Нас не застанут за совместным поеданием бутербродов, Эвальд. Твой дядя теперь не следит за тобой так пристально. Может, он больше тебе доверяет или решил гнобить тебя другим способом.
Он напрягается, не сумев сохранить нейтральное выражение лица, и поворачивает голову.
Он смотрит ей в лицо, но она лишь улыбается, лёжа на соломе. В её глазах виднеется знание, тот ум, который как будто его нервируетпочти такое чувство, будто его читает другой видящий.
Какое отношение мой дядя имеет к Джервиксу? спрашивает он.
Она закатывает глаза, опять вызывая реакцию в его свете, хоть она и делает это как человек, не как видящая. С неверием покосившись на него, она ложится обратно на жёлтую солому.
Ты же знаешь, что он им платит, да? говорит она. Он платит им, чтобы они так с тобой обращались. Я как-то раз слышала, как Джервикс хвастался этим после того, как купил того коня. Жеребца Грэнджера того самого, которого хотел его старший брат, но не мог себе позволить, она щурится от солнца, глядя на него. Не притворяйся, будто ты не знаешь. Ты должен знать.
Он продолжает хмуро смотреть на бутерброд, ничего не отвечая.
Его грудь болит так сильно, что это действительно удивляет его.
Почему-то он никогда не думал, что испытает такое унижение от того, что Кучте известно так много. Но настоящая проблема не в этом, и он это знает.
Она прикасается к его руке, и это почти ласка. Это притягивает его так сильно, что он отодвигается от её пальцев, вытесняя эмоцию из своего света.
Я оскорбила тебя тем, что сказала? спрашивает она.
Нет, он смотрит на неё, подавляя беспокойство. Ты знаешь слишком много, Кучта.
Я обращаю внимание, говорит она. Только и всего. Я наблюдала за тобой с того самого дня в школе, она вздыхает, подставляя лицо солнцу. Ну, даже до этого, если честно. Мы все интересовались тобой. Не только из-за Джервикса и его армии крысёнышей. Ты всегда засыпал в школе. Иногда у тебя через рубашку проступала кровь. Ты ходил как-то не так.
Подавляя очередной импульс стыда, он качает головой и закрывает глаза. В этот раз это не только стыд. Он не хочет это слушать, не хочет помнить, так что возвращается к другому, с чего она начала.
С какого дня?
Ты знаешь, с какого дня.
Он опять качает головой, пристально глядя на неё.
Нет.
Со дня, когда из-за тебя уволили мисс Пирну, говорит она.
Он моргает, еле сумев сохранить нейтральное лицо. Он обдумывает, как он может отрицать это, или притвориться, что это сделал не он. Но он понимает, что всё это неважно, если только он не принудит её забыть.
А он не хочет принуждать её.
Ты сделал это нарочно, не так ли? говорит она.
Он отворачивается, ощущая острую боль в груди. Он не смотрит на неё всё это время и ощущает шёпот эмоций в её свете, укол сожаления из-за того, что она это сказала. А ещё он чувствует, будто его подкараулили, будто она всё это придерживала в надежде заставить его разом сознаться во всём.
Он чувствует, как она думает об этом, понимает, что она зашла слишком далеко, гадает, что она может сказать, чтобы притвориться, будто этого не было. Он чувствует, как она всё ещё гадает на его счёт, хочет знать, почему он такой грустный.
Дойдя до этой точки, он выталкивает её свет из своего, заставляя себя сосредоточиться на лучах солнца, льющихся через дверь сеновала, на птицах, порхающих там, в ярком свете. Он наблюдает, как ласточки кружат и гоняются друг за другом в воздухе за амбаром, а затем мечутся обратно в тень.
Там колышется тьма, чернота под его ногами.
Ешь, подталкивает она, снова пихнув его ногой. Ты всё ещё слишком тощий, Эвальд.
Боль струится по его свету. Он борется с болью, пока девушка не толкает его вновь.
Ешь, говорит она. Иначе я больше никогда не стану для тебя готовить.
Вздохнув, он заставляет себя откусить ещё кусок и медленно жуёт. Вспомнив лицо мисс Пирны, он чувствует, как еда встаёт комом в горле, и он не может смотреть на свою спутницу, пока это не проходит.
Это было несколько лет назад.
Для людей ему шестнадцать, на деледвадцать три.
