- Дурь, Таша, - просто ответил командир. И насторожено развернулся в сторону, прислушался, взлохматил волосы, провел ладонью по лицу. Потом светло улыбнулся мне. Смотрел так, как я мечтала когда-то - жадно, ласково, словно вбирая в себя мой облик навеки.
- Все равно уже поздно. И не вспомнить мне, не узнать - как у нас было тогда, да, Таша? Но уйдем мы вместе..., ты согласна принять смерть от моей руки? Я не отдам тебя на позор и муки. Ведун..., - прошипел он, снова оглядываясь, вытирая ладонью холодный пот со лба, - ты что, разве не слышишь? Земля гудит... бьют по мерзлой земле копыта..., чужие, не кованные.
- Слышу..., - тоскливо пробормотал ведун, - как не слышать? Это сама Смерть - ее поступь. А я в Змеиный лес собрался..., тянет меня туда, давно уже. Будто судьба моя там... или пара моя меня дожидается. Все что-то не дает, все что-то мешает, - вставал он решительно, - значит, буду ждать ее на той стороне. Обо мне не думай - я все сам.
Отошел от нас, добывая из ножен саблю, доставая длинный нож в другую руку. А Юрас шагнул ко мне... Я уже и сама слышала глухой гул, который передавался землей, близился, неотвратимо надвигаясь, укладывая тяжелую плиту страха на душу.
- За сына не бойся...
- Я и не боюсь. Юрас...
- Ничего не бойся, совсем ничего... ты и не заметишь. Подожди меня там один миг..., за руку за собой уведу. Навеки вместе будем, вот только поцелую тебя хоть разочек, злюка моя любимая, - потянулся он, прижимая меня к себе одной рукой. Одной..., а в другой был зажат нож... Я отскочила, вырвалась, закричала:
- Не смейте! Оба! Мы не умирать сюда шли, так чего же вы? Я же сказала - мне нужно туда! Почему вы не верите? Я же знаю, что выживу. Просила же - уйдите вы! Даже если и на смерть..., то хоть попытаться вы мне дадите? Дадите попробовать сделать то, ради чего мы шли сюда? Не верите...?
Юрас уронил на землю нож, протянул ко мне руки.
- Иди сюда...
Я качнулась к нему, а он обнял так, что, казалось, затрещали косточки. Я задохнулась, обхватила его за шею, хмыкнула со всхлипом:
- Не зарезал - задушить хочешь?
- Боюсь..., как же страшно я боюсь за тебя. Не верю, что все закончится добром, но тебе хочу верить. Мой рыженький воин... делай, что должно. Что делать нам?
Я вскинула голову - по краям балки стояли всадники... много всадников. Молчали, только дыхание шумно вырывалось из многих глоток - человеческих... конских. Так выглядит Смерть?
- Всеми силами... любыми возможными способами постарайтесь сохранить свои жизни. Ты нам нужен, Юрас... сыну нужен, - я провела рукой по его лицу, жалея - ему сейчас будет трудно. Провела так, как тогда - в том домике, в наш первый раз. И услышала сказанное со стоном: - Та-аша...
Я уже не смотрела на него, шагнула, вскинув голову к высоким краям балки. От страха за него и Таруса скручивало узлом внутри живота, тошнило. Проглотила вязкую, горькую слюну и отчаянно крикнула:
- Кто у вас старший, с кем мы можем говорить?
ГЛАВА 23. 1
Я старательно копила его в себе - этот жуткий страх пополам с лютой ненавистью. Копила, глядя, как вяжут ведуна и Юраса. Срывая одежду, сдирая сапоги, оставив только в подштанниках, избивая... Потом - глядя на мертвое тело незнакомого ведуна, поникшее на притянувших его к идолу веревках... Из распоротого живота вывалились сизым клубком кишки, а в них весело тыкали палками... дети. Такие, как мой сын и немного старше... Дети, которых я когда-то хотела спасти любой ценой. Судорожные спазмы сотрясли тело, но на языке просто скопилась горечь - я давно ничего не ела.
Нас троих вытолкали в круг, который обрисовали собой идолы. Каменные глыбы разной величины и даже цвета - вытесанные из того камня, что попался под руку и подошел по размеру. Грубо обозначенные руки и ноги, лица с тяжелыми, низкими лбами, небольшие выпуклости, обозначившие мужское начало... Хотели, чтобы они были подобием воинов? Может быть...
Я стояла между ведуном и Юрасом, прислонясь к ним плечами. На щеке у командира расплывался кровоподтек..., заплывал отеком глаз. Он повернулся ко мне и подмигнул им.
