- Так а...
Степняки, как те слепни - беспокоят постоянно и жалят, жалят! Они нашли наше слабое место, самое дорогое, на чем держится все в Тарте, да и не только в нем. Это ведуны, которым покровительствует Сила воинская, воздуха, земли, огня и воды. Ты же понимаешь, что это и врачевание, и урожаи, и защита - буквально все.
Они бьют по нам. И научились этому не так давно, за жизнь всего одного поколения. Последние тридцать-сорок лет они выбивают, а если удастся, то ритуально умерщвляют ведунов, питая их Силой своих идолов. И сейчас уже не важно - научил их кто или они сами пришли к этому, но это работает и работает против нас.
- А-а...?
- К нам вернулись Короли! Те, кто владели такой страшной Силой, что могли ставить на колени все вражье войско разом - просто повелев бросить оружие и..., - ведун улыбнулся, покачал головой и продолжил: - А еще разуться и босыми идти по зимней степи до самого заката солнца..., а потом - уснуть в ней вечным сном. Степняки подчинились ей - Королеве и сделали все, как она повелела. Мы потом проверяли... наши люди видели вражьи тела в степи, обглоданные волками...
Это сталось в той битве, что случилась уже после вашей Зеленой Балки. Она сражалась там плечом к плечу с бывалыми воинами - сильными, опытными. Но победу принесла она - маленькая синеглазая девочка. Враги ушли, куда она велела и покорно сгинули. Об этом, конечно же, узнали другие и сейчас пока на границе со степняками тихо - набеги прекратились. Только вот охотиться за ведунами они не бросили - ты знаешь про Строга.
- А я...?
Ведун отмахнулся от меня, не давая сбить себя с мысли и продолжил:
Я думал... все мы - ведуны и Совет, думали, что вот оно - наконец! Королева! Все делали, чтобы помочь ей, чтобы и после нее на троне Тарта сидели такие же сильные Короли..., ан нет... Баба, она и есть баба, а потому для нее на первом месте всегда дети, любовь и семья. Этого мы не учли, не придали должного значения, а еще не верили ей, думали - мы умнее. А получилось, что не только она со своей бабской придурью, которая таки есть..., но и мы по уши о... ошиблись.
- Так, а я...? - не понимала я - как все это касается меня? Но ведун, видно, решил все рассказывать по порядку:
- Она сбежала... от нашей опеки, от того, что на нее и правителя давили и заставляли делать так, как считали правильным мы. Королева эта - жена Владисласа. Где она сейчас - не знает никто из нас и это в основном... моя вина. Но ее ищут и со временем, конечно же, найдут.
И вот теперь - каким боком тут ты? За последнее время для меня непонятным явлением стали только она и ты. И я сердцем чую, что ты тоже не просто так появилась, что послана зачем-то... сильно меняется что-то в нашей жизни. Время, видно, пришло. Я не справился, не понял и потому наделал ошибок - с ней. С тобой тоже... не пускал к тебе Микея. Думал - не до него тебе. Защищал тебя, давал время прийти в себя, понять свой дар, приобрести уверенность в своих силах, женских в том числе, просто ребенка родить! И вот! Я сейчас клятвенно обещаю тебе, что ни словом, ни делом не позволю себе управлять тобой. Не стану никогда заставлять и давить, но беречь стану всеми силами. Потому ты и здесь - на моих глазах. До той поры, пока не поймем мы с тобой - что ты такое? Что можешь? Кем стала? Тогда решишь сама для себя - все решишь.
А сейчас прости меня за Микея, если сможешь. И не думай пока обо всем этом сильно, будет еще время. Займись сыном, привыкай в доме, говори мне, если что нужно.
И про то, что случилось, когда ты с повозки падала, тоже прояснится со временем. Опасности для тебя в этом нет, понятно же, что тебя оберегают. Может статься и такое, что со временем за эту защиту придется платить. За просто так не бывает ничего. Но я думаю, что плата будет посильной для тебя.
Дорогие мои читатели! Очень не люблю клянчить лайки. Но хочется увидеть хоть какую-то реакцию на написанное. Поругайте, что ли, если совсем уж не нравится. Пока выкладываю написанное в почти полную пустоту.
ГЛАВА 12. 1
- Вставай, вставай, проснись, - толкал меня кто-то в плечо, - времени нет, просыпайся...
