Вторая волна отстрелялась.
Затем шеренга за шеренгой кавалерия пошла на третий заход на цели.
Скорость, с которой эти атаки могут быть проведены и завершены, внушает уважение.
Моё внимание было, прежде всего, сосредоточено на действиях звеньев и прайдов. Третья атака была в полном разгаре.
Мишени внизу были утыканы стрелами.
«Неплохо, парни, подумал я. Так держать! Однако стоит напомнить вам, что столбы и мишени не отстреливаются».
Крайние шеренги начали своё длинное, пологое пикирование.
«Пожалуй, надо будет отработать более сложные построения и запланировать отработку других способов атаки, подумал я. Возможно, стоит устроить воздушные маневры, с боем отряд на отряд с использованием тупых стрела. Это могло бы быть полезным. Также, их нужно будет научить нападать и драться парами или больше, и приучить их не ввязываться в бой, если это возможно, на равных. Следует, по возможности, избегать боёв если нет преимущества в силе, в идеально, навязывать бой только при подавляющем превосходстве. Врага следует последовательно дробить на части и нападать уже на них. Враг разделённый обречён на поражение».
Генеральные сражения иногда неизбежны, и даже часто неизбежны, но их результат слишком часто, как могли бы сказать гореане, вопрос не каиссы, а броска костей. Изменение ветра, поднятая пыль, изменение положения солнца из-за длительности сражения, потеря командующего, потеря штандарта, неожиданная, непредсказуемая волна паники в шеренгах, основанная на провокационном слухе, неспособность фланга удержать удар, колебание или опоздание резерва, почти всё что угодно, может привести к нарушению порядка, а отсюда ломка строя, а затем поражение, и как следствиебойня. Помимо этого, вне зависимости от того, за кем осталось поле боя, кто в конце дня украсил дерево трофеями, в реальности зачастую получается так, что генеральное сражение проигрывают обе стороны. Две таких победы могут стоить армии и, как следствие, потери государства. Войны часто выигрываются по частям, но проигрываются в целом. Нередко победа оказывается плодом не столько доблести, сколько информации, терпения, расчёта и хитрости.
Наконец, отстрелялась и третья волна, освободив от стрел тетивы своих луков, но когда замыкающие шеренги уже с разворотом уходили от мишеней, до меня снизу донеслись крики. Повернув своего тарна, я послал его вниз, в направлении конца тренировочной площадки, к которой, после предварительной подготовки, должна была вернуться вся кавалерия. Однако прежде чем зайти на посадку, я сделал ещё один круг, озадаченный суматохой, происходившей ниже. На наблюдательной платформе было заметно оживление, если не сказать паника, сопровождавшаяся криками и воплями. Окинув взглядом небо, я увидел одного из своих курсантов, который после заключительного захода третьей волны, не пошёл на посадку вместе со всеми, а отделился от своей группы, и теперь удалялся в южном направлении. Фигуру в белом кимоно, ниже на платформе, поддерживали два пехотинца, или, как их называют пани, асигару. Понимание произошедшего не заняло у меня много времени. Я буквально взвыл от ярости. Почему я не был одиночным тарнсмэном, который мог бы немедленно броситься вдогонку за беглецом! Но я был капитаном и не мог поступить так. Я должен был оставаться со своими людьми, которые уже приземлились, но оставались в сёдлах, не получив иного приказа. К тому же, они тоже были полны нехороших предчувствий, если не испуга, поскольку всем было ясно, что около наблюдательной платформы происходило что-то неправильное. Ни один из них не покинул своего места. Только приблизительно двадцать процентов из них были пани, но они своей склонностью к железной дисциплине сплачивали вокруг себя наёмников. Через мгновение после посадки я послал Таджиму и Пертинакса, которых я взялся тренировать вместе, преследовать беглеца, которого они даже не видели. Признаться, я сомневался, что они смогут его настичь. Кто это был, я узнал позже. Следом за ними я отправил в воздух Ичиро, моего связного и сигнальщика, того самого парня, ритуальное самоубийство которого я запретил несколько недель назад, с приказом барражировать над площадкой и следить за окрестностями. Я опасался, что беглец мог быть не один. Затем я назначил Торгус и Лисандра командирами центуриями, первой и второй соответственно, приказав держаться наготове. Лисандр был наёмником, чьим Домашним