Прошло пять лет, и всё для него изменилось, но он не может окончательно вытолкнуть тот день из своего сознания. Он думает над тем, что говорит Кучта, что он околдовывает женщин, и боль опять ударяет по нему, сжимая горло. Его дядя поощряет это, говорит, что это нормально, что он должен научиться, что человеческих шлюх недостаточноно слыша, как Кучта говорит об этом, и вспоминая пустое лицо мисс Пирны, он ощущает это иначе.
Да, медленно говорит он. Теперь он мне больше доверяет.
Кто? Твой дядя?
Да, мой дядя, он откусывает от бутерброда, заставляя себя прожевать и не ощущать вкус своим светом. Я лучше его понимаю. Я понимаю, что он пытается сделать. Ему не нужно так присматривать за мной. Он никогда не хотел делать мне больно.
Серьёзно? сухо спрашивает она.
Серьёзно, отвечает он, бросая на неё предостерегающий взгляд.
Тогда, должно быть, бедняга весь исстрадался.
Эвальд чувствует, как его плечи напрягаются.
Ты его не знаешь, Кучта. Он прекрасный мужчина. Тебе пришлось бы понять его работу, чтобы осознать это.
И неужели это обязательное требование? говорит она таким же ровным голосом. Нужно «понимать его работу», чтобы заслужить привилегию и получить еду, будучи ребёнком? Чтобы избежать избиений? Ты прав, Эвальд. Должно быть, твой дядяпросто изумительный мужчина.
Он смотрит на неё, подавляя очередной прилив боли в груди.
Ты говоришь о вещах, которых не понимаешь.
Вот как? колко отвечает она. Наверное, меня тоже поколотить надо.
Он слегка вздрагивает от её слов, затем отворачивается к солнечному свету, струящемуся через квадратную дыру в деревянных стенах.
Ты не один, Эвальд, мягко говорит она. Прикоснувшись к его руке, она говорит ещё тише:Ты не должен вечно быть его рабом. Ты можешь покинуть это место.
Он качает головой.
Я никогда не смогу уйти.
Почему нет? Я не вижу цепей.
И всё же они есть.
Ты не трус, Эвальд, сердито отвечает она. Так что не притворяйся трусом передо мной.
Он смотрит на неё серьёзными прозрачными глазами.
Я не могу объяснить это тебе, Кучта. Не так, как тебе бы того хотелось. Но однажды я это сделаю. Ты поймёшь, что мне нужно выполнить работу и он один мог подготовить меня к этому.
В этот раз она не спорит с ним, только настороженно смотрит на него, слегка приподняв брови. Он видит, как она изучает его с этой своей пытливостью, и понимает, что она ему не верит. Хуже того, она считает, будто дядя сделал что-то с его разумом.
Что за работа? спрашивает она.
Он качает головой.
Я не могу тебе сказать.
Почему? Потому что он запретил?
Да, отвечает он, глядя на неё, и слегка вздыхает. Он запретил. Но ему и не нужно было, Кучта. Он прав. Работа важна. И мне нужно постараться и сделать её как можно лучше, он косится в сторону солнца. Однажды будет уже не важно, чем мне пришлось ради этого пожертвовать. Всё это покажется обыденным.
Обыденным? она фыркает.
Он слышит в её голосе настоящую злость и поворачивается.
Мне вот интересно, говорит она. Мне интересно, что скажет твоя жена, когда увидит, как ты был «благословлён» этим твоим пугающим дядюшкой с лицом скелета.
Закусив губу, словно желая взять свои слова назад, она отворачивается.
Когда он ничего не говорит, она опять поддевает его ногой и пытается улыбнуться.
Или ты слишком занят, околдовывая девчонок, чтобы захотеть жениться, Эвальд?
Однажды я женюсь, Кучта.
Она улыбается, приподнимаясь на руках.
Вот как? Ты говоришь очень уверенно.
Он кивает, чувствуя румянец на своих щеках, и обнимает своё колено, прижимая его к груди.
Да. Я уверен.
Тебе придётся переехать в другой город, чтобы найти жену, иначе она никогда не поверит, что ты будешь ей верен.
Боль ударяет по нему так сильно, что он поворачивается к нему.
Ты перестанешь или нет? говорит он. Я уже устал от этого, Кучта!
Она ошарашенно моргает.
Извини.
Закусив губу, он качает головой.
