на неё свой аркан крайне невелик, констатировал другой.
Это точно, её будут искать все охотники за головами, которые только есть на Горе, сказал третий.
Куда ей деваться? Как она сможет избежать захвата? поинтересовался четвёртый. Держу пари, что её уже поймали, а её нынешний владелец обдумывает, как бы её благополучно доставить в Ар.
Сейчас он может даже поторговаться за лучшую награду, хмыкнул пятый.
Ну, может она скрылась и бежала на Кос, предположил я. Уверен, они ей многим обязаны. Она столько сделала на их службе.
Ар поднимается, констатировал бородатый наёмник. Если она доберётся до Коса, то Луриус тут же выдаст её Марленусу, в качестве жеста доброй воли, как знак согласия и предложение дружбы.
Не думаю, что она может находиться или направляться на Кос, покачал головой тот из них, который раньше мог носить алую тунику, впрочем, как и на Тирос.
Тогда, где она может скрываться? спросил у него бородач.
Понятия не имею, ответил тот.
Куда она может пойти? полюбопытствовал бородатый. Кто её теперь защитит? Она не может просто войти в какой-либо город или даже деревню.
Я понял его мысль. Извечный гореанский вопрос клановости, кастовости, идентичности Домашнего Камня никто не отменял. В тесно сплочённом гореанском сообществе не так легко как кажется натянуть на себя вуали анонимности.
Впрочем, она вполне могла бы купить себе свободу действий, заметил один из них.
И сколько же должна предложить свергнутая с трона, всеми разыскиваемая беглянка, за которую обещана награда в десять тысяч золотых тарнов? поинтересовался косианец.
В два раз больше! рассмеялся моряк с Тироса.
«Интересно, задался я вопросом, сколько могла взять с собой убегающая Убара, учитывая внезапный поворот событий и неожиданность восстания. Той пригоршни ценностей, захваченной впопыхах за мгновение перед паническим бегством, вряд ли хватило бы надолго».
А разве у неё не могло бы быть верных сторонников? поинтересовался я. Мужчин, которые были бы готовы умереть за неё?
Стоило ей только лишиться частокола копий, ограждавших её, и никто не захотел оказать ей поддержку, заверил меня бородач.
Её презирали, сказал другой мужчина, даже те, изменники, что приветствовали её в коридорах дворца.
«К тому же, подумал я, было бы глупо искать верность среди неверных, и надеяться найти честь в тех, кто свою честь продал. Не станет ли, в конечном итоге для заговорщиков важнее неприкосновенность их собственных шкур? Напуганные урты часто набрасываются на своих товарищей и разрывают их. Они загрызут друг друга за каплю крови. Предательствоне такое редкое поведение, как кому-то кажется, и это то, к чему быстро привыкают».
Это всего лишь вопрос времени, пожал плечами бородач, когда её голую, закованную в цепи, бросят к подножию трона Убара.
Горе Талене, кивнул другой мужчина.
Она предала свой Домашний Камень, сказал третий.
Верно, кивнул четвёртый. Так пусть она ответит за это по закону Гора.
И по воле Марленуса, добавил пятый.
Это было сказано с грубым, жестоким, мстительным весельем.
«А ведь это те самые парни, подумал я, от которых она, возможно, надеялась получить помощь, поскольку это их клинки когда-то захватили и удерживали для неё трон Ара».
Но они были гореанами, а она была женщиной, причём той, которая предала свой Домашний Камень. Я нисколько не сомневался, но что любой из них будет рад увидеть её связанной у своих ног.