Но Ты же не был серьёзен, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, сказал Таджима. Этот человек пытался убить Лорда Нисиду, сбежал и привёл врагов в наш лагерь. Оншпион. Он дрался против нас!
Ты позволил бы мне уйти? удивлённо спросил Лициний.
Да, ответил я.
Конечно, нет! воскликнул Таджима, в миг потеряв своё самообладание.
Если так, обрадовался Лициний, то я прошу меча, его быстроты и милосердия!
Нет, возмутился Таджима.
Нож подойдёт? осведомился я у Лициния.
Конечно! выкрикнул он с благодарностью.
Никогда! попытался протестовать Таджима. Эй, что Ты делаешь?
Я перерезал верёвки, стягивавшие лодыжки Лициния, и он, не без труда, поднялся на ноги.
К деревьям, приказал я, указывая направление.
Мужчина, с благодарностью посмотрев на меня, повернулся и, спотыкаясь, побрёл к лесу.
Дождись асигару, попросил Таджима.
Не нравятся мне ужасные смерти, пожал я плечами и, заметив, что рука Таджимы сжалась на эфесе его изогнутого меча, поинтересовался:Ты обнажишь меч против меня?
Нет, ответил Таджима, разжимая руку.
Я знал, что он не побоялся бы сделать это, даже при том, что он пока был гораздо хуже меня знаком с дорогами войны. Я был рад, он не пожелал поступить так.
«Насколько могущественны, подумал я, узы дружбы. Как крепки древки флагов чести, выдерживающие даже бури, даже землетрясения».
Я должен буду сообщить об этом Лорду Нисиде, предупредил Таджима.
Я в курсе, кивнул я.
Сделай так, чтобы это продлилось как можно дольше, попросил Таджима. Пусть это будут тысячи порезов. Возможно, тогда Лорд Нисида будет удовлетворён.
В данном случае, удовлетворён должен быть только я, сообщил я.
Он твой пленник, обречённо махнул рукой Таджима.
Вот именно, сказал я и, по-прежнему сжимая нож в руке, последовал за Лицинием в тень леса. Мужчина не бежал, ждал меня.
Спасибо, Воин, поблагодарил он. Будь быстр, если можно.
Ты безоружен, замети я. Мы далеко от деревень и даже одиночных хижин. Да тебе и не известно их местонахождение или даже направление. В лесу рыскают ларлы, но давай будем надеяться, что они сейчас до отвала наелись и спят. У тебя нет оружия и продовольствия, а лес полонопасностей. Я не думаю, что Ты выживешь.
Что Ты делаешь? изумлённо спросил он.
Режу верёвки, чтобы освободить тебя, объяснил я.
Освободить? ошеломлённо прошептал Лициний.
Другие решат, что Ты убит в лесу, предупредил я. К тому времени, когда они придут искать тело, Ты должен быть далеко.
Он подвигал руками, разминая мышцы, и потёр запястья.
Ты позволил бы мне уйти с миром? спросил он. Правда?
Да, кивнул я.
Почему?
Я дал тебе своё слово, пожал я плечами.
Я не понимаю.
Про честь что-нибудь слышал? поинтересовался я. А теперь, прочь отсюда, быстро!
Я выживу, пообещал Лициний.
Возможно, улыбнулся я.
Мужчина повернулся и, скользнув между деревьев, исчез в тени леса.
Через несколько мгновений я уже стоял рядом с Таджимой, Пертинаксом и рабыней.
На твоём ноже нет крови, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, констатировал Таджима.
Похоже, что нет, признал я, убирая нож в ножны.
Быть может, Ты сломал ему хребет или шею, или задушил его, сказала Таджима.
Возможно, пожал я плечами.
Я пошлю асигару, чтобы они принесли тело, сказал он.
Сделай так, чтобы они подождали до утра, посоветовал я.
Лорд Нисида не обрадуется, покачал головой Таджима.
Сделай так, чтобы они дождались утра, повторил я.
Хорошо, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, вздохнул Таджима.
Затем я повернулся к рабыне, которая по-прежнему стояла на коленях в положении наду. Ей не давали разрешения изменить позу.
Тебе сохранили жизнь, сообщил я ей. Он мог бы перерезать тебе горло и сбросить в лес вскоре после того, как стало ясно, что никакого преследования не будет. Ты была дополнительной ношей для тарна, снижающей его скорость и дальность полёта.