Я бы никогда ей не изменил. Когда моя жена будет со мной, я и пальцем не трону другую.
Обещания, обещания бормочет она, ложась обратно на солому.
Он крепче закусывает губу, но не отвечает ей. Когда она нарушает молчание, он едва не подпрыгивает, совершенно затерявшись в полётах птиц.
Ты один из них, не так ли, Эвальд? говорит она.
Её голос звучит осторожно, даже тише прежнего её бормотания.
Он не отвечает и не прикасается к ней своим светом.
И всё же холод просачивается в него, когда он прокручивает в голове её слова. Холод проникает через кожу в его кровь вопреки жару солнца, струящегося в квадратное окно.
Ты один из тех других, снова упорствует она ещё тише. Из тех, у кого глаза светятся. Из тех людей, которых нашли в горах.
Несколько долгих секунд он просто сидит там, держа в одной ладони бутерброд, а другой рукой обхватывая свою ногу. Поначалу он думает, что сумеет отмахнуться, притвориться, будто не понимает, будто она несёт чушь. Но он знает, что не убедит её.
Он обдумывает, зная, что бы сказал его дядя, чего бы дядя хотел от него. Он бы хотел, чтобы он её стёрзаставил забыть, что они вообще дружили. Заставил забыть всё, что ей известно о нём.
Он бы хотел, чтобы он никогда больше с ней не виделся.
Я тебе нравлюсь, Кучта? наконец, спрашивает он.
Воцаряется тишина, во время которой она медленно садится, глядя на него с искренним удивлением.
Конечно, нравишься, Эвальд. Ты мой лучший друг.
Посмотрев ей в глаза, он сглатывает и изучает её свет своим.
Тогда больше никогда не говори со мной об этом, отвечает он.
Долгое время она ничего не говорит.
Он ждёт, когда она обдумает его слова, увидит, насколько он серьёзно говорит об этом. Она изучает его в ответ, её медовые глаза отражают солнце. Наконец, она кивает и смотрит на него почти со страхом.
Ладно, произносит она. Не буду, Эвальд.
Спасибо, он продолжает смотреть на неё, всё ещё ощущая ту тесноту в груди, но теперь это не только страх. Спасибо тебе, Кучта.
Она хватает его за ботинок, используя его, чтобы подвинуться и обвить рукой его плечи. Он удивляется, когда она целует его в щеку, и теперь её глаза выражают сострадание и страх не за неё саму, а за него.
Она опускает губы прямо к его уху.
Будь осторожен, Эвальд, тихо шепчет она. Ты должен быть осторожнее с девушками. Я не одна задаюсь вопросами.
Услышав её слова не только ушами, он кивает, опять подавляя ту тесноту в груди. Он узнает в этом ощущении любовьчувство, которого он не дозволял себе ни с кем, дольше, чем он себя помнит. Это не романтическая любовь, и даже не влюблённость. Это нечто другое, и он ощущает прилив какого-то желания защитить прежде, чем поднимает взгляд и смотрит ей в глаза.
Как только он сканирует беспокойство на её лице, это чувство усиливается.
Она боится за него. Он не сканирует её, чтобы узнать причины, но это трогает его.
Буду, он вновь поднимает на неё взгляд, желая сказать больше, как-то утешить её. Поколебавшись, он вместо этого ловит её руку и серьёзно всматривается в её лицо. Если я когда-нибудь попрошу тебя уехать отсюда, Кучта, если я скажу тебе, что это вопрос жизни и смерти ты это сделаешь?
В её глазах мелькает беспокойство, затем быстро сменяется удивлением.
Уехать отсюда? В смысле из этого города? Или из Баварии?
Любое, он не улыбается в ответ на её улыбку. И то, и другое. Ты бы это сделала?
Усевшись на пятки, она улыбается уже веселее и закатывает глаза.
Только если ты пообещаешь попросить об этом поскорее, дразнит она. Пока отец не выдал меня замуж за какого-нибудь дикого борова из долины, с жирной задницей и вонючим дыханием.
Я серьёзно, Кучта. Ты бы это сделала? Денег я бы тебе дал.
Столько денег, что хватит на Париж? она широко улыбается и разводит руки в стороны.
Он улыбается в ответ; ничего не может с собой поделать.
Столько денег, что хватит на Нью-Йорк, если захочешь, говорит он. И на новое платье каждую неделю и на шампанское.
