Среди них нет ни единого натуралиста-драконоведа.
Да, верноно соберите вокруг себя побольше ясной умом молодежи, и рано или поздно хоть один да появится. И не заставит себя ждать, если по окончании экспедиции вы действительно отправитесь в лекционное турне.
Мне захотелось возразить, сказать, что лекционное турне, если оно вообще состоится, просто способ заработать денег (которых по возвращении домой ожидалась серьезная нехватка). Все эти лекции мыслились мне как популярные, а не научные. Но если меня в свое время подвигла к выбору научной карьеры такая малость, как искровичок, сохраненный при помощи уксуса, то мысль о том, что рассказы о моих похождениях могут вдохновить на то же самое кого-то еще, была вовсе не так уж абсурдна! Правда, протеже и ученики всегда казались мне чем-то, присущим лишь людям наподобие лорда Хилфордавысокородного дворянина, действительного члена Коллоквиума Натурфилософов. Но, если вдуматься, со временем хотя бы один вполне мог появиться и у меня!
На миг в голове мелькнула мысль, что тут мог бы подойти и Джейкесли, конечно, ему не откажут на том основании, что он мой сын. Но даже в самом благоприятном случае до самостоятельной поездки в Эригу ему еще нужно было дорасти, а за эти шесть-семь лет вопрос уж точно так или иначе разрешится К тому же в самом скором времени выяснилось, что Джейк вряд ли последует по моим стопам.
Пока мы с Томом устраивали засады на виверн (а порой отваживались забираться в их логова, причем Том получил сильное отравление: способности к экстраординарному дуновению виверны лишены, но прекрасно обходятся ядом), Джейка приходилось оставлять на попечении Эбби Кэрью и Федора Лукича Гавриленко, проводника, приставленного к нам царем. По-моему, это был блестящий пример образования, которое Джейк мог получить, путешествуя по миру: Федор Лукич, человек сильный и смелый, прекрасно знающий Оловтунские горы, мог бы рассказать моему сыну об этих землях и их обитателях очень и очень многое. Я полагала, что после месяца в тесноте на борту «Василиска» Джейк будет рад возможности порезвиться на просторе.
Однако по возвращении я обнаружила, что дело обстоит совсем иначе.
Холодно здесь, пожаловался Джейк, кутаясь в пальто.
Да, я почти не кормила сына грудью, но, видимо, некоторые мои черты он перенял еще in utero. В конце концов, когда он был зачат, я тоже непрестанно дрожала от выштранского холода.
Да, так и есть, согласилась я. Но разве тебе не хочется сходить в пеший поход? Федор Лукич говорил, что мог бы показать тебе соколиную охоту.
Джейк пожал плечами. Так пожимать плечами способны только дети лет девятии, как правило, только мальчики: для девочек подобное безразличие непозволительно.
Его сокол все равно охотится только на кроликов и прочую мелочь. Хочу обратно на корабль.
Все ощущение родства, порожденное его жалобой на холод, исчезло без следа перед лицом сей немыслимой картины. Моему родному сыну неинтересно существо, наделенное крыльями?!
Я в твои годы с ума бы сошла от радости, если бы меня взяли на соколиную охоту. Вот только девочек на подобные прогулки не берут
Но это его ничуть не поколебало. Ему хотелось вернуться на «Василиск»: один из матросов по имени Хауорд обещал научить его вязать морские узлы.
Не сомневаюсь, в этой области и у Федора Лукича есть чему поучиться, сказала я, но Джейк (с немалым пренебрежением) ответил, что все эти узлы он уже знает.
Жестокая мать, я вынудила его задержаться. Мы с Томом еще не закончили работу, и я не собиралась отправлять Джейка вниз по Оловтуну в сопровождении одной лишь гувернантки. Не желает изучать север Бульскевопусть сидит и зубрит шпуренские глаголы под надзором Эбби.
Когда я с глазу на глаз заговорила с ней о его поведении, она только беспомощно развела руками.
Ему нравится в море. Как только мы вернемся на «Василиск», все уладится.
Надеюсь, вы правы, сказала я. Если он будет так капризничать всю экспедицию, то никакого житья нам не даст. А мне не хотелось бы заставлять вас безвылазно торчать на «Василиске» только потому, что Джейку так хочется.
Я вовсе не возражаю, ответила Эбби.