Да, Господин, сказала Сару, не осмеливаясь поднять на меня глаза.
Но он сохранил тебе жизнь.
Да, Господин.
Хотя Ты всего лишь рабыня, добавил я.
Да, Господин.
Я не стал сообщать ей, что теперь тот, кто сохранил её жизнь, тоже остался в живых.
Ты должна ясно понимать, продолжил я, что он не обязан был это делать.
У девушки перехватило дыхание от внезапного осознания того, что её могло ждать.
Да, рабыня, подтвердил я.
Да, Господин, прошептала она.
Её ситуация, конечно, была несколько необычна, поскольку, после первых минут полёта стало ясно, что она будет немногим больше чем бременем, задерживающим беглеца. И всё же он не избавился от неё. Ей повезло. Лициний Лизий оставил её в живых. А я пощадил его.
Обычно, рабыне на Горе, как животному и добыче, особо нечего опасаться, поскольку её размещение и судьба определены оружием. Она всего лишь может сменить одну верёвку на своей шее на другую, и идти под другой плетью по незнакомой дороге к неизвестному месту назначения, к рынку, к новой клетке, загону или конуре, к новому ошейнику на её шее. В реальности, когда город пал, то свободные женщины оказавшиеся среди пожаров и мародёрства, зачастую сами раздеваются и надевают на себя ошейник, чтобы избежать меча. Когда позже обнаруживают, что на них нет клейма, их часто безжалостно бьют плетями, но к тому времени жажда крови обычно рассеивается, и они остаются в живых. Безусловно, их бёдра скоро будут отданы железу, их шеи закованы во временные ошейники, а они сами окажутся рядом с другими рабынями, у которых, несомненно, будут причины для мести, а также и возможности, вроде стрекала. Их могут даже использовать в качестве служанок, словно они могли бы быть рабынями рабынь. Как нетерпеливо после этого новообращённые рабыни, недавно бывшие свободными женщинами, будут ждать своей продажи, чтобы поскорее прижаться губами к ногам хозяина-мужчины.
Я отступил подальше от рабыни, и сказал, обращаясь к Пертинаксу:Признаться, у меня все мысли сейчас о Сесилии.
Похоже, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, разогрет и возбуждён, усмехнулся Таджима.
Я кивнул. В этом нет ничего необычного после боя. Многие замечали за собой, что в тот момент, когда кровь перестала литься, когда оружие убрано в ножны, они поднимали головы и, осмотревшись и поняв, что выжили, начинали нетерпеливо и, даже сердито и настойчиво, думать о мягкости женщин. Разве они не призы сражения? Разве они не трофей? Разве они, если можно так выразиться, не те самые лакомства, которые можно было бы схватить, построить, исследовать, выбрать и немедленно удовлетворить аппетит победителей? Это уже после, на десерт можно озаботиться поиском рабыни, которая послужила бы для этого наилучшим образом. Когда ты выжил, для тебя естественно думать об удовольствиях и игрушках. Есть даже такое гореанское высказывание, что рабыня для воина приз и игрушка. У мужчин много потребностей и для каждой из них есть свои успокоители, еда для голода, вино для жажды, рабыня для похоти.
Я чувствовал, что для меня было бы лучше, держаться подальше от Сару.
Она была привлекательной девушкой, и рабыней к тому же, а я был не больше, чем тот, кто я был, мужчина около женщины, которая, возможно, даже не понимала воздействия и притягательности того факта, что она была рабыней. Причём это воздействие и притягательность были неимоверно более сильными чем у простой свободной женщины, даже несмотря на то, что рабыня пока ещё могла бы не до конца понимать значение ошейника на её шее.
Разумеется, она скоро это всё узнает.
«Нет, подумал я, надо отсюда уходить, пока не поздно».
У меня было никаких сомнений, что Сесилию я по-прежнему могу найти внутри круга верёвки, хотя, возможно, теперь спящей среди некоторых других девушек. Большую часть их к настоящему времени, скорее всего, уже разобрали. Как было упомянуто, когда рабыни бодрствуют находясь в пределах круга, они должны держаться за верёвку. Позже, спустя аны, тем рабыням, которых не забрали из круга, та же самая веревка обычно привязывается на талию. Получается что-то вроде круга, который содержит много меньших кругов, каждый из которых окружает талию рабыни.
