Бои на арене. Я отказывалась посещать их уже много сезонов, ссылаясь на плохое самочувствие, хотя в действительности просто не желала смотреть, как люди убивают друг друга из-за денег, мести или социального положения. Дуэль являлась законным и даже вполне респектабельным способом, но мне не хотелось приумножать картины насилия в собственной памяти. Один только вид оплывающего оскала Узула Зетсивиса чего стоил!
Увы, я пока не готова «вернуться в строй», ответила я. Прошу прощения.
Ладно. Вас пожал плечами. Тебе надо научить Керезета расслабляться, а то в следующий раз при встрече со мной он получит растяжение мышц.
Я оглянулась на Акоса, сгорбившегося над столом.
Я обдумаю твой совет.
В тот же день в межпланетных новостях промелькнул сюжет, посвященный нашей планете. В частности, там сообщалось: «Видный шотетский заводчик фензу Узул Зетсивис найден мертвым в собственном особняке. Причиной смерти, по предварительным данным, является самоубийство через повешение». Субтитры на шотетском гласили: «Шотетский народ скорбит о безвременной кончине всеми любимого смотрителя фензу Узула Зетсивиса. Согласно расследованию, в его гибели виновны подлые тувенские убийцы, стремящиеся подорвать основы шотетской экономики». Ну, разумеется.
Субтитры всегда лгали, а изучать иностранные языки и знать правду было позволено лишь ближайшим сторонникам Ризека. На кого, как не на тувенцев, мой брат мог свалить смерть Узула? Не на себя же, в конце концов!
И не на меня.
Через несколько часов стражник принес записку.
Она гласила: «Помни о моем отце. Его смерть на твоей совести. Лети Зетсивис».
Ризек мог сколько угодно обвинять тувенцев, но дочь Узула понимала, кто убил ее отца. ЯКайра Ноавек. Его кровьна моих руках.
Мой токодар продолжал воздействовать на людей еще долго после того, как я снимала с очередного несчастного свою руку. И чем дольше длилось мое прикосновение, тем продолжительнее были последующие мучения, от которых мог спасти разве что тихоцвет. Но семья Зетсивисов была чересчур религиозна, чтобы прибегнуть к помощи тувенских зелий. Некоторые люди, поставленные перед выбором смерть или боль, выбирают смерть. Узул Зетсивисверующий до мозга костейоказался из их числа.
Я сожгла записку Лети и вырезала на своей руке знак в память об Узуле. Смазала свежую рану тушью из корня ковыль-травы. Порез защипал, а на глаза навернулись слезы. Я, не осмелившись полностью прочитать ритуальную молитву, только прошептала его имя.
Ночью мне приснился Узул. Я слышала его крики, видела налившиеся кровью глаза, вылезшие из орбит. Он гонялся за мной по лесу, освещенному мерцающими фензу, пока не загнал в пещеру, где уже поджидал Ризек, чьи зубы были острыми, как кинжалы.
Я проснулась от собственного крикався в поту и почувствовала руку Акоса на своем плече. Он низко склонялся надо мной, его волосы были взъерошены. Акос глядел на меня серьезно, настороженно и вопросительно.
Я услышал твой крик, произнес он.
Сквозь тонкую ткань сорочки я ощутила тепло его руки. Кончики его пальцев проникли под воротник и коснулись обнаженного горла. Легкого прикосновения оказалось достаточно, чтобы отсечь Ток и унять боль. Когда он убрал пальцы, я чуть не заорала, наплевав на гордость и достоинство, однако Акос тут же нашел мою руку.
Пойдем, шепнул он мне на ухо. Я научу тебя избавляться от кошмаров.
В тот момент, когда наши пальцы переплелись, Акос мог попросить меня о чем угодно. Наверное, я бы сделала все, что было в моих силахи даже больше.
Кивнув, я выпростала ноги из-под перекрутившихся простыней.
Вскоре мы уже были в провизорской.
Акос зажег светильники, и мы с ним, бок о бок, встали у стола.
Банки на верхней полке теперь были подписаны на тувенском.
Как и почти все микстуры, сказал Акос, эта начинается с тихоцвета.
11. Кайра
На рассвете традиционный бой барабанов возвестил о начале праздника. Первые звуки донеслись из амфитеатра в центре города. Грохот разрастался, по мере того как присоединялись новые исполнители. Барабаны символизировали Начала: самые первые удары наших сердец, первые ростки жизни, расцветшие нашим нынешним могуществом. Мы праздновали Начала целую неделю, затем все трудоспособное население грузилось на побывочный корабль и следовало за Током по галактике. Лететь полагалось до тех пор, пока токотечение не изменит цвет на синий, после чегоприземлиться на указанную Током планету, забрать причитающуюся добычу и вернуться домой.
Мне всегда нравились эти звуки, потому что они означали скорый отлет. В космосе я чувствовала себя свободнее, чем на планете. Но сейчас в бое барабанов мне мерещился стук умирающего сердца Узула Зетсивиса.