Камнем когда-то был камень Рынка Семриса. Впервые я с ним познакомился на пляже, когда он высадился на берег вместе с Торгусом и его людьми. Это был тот самый мужчина, о котором я подумал, что он вёл себя как тот, кто мог бы быть Воином. Моё предположение оказалось верным. Он и правда был тарнсмэном, подавшимся в наёмники. Я не счёл разумным приставать к нему и копаться в его прошлом. В таких случаях весьма часто замешано убийство, или, иногда, женщина, чаще всего рабыня, обольстительная, хитрая, коварная, которая ради своей выгоды, или от ощущения власти, стравила рабовладельцев друг с другом. Есть даже такое высказывание, что, то, что мужчина завоевывает мечом, рабыня добивается поцелуем. Поскольку Лисандр был подчинённым Торгуса в его отряде, я считал, что было бы разумнее всего держать его вторым и здесь. Как командир центурии, конечно, он становился ему равным. Имея дело с мужчинами, способный командующий должен, насколько это возможно, просчитывать последствия своих решений и назначений, поскольку последствия эти могут повлиять на эффективность его сил. И здесь надо считаться тем, что можно было бы назвать факторами сердца, такими нюансами как восприятие уместности, предположительно неуместное продвижение по службе, вопросы чести и почти неизбежные конфликты, замешанные на тщеславии. Эти соображения не диктуют командиру его решения, но они влияют на них. Во главе угла всегда максимальная эффективность боевой единицы, как в долгой, так и в короткой перспективе, в зависимости от сложившейся обстановки. Решения, которые принимаются на любой другой основе, не только работают на руку врагу, но и являются предательскими.
Ичиро уже забрался достаточно высоко в небо.
Я спешился и, спотыкаясь, рванул через тренировочную площадку к наблюдательной платформе.
Через пару мгновений я уже был у её подножия.
Фигура, облачённая в белое, цвет достоинства, так выделявшийся на фоне остальных, лежала на платформе. Голову мужчины придерживал руками один из асигару. Стрела засела в его плече, и вокруг её на белом кимоно расплывалось небольшое кровавое пятно. Конечно, стрела, закрывая собой рану, не даёт столько крови, сколько могло бы вытечь из раны, оставленной ножом, мечом или иным видом холодного оружия. Кровопотеря начинается, когда стрелу выдернут. Один из пани, специалист по ранам, присел подле распростёртой фигуры.
Какой приметной целью было белое кимоно на наблюдательной платформе!
Безусловно, попасть в него из короткого лука со спины летящего тарна учитывая расстояние для моих людей было непростой задачей. Это была бы намного более вероятной целью для неподвижного стрелка, вооружённого крестьянским луком. Но даже в этом случае это не был бы стопроцентно смертельный выстрел учитывая приличную удалённость платформы от возможных укрытий.
Я услышал крик полный боли, раздавшийся на платформе, и увидел человека, вставшего на ноги и держащего обеими руками окровавленную стрелу.
Теперь крови было много, и требовалось срочно остановить кровотечение. На платформе рядом с телом начала расплываться красная лужа.
Я не мог разглядеть лица упавшей фигуры из-за столпившихся вокруг неё мужчин.
Они позволили ране ещё некоторое время кровоточить, вымывая из неё грязь. Но уже через несколько мгновений один из них придавил к ране кимоно, и заключил:
Он будет жить. Принесите носилки, уложите его на них и унесите в барак.
Не понимаю, сказал я мужчине, стоявшему около меня. Разве Лорда Нисиду не должны перенести в его павильон?
Лорда Нисиду, конечно, кивнул тот, отнесли бы в его павильон.
Не понял, удивился я.
Это не Лорд Нисида, пояснил мужчина.
Осмотревшись, я увидел Лорда Нисиду стоящего чуть в стороне. Он был одет точно так же, как и все остальные, собравшиеся на платформе.
Тал, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, поприветствовал меня Лорд Нисида.
Лорд Нисида! слегка поклонился я.
Тренировка, сказал он, похоже, прошла замечательно, хотя мой глаз не слишком опытен в таких вопросах. А каково ваше мнение?
Люди пока ещё сырые, но старательные, ответил я. И они постоянно растут в дисциплине и умении.
Превосходно, похвалил он.
Признаться, я испугался, что это в вас попали стрелой, сказал я.
Тот, кто сбежал, будет думать так также, заметил Нисида.
Я отправил двоих преследовать его, сообщил я.
Почему не два десятка? осведомился он.
Тех двоих будет достаточно, заверил его я.