Весьма любезно с ее стороны, но я-то знала, что это неправда.
Что ж, ладно, философски вздохнула я. Ему всего девять. Думаю, вскоре ему надоест «Василиск» и захочется некоторого разнообразия.
Все это только показывает, сколь плохо я понимала собственного сына.
* * *
Из Бульскево мы могли бы продолжить плавание вдоль восточного побережья Антиопы, к драконам, обитающим в землях Змайета, Увалише и Ахии. Однако, составив самый полный список известных пород драконов и драконообразных, мы с Томом решили, что усилия лучше направить в другую сторону. Во-первых, имеющаяся литература о подобных животных имела сильный перекос в сторону антиопейских наблюдений, а об обитателях иных земель сообщала гораздо меньше. Во-вторых, помимо дальних родичей драконов, наподобие искровичков, виверн и волкодраков, таксономических вариаций в Антиопе имелось относительно немного. Для настоящего изучения природы драконов следовало заглянуть дальше.
Посему «Василиск», пополнив припасы в Купелии, взял курс через океан, к далекому континенту Отоле. В путипродлившемся два месяца, в течение которых скученность и теснота из незначительных неудобств мало-помалу превращались в неудобства невыносимыея начала понимать, что происходит с Джейком.
Как уже говорилось в первом томе моих мемуаров, переломный момент в моей жизни настал довольно ранов семь лет, когда я вначале научилась сохранять в целости искровичков, а затем «препарировала» голубя, чтобы узнать, для чего ему вилочка. Эти-то два события и положили начало одержимости крылатыми существами. В конце концов на главном месте среди них прочно утвердились драконы, хотя и нежную любовь к птицам и некоторым насекомым я храню в сердце по сей день.
Ну, а для Джейка таким переломным моментом стал «Василиск». Едва нога его впервые коснулась палубы, он понял (хотя и выразил это словами лишь спустя годы), что оказался дома. Он полюбил с первого взгляда и сложное хитросплетение канатов и парусов, пробуждающих судно к жизни, и ту изобретательность, с которой все необходимое уменьшено и втиснуто в любой свободный уголок. Он полюбил и резкий запах морской соли, и хлесткий морской ветер, а больше всегоощущение безграничной свободы, порождаемое полетом над волнами.
Я поняла это не сразу. Да, морские плавания приносили мне радость, однако до полного, наивысшего наслаждения ей было далеко. Ну, а Тамшир, земля моего детства, не имеет выходов к морю, и прежде мне не доводилось наблюдать, как океан зовет, манит человека к себе. Для меня было необъяснимой загадкой, отчего Джейк, росший в тихом пригородном Пастеруэе и на оживленных, людных фальчестерских улицах, тянется к морю всей душой. Однако факт оставался фактом, и если все это и было лишь преходящим увлечением, как я решила вначале, то увлечение это проявило выдающуюся неспособность миновать в положенное время.
Конечно же, в свои девять лет Джейк начал морскую жизнь самым бесславным образом. Несмотря на внушение, полученное от капитана в первый же день, и на впечатления от боя с морским змеем, он постоянно лез, куда не следует, и трогал то, чего трогать нельзя. И вот однажды, посреди океана, когда «Василиск» стоял почти без движения, словно на бескрайнем листе стекла, Экинитос приволок сына ко мне за шкирку.
Мы находились недалеко от экватора, в той области, что зовется среди моряков «экваториальной штилевой полосой». Здесь все ветры часто стихают, и парусные суда попадают в полный штиль. Небо над головой сверкало раскаленной медью, водная гладь сияла, как золото. Я сидела на палубе и, пользуясь отсутствием качки, доводила до совершенства наброски, сделанные с морских змеев и виверн. Шум снизу я слышала, но оставила без внимания, как оставляла без внимания любую шумную суматоху, периодически охватывавшую всю команду.
Когда кучка людей двинулась по палубе в мою сторону, я и взгляда не подняла. Я даже не думала прекращать работу, пока они не остановились прямо передо мной. Только тут я, к немалой своей тревоге, увидела, что Экинитос держит сына за ворот рубашки, а Джейк сердито дуется, но явно чувствует за собою вину. Мокрые, потемневшие от пота, волосы Джейка безвольно прилипли к вискам, не в силах собраться с духом и вновь превратиться в кудри.
