Только теперь Мих ощутил чей-то тяжелый взгляд на затылке. Оглянулся по сторонам. Никого не увидел. Но взгляд был цепкий, не отпускал. Стало неприятно.
Потом стало не до взглядов: начался сумасшедший дом. Заполошная, подвывающая в голос молодуха в грязном платье и еще более грязном переднике притащила замурзанного, голопопого малыша, засунувшего в нос сухую фасолину. С Миха семь потов сошло, пока он пытался достать посторонний предмет из крошечной ноздри брыкающегося ребенка. Тем более что ребенок норовил, как нарочно, заехать пяткой или в лицо, или по рукам. Бросил бы десять раз, если бы не понимал, что если не онникто другой и не возьмется.
Когда вымазанная слизью и кровью фасолинa упала наконец Миху в ладонь, выяснилось, что платить молодухе нечем. Мих плюнул и не стал связываться, звать стражу. Один из лекарей показал ему соответствующую комбинацию из пальцев, означающую, что он, Мих, круглый лох.
Мих сделал вид, что не заметил.
Все равно ведь угробит ребенка, не так, так этак, тоскливо подумал он, глядя, как молодуха тащит прочь свое чадо. Какая здесь детская смертность и думать не хочется.
Он передохнул немного, купив у лоточника пирог с картошкой. Чужой взгляд никуда не делся. Сверлил затылок. Мешал спокойно есть.
Третьим пациентом стал дядька с разорванным боком. Мих навскидку предположил, что мужика потрепала большая псина, но озвучивать догадку не стал. Слишком догадливых в этом мире не жаловали.
Рана была неглубокая, но длинная, рваная. Рубаха сильно пропиталась кровью.
Циновку испачкает, недовольно подумал Мих.
Зашивать надо, сообщил он. Иначе кособоким останешься. Или, если кости плохо лягут, кровью истечешь. Но шрам все равно будет большой и некрасивый.
Дядька только рукой махнул. Мих достал из мешка моток толстой белой нитки, иглу. Велел мужику лечь поровнее и не трепыхаться. Как мог обработал рану и начал шить. Пациент шипел, кусал губы, ругался от души непотребными словами каждый раз, когда острие прокалывало кожу. Но старался не дергаться, понимал, что так будет еще больнее.
Наконец Мих закончил, осмотрел свою работу. Стежки лежали ровно. В пору было собой гордиться.
Через неделю приходи снова. Меня не будет, но любой лекарь нитки выдернет.
Сам выдерну, дернул мужик подбородком. Достал кошель, отсчитал медяки.
Такой выдернет, согласился про себя Мих.
Когда «рваный бок» ушел, Мих оттащил циновку к фонтану, смыл кровь, пока не засохла. Потом уселся на камни, стал разминать уставшие руки.
Доброго дня, лекарь, раздалось рядом.
Мих поднял глаза. Перед ним стоял невысокий плотный человек. Из состоятельных. Прилично одетый, дочиста отмытый, пахнущий духами. Остатки светлых волос были тщательно зачесаны за уши.
Что привело ко мне важного господина? Мих не поленился встать и низко поклониться.
Человек поморщился, ответил негромко: «Я поверенный господина главного судьи города. Наблюдаю за тобой все утро. Мне нужен хороший лекарь. Я выбрал тебя».
Какая помощь нужна господину?
Узнаешь в доме судьи. За работу получишь серебряный таллен. И будешь держать язык за зубами, когда закончишь. Когда ты уезжаешь из города?
Послезавтра, мой господин.
Завтра было бы лучше. Но ладно. Куда направляешься?
Я ухожу с караваном. И я умею хранить тайны своих больных.
Меня зовут Илей. Идем, сказал как отрубил человек-поверенный. Повернулся и пошел не оглядываясь. Был уверен, что Мих двинется за ним. За серебряный таллен-то!
Как Мих и ожидал, дом господина главного судьи оказался весьма представительным, под стать, наверное, своему хозяину: высоким, массивным, но и не без некоторого изящества. Двухэтажный кирпичный, с большим свежевыбеленным крыльцом. По фасаду упрямый плющ тянулся к новой черепичной крыше. Перед домом была разбита небольшая лужайка, на которую, уж можете быть уверенными, помои не выплескивались. Во всяком случае, запах роз перебивал запах нечистот, легким флером накрывающим город и днем и ночью.
Мих бы точно от такого жилья не отказался. Что в той, что в этой жизни. Только окошки бы сделал побольше.