Тогда мы определённо договорились, мистер Готшалк.
Они пожимают руки, оба сохраняя серьёзные лица вопреки их юности, и в этот момент врывается ветер, выдувая сено и солому в открытое окно. Поначалу это заставляет её смеяться, и он невольно присоединяется к ней, когда вокруг них кружат золотистые травинки
***
Колесо крутится, оставляя меня в пространстве между пространствами, во времени между временами.
Там меня настигает боль, парализующая боль, которую я не могу распознать, не могу привязать к чему-то. Я чувствую его в этой боли, и я чувствую там себя. Он стыдится, потерявшись в осознании, что я видела то, что видела оначто Кучта видела в нём и поняла.
Где-то в этот момент он ощущает свои логические объяснения, но чернеющая дыра манит, ненависть к себе смешивается с чем-то другим, ужасомпаникой из-за чувства, которое она в нём вызвала, паникой из-за того, что его бросят одного.
Я не могу по-настоящему отправиться с ним туда.
Но я могу позволить почувствовать меня рядом, с ним в том потерянном пространстве.
Она мне нравится. Я знаю, что он тоже это чувствует.
Она мне нравится. Мне нравится, что она видела больше, чем говорила ему, и всё равно его любила. Я ощущаю, что мои чувства сбивают его с толку. Я ощущаю, что они сбивают с толку нас обоих, потому что даже во всём этом
Но у меня нет времени закончить эту мысль.
Даже в этом пространстве не-времени у нас нет передышки перед тем, как мы отправляемся к следующему фрагменту, где
Глава 28Обещание
Он снова сидит.
Один, за деревянным столом для пикника.
Вокруг него другие дети из его класса в человеческой школе смеются, говорят, сидят вместе группами за другими столами.
Он одинздесь он всегда был один.
Он уже почти не замечает. И на самом деле, ничего не имеет против. Он не понимает их, не понимает их социальные игры. Ему проще быть одному, слушать издалека, притворяться, что он находится где-то в другом месте, уходя в своё сознание.
Он ест осознанно, осторожно.
Это старая привычка, которая невольно остаётся с ним. Хотя сами воспоминания уже не выходят на передний план, их воздействие маячит где-то на фоне, диктуя его действия. Он помнит избиения за то, что он ест как видящий, а не просто жуёт, глотает и фыркает как люди вокруг него.
Он ест яблоко, потому что оно лёгкое, картошку, потому что она относительно простая. Теперь он сам выбирает свою еду, так что это не так сложно, как когда он был моложе.
Он всё ещё ощущает на себе взгляды, но в реальности их уже не так много. Они больше не утруждаются наблюдать за ним, по крайней мере, пристально.
Однако он их слышит.
Он осознает, где они находятся, где они едят, где они говорят, о чём они говорят; осознает их мысли, мнения, вспышки эмоций и безразличия. Он замечает, когда они молчат. Это ещё одна привычка, которая не умрёт, хоть они уже больше года не гнались за ним со школьного двора. Джервикс теперь стал крупнее, даже крупнее, чем раньше, и его громко слышно с места, где он сидит с группой других детей вокруг него. У него всё ещё имеется своя «армия крыс», как их называет Кучта, но он больше не поручает им набрасываться на мальчика просто для того, чтобы держать его в узде.
Он знал, что дядя им платил.
Он гадает, почему он не признался в этом Кучте.
Он слышит куски диалога светловолосого гиганта, даже прослеживает некоторые мысли, но в основном использует свой свет, чтобы почувствовать любые изменения в ментальных потоках другого, любые движения помимо обычных колебаний. Он позволяет своему свету прикасаться к ним из Барьера, очень бегло, на случай, если смотрят чужие глазаглаза, которые могут заблокировать ему знание о том, что грядёт очередное испытаниено он не ощущает различий в его свете.
Пока она не проходит мимо него.
Она улыбается ему, едва заметно косится, но он невольно слегка улыбается в ответ.
Её глаза медового цвета быстро моргают в знак приветствия, но она не сбивается с шагу, и её лицо не меняет выражения. Она задолго до этого согласилась следовать его правилам.
И всё равно она проходит слишком близко, и мальчик-блондин тоже за ней наблюдает.
Эй, Кучта! кричит он, обрывая на середине один из своих разговоров с самим собой. Кучта! Ты что делаешь здесь? Не внутри, как типично для маленького книжного червяка?