Я осмотрелся.
Поблизости слышалось фырканье тарлариона.
Зверь за зверем разбежавшиеся в панике животные, были возвращены или вернулись сами к своим стойлам. На данный момент отсутствовали не больше семи или восьми особей. Тарларионы это ведь не слины, не пантеры и не ларлы. Они оставляют за собой легко читаемый след. Я не сомневался, но в конечном итоге все они будут найдены и возвращены в стойла, возможно, при некоторой удаче, к полудню следующего дня.
Я ещё раз окинул взглядом окрестности.
Делать здесь, около этого сарая было нечего. К тому же все мои мысли крутились вокруг Сесилии. О женщинах в ошейниках вообще очень легко думать. Фактически, трудно не думать о них, поскольку они красивы, и они рабыни. Как здорово, вернуться домой, где тебя приветствует нетерпеливая, готовая рабыня, которая опускается на колени, счастливо заглядывает в глаза, а затем кротко опускает голову перед своим господином. Возможно, она протянет свои тонкие запястья, в надежде что их свяжут или наденут наручники. Рабыни хотят быть во власти своих владельцев, и знать себя в их власти.
Завтра, по окончании дневных работ должен быть праздничный ужин. Лорд Нисида обещал. Вероятно, это будет организовано ближе к вечеру, возможно, даже после наступления сумерек. А потом, на следующее утро, как я понял, лагерь будет оставлен. Планы Лорда Нисиды ввиду рассекречивания лагеря, должны были быть ускорены.
Что именно могло бы быть вовлечено в эти планы, мне по-прежнему было не ясно, но я был уверен, что в конечном итоге они не предполагали, какой-либо местной цели.
Зная, что грубая, узкая дорога, прорубленная от лагеря через лес, грунтовая, не мощёная, попросту две колеи накатанные колёсами множества фургонов, груженных брёвнами и досками, проезжавших почти ежедневно, ведёт в юго-восточном направлении, я предполагал, что на том конце она упирается в некий водный путь. В пределах сотен пасангов не было никаких крупных городов, а водный путь мог привести только к Тассе.
Помнится, Пертинакс упоминал о реке называемой Александра.
Пани были необычны для исследованного Гора, а водный путь вёл к Тассе.
На тропе ведущей от центрального лагеря к тарларионовым стойлам появились несколько факелов. Они приближались.
Асигару, прокомментировал Таджима.
Они идут за Лицинием и за тобой, Сару, сказал я рабыне. Они не найдут Лициния и договорятся подождать с поисками его тела до завтра, ссылаясь на темноту и всё такое. С другой стороны они найдут тебя.
Да, Господин, отозвалась девушка.
Не называй мужчин «Господин», сердито буркнул Пертинакс.
Я должна, сказала она, Господин. Ярабыня и должна обращаться к любому свободному мужчине как к Господину, а к любой свободной женщине как к Госпоже.
Я был доволен тем, что Сару поняла это. Безусловно, с тех пор как она покинула Землю, она сталкивалась с немногими свободными женщинами. Возможно, конечно, ей приходилось видеть некоторых из них на Горе, когда она ещё думала, что притворяется рабыней, прежде чем прибыть в северные леса. Наверное, тогда она могла бы использовать обращение «Госпожа» по отношению к некоторым свободным женщинам, возможно, считая это забавным и пользуясь воображаемой отговоркой. Думаю, что она делала это хорошо. В противном случае, она, вероятно, была бы прислонена к стене и получила бы стрекалом по икрам. Разумеется, даже в то время, поскольку она была внесена в список приобретения, она фактически была рабыней, просто сама об этом ещё не ведала. А вот если бы понимала, то это могло бы дать совсем другой вкус её покорности. В действительности, она стала рабыней, просто ещё не забранной рабыне, за недели или даже больше, до её прибытия на Гор. Таким образом, технически, уже в то время она должна была выказывать уважение к свободным людям, используя обращение «Господин» и «Госпожа». Впрочем, не будем обвинять её в этой ошибке, поскольку она тогда не ещё сознавала, что была рабыней.