- Немного потерпи... еще совсем немного, - прошептала я, оборачиваясь на шум. Между расступившейся толпой к нам шел человек - сильно в возрасте, но до сих пор красивый лицом... очень красивый. Бритый наголо, черноглазый, чернобровый. Ни богатые одежды, ни дорогое оружие не выдавали в нем вождя - он был одет просто, но вот его взгляд... Казалось, он тяжело ползет по лицу, касается кожи. Остановился перед нами, всмотрелся еще внимательнее, спросил:
- Кто такие, что делаете на нашей земле?
Я кашлянула и ответила, не обращая внимания на его удивленный взгляд - он ждал ответа от мужчин:
- Прознали о том, что здесь собирается орда. Хотели тихо проследить - не на нас ли?
- Фэ-эйри..., рыжее благословение солнца... К идолу! - скомандовал он своим людям. Юрас дернулся ко мне, вождь сильно и быстро ударил его в живот, от чего тот неловко упал на связанные руки. Меня вязали к камню, а он, с трудом поднимаясь на колени, смотрел на это, не отрывая отчаянного взгляда.
- Не спеши, - толкнул его ногой назад, на землю, вожак. Оглянулся, кивнул кому-то, спокойно сказал: - Удавить. Этот не годен.
И, уже вычеркнув человека из списка живых, повернулся к Тарусу.
- Веду-ун... сильный, огненный. Что же ты не противился? Что же не призвал свой огонь?
А я, не веря своим глазам, смотрела, как сзади подходят к Юрасу два крепких степняка, набрасывают на шею широкий ремень и слаженным движением захлестывают его на шее...
- Не надо, нет! Не-ет! - забилась я в путах, заколотила голыми пятками по твердому камню. Вожак махнул рукой, остановив казнь, и уставился на меня с интересом.
- Твой мужчина?
- Да...мой... - выдохнула я, со страхом и надеждой наблюдая, как Юрас корчится на земле, с трудом проталкивая в горло воздух... Вот он стал на колени... оперся о землю подломившейся рукой..., упал на локоть... живой.
- Какая немилосердная фэ-ейри..., - удивленно протянул вождь, - ты хочешь, чтобы он смотрел на твою смерть?
- Пускай..., хочу...
- Ну-у, пускай. Я сегодня щедрый - сделаю тебе такой подарок.
- Кто вы такой?
- Главный идол, - довольно объяснил мне мужик, играя красивыми черными глазами, - я сливаюсь разумом с ними, впитываю знания, умения, Силу...
- Это же так страшно... холодно, - поежилась я.
- Ты меня жалеешь? - расхохотался он, - нет, больше не страшно и не холодно. Вначале было... да. Но отвар дурман-травы, настой мухомора и болиголова туманит, а потом проясняет, возвышает разум, снимает и страх и холод. Это дает силу подчинить души, а некоторые из них уже безумны...
- Какие души? - насторожилась я.
- Души ведунов, травниц и... фэйри, заключенные в камень. Я же говорил тебе - мне доступно все, что они знали и умели при жизни.
- Они все - там... тут?
- Там, там, - довольно ухмылялся идол. Очевидно, любопытство будущей жертвы забавляло его. Он стоял, раскачиваясь с пятки на носок. Потом снова перевел взгляд на Таруса, которого тоже уже примотали к камню. Я поспешно спросила опять:
- Для чего это все, что будет дальше?
- Дальше? А дальше, покормив вами своих идолов, я вознесусь разумом над миром, услышу и увижу все, что захочу. Вы вызвали сюда войско? Не отвечай, я и так это знаю - притянув обрядом неприкаянные души, что были у тебя в услужении. А объединив мощь всех родовых идолов, буду знать и видеть еще больше - где ваше войско, куда движется, что говорит ваш правитель на военном совете? Обойду его стороной, пройду по всему вашему краю. До поры - никаких трофеев, никаких рабов!
Белый город, Крив-город, Роставль, Суяжск, большие поселения, малые... по широкой дуге - до самой Столицы. Ваше войско будет тянуться за мной - растерянное, озадаченное, сломленное утратами и потерями - я выжгу по дороге все живое, уничтожу их семьи... Чувствуя свое бессилие и предчувствуя поражение, они будут преследовать меня, и в это время в спину им ударит вторая половина моего войска.
Столица..., в Столице меня ждет она. Красавица с синими глазами и летящими волосами. Она сильна в честном бою - когда глаза в глаза, когда видит врага, может повелевать им, а вот перед предательством и подкупом она бессильна - де-ети... Она даже поможет мне против вашего войска, чтобы спасти их жизни.