Илей провел Миха в темный коридор. На деревянной скамейке маялась беременная девчонка-Данница, которой он помог накануне. Девчонка подняла на Миха затравленный взгляд, но виду, что узнала, не подала.
Илей в коридоре не остановился, прошел дальше, в комнату, пропустив Миха вперед.
Итак, сказал он. Ты делаешь свое дело. Получаешь таллен и держишь язык за зубами.
Так, подтвердил Мих.
Илей помолчал, тщательно заправил редкие волосы за уши и заговорил медленно, тщательно подбирая слова.
У господина судьи тяжело больна жена. Тебе нужно ее осмотреть и сказать, есть ли надежда на выздоровление. И кое-что еще. Если потребуется. Понятно?
Чего уж тут непонятного, подумал про себя Мих. В коридоре сидит Данница с чеканками. Но господин судья скуповат и не хочет зря тратить деньги. Ведь тем, кто может выздороветь сам, чеканки не помогают. Даже страданий не облегчают. А позвали меня, неизвестного приблудного лекаря, так как в процессе лечения жены господин жмот перессорился со всеми врачами города.
Вслух же Мих произнес: «Я все понял, где больная?»
Идем.
Больная, еще недавно молодая, цветущая женщина, лежала в маленькой спальне с плотно задвинутыми шторами.
Увидев ее, Мих понял, почему срочно послали за Данницей. Больная выглядела плохо. За годы работы у Миха выработалось профессиональное чутье, когда при быстром взгляде на пациента можешь приблизительно определить тяжесть его положения.
Всего несколько секунд потребовалось Миху, чтобы увидеть неестественную худобу, сероватый оттенок кожи, гримасу боли на все еще красивом лице с правильными чертами.
В комнате стоял густой, спертый запах немощного тела, мочи, благовоний и оплавившегося стеарина со свеч.
Услышав шаги, женщина приоткрыла глаза, равнодушно оглядела вошедших.
Из темноты выступил долговязый, сутулый человек. Бросил на Миха цепкий, неприязненный взгляд. Поморщился.
Я привел лекаря, господин судья. Я объяснил, зачем он здесь, осторожно заговорил Илей. Мне показалось, что он знает свое дело.
Хозяин дома поморщился еще раз.
Оставь нас одних, приказал Илею. Потом обратился к Миху:Что тебе нужно, чтобы дать ответ?
Господин, разрешите осмотреть больную.
Судья скривился, хотел что-то сказать, но сдержался и шагнул в сторону.
Мих подошел к женщине, посчитал пульс, оттянул бледные веки, провел пальцами по увеличенным лимфоузлам на шее.
Больная осталась безучастной к чужим прикосновениям, лишь дрогнули худые руки, лежащие поверх простыни.
Пальцы Миха спустились ниже, на тонкого батиста рубашку.
Отчетливо прощупывалась опухоль размером с грецкий орех на левой груди. Печень была увеличена. Женщина сморщилась от боли, когда Мих дотронулся до края реберной дуги. Метастазы. И, судя по хриплому, влажному дыханию, в легких тоже. Сделать здесь ничего не смог бы ни один врач.
Мих закончил осмотр, прикрыл больную одеялом. Хозяин дома направился к двери, поманил за собой Миха.
Ну?
Сожалею, господин судья, склонил Мих голову. Мой прогноз самый неутешительный.
Думаешь, чеканка поможет?
Я никогда не работал с чеканками, господин.
Илей, поколебавшись, позвал хозяин. Кликни Данницу.
Они вернулись в комнату больной.
У девчонки-Данницы от напряжения и испуга дрожали руки с зажатой в них серебряной чеканкой. На поверхности артефакта отчетливо проступали темные руны.
Девчонка прижала чеканку к исхудавшему предплечью больной, вдавила в бледную кожу. Загадочный предмет начал наливаться красным, будто плавился. Руны еще ярче обозначились черными обгоревшими строками. Данница отняла пальцы, затрясла ими в воздухе, как будто обожглась. Чеканка начала погружаться внутрь сквозь кожу и мышцы. От нее шел теперь легкий розовый дым.
Больная, выгнувшись, закричала страшно, распахнув безумные, ничего не видящие глаза. И вдруг затихла и обмякла на кровати. Края чеканки все больше и больше врастали в плоть, утончались, сливались с ней и в конце концов просто растворились, оставив на коже ярко-розовое пятно, как от ожога.
Что теперь? спросил судья, явно потрясенный увиденным.
