- У него есть аспирант. Салем. Кстати, он назначен деканом в Университет. О, леди Корлайла, как было бы любезно с вашей стороны пригласить его на приём в честь вашего дня рождения...
В воображении Камиллы лакей объявил: «Его Превосходительство Канцлер!», и вошёл Ламберт, с безукоризненной элегантностью отдал общий поклон и поднял на неё лучащиеся мягким светом серые глаза...
- Уверяю вас, он такой талантливый маг! Он стал бы украшением вашего вечера!
Радужный вихрь окружает их, и вот уже вокруг ни души, они в зале одни, звучит музыка, и он протягивает к ней руку...
- Что ж, вы меня заинтриговали, моя дорогая. Вивьен, проследи, чтобы декану Салему прислали приглашение.
Кордолис, 32 г. э. Леам-беат-Шааса
Нет более мощного оружия пропаганды, чем котята и годовалые златокудрые малышки.
Король Кордолиса об этом знал, а кесарь Сивф недвусмысленно почувствовал на себе.
В очередной раз между двумя соседскими державами назревала война. На самом деле не назревала она только в тех случаях, когда непосредственно велась. За сотни лет такого тесного взаимодействия и попеременной оккупации территорий друг друга индустриальные Сивфы и сельскохозяйственный Кордолис обзавелись прочными торговыми и родственными связями. И увы, чем дальше, тем сильнее становилось противостояние в обществе: выгоды военных действий достаются одним, а лишения - другим. Причём, последних, как правило, больше.
Монарх Кордолиса встал перед дилеммой: как продолжать править народом, напрягшимся, будто натянутая струна, затаившимся, словно испуганный заяц? Вместо того чтобы сеять, крестьяне рыли землянки-схроны в лесах. Потому что на этот раз... на этот раз сивфанцы могут пересечь пролив. Слишком свежи ещё воспоминания о звеньях боевых магов и хорошо вооружённой пехоте соседа-императора. Накал. Страх. Недоверие. Эти три слова довольно полно описывали настроение королевства всего год назад. Все знали, что Кордолис не готов к войне. Сивфы к войне не готовы тоже. Особенно на два фронта, с Кордолисом и с Иллариком, с обеими своими житницами. Именно к границе с султанатом Альбастан, последним буфером между Сивфами и империей Канмара стянуты основные войска. Но об этом тут знают немногие.
«Что может победить войны, как не любовь? В данном случае, братская. Увы-увы, но к счастью обоих наших народов мой недалёкий умом коллега так подвержен женскому влиянию... Недаром говорят, что Сивфами управляют из его спальни», - усмехнулся король Кордолиса, выделяя из государственного бюджета вполне приличную сумму на празднование первого дня рождения дочери своего министра финансов. Благодаря этому и замок, и прилегающие владения герцога утопали в цветах и лентах. Прямо под открытым небом накрывались столы с угощением для малоимущих горожан и в особенности детей-сирот. В городе витали флюиды праздника.
Правитель Кордолиса не состоял с герцогом в родственных отношениях. И даже не испытывал к этому молодому ещё человеку личной симпатии. Щедрость монарха объяснялась просто: кесарь Сивфской империи, давний сосед-противник, приходился маленькой виновнице торжества двоюродным дедушкой. Вот только ни его, ни других родственников со стороны матери не было на дне рождения девочки. Искушённые в политических интригах люди (а таких на именинах собралось более чем достаточно) утверждали, что вспыльчивый кесарь всё ещё сердит на своенравную племянницу, весьма романтическим образом устроившую свой брак без благословения или хотя бы ведома как родителей, так и государя. Любимая сестра повелителя Сивф слезами и угрозами наложить на себя руки в случае «если с дочерью что-нибудь случится» заставила кесаря скрипнуть зубами и... если не вовсе отказаться от войны с Кордолисом, то отложить активные действия на неопределённый срок. Особенно поднаторевшие во внешней политике придворные поговаривали даже, что этот странный брак был договорным: уж очень удачно всё сложилось для сивфанской оппозиции, выступавшей против военных действий. А единственным представителем со стороны Сивф как на свадьбе герцога, так и на этом семейном торжестве оказался скромный чиновник. Кажется, из какой-то канцелярии.
- Я слышал, - задумчиво сообщил один из гостей своей спутнице, провожавшей глазами невысокого мужчину в элегантном костюме, - когда-то он был весьма могущественным человеком. Но, вероятно, стал представлять слишком большую опасность при дворе. После чего и подвергся опале.
- Да? - заинтересованно отозвалась дама. - А мне говорили, что он маг. Хотя и не из самых сильных.