Я молчала... Он сам спросил:
- Может, ты хочешь знать - почему мы стоим именно здесь? Любопытная фэ-эйри... Тут Место Силы, здесь случайно напоили первый камень кровью и Силой пленника. Здесь все началось, и начать решающий поход отсюда - хорошая примета, добрый знак.
Он взмахнул рукой и кинул своим людям:
- Выводите остальных... пора.
Подошел к Тарусу и быстро разрезал на нем подштанники, оголив живот до темной поросли внизу, оцарапав кожу и пустив кровь.
- Сегодня смерть будет быстрой.
Потом так же поступил и со мной, распахнув бекешу и разорвав на мне сорочку. Небрежно провел по моим грудям пальцем, указав на несколько маленьких шрамов от растяжек, ласково протянул:
- Ма-ать... Я бы оставил тебя себе, хотя я больше люблю женщин с большой грудью. Но ты нужна здесь, а у меня достаточно красавиц и без тебя, фэйри.
Я тряслась от холода и непривычного чувства полного бессилия. И бережно копила в себе это - страх за близких мне людей, лютую ненависть, ярость за это бессилие, стыд за свое безразличие перед «позором» - я чуяла только холод, даже не омерзение от его касаний... Все это сползало по телу к рукам - для души фэйри были не приемлемы темные чувства. Пальцы уже не просто кололо - руки до локтей разрывало, жгло огнем.
ГЛАВА 23. 2
Все это ужасало, туманило, меняло разум, но обострило иные чувства - слух и зрение. Я видела, что Юрас отдышался, но все еще стоит на коленях и локтях, наблюдая из-под рассыпавшихся волос за главным идолом и мною, ни на миг не отводя взгляда.
Видела, что, расступившись в стороны, степняки пропускают мимо себя пленников - они уже показались в просвете толпы, и я поняла, что медлить больше нельзя - если их привяжут к идолам, у меня будут по-настоящему связаны руки.
Их главный тоже немного повернулся и отвел взгляд в ту сторону и тогда я ударила... прижав руки к камню, к которому меня примотали! Серой трухой осыпался мне под ноги гранит, пали на землю веревки, а я сразу вскинула руки к вожаку, даже смогла коснуться его - он стоял совсем рядом со мной. С кончиков пальцев стекало чистое зло, превращая все, до чего дотянулось, в прах. И он тоже осыпался мелкой грязной трухой, а меня пронзил настоящий ужас!
Я вдруг увидела! Перед моими глазами замелькали безумные лица с выпученными глазами и орущими ртами, сизые клубки кишок, черные, светлые, рыжие волосы. Мелькнуло лицо Коня, и я в ужасе возопила: - Сторожи наших!
Над Юрасом уже метались чьи-то призрачные тени и тянулись к нему. Тень Коня накрыла его и прижала к земле. А я шагнула к Тарусу и распылила камень, к которому он был привязан. Новые привиды вырвались на свободу... я слышала женские вопли, мужские крики, вой, рык, похожий на звериный, даже свист стрел, но мне было не до этого.
Я выпускала на свободу МЕСТЬ! И сама орала, как безумная:
- А-а-а...! Свобода-а! Святое право на месть! У нас есть право!! Наше право на ме-есть!
У меня хватило сил почти на всех идолов, оставшихся крушили беснующиеся души, освобожденные из камня. Они множились и множились, и мне казалось даже, что я заметила своего отца - призрачную тень с рыжими волосами и карими глазами.
Что творилось вокруг! Уши заложило от криков, перед моим взором все мелькало и плыло. Тело, исторгнув из себя все зло, стало легким и невесомым, мне казалось, что я сама сейчас поднимусь и взлечу, и стану одно с ними. Я даже подняла руки и потянулась - телом и душой, а меня вдруг грубо дернули, вернув на землю. Я опомнилась, когда поняла, что Тарус тащит меня в сторону, где-то за нами ковыляет Юрас. Шум стихал, удалялся, я дернулась оглянуться, но ведун не давал.
- Ты не понимаешь, Тарус...
- Лучше тебе не видеть этого.
- Я уже видела. Их нужно отпустить домой, нельзя оставить после всего этого. Разжигай огонь!
Ведун стал над телом одного из степняков и с вопросом взглянул на меня.
- Быстрее! - мне было все равно, из чего он запалит костер. - Они разлетятся, как ты не понимаешь?
Вражье тело горело смрадно и грязно, но сильно. Я окинула взглядом бывшую стоянку орды и содрогнулась - все, как в том видении. Развороченные шатры, тела... кровь... мертвые дети. Я отвернулась - помнила их, тыкающих палками в человеческие кишки... Был ли он к тому времени уже мертв? Звереныши, воспитанные зверьми. Они видели это с пеленок, купались в крови несчастных, их учили этому - издевательству над беззащитными пленниками, изысканному набору пыток. Учили нелюди, не достойные жизни на этой земле.