В дверном проеме появился Акос. Темные патлы парня торчали в разные стороны, глаза расширились от изумления.
Что еще за тарарам? спросил он, привалившись к косяку.
Несмотря на боль, я не могла удержаться от смеха. Никогда прежде не видела его таким растрепанным: пижамные штаны измяты, на щеке краснеет отпечаток простыни.
Просто начало Праздника Побывки, объяснила я. Расслабься. И штаны поправь.
Он зарделся и быстро поправил пижаму.
А мне-то откуда было знать? буркнул он. Ты не могла бы предупредить меня заранее, что начнется концерт, напоминающий бой военных барабанов?
И лишить себя такого удовольствия? Надо же когда-нибудь развлекаться!
Ваши шотетские «развлечения» заставляют меня думать, что я нахожусь в смертельной опасности.
Усмехнувшись, я подошла к окну. Улицы были запружены народом. Пыль поднималась до небес, люди топали к центру Воа, чтобы принять участие в празднике. Многие облачились в синеелюбимый шотетский цвет, другиев фиолетовое и зеленое. Но всев броне и во всеоружии, с разрисованными лицами, со сверкающей бижутерией на шеях и запястьях, кое-ктов венках из нежных только что срезанных цветов. Здесь, у экватора, от растений не требовалось силы и выносливости ледотравья.
Наши цветыхрупки, они рассыпаются от грубого прикосновения, оставляя тонкий сладкий аромат.
Будут сражения на арене и театрализованные представления, посвященные важнейшим моментам шотетской истории, прилетят гости с других планет, а команда побывочного корабля займется наведением лоска после ремонта. В последний день мы с Ризеком покинем поместье и возглавим процессию, направляющуюся на звездолет, который заберет нас на Побывку. Первыми взойдем по трапу, после чего на борт поднимутся остальные.
Ритуал я знала назубок и даже любила, несмотря на то, что с нами больше не было родителей, обучивших нас с братом соблюдать шотетские традиции.
Моя семья лишь с недавних пор правит шотетами, задумчиво произнесла я. Когда я родилась, наш народ уже изменился под руководством моего отца. По крайней мере, так написано в книгах, которые я читала.
А ты много читаешь? поинтересовался Акос.
Да.
Я любила читать на ходу: таким образом я отвлекалась от боли.
По-моему, продолжила я, именно в неделю Побывки мы становимся настоящими. Сам праздник, барабаны, корабль
Вдоль ограды, взявшись за руки, пробежали хохочущие ребятишки. Компания взрослых горожан приостановилась, чтобы посмотреть на наше поместье.
В прошлом шотеты были космическими скитальцами, а не
Не убийцами и ворами?
Я схватилась за левую руку, броня прогнулась под моими пальцами.
Если тебе нравится праздник, почему ты отказалась пойти?
И до полуночи торчать рядом с Ризеком? фыркнула я. Нет уж, спасибо!
Акос стоял совсем близко, тоже глядя в окно. По улице прошаркала старуха, поправляя неуклюжими артритными пальцами растрепавшийся в давке яркий шарф. Ее догнал юноша с охапкой цветочных венков и водрузил один ей на голову, прямо поверх шарфа.
Побывка, поиск добычи Не понимаю я ваших традиций. А как вы решаете, куда надо лететь? спросил Акос.
Барабаны продолжали бить в ритме шотетских сердец, перекрывая музыку и отдаленный рев толпы. Звуки сливались в странный гулкий аккорд.
Если хочешь, я тебе покажу, предложила я. Начало совсем скоро.
Я приотворила потайную дверь спальни, поманила Акоса за собой, и мы нырнули в скрытые переходы дома Ноавеков. Над моей головой путеводной звездой мерцал шар с фензу, но я ступала с осторожностью: половицы были старыми и рассохшимися, а из опорных балок в самых неожиданных местах торчали кривые гвозди. Притормозив перед развилкой, я ощупала балку в поисках вырезанных на ней знаков. Зарубка слева показывала, что коридор ведет на первый этаж. Нащупав рубашку Акоса, я потащила парня к левому ответвлению. Он поймал меня за запястье, и мы, сцепив пальцы, зашагали вперед. Я надеялась, что скрип дерева заглушит мое порывистое дыхание.
Мы приблизились к комнате Изыскателей неподалеку от Оружейной, где я когда-то впервые увидела Керезетов. Нажав на панель, я сдвинула ее так, чтобы мы могли протиснуться в щель. В комнате царил полумрак, и окруженные голограммами Изыскатели, стоявшие в ее центре, нас не заметили. Кое-кто измерял расстояние с помощью тонких световых рулеток, а кто-то диктовал координаты, сверяясь с экранчиками на запястьях.
Тем не менее я из гордости выпустила руку Акоса.
Изыскатели были заняты калибровкой модели галактики. После аккуратной сверки их ждала новая задача: анализ движения Тока. Его отливы и приливы указали место очередных раскопок.
Это модель галактики, прошептала я.