Улыбка испаряется из её глаз.
Нахмурившись, она закатывает глаза и продолжает идти своей дорогой.
Гигант не сдаётся.
Ты придёшь посмотреть на меня на скачках, Кучта? На этих выходных я буду скакать на своей новой лошади в городских скачках. Уверен, что обойду всех кляч, которых они выставили.
Мальчик ощущает завиток презрения, отвращения, которое она не скрывает в голосе.
Я скорее вымою весь школьный двор языком, говорит она ему. Чем проведу хоть секунду с тобой без пистолета, приставленного к моей голове.
Это можно организовать, кричит Стами, пока светловолосый гигант всё ещё переваривает, что она сказала. Другие сидящие за столом смеются.
Однако молчание светловолосого нервирует мальчика.
Поначалу он не хочет смотреть, но когда тишина затягивается, он поворачивает голову.
Это ошибка.
Взгляд тёмных глаз не отрывается от него. Они делаются похожими на уголь, когда он встречается с ним взглядом.
Ты не сможешь прийти на скачки, Кучта? говорит он так громко, что многие во дворе поворачиваются, чтобы посмотреть на него. Наверное, ты занята, да? Слишком занята, трахаясь с нашим заморышем?
Он позволяет молчанию сделаться громким, и другие разговоры во дворе стихают.
Затем он вновь говорит.
Если ты доступна для этого маленького члена, возможно, я тоже попользуюсь тобой в один из вечеров, Кучта.
Ты можешь кое-чего лишиться, если попытаешься, парирует она, но в этот раз её лицо делается ярко-красным. И хотя это кое-что слишком маленькое, чтобы ты заметил его отсутствие, но при попытке пописать будет больно!
Другие за столом ржут в голос.
Даже Стами тихо фыркает, но прикрывает рот ладонью, когда гигант резко поворачивается и награждает его гневным взглядом. Но Джервикс опять смотрит на девочку, так быстро, что тело мальчика за другим столом напрягается.
Бледная кожа гиганта краснеет и покрывается пятнами от злости, когда он сосредотачивается на ней.
Ах ты маленькая шлюха рычит он.
Он кидается через стол и в два шага оказывается возле неё.
но мальчик в то же мгновение вскакивает на ноги и встаёт между ними. Джервикс возвышается над ним, и его глаза лишены эмоций, как у куклы.
С дороги, заморыш.
Оставь её в покое.
Я попрошу тебя всего один раз
Учителя будут здесь через минуту, говорит мальчик. Если они увидят, как ты пристаёшь к девушке, они тебя отстранят. Ты не закончишь школу.
Джервикс смеётся, в глазах виднеется изумление.
Вы его послушайте! Маленький жополиз не хочет, чтобы у меня были пробелы в образовании
Мальчик снова начинает говорить, но она прикасается к его плечу.
Он подпрыгивает, но не поворачивает головы и не отводит взгляда от гиганта перед ним.
Эвальд, не надо, шепчет она ему на ухо. Он мне не навредит. Не делай этого.
Смех гиганта делается хриплым.
Да, ты ей нравишься, заморыш. Ты ей очень нравишься.
Заткнись, идиот, говорит Кучта.
Знаешь, где он так хорошо научился сосать, малышка? шагнув ближе, Джервикс понижает голос так, что он звучит тише шёпота. Его глаза не отрываются от лица мальчика. Ты рассказывал ей, заморыш? спрашивает он, улыбаясь. Ты рассказывал ей, как тебе нравилось практиковаться перед тем, как ты наконец-то попробовал это с девчонкой?
Мальчик ощущает её реакцию позади себя ещё до того, как его разум осознает, что сказал гигант. Она сжимает его плечо ладонью, так сильно, что это причиняет боль. Он ощущает её панику, импульс ужаса и отвращения из её света, когда она слышит слова Джервикса.
Кучта не дура. Она не упустила намёк или его смысл.
Тошнота скручивает его нутро вместе с ненавистью, застилающей всё перед глазами.
Ты рассказывал ей, заморыш? спрашивает Джервикс всё таким же тихим голосом. В его глазах проступает своеобразное удовлетворение, когда он наблюдает за лицом мальчика. Или мне рассказать? Мне рассказать, сколько членов побывало у тебя во рту перед тем, как ты попробовал на вкус свою первую киску?