Я предположил, что Мистер Грегори Вайт, теперь по собственному выбору ставший Пертинаксом, который когда-то давно в офисах и коридорах инвестиционной компании мог с тоской, украдкой кидать полные вожделения взгляды на ту, которую он в это время считал честолюбивой, сложной, высокомерной, недосягаемой мисс Маргарет Вентворт, и по сей день продолжая считать её выше себя, возможно, стал бы смотреть на предмет своего обожания иначе, совсем по-другому, если бы понимал, что в действительности она была не больше, чем рабыня.
Таким образом, она, со всей её самодовольностью, амбициями, мелочностью и тщеславием, день за днём ходила рядом с ним, вела себя как обычно, садилась в такси, обедала в ресторанах, искала потенциальных клиентов и так далее, думая о себе как о свободной женщине, не зная, что она уже не более чем рабыня, что для неё было бы подходяще стоять перед ним на коленях, опустив голову в пол. Могла ли она догадываться, что невидимый аркан уже был наброшен на неё, и теперь охотникам требовался только удобный момент, чтобы потянуть верёвку и затянуть петлю? Знай Вайт об этом, не мог ли он, подкравшись к ней сзади, схватить её за плечи и удерживая беспомощно перед собой, прошептать ей на ухо: «Рабыня»?
Но, тем не менее, её рабство было скрыто, даже от неё самой.
Интересно, порой спрашивал я себя, сколько женщин, даже помимо тех, что попали в списки приобретения, являюсь рабынями, сами того не подозревая?
А может они знают о том, что они рабыни, просто им недостает господина?
Как может цивилизация так искажать и извращать правду! Как может она скрывать природу, скрывать действительность! Как можно унижать одно и украшать другое, как можно столькими многими способами убегать от серьёзного, могучего и достойного, чтобы попасть в объятия мелкого, жалкого, абсурдного и позорного.
Как можно лгать, скажем, о мужчинах и женщинах.
Они ведь далеко не то же самое.
Бывшая Мисс Вентворт, насколько я знал, со времени прибытия в северные леса не сталкивалась ни с одной свободной женщиной. Слишком уж немногие из них посещают эти места. Лес опасен, да ещё и здесь хватает мужчин, жаждущих рабынь, которые не прочь надеть на них свои ошейники.
Пусть она делает так, сказал я Пертинаксу. Она должна.
Мужчина раздражённо посмотрел на Сару. По сравнению с ним она казалась маленькой, крошечной, но прекрасной и желанной женщиной, и последнее было более чем очевидной, учитывая то, что она стояла в наду.
Хорошо, сердито буркнул Пертинакс, но затем всё же повернулся к рабыне и сказал:Но ко мне так обращаться не надо.
Сару чуть не сбила позу. Понятно, что она была смущена, запутана и напугана.
Она должна, напомнил я. Тысвободный мужчина. Она просто будет бояться, не сделать этого.
Онарабыня, подключился Таджима. Будь добр, пойми это, наконец.
Рабыня, позвал я. Посмотри в глаза Господина Пертинакса. Хорошо. А теперь обратись к нему как к Господину.
Господин, сказала она, глядя в глаза Пертинакса.
Думаю, что это был тот моментом, который ни один из них никогда не сможет забыть.
Пертинакс резко отвернулся и, не скрывая своего раздражения, бросил:
Ну хорошо.
Прежняя Мисс Вентворт, к которой он питал такие смешанные, противоречивые и очень интенсивные чувства, стоя перед ним в позе наду, широко расставив колени, выпрямив спину, подняла голову и, сквозь слезы глядя в его глаза, дрожащими губами назвала его «Господин».
Я чувствовал, что это был один из самых волнующих, тревожащих моментов в его жизни, впрочем, я ощущал и то, что это был один из самых значимых и волнующих моментов в жизни бывшей Мисс Вентворт.
Какой мужчина не хочет, чтобы красивая рабыня обращалась к нему как к Господину, и особенно та, которую он хотел бы видеть своей, та которую он вожделеет? И какая женщина, стоя на колени перед мужчиной, рабыней которого она желает стать, не захочет назвать его Господином?
Я видел, что он не желал видеть её как ту, кем она была теперь, как рабыню.
Смени позу, бросил Пертинакс, и девушка встала на четвереньки, подняв голову к нему.
Чем тебя не устраивала её прежняя поза? невинно поинтересовался я.
Это заставляет меня чувствовать себя неловко, ответил он.
Понимаю, кивнул я.