Я с трудом продрала глаза - уснула вместе с сыном среди дня. В свое время решила не просить для себя помощниц. Неужто сама не справлюсь со своим ребенком? Тем более что все остальное для нас делали - убирали дом, готовили еду..., но все оказалось не так просто. Сынок не был спокойным дитятком - требовал, орал, беспокоился ночами, болел животиком, когда к шести месяцам мне присоветовали прикармливать его. Молоко у меня было, но видно ему его не хватало, потому и кормить приходилось часто. Я крутилась, настирывая пеленки и подгузники, готовила прикормки, кормила, выносила на воздух подышать. Со временем следила, как он рачкует по полу, уже уверенно ползая, только неправильно - задницей вперед. Так-то он был хорошего нрава - улыбчивый, веселый. Весь в своего отца.
И личиком становился схож с ним - русый, с серо-зелеными глазками, длинными бронзовыми ресничками. Легко и часто улыбался, показывая два молочных зуба, которыми, и правда - сильно прихватывал сосок, заставляя меня шипеть от боли.
Хлопот с малым доставало, и я уставала. А потому и пользовалась любой возможностью отдохнуть и поспать урывками - и ночью, и днем.
Сейчас таращилась недоверчиво и потихоньку понимала - настало время платить. У края кровати тихо колыхался привид - мужик средних лет в воинском облачении, с короткой бородкой и здоровенный, как буйвол. Облик его был бы страшноватым, будь он жив. Но сейчас сквозь него просматривались стены и люлька сына. Так что вся его мощь выглядела зыбкой, хотя и не являлась таковой - я это понимала. И спросила - чего он хочет от меня?
- Был поединок, - коротко, по-мужски объяснял он для меня суть произошедшего, - правый был заведомо слабее виноватого, потому и был убит.
- А разве Силы не следят за справедливым исходом поединка? - дивилась я.
- Не знаю. Правота не доказана и его надуманная вина ложится позорным клеймом на весь род. Что есть не справедливо и не правильно. Иди и скажи - виноват тот, кто победил. Доказательство его вины - на его груди, под рубахой.
- А где я их найду, как узнаю?
- Там, где хоронят. Тебе погано сейчас будет, плохо..., почти, как тогда. Но это нужно перетерпеть. Я берег тебя от них всех, не подпускал до времени. Сейчас найди в себе силы. Не потому, что он мой побратим и важен для меня, а потому что уже пора, пришло время...
Вскоре я проживала то, что узнала когда-то в моем видении - в избушке Строга. Шла по кладовищу, что расположилось в редком лесу далеко за городом. Еле тянула тяжеленные ноги меж старых и новых могилок. Меня пригибало к земле, каменной плитой лежало на плечах знание о мертвых. За мною следом шла пятерка стражников- как всегда при оружии и готовых защитить. Не понимала - зачем мне такая охрана, почему отвлекают людей ради меня от других - важных дел? Но ведун только отмахивался и просил не морочить ему голову глупостями.
Вскоре увидела между деревьями толпу народа возле вырытой ямы, домовину с молодым парнем в ней. Вопли, стенания, рыдания женщин ударили в уши, осыпали морозом тело. Мужики стояли мрачные и поникшие под тяжестью горя и обвинения, что упало на их род.
Я подошла ближе, и понемногу все стихли..., смотрели на нас со стражниками и ждали что мы скажем. Тогда я нашла в себе силы, и тяжело ворочая языком, сказала все, как велел мой призрачный охранник. Меня хмуро выслушали, молча. А потом люди разом развернулись к здоровому мужику, что вперед спиной отступал в глубину кладовища. Он остановился, прижимая руку к груди, защищая то, что было спрятано под одеждой.
Посмотрела еще, как берут его, как ломают, пригибая к земле, разрывая на теле рубаху... Что они там нашли, какие такие доказательства его вины - я не поняла, да и не хотела знать, вникать во все это. Не шевельнулось ничего в душе. Я просто сделала то, что должна была. Меня благодарили, кланялись, желали здоровья до века. Как только стало можно, я повернулась и пошла обратно - домой. Было тяжело, но уже не так, как раньше. Я не сомлела, не упала, смогла идти своими ногами..., все оказалось не так уж и страшно.
- Воин, - позвала его уже дома, когда прилегла отдохнуть на кровать: - Кто ты, как мне тебя называть? Могу ли я говорить с тобой без вреда для себя? Ты так долго был рядом и молчал...
- Конь.
- Что? - удивилась я.
- Конь. А ты что - думаешь, в бою мы друг друга полным именем зовем? Ага, как же! Конь, Лук, Зак, Дан... - сокращаем имя или зовем прозвищем. В бою лишний миг может стоить товарищу жизни. А Конь потому, что на спор коня поднял - под брюхо да за ноги.
- Умным такого не назовешь...