Прежде чем к нему возвращается дар речи, её ярость выплёскивается наружу и поражает даже его самого.
Ты ублюдок! выплёвывает она. Сукин ты сын, трахатель коз!
Мальчик слегка вздрагивает от невольного шока.
Джервикс лишь смеётся.
Да козы после него стали для нас шагом вперёд, милая моя.
Ты не достоин прикасаться даже к его ботинкам! Ты полный и безнадёжный ублюдок. Надеюсь, ты сдохнешь, подавившись собственной блевотиной, обоссанный той чёртовой лошадью!
Джервикс снова смеётся, глядя на своих друзей. Те другие, что наблюдают за ними из-за стола, тоже смеются; голос Стами раздаётся громче остальных. Но большинство из них не слышало слова Джервикса перед её выкриком. Стами подходит к Джервиксу сзади и хлопает по спине.
А у неё дерзкий язычок, замечает высокий худой парень, поддев Джервикса плечом. Может, нам стоит задать ей жару. Научить манерам.
Только в твоих мечтах, парирует она. Ты такой же ничтожный, как и он, Стами Гюнтер. Ты всего лишь алкаш и вор, и у твоего отца есть земли только потому, что он их украл.
Глаза Стами сверкают, затем он тут же поворачивается к Джервиксу.
Беловолосый мальчик пожимает плечами, улыбаясь.
С этим не поспоришь, говорит Джервикс.
Эта девкамелкая пустозвонка, говорит Стами. Нам реально надо заткнуть ей чем-нибудь этот ротик. Чем-нибудь покрупнее, чем член заморыша.
Мальчик бегло оборачивается к ней, повелевая молчать. Вопреки тому, как быстро он смотрит в её светло-карие глаза, это всё равно затягивается слишком надолго. Прежде чем он поворачивается, чтобы опять посмотреть на гиганта, костяшки массивного кулака уже преодолели большую часть расстояния до его челюсти.
Удар отбрасывает его в сторону и сбивает с ног.
Наполовину оглушённый, он пошатывается, успевает опереться на ладони, не падает полностью и бездумно разворачивается всем телом.
Он подсекает ноги гиганта своей ногой, швыряет весь свой вес вперёд, чтобы компенсировать массу другого тела, которая с лёгкостью превосходит его в три раза.
Он тренировался. Он годами тренировался драться.
Он учится на драках с людьми.
Затем он учится на драках с другими видящими. Его дядя бросает его на ринг против трёх оппонентов, потом против четырёх, потом против пяти. Он учится драться задолго до того, как ему разрешают использовать это умение, задолго до того, как ему разрешают говорить кому-либо, на что он способен.
Вот почему мальчишки его уже не беспокоят. Дядя говорит ему, что у него уже нет необходимости в таких испытаниях. Дядя говорит ему, что теперь он может делать больно другим мальчикам, что использование его навыков может привлечь к нему слишком много внимания, что люди могут начать задавать неправильные вопросы.
Мальчик не знает, сколько из этого известно Джервиксу.
Но Джервикс не ожидает драки.
Он расслаблен, поставил ноги слишком близко друг к другу, его центр тяжести слегка смещён в одну сторону. Он совершенно этого не ожидает, поэтому грузно падает, ударившись головой о засохшую грязь. Мальчик вовремя поворачивается и видит, как тот пытается подняться, и в его глазах стоит почти нечеловеческая ярость, подёрнутая дымкой от удара головой.
Беги! орёт он Кучте, заталкивая её за себя. Приведи учителя!
Стами издаёт вопль и хватает его за волосы.
Прежде чем мальчик успевает повернуться, другой ранит его в бок наручным клинком, который он носит заткнутым под повязку на запястье, под рукавом. Мальчик, конечно же, знает про нож. Его и раньше использовали против него, даже не раз, но он едва успевает отпрянуть настолько, чтобы удар не нанёс ему серьёзного урона.
Вскрикнув, он чувствует, как лезвие скользит между его рёбрами перед тем, как он дёргается назад, прямо в противоположную сторону от клинка, отпрянув всем весом и пнув ботинком в сторону колена другого. Он чувствует, как его пятка врезается в тело, ощущает резкое движение сустава в неестественном направлении. Не успев понять, сбило ли это того с ног, он бросается в сторону и уворачивается от правого перекрёстного удара одного из последователей Джервикса, грузного паренька по имени Трой.