Надо ждать, прошептала Данница. Господин маг Зарев говорил, что с первой чеканкой изменения начнутся не раньше, чем через час.
Илей, позвал хозяин, с Данницей пока не расплачивайся. Подожди, начнется ли улучшение. И глаз с нее не своди. Чтобы не удрала в случае чего А ты, лекарь, подожди в коридоре. Через час я тебя позову.
Мих потоптался на месте, еще раз проверил пульс больной, прислушался к дыханию. Женщина была жива. Находилась то ли в обмороке, то ли глубоко спала. Лекарь вышел из спальни.
Девчонка-Данница все еще сидела на деревянной скамейке, поджав ноги и спрятав ладони под передник.
Как она там?
Сама сказала: час ждать надо.
Это моя первая чеканка.
Я понял.
Девчонка немного поерзала на жестком сидении, проговорила нехотя.
Спасибо за вчерашнее.
Чего там. Воды пей больше. И ешь часто, но понемногу. Зовут тебя как?
Ивка, а тебя?
Мих.
Если хочешь, дождись меня, предложил Мих. Я тебя провожу.
Девчонка промолчала.
Мих подождал еще немного, поднялся и пошел проверить больную.
Изменения он увидел сразу.
Разгладилась, порозовела кожа. Исчезла с лица гримаса боли. Дыхание стало глубоким и чистым. Женщина спокойно спала, вольготно раскинувшись на постели. Может быть, в первый раз за многие недели.
Господин судья, сгорбившись, сидел в кресле, положив руку на ладонь жены.
Ну?
Ей явно лучше. Если дальнейшее выздоровление пойдет такими же темпами, то завтра или послезавтра ваша жена встанет.
Судья судорожно вздохнул, зажал рот ладонями, упал, всхлипывая, лицом в смятые простыни.
Может, я был неправ насчет него, подумал Мих. Тихо отошел, направился к двери.
На выходе обернулся: «Ваша супруга скоро захочет есть, господин. Давайте ей что-нибудь легкое: бульон, протертые овощи, разбавленные соки. И откройте окно, так будет лучше. Как хороший лекарь вам говорю».
Девчонки-Данницы в коридоре не было.
Не очень-то и хотелось, пожал плечами Мих. Хотя мог бы ее теперь обедом угостить. Наверняка не станет на себя деньги тратить. Психология бедного человека, черт бы их всех тут побрал.
Глава 3
Глава третья
Дорогой мой, на чем держится Мир?
Мой дорогой, Мир держится на любви.
Из разговора двух умных магов
Ивка
Ивка проснулась на рассвете. Ее разбудил солнечный свет, беспардонно пробивающийся сквозь толстые шторы. Луч скользнул по лицуи сна как не бывало, хотя торопиться было абсолютно некуда.
Девушка проверила, на месте ли кошель с чеканками, спрятанный под подушку, покрутилась на мягкой перине, погладила пальцами тонкую простыню, натянула на нос пуховое одеяло. Поворочалась с боку на бок и решила вставать. Прошлепала босиком к окну, крепко ухватившись за узкий подоконник, выглянула на улицу. Комнату ей дали на четвертом этаже. Ивка никогда не смотрела вниз с такой высоты. А ведь в гостинице были еще пятый и шестой. Там бы она ни за какие деньги к окну не подошла. А может, и поселиться бы отказалась.
Сквозь давно не мытое стекло были видны несколько ближайших улиц и башни королевского дворца. Центральные улицы в столице были широкие и чистые, мощеные камнем, а крыши дворца плавились золотом, сверкая на солнце.
Гостиница находилась в центре. Несмотря на ранний час, на улицы уже высыпали люди. Внизу проехала лакированная карета с нарядными лакеями на запяткахкатил по делам какой-то важный вельможа. Впереди шел, раздувая щеки, мальчик-трубач с прижатой к губам деревянной дудкой. Мелодия получалась резкая, противная. Сопровождал карету отряд стражников верхом на драконах с посеребренной чешуей. Просеменила толстуха, неся в большой корзине на спине горбатого карлика с бритой головой. Пробежал человек в мундире и странной треугольной шляпе с кисточкой. Продавец в лавке напротив выложил на витрине разноцветные хлеба. Белыеиз муки, зеленыеиз морских водорослей, а красные и совсем непонятно из чего. Рядом лежали пирожные, блюда с кренделями и конфетами в ярких обертках. Прошли два монаха, высокие, худые, голые по пояс, с вытатуированными рунами на спине и груди, прикованные друг к другу за руки тяжелой цепью.