- Я отпускаю вас! Вместе с Силами, разрешившими мне это, я отпускаю вас на ту сторону - к родным и любящим вас. К тем, кто излечит ваши души! Там ждет вас новый дом, в котором готово место для вас, воины. Отпускаю к новой счастливой и долгой жизни! К возрождению! Уходите, теперь вы свободны!
Схватила клок своих волос и хотела срезать, искала глазами лезвие, но над костром уже простерлась рука ведуна, истекающая кровью. Она щедро лилась с ладони и громко шипела в огне, который ласкал и обнимал его кровоточащую руку. Потихоньку вокруг стало тихо и пусто, а я вдруг вспомнила:
- А пленники?! Где они?
- Там, - показал Тарус в небо, вытирая от крови руку с закрывшейся уже раной. - Ты только что отпустила их. Не вини себя, ты и не могла... это просто чудо, что мы спаслись возле тебя.
- Ко-онь! Конюшка-а! - позвала я настоящего их спасителя и не услышала ответа. Повернулась к ведуну и спросила: - Это что - все?
- Не знаю, - сказал ведун, укутывая меня, застегивая распахнутую бекешу.
- Ушел - значит так нужно. Значит, уже можно было. Ты что - хотела держать его силком? Не хотела... Нужно найти нам обувку, одежду - у тебя посинели ноги, Таша. Ты разве не видишь? - протянул он руку и подал мне на раскрытой ладони мохнатый тающий комочек. - Это снежинки... пошел первый снег...
ГЛАВА 24. 1
Это не было похоже на первый снег... Видела я первый... Утром встанешь, а на земле длинными языками, белыми потеками - сухая снежная крошка. Колючая... Только и того, что холодная да белая.
Или иначе - сырой белый покров, такой тонкий, что под ним угадывается каждый бугорок и травинка. Этот истаивал сразу же, как только переставал падать с неба. Но все одно - после долгой осенней слякоти любой снег был праздником. А уж такой, как нынче... целые комки слипшихся снежинок, тихо опускающихся с сизых туч безо всякого ветра. Любоваться бы ими, ловить руками, хватать губами холодный белый пух...
А перед глазами стоит, как тихо покрывает он тела в степи у нас за спинами, как хоронит под собой выпученные в страхе глаза... раскинутые детские ручки...
Кто бы да рассказал мне раньше - как же страшны..., как почти невыносимы муки совести! Как эта мука гнилыми зубами пережевывает душу, не давая покоя, не давая забыть, уснуть... положить кусок в рот.
- Не вернусь в степи, даже если смертью грозить будут, - бормотала я, когда смогла влить в себя только несколько глотков пустого кипятку.
- Считай - я с тобой, - угрюмо поддержал меня ведун. Мы отошли на самый край стоянки, нашли не перевернутый котел с кипящей водой. Еще тогда, как только я отпустила души, Тарус усадил меня там и чем-то укрыл. А потом они ушли - нужно было запастись всем необходимым в дорогу. Я почти не следила за тем, что теперь делалось. Я вызывала для себя одни видения, а перед глазами стояли другие... и не только дети. Народ... почти целый народ... Сколько их лежит сейчас за моей спиной - тысяча, две, три, десять? Сильные, здоровые мужики - хребет, основа государства... Что без них оставшиеся где-то там жены и дети... опять дети...
Знала бы, что так случится, опять пошла бы на это? Я всего лишь хотела убрать самого главного..., всего лишь обезглавить войско. Увидев уже их вождя, знаю, что этого хватило бы. Хотела убить его и на кого еще станет сил..., пока не убьют меня. Хотя и теплилась надежда выжить - помнила то видение. Что вырвутся безумные души, заточенные в камне, я ведать не ведала, как и то, что они там были. Но сталось то, что сталось - безумие мести захватило и меня - я помню это! Духовное единение с освобожденными, слияние душ, чувств - радость свободы, сладость мести...! Не стало ума... не стало...
Я сидела, обхватив голову и качаясь, будто сонная.
Потом мы уехали в степь, не глядя на то, что уже опускались сумерки. Ночевать остановились в балочке, где нас взяли. Степняки не позарились на неприметный с виду маленький шатер, не забрали наши пожитки - спешили исполнить приказ, доставить пленников в свой лагерь.
- Если убрать распорки, оставив одну, а потом выбить и ее, влезем все трое. Шерсть в зубы полезет - ляжешь на бок. Юрас - посередине. Я перевязал его, и сделал все, что смог, но на жале стрелы был яд...