- Что ж, если Канцлер приехал, чтобы стать феей-крёстной, он опоздал на целый год, - улыбнулся мужчина. Оба рассмеялись.
- Канцлер, друг мой, кузнец моего счастья!
Сияющий герцог троекратно облобызал остолбеневшего от такого горячего приёма гостя. Справившись с собой, тот осторожно похлопал хозяина замка по плечу затянутой в перчатку рукой. Счастливый отец радостно потащил чиновника за собой.
- Как я рад, что вы приехали! Я знаю, какой вы занятой человек, но мой дядюшка непременно хотел вас видеть, лично познакомиться... Я так благодарен, что вы снизошли к его сединам!
Веласкин оказался высоким сухощавым стариком, ещё вполне крепким, хотя, как это было известно Канцлеру, ему уже хорошо за восемьдесят. Когда герцог упорхнул прочь, они церемонно раскланялись и некоторое время разглядывали друг друга. Наконец пожилой политик прервал молчание.
- Прошу простить мне некоторое смущение, милостивый государь. Я никак не ожидал, что вы так молоды. Позвольте поинтересоваться, сколько вам лет?
- Тридцать два, - ответил Канцлер.
- Подумать только, моложе Канмара...
Мужчина вежливо улыбнулся.
- Канмар завоевал уже половину континента. А я только скромный чиновник Сивфской империи, следящий за тем, чтобы войска не испытывали недостатка в снабжении... ни снаряжением, ни продовольствием, ни информацией.
- Да-да, я знаю о вашей страсти к конспирации, сам не чужд чего-то подобного... Но здесь, - широким жестом Веласкин обвёл регулярный парк, по которому они прогуливались, - мы можем говорить свободно.
Канцлер промолчал. Он знал, что периметр поместья тщательно охранялся гласно и негласно, физическими и магическими средствами. Но на шпиле центральной башни по сивфской моде красовался герб хозяина, выложенный рубинами, так что чиновник при желании мог без особого труда шпионить за обитателями замка.
- Вы знаете, с какой целью, помимо удовольствия личного знакомства, я пригласил вас сюда? - осведомился Веласкин.
- Полагаю, вас беспокоит агрессивная экспансия Канмара. С тех пор, как ему стали отдавать божественные почести, идея мирового господства не даёт ему покоя.
Старик согласно кивнул.
- Провинции Альбастана сдаются одна за другой. Иногда ополчение разбегается от одного вида войск Канмара. После смерти султана илларийским ордам некому противостоять.
- И?
- Вы левша? - неожиданно спросил Веласкин.
Канцлер позволил себе выразить некоторое недоумение.
- Да, а что?
- При ходьбе вы размахиваете только одной рукой. Вы, вероятно, привыкли носить оружие на бедре. И у вас осанка военного. Но вы слишком молоды, чтобы участвовать во второй магической войне.
- Я... окончил военный корпус.
- Да, почти двадцать лет назад, - Веласкин выжидательно смотрел на собеседника, но тот молчал. - Мне известно, что при штабе ныне покойного султана Альбастана был один звездочёт... сивфанец по происхождению. Молва приписывает ему большую роль в победах государя. Например, говорят, что когда войско увидело боевых слонов Канмара, от ужаса всё оно чуть было не бросились врассыпную. Но сивфанец приказал двум боевым магам обстреливать слонов плазменными шарами. Животные, напуганные огнём, взбесились и перестали слушаться погонщиков, передавив едва ли не всех илларийцев.
Бледная улыбка скользнула по губам Канцлера.
- На дистанции поражения слонов не следует ставить в тыл, это известно даже ребёнку.
Тингум, 20 г. э. Леам-беат-Шааса
На степь опускались короткие в этих широтах сумерки. Облачённый в когда-то белые, а теперь песчаного цвета, одеяния, невысокий человек вышел из шатра и глубоко вдохнул посвежевший воздух. Немного постояв, он вытянул наружу маленький походный столик и сгрудил на него ворох документов. Ещё раз глубоко вдохнул. На этот раз - запах старой телячьей кожи, смешанный с ароматом нагретого сандала. Когда пространство над головой станет глубокого цвета индиго и засветятся первые гвоздики небесной тверди, звездочёт примется за работу. Хорошенький мальчик с каштановыми кудрями будет таскать ему диковинные инструменты, внушающие трепет окружающим. А мрачный широкоплечий мужик, так и не научившийся сносно объясняться по-альбастански, будет возвышаться у учёного за спиной неслышной тенью.
Пока же звездочёт встал