- Что бы ты в этом да понимала... Со мной говорить можешь, но я стану отвечать только по делу. Вреда от наших разговоров тебе не будет.
- Сколько ты останешься возле меня, знаешь? Это... Микей тебя прислал, попросил?
- Микей? Нет..., не знаю... не важно. До того срока, пока не отпустишь.
- Ты же очень хочешь? Не можешь не хотеть, я понимаю это.
- Хочу, тут нечего скрывать или стыдиться.
- А вместо тебя...
- Я знаю едва ли больше, чем ты, так что даже не думай, что я таюсь от тебя. А то еще - против тебя что замышляю. Мы с тобой теперь, как боевая двойка - в связке до времени. А в этом деле главное - полное доверие. Так что отвечаю то, что знаю - пока возле тебя я, а что дальше - видно будет.
В голову пришла с виду разумная мысль, я уже открыла рот говорить... и промолчала. Вначале нужно было обсудить это с Мастером.
ГЛАВА 12. 2
Микея я не забывала. Вспоминала всякий раз, как клала Зоряна в дареную им люльку. Вначале всегда со слезами, а потом просто светло и с благодарностью. Я больше не рвалась искать Юраса и просить его вернуть мне слово, что я дала ему. Мне больше не нужно было его разрешение любить другого - некого было. Я решила хранить ее - верность, этим двум - отцу моего сына и моему любимому. Любила ли я раньше Юраса? Всей душой, безоглядно и бездумно - по-детски. И сейчас вспоминала его с благодарностью и теплом - такого красивого, веселого. Но он всегда был только мечтой - несбыточной, как призрачное марево над летней степью. Я никогда не думала о нем, как о своем, не ждала от него ничего и мысли о нем гнала.
Мысли о Микее гнать не хотелось. Нельзя было не помнить и не думать о том, как сильно он любил меня. Как жарко и жадно вглядывался, заставляя чувствовать себя красой желанной, солнышком рыжим, его ненаглядной. Верить ему, потому что в его глазах я и была такой. Я так хотела бы быть для него всем этим до конца наших жизней, но не судьба...
Когда сильно потеплело и настали жаркие, даже душные ночи, я часто открывала окно и долго сидела возле него, глядя на деревья, притихшие без ветра, на звездное небо, что виднелось над ними... В окно тянуло прохладой, ночной свежестью, дышалось легко и свободно и опять хотелось... жить. А без него не получалось в полную силу - никак. Семейной жизни для себя просто не представлялось. И другого на его месте - обнимающего меня, целующего, я видеть не хотела.
- Микеша-а..., месяц мой ясный, радость моя утраченная..., - шептала я в теплую летнюю темноту, глотая слезы: - Как ты там без меня? Тебе так же тяжко на душе ночами? Так же жалеешь о том, что не успел изведать со мной? Я не хотела бы для тебя такого...
Хотелось его для себя, возле себя. И нельзя было с головой погружаться в тоску, понимая невозможность этого. Ради сына нельзя было.
Потому я и бросилась с головой в учебу, на которой настаивал Мастер. Читала в голос книги, которые он приносил, разбирала вместе с ним то, что вычитала в них. Изучала карты нашего государства и других земель. Слушала и запоминала историю правления в Тарте. Узнавала основы ведовства. Не для того, чтобы ему учиться, а чтобы понять, на что это ведовство способно.
Время от времени решала судьбу людских душ, помогая им найти покой на той стороне. Возникал рядом со мной Конь и говорил, что мне нужно делать: указать наследникам, где лежат необдуманно спрятанные от них деньги, отпустив жадного родича на ту сторону без сопровождения проклятий. Либо спасти от навета невиновного. Либо развеять подозрения в самоубийстве. Еще много чего за эти годы... но это было не так часто и не так уж тяжело для меня.
Потом, когда Зорян немного подрос, и к полутора годам его уже можно было оставить с охраной на малое время, меня стали учить верховой езде. Эта учеба проходила на площадке, где обычно тренировалась стража, вблизи воинских казарм. И обучал меня по поручению Мастера один из знакомых стражников. Натянув на себя мужские штаны, сшитые по мне, я изо всех сил старалась почуять конскую спину домом родным, как говорил когда-то ведун. Там же в один из дней я увидела Таруса, и почему-то зашлось сердце..., я замерла и задумалась - с чего бы?