Что происходит? спросила я.
Экинитос слегка встряхнул сына за ворот. Джейк зажмурился.
Мистер Долин поймал его за игрой вот с этим.
Старший помощник подал капитану некий предмет, а капитан протянул его мне. Тут я увидела, что это секстант.
Чей он?
Мой! пророкотал капитан. Ваш мальчик стащил его и затеял с ним игру.
Я ни на минуту не сомневалась, что Джейк не стащил секстант, а только одолжил на времязачем ему собственный секстант? Но для капитана подобные тонкости вряд ли что-либо значили, и с его стороны это было вполне справедливо.
Джейк, строго сказала я, это правда?
Покраснев от стыда, сын кивнул.
Тем временем вокруг собралась порядочная толпа. К матросам, последовавшим за Экинитосом, Долином и Джейком снизу, присоединились те, кто нес вахту наверху, а также Том с Эбби. Капитан возвысил голоснесомненно, с тем, чтобы его слышали все:
Подобного непослушания на своем корабле я не потерплю! Воровство карается плетью.
Теперь послушайте меня, заговорила я, вскакивая на ноги.
Рисовальный планшет и карандаш со стуком упали на палубу. С морской жизнью я была знакома достаточно, чтобы понимать разницу между поркой, какую непослушный мальчишка может получить в школе, и наказанием плетьми на борту корабля. Экинитос просто не мог говорить всерьез.
Что ж, он действительно говорил не всерьез. Однако и не шутил. Взглянув ему в глаза, я поняла, что он не намерен приказывать выпороть моего сына плетьми, как обычного матроса. Он собирался преподать Джейку урок, который тот забудет не скоро.
И мне тут же пришло в голову, как этого достичь.
Пороть моего сына плетьми вы не станете, сказала я со всей возможной твердостью, после чего позволила себе поникнуть головой и вздохнуть. Однако вы совершенно правы. Подобного поведения на «Василиске» допустить нельзя. А Джейк проявляет непослушание не в первый, и, видимо, не в последний раз. В каком порту следующая остановка? В Атцоуилли? Не идеальный вариант, но ничего не попишешь. Если погода будет благоприятной и попутные ветры приведут нас туда, я приму меры к отправке Джейка и мисс Кэрью домой, в Ширландию.
Нет, мама, нет! закричал Джейк, рванувшись из рук капитана.
Я, не скрывая печали, взглянула ему в глаза.
Мне очень жаль, Джейк. Я слишком много рассказывала об ожидающих нас в плавании приключениях, и слишком малоо той ответственности, которая должна им сопутствовать. Прости. Я не подготовила тебя к путешествию должным образом. Возможно, ты просто еще слишком мал.
Вовсе нет! отчаянно воскликнул он. Такого больше не повторится, обещаю! Я буду вести себя, как следует не отправляй меня домой!
Ну, а когда тебе надоест вести себя как подобает? Я не могу оставить тебя в таком положении, когда ты рискуешь получить порку. С моей стороны это было бы крайней безответственностью.
Мне не надоест, ни на миг не задумавшись, сказал он. Я докажу! А если что, пусть бьют, пусть порют, как он сказал!
Должно быть, порка плетьми казалась Джейку, никогда в жизни не знавшему наказаний суровее нескольких шлепков, чем-то весьма романтическим. (Каких-то три дня назад я случайно услышала, с каким восторгом он рассказывал Тому о килевании.) Я вновь вздохнула, прижала ладонь ко лбу и обратилась к капитану:
Что ж, я думаю, наказание за первую провинность можно немного смягчитьесли, конечно, за ней не последует второй. Как еще вы могли бы наказать моряка, провинившегося столь прискорбно?
Офицера разжаловал бы, ответил Экинитос. Но этот мальчик звания не имеет. Его понижать некуда.
Я с мольбой простерла к нему раскрытые ладони и слегка пожала плечами.
Тогда поступите с ним так, как если бы имел. Понизьте его до о, я не слишком разбираюсь в морской терминологии до какого-нибудь низшего звания, низшей должности, с которой он мог бы начать учиться правильно вести себя в море.
Лицо Джейка, потемневшее, как грязевой оползень, когда речь зашла о его отправке домой, озарилось надеждой. Очевидно, с его точки зрения то было не наказание, а лучшая в мире награда. Но я твердо верила, что Экинитос быстро избавит его от подобных иллюзий.