Галактики? Но здесьтолько наша Солнечная система.
Не забывай, мы, шотеты, странники. Мы летали далеко за пределы нашей системы, но не нашли там планет, пригодных для обитания, только звезды. Насколько нам известно, эта Солнечная системаединственная в галактике.
Модель представляла собой громадную голограмму. В центре сияло Солнце, по краям плыли осколки Луны. Модель выглядела вполне материальной, до тех пор, пока кто-нибудь из Изыскателей не пересекал ее насквозь, чтобы сделать какой-нибудь замер, в результате чего голограмма плавно изменялась. Передо мной проплыла наша «планета»она напоминала пузырь, заполненный густым белым паром. Ближе всех к Солнцу вращалась станция Ассамблеи: корабль, гораздо крупнее нашего побывочного судна, политический центр галактики.
После того как будет уточнен апоцентр Отира, модель можно считать завершенной, внезапно произнес тощий Изыскатель. Еще один-два изита.
У него были сутулые плечи, словно он пытался свернуться в шар, тем самым защитив сердце.
Изит, сокращенноИЗ, единица измерения, равная примерно ширине моего мизинца. Иногда, когда под рукой не было лучевой рулетки, я измеряла предметы собственными пальцами.
Потрясающая точность, отозвался коротышка с круглым, подрагивающим животиком. Один-два изита, значит? Ты серьезно? Это все равно что сказать «одна-две планеты».
Одна тысяча четыреста шестьдесят семь изитов, сказал тощий. Как будто для Тока есть разница.
Ты никогда не мог понять тонкости нашего искусства, заметила женщина, широкими шагами направляясь прямо к «Солнцу».
Я поняла, что она хочет измерить расстояние до Отира, планеты, ближе других расположенной к центру галактики.
Женщина являла собой воплощение строгостиот жесткой линии коротких волос, обрамлявших лицо, до накрахмаленного воротничка блузки. Изыскательница вошла в «Солнце», и ее на мгновение окутал золотистый свет.
Но этоискусство, хотя кое-кто считает его ремеслом. Мисс Ноавек, какая честь для нас! Вы к нам с приятелем?
Обратившись ко мне, женщина даже не посмотрела в мою сторону, она слегка наклонилась и ткнула лучом рулетки в какую-то точку на экваторе Отира.
Другие Изыскатели наконец-то заметили меня. Некоторые из них подпрыгнули на месте и дружно попятились, хотя находились уже дальше некуда. Если бы они знали, чего мне стоило не вопить от боли, катаясь по полу, они бы, наверное, не стали дергаться и волноваться.
Я здесь со слугой, ответила я. Продолжайте, мне просто нравится за вами наблюдать.
Изыскатели вернулись к своей работе, но непринужденная болтовня прекратилась. Прислонившись к стене, я сцепила руки за спиной, вонзив ногти в ладони. Однако едва Изыскатели активировали голограмму Тока, я напрочь забыла о паутине, натягивающейся под моей кожей.
«Ток» заструился среди «планет» подобно туманному змею. Коснувшись каждой из нихи входивших в Ассамблею, и расположенных у края, он уплотнился и образовал нечто вроде ленты, опоясывающей Солнечную систему. Его свет мерцал, местами он делался столь ярким, что на него больно было смотреть, местамитусклым, как сизая дымка.
Когда я была маленькой, Отега приводила меня сюда, чтобы рассказать о подготовке к Побывке. Изыскатели проводили тут дни и ночи, изучая малейшие колебания Тока.
Рядом с нашей планетой яркость и цвет токотечения всегда насыщеннее, объяснила я Акосу. Шотетские легенды гласят, что он трижды обвивает планету, именно поэтому наши предки и решили поселиться именно здесь. У других планет интенсивность Тока колеблется, причем четкой закономерности не просматривается. Каждый сезон мы, следуя его указаниям, находим определенную планету, приземляемся там и копаемся в мусоре.
Зачем? прошептал Акос.
«Мы собираем мудрость планеты и присваиваем ее себе, вещала Отега, присев рядом со мной на корточки во время наших уроков. Вот так все и обстоит, Кайра. Мы находим объектыценные и достойные нашего внимания. И раскрываем другим людям глаза на них самих».
И вдругкак в ответ на воспоминаниетени Тока беспокойно зашевелились под моей кожей, накатывая и отступая. Точно так же накатывала и отступала боль.
Обновление, произнесла я. Наши раскопкисродни обновлению, я не знала, как лучше ему объяснить, раньше мне никогда не приходилось этого делать. Мы находим вещи, выброшенные другими, и даем им новую жизнь. Вот во что мы верим.
В данном квадрате замечена некоторая активность, произнес тощий Изыскатель, в три погибели склоняясь над планетой, которая расположилась у самого края голографической галактики.
Над планетой сверкало официальное название «П1104», а мужчина смахивал на дохлого фензу, свернувшегося в скорлупке. Изыскатель коснулся потемневшего завитка токотечениязеленого с желтоватыми проблесками.