Выдернув нож из своего бока, он издаёт хрип.
При взгляде на окровавленный клинок в его свете бушует ярость.
Он делает шаг в сторону от всех них, теперь уже двигаясь быстро и легко, держа руки и нож стиснутыми перед собой. Он выигрывает себе несколько секунд, пока они смотрят на запятнанное лезвие. Он осознает, что в эту паузу сосредотачивается на Джервиксе, который всё ещё лишь наполовину поднялся, всё ещё держится за голову, разбитую от удара при падении.
Я убью тебя, ревёт гигант. Я убью тебя голыми руками!
Мальчик бездумно кидается на него.
Его ступни врезаются в его грудь прежде, чем этот отморозок успевает полностью подняться. Его кулак сурово обрушивается на лицо другого, ударяя между слегка расфокусированных глаз. Используя свой вес, чтобы впечатать голову Джервикса в землю, он ещё сильнее разбивает рану на его голове. Ощущая, как свет гиганта ещё больше мутится от удара, он вновь ударяет его, пуще прежнего.
И из ниоткуда ощущает прилив мощи к рукампоток адреналина, который пробуждает всю его силу и направляет вперёд мощным импульсом.
Теперь он крупнее. Всё ещё на голову ниже гиганта, но его мышцы крепки, а плечи широки от непрестанной работы под командованием дяди.
Ощущая прилив этой силы, он бьёт его раз за разом, наполовину обезумев от ярости, продолжая бить даже тогда, когда его собственная рука кажется сломанной, а костяшки опухают и покрываются кровью, причём не только его кровью.
Мысли до него не доходят, только образы.
Он помнит ножи, которые они использовали против него, а также хлысты, палки, куски металла. Он помнит боль, когда они занимались им по очереди, заставляя умолять, заставляя его делать всё, чего они требовали. Он помнит и то, что Джервикс сказал Кучте. Он помнит, что его заставили делать с ними, когда он закончил. Стами держал нож, угрожая перерезать ему горло или выбить ему зубы, если он этого не сделает.
Он помнит, как делал это перед всеми ними, на коленях, как животное.
Ярость превращается в чёрную ненависть, желание убить завладевает его разумом, и не остаётся ничего, кроме тишины и пульсирующей, одной-единственной потребности.
Он слышит позади себя крики с требованием остановиться, но обнаруживает, что нож всё ещё в его рукев той же самой руке, которой он бил гиганта по лицуи осознание этого извращает ярость в его свете в нечто более холодное, более уверенное.
Не покидая этого бездумного пространства, он изменяет наклон руки
и перерезает горло беловолосого мальчика до самой артерии.
Он смотрит, как кровь толчками выплёскивается из раны, струясь тёплым жидким потоком, и своеобразное умиротворение накрывает его разум. Молчание наполняет его облегчённой тишиной.
Он всё ещё сидит на залитой кровью груди Джервикса, держа в руке окровавленный нож, когда кто-то сзади ударяет его по голове.
Они ударяют его камнем, очень сильно
и всё исчезает.
***
Тут я не снаружи, ни на секунду.
Темно, и воет ветер.
Уже ночь, и я чувствую, что прошли недели. Позднее лето сменилось новым временем года или самым его стыком. Земли кажутся холоднее, и он съёжился в темноте, прижавшись спиной к наружной стене амбара, и его пальцы почти онемели.
И всё же он ждёт.
Он прождал здесь несколько часов, но он не шевелится и не издаёт ни звука.
Пока я наблюдаю вместе с ним, от задней части дома приближается свет, и он изучает его, щурясь от ветра. Поначалу он думает, что это один из других, брат или сестра, а может, её мать. Он подходит ближе, когда она исчезает в уличном туалете, но остаётся в тени на случай, если кто-то может увидеть его из другого окна.
Он всё ещё не уверен, она ли это, когда она открывает дверь и выходит из маленького деревянного сарайчика, но потом она поднимает источник света, и он видит её лицо.
Кучта!
Он зовёт её шёпотом, выпрямляясь в полный рост на затёкших ногах. Он крепче запахивает пальто на своём теле и быстро шагает, держась пониже к земле и всматриваясь в её лицо. Он видит, как она широко раскрывает глаза, видит ужас в этом взгляде и протягивает ладонь в примирительном жесте.