Мальчик, пророкотал Экинитос. Значит, юнга. Это самая низшая должность, какую он может занять. Будь у меня должность еще нижеполучил бы ее.
Какие же обязанности исполняют корабельные юнги? спросила я.
Судьба Джейка висела на волоске, но удержаться он не смог:
Драят палубу?
Густые, тяжелые брови Экинитоса качнулись вниз. Могу представить, как грозно мог выглядеть его сердитый взгляд снизу: Джейк оробел, съежился.
Льяло, сказал капитан.
И слову своему не изменил. Экинитос не хуже меня догадывался, что Джейк восхищен перспективой учиться настоящему моряцкому делу, и в связи с этим поначалу не допускал его ни до каких дел, кроме тех, в которых «моряцкого» не было ни капли. Тот первый день Джейк провел в трюме, в грязи льяла, и приятным в этой работе было только одно: она позволяла укрыться от обжигающего солнца. Затем он помогал коку на камбузе или помогал размещать грузы в трюмах в каком-то мудреном порядке, дабы улучшить остойчивость суднаесли, конечно, эта работа не была изобретена специально затем, чтобы занимать ею непослушных мальчишек.
Все это быстро сломило бы дух любого ребенка, которым движет минутный каприз. Явись Джейк ко мне молить о пощаде, я попросила бы капитана отказаться от этой затеи а после, как и обещала, отправила бы сына домой из первого же порта. Я не хотела и не могла ни мучить Джейка, ни просить Экинитоса терпеть его проказы. Однако желание Джейка остаться оказалось отнюдь не минутной прихотью, и держался он стойко, хоть и ходил по уши в грязи. Со временем, шаг за шагом, Экинитос начал учить его чему-то большему.
Нет, конечно же, не личноу капитана «Василиска» имелись дела поважнее обучения одного-единственного мальчишки. Он отдал Джейка под опеку боцманачеловека смешанной, антиопейско-эриганской крови по имени Кранби; этот малый и взял на себя задачу сделать из сына моряка. Под его руководством Джейк изучил устройство судна и румбы компаса, и выучился вязать уйму морских узловя и не думала, что геометрия позволяет так много. Он выполнял множество скучных и утомительных работ: «щипал пеньку», раздергивая на паклю обрывки старых просмоленных канатов, счищал ракушки с обшивки и (да!) драил палубу. Со временем ему начали доверять более интересные деланапример, держать вьюшку, когда за борт бросают лаглинь для измерения скорости судна. Позжегораздо позжеЭкинитос позволил ему вновь взять в руки секстант и научил, как пользоваться им для определения своего местоположения.
Джейк был счастлив. Труд матроса на паруснике тяжел, изнурителен, однако если сын и жаловался, то только на нехватку роста и силы: кабы не это, он смог бы сделать намного больше. Управляться с парусами, тянуть канатытут мальчик его возраста был бесполезен и только мешал бы. Но Джейк поклялся, что когда-нибудь станет таким же, как все эти люди, и я, видя, какую работу он готов выполнять, только бы остаться на корабле, вполне в это верила.
Однако большая часть этой работы была еще впереди. В данный же момент мы наконец-то покинули штилевую полосу, а по прибытии в койяхуакский порт Атцоуилли я не стала отправлять Джейка домой. Мы пополнили запасы пресной воды и провизии, навели кое-какие справки и взяли курс на Намикитлан где, как нам было сказано, водятся пернатые змеи.
Глава пятая
НамикитланНыряльщикЗнакомство с СухайломСреди руинТеория СухайлаПернатый змейСнова о классификации видовПриручение
Койяхуак очень напоминал Мулинединственную тропическую страну, которую я видела собственными глазами. Та же буйная растительность, те же огромные деревья, то же сплетение лиан над головой, те же пышные папоротники Под пологом местных джунглей я изнемогала от душной жары не меньше, чем в мулинских болотах. Однако имелась и разница: в отличие от Мулина, наполовину залитого тихими илистыми водами, в Койяхуаке поверхностных вод не наблюдалось: вся дождевая вода впитывалась в пористые породы, собираясь внизу в подземные ручьи и озера. Вся зелень, росшая поверху, была лишь тонкой шкурой на каменных костях, и эти кости там и сям выступали наружу.