Отлично, кивнул Лорд Нисида.
Это Таджима и Пертинакс, добавил я.
Пертинакс? слегка удивился он.
Да, улыбнулся я. Он становится мужчиной.
Превосходно, сказал Лорд Нисида. Нам понадобятся мужчины.
Я не стал уточнять, что он имел в виду говоря это, но понял его так, что под мужчинами он подразумевал не просто существа мужского пола, а именно мужчин.
Но я не думаю, что они догонят его, признался я.
Давайте надеяться на это, улыбнулся он. Поскольку я хотел бы, чтобы другие были уверены, что его миссия была успешна.
Понимаю, кивнул я.
При этом, конечно, важно, чтобы противник полагал, что его преследуют по-настоящему.
Логично, согласился я.
На меня работает много шпионов, и во многих местах, сказал Лорд Нисида.
Нужно иметь карты, но нужно иметь и глаза, процитировал я.
Важность разведки трудно переоценить. Этотихий бизнес, без боя барабанов и рёва труб, не столь очевидный для глаза как фургоны, поступь тарларионов, пыль марширующих колонн, повозки с осадными машинами, вытягиваемыми из грязи и прочие прелести походов, но я не думаю, что менее важен.
Информация на войне имеет первостепенное значение. В сражении интеллект должен вести в бой свои мускулы. Если интеллекта нет, то бесполезны будут и мускулы!
В белом кимоно на платформе стоял не Лорд Нисида.
Разве хитрость не второе имя войны?
Есть люди, и даже целые города, которые можно купить за золото. Это особой главой отмечено в «Дневниках», обычно приписываемых Карлу Коммению из Аргентума. Но подобные высказывания не были неизвестны и до него. «Тот из мечей самый острый, у которого один край золотой». «Не столько ворот открыто железным ключом, сколько золотым». «Не стоит платить кровью за то, что может быть куплено за золото». Им нет числа.
В городах всегда есть ревность, негодование, ненависть и фракции, и умный придумает как использовать их к своей выгоде.
Многое может быть принесено в жертву многими ради положения и власти.
Слишком часто Домашние Камни предают те, кто должен их защищать!
Мне как-то сразу вспомнился Ар.
У меня не было сомнений, что Лорд Нисида был знатоком человеческой природы. Порой меня беспокоило, не знал ли он так же хорошо и о моей собственной природе, причём, возможно, даже лучше чем я сам. Человек стоит слишком близко к себе. Может ли глаз видеть себя? Ведь даже в воде, или отполированном металле, или в прозрачных зеркалах, он видит лишь образ себя, но кто может знать то, что стоит за этим образом?
Тарнсмэнов, сказал Лорд Нисида, наняли более чем их двух дюжин городов.
К чему это Вы, не понял я.
Если командующий армии пал, намекнул он, не будет ли это идеальным временем для нападения?
Конечно, признал я и вздрогнул.
В этот момент сверху протрубил военный горн Ичиро, сигнализируя тревогу, а затем протрубил снова, но уже сигнал занять сёдла.
В небе, далеко на юге, казалось, из ниоткуда образовалось облако, сначала выглядевшее сумрачным, неясным маревом, но затем быстро потемнело, а спустя какие-то мгновения, стало казаться, что облако могло бы быть роем насекомых, тёмным роем, хищным.
Не мешкая ни секунды, я бросился к своему отряду. Торгус и Лисандр уже начали раздавать команды, и первые птицы в колоннах, уже взлетали.
С юга примчались два тарна. Это вернулись Таджима и Пертинакс, первыми увидевшие приближающийся рой. Они пронеслись над площадкой, развернулись и заняли своё место в поднимающемся в воздух и строящемся в боевой порядок подразделении.
Сверху снова и снова долетал рёв горна Ичиро, трубившего тревогу.
Я вцепился седельную лестницу своего тарна и, буквально взлетев в седло, втянул её за собой. Страховочный ремень на месте, первый повод на себя, и вот уже тарн мчит меня ввысь, оставляя под собой проплешину тренировочной площадки, уставленную многочисленными, утыканными стрелами мишенями.
Внизу мужчины тарнового лагеря спешно вооружались и разбегались по укрытиям.
Рабынь плетями загоняли в помещения, которые тут же запирались. Если бы было время, то их бы ещё приковали цепями к кольцам, чтобы они ожидали, как могли бы ждать тарски или кайилы, результата деятельности мужчин.