А вот это кто такие? Здоровые, почти с человеческий рост, то ли звери, то ли люди в рыжей шерсти, торопящиеся за повозкой, полной кадушек с солеными грибами. А, ну да, это же лисобои. Живущий в лесах дикий народец. Говорят, когда-то давно один из великих магов, развлекаясь, дал лисам своей провинции способность думать и передние лапы, схожие с руками. И с тех пор они живут в подземных поселках, в норах под корнями деревьев и иногда выходят к городамобменять лесные дары на нужные в хозяйстве вещи. Бывает, когда на страну нападает черный мор или приходит сильная засуха, лисобоев обвиняют в том, что это именно они наслали порчу. И тогда лесному народцу приходится плохо.
Ивка еще раз подивилась на ажурные, будто вот-вот улетят, башни дворца, выглянула в коридор, попросила прислужницу принести горячей воды.
Гостиница была из дорогих. Сама Ивка никогда бы не могла себе позволить в такой остановиться. Но за все платила королевская казна.
Вчера девушка показала стражникам у городских ворот чеканки и сразу получила круглый медный жетон на кожаном шнурке и приказ после полуденного выстрела пушки никуда не уходить и ждать посланника из канцелярии верховного мага.
Ивка предъявила жетон в гостинице, на которую ей указали, и была встречена с чрезвычайным почтением.
Видно, казна платила за таких как она немалые деньги. Еще бы, ведь среди чеканок Ивки была одна особенная, редкая, королевская. Та, которая могла не только лечить, но и в десятки раз увеличивала силу магических заклинаний. Поэтому и стоила она не один золотой, а десять. Такую чеканку было под страхом смерти запрещено использовать кому-либо, кроме магов царского двора.
Королевские чеканки были редкостью. Даже самые сильные маги Милограда могли создавать не больше одной в год. А магов в Милограде было не так уж и много. В столице Данница Ивка была долгожданным гостем.
Специально для нее гостиничный повар приготовил ужин из жемчужной икры подземной рыбы Йох, языков молодых дракониц и тающих во рту лепестков огненного цветка. А на десерт из королевской кондитерской были доставлены особые пирожные, которые пекли для знатных особ на сносях.
В чистом большом номере, который отвели Ивке, на полу лежал шерстяной Регнаушский ковер, лишь слегка побитый молью, на кровати были постелены простыни с заговоренной золотой нитью, а на стене висело зеркало в человеческий рост.
Служанка принесла ведро горячей воды, медный таз и кусок коры мыльного дерева. Поставила в углу, где пол не был покрыт ковром. Спросила, не нужно ли еще чего-нибудь, и ушла.
Ивка скинула рубашку, распустила волосы, подошла к зеркалу. Вгляделась в свое отражение. Из серебряной глубины на нее смотрела знакомая-незнакомая девушка с маленькой грудью и крепкими, чуть полноватыми ногами. Дома зеркалом служил небольшой полированный кусок металла. Все в нем плыло, двоилось, щеки становились по-хомячьи толстыми, а лоб вытягивался вверх. Лицо напоминало мятую грушу. Это латунное безобразие годилось только волосы перед сном расчесать.
Ивка долго, то приближаясь, то отступая, рассматривала свое отражение, поворачивалась так и этак. И осталась в основном довольна увиденным. Все было на месте, все ладно подогнано. Кожа светлая, талия тонкая, попка круглая. Плечи, правда, широковаты, ну да это от тяжелой работы по хозяйству. Будь она худенькая и тонкая, не справилась бы.
Зубы не кривые, большие глаза серые, нос плосковатый, но аккуратный. Шрам старый на лбу почти незаметен. Волосы хороши: светлые, падают волной. Летом с такими совсем бедажарко очень. Перед отъездом Ма Оница изрядно их укоротила, чтобы возни в дороге было меньше. Раньше волосы спускались ниже пояса, теперь едва закрывали лопатки. Подстрижены они были неровно, овечьими ножницами, одолженными у соседа. Но в косе было незаметно.
Из Милограда Ивка ушла недели четыре назад, ребенка носила уже месяца три, но живот был по-прежнему плоским. Невозможно было поверить, что внутри у нее зреет, крошечная пока еще, новая жизнь. Тошнота почти прошла. Иногда чуть мутило по утрам, но стоило что-нибудь съесть, и неприятное сосущее недомогание уходило прочь.