Поняла вдруг причину - значит, где-то здесь может объявиться и его друг. И встанет вопрос - говорить ему про сына или же не делать этого никогда? Просить свободы от слова или продолжить жить, как сейчас - просто и понятно для меня, не строя планов на будущее? Я просто испугалась того, что придется что-то решать. И потому, заволновавшись, сдуру подошла и спросила его про Юраса - как он, где, здоров ли? Ведун вскинулся, и на меня нежданно пахнуло лютым холодом:
- Забудь про него! Ты и другие твои..., вы сломали ему жизнь, он как тень сейчас! Он перестал жить, смерти себе искал! Ты не нужна ему и никогда не нужна была. Он тогда был под чарами, и я не теряю надежды понять - кто наслал? Он просто не помнит тебя и тогда даже не видел! И радуйся этому, потому что если вспомнит, узнает - возненавидит, - шипел он, чтобы не услышали другие.
- Он и тогда любил, и всегда будет любить другую! Потому не лезь к нему и забудь, тебе же лучше будет.
Я отшатнулась и отошла молча. Показалось, что меня накрыли толстым мягким одеялом, отняв способность мыслить, отобрав слух и не давая видеть. Шла с широко открытыми, невидящими глазами, пока не наткнулась на какую-то стену. Наощупь опустилась по ней, присела...
- Прибить этого... дуболома? - послышалось над ухом.
- Нет, Конь, не тронь его - он прав. Я сама виновата, не нужно было спрашивать. Оно и ни к чему было..., вначале нужно было решить самой. Хорошо подумав, я никогда не стала бы..., а так вот неладно вышло, - бормотала я, почти не понимая сама - что говорю? - Нечаянно я спросила, не подумавши. Пусть его... пускай...
ГЛАВА 12. 3
Вскоре, после того разговора с Тарусом, случился и разговор с Мастером. Он все чаще всматривался в Зоряна. А однажды я заметила его уж слишком серьезный и понимающий взгляд. Он частенько выходил гулять с нами в сад возле загородного дома. Мы с сынком забавлялись с игрушками, смеялись, носились друг за другом, строгали палочки, копали лопаточкой землю. А он сидел в кресле, что вынесли для него стражники, отдыхал и смотрел на нас.
Зорян любил его, бегал хвастаться тем, что сумел сделать, где успел нашкодить. Тянул за собой, просил о чем-то, лепетал часто еще непонятно что, и хитро улыбался, чуть кривовато приподнимая одну сторону рта. На пухлой щечке сразу появлялась хорошенькая ямочка... Я уже поняла что Мастер узнал в Зоряне его отца, не знала только что он думает об этом. Да и не сильно важно это было. После той выходки Таруса - обидной, даже больной для меня, переплакав да попереживав всласть, я успокоилась. До моего разума дошло с большим опозданием, что это будто подсказка для меня - Юрас не должен знать о сыне. И я могу уже не думать - а верно ли поступаю?
Я поверила ведуну сразу же. Ему незачем было говорить неправду. И знать теперь, что та ночь была подарена не мне..., что он даже не видел меня, что не помнит совсем... Мне понадобилось время, чтобы смириться с этим. Тяжко? Больно? Обидно? Зато моя совесть чиста и сын теперь только мой. Так что, переболев этим, я успокоилась, а со временем и повеселела. Но этот понимающий взгляд Мастера меня насторожил, хотя он и не сказал ничего. Зато я решила поговорить с ним при первом удобном случае и просить молчать о том, что он узнал.
Да и, кроме этого, в моей голове все бродило и переваривалось то, что пришло в голову раньше. Я хорошо узнала старого ведуна и доверяла ему, потому и решилась, наконец. И случившийся вскоре разговор был совсем о другом - не об отце Зоряна. Начала я его, крепко обдумав перед этим то, о чем буду говорить:
- Нападения на ведунов хоть и стали редкими, но совсем не сошли на нет, так ведь? Значит, тот пригляд, что вы установили за каждым, ненадежен. Да так-то и подумать - не присмотреть за взрослым человеком, как за малым дитем. Невозможно это, хлопотно и отвлекает людей от другой службы. Как вот со мной... Но присматривает же за мной тот же Конь? Понятно что..., - я остановилась, перестав вышагивать перед ним, замялась, но потом решительно продолжила :
- Поспособствовал этому человек, которому я дорога. Была, значить, у него такая возможность - попросить об этом. Так и я же говорю с ними?! Что мне стоило поставить условие тому же жадному дедку - отстоять на страже возле какого-нибудь приграничного ведуна хоть год, хоть два. Да, это может и не слишком милосердно по отношению к его душе. Зато милосердно для ведуна, к которому он будет приставлен. У каждой души, что задержалась здесь, есть свой грех или невыполненные обязательства. Вот пусть и отработают их, спасая жизни. Высшие Силы должны оценить это!