Они были имуществом, и, как зачастую бывает с женщинами, будут принадлежать победителям.
Что может быть более желанной добычей, чем красотки?
Мужчины готовы убивать, ради того, чтобы обладать и иметь возможность надеть на них ошейник. Кроме того, если есть желание, их можно продать, спрос на них никогда не исчезнет.
Я повернул свою птицу на юг. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь многочисленный отряд тарновой кавалерии, как тот, что теперь приближался к нашему лагерю.
Я занял место во главе нашего строя и прокричал свои первые приказы. Первая и вторая центурии разлетелись в стороны, уходя на фланги приближающегося роя. Мы не собирались встречать его в лоб. Пусть он пронесётся мимо нас, словно поток между двух берегов. Мы ударим по нему с боков, а затем, центурии, разделившись на звенья, начнут обстреливать врага ещё и сзади и сверху. А пока пусть беснующийся рой тратит свои болты и стрелы на крыши сараев и бараков.
Как тачакская кавалерия мы будем кружить рядом, но не позволяя приблизится к себе слишком близко.
Наши тарны несли меньше груза, и это увеличивало их скорость и манёвренность, так что мы могли сами выбирать время и место наших атак, и выходить из боя, как и куда нам хотелось, не опасаясь быть настигнутыми.
Мы планировали и отрабатывали сто манёвров на небесном поле боя, финтов и окружений, вылазок и заманивания, сплачивания и рассредоточения, но все эти маневры не были проверены в сражении, а наши люди, по большому счёту, были новичками в седле.
Снизу нам вслед летел звон сигнальных рельсов.
Глава 17Битва
У меня не было причин сомневаться, что воздушная кавалерия, выступившая против нас, и которой нам предстояло противостоять, состоит из тарнсмэнов-ветеранов, намеревавшихся навязать нам бой, построенный на традиционных методах воздушной войны Гора. Тяжёлые щиты и мощные копья, которыми они были вооружены, были гораздо тяжелее вооружения и снаряжения моих бойцов. К тому же, тарны некоторых из наших противников были обременены бронёй, а клюв и когти всё ещё оставались усиленными сталью, превращая птиц во что-то вроде перегруженных, громыхающих воздушные танков. Из метательного оружия нам собирались противопоставить короткие металлические болты арбалетов различных модификаций и способов заряжания. Мне было прекрасно известно вооружение и тактика таких соединений. Я сам когда-то всему этому обучался, соответственно, своих бойцов я вооружал и тренировал по модели тачаков, успешно противостоявших пехотным массам и сотрясающим землю тарларионам, только приспособив их тактические приёмы к полёту. Пехотинцы неба были бы эффективны, как я предполагал, только против сил, подобным образом вооружённых и обученных. Фактически, среднестатистический гореанский воин склонен относиться к луку, и даже к крестьянскому луку, с презрением, как к оружию недостойному руки воина, надлежащим оружием которого были меч, копьё и щит. Его доверие к арбалету было скорее уступкой трудности ведения в небе боя на близкой дистанции, чем уважением к его военному потенциалу. Они предпочли свести своих боевых птиц в место, где они смогли бы поиграться своими копьями. У них даже мало у кого копья снабжены страховочными ремнями, чтобы избежать потери оружия. Их точка зрения в этом вопросе состоит в том, что такой ремень мог бы развернуть бойца в седле, возможно сломав ему позвоночник, если оружие застрянет в щите или в теле противника. А вот с пикой, лёгкой, длинной и гибкой, управляться гораздо легче, чем тяжёлым копьём, да и достаёт она подальше. Также, её наконечник тачаки сделали таким узким, специально для того, чтобы минимизировать опасность его застревания в щите или в теле. Но в целом, главное назначение пики, я видел в том, что ей можно будет отбивать нападения вражеских птиц, или, на бреющем полёте, атаковать наземные войска или всадников на тарларионах. Тарнсмэны обычно используют бреющий полёт, для ловли арканом разбегающихся женщин, чтобы потом затащить беспомощный трофей к себе на седло. Подобный подход может быть использован на высоких мостах или на крышах высоких башен против зазевавшихся ротозеев или любителей позагорать. Среди тарнсмэнов ловля женщин врага является своего рода популярным видом спорта, в котором подсчёт очков ведётся по принципу как много ошейников и туник данный город надел на красоток другого. Так что многие их таких красоток не по одному разу чувствовали внезапно сжимающееся на теле кольцо аркана беспощадно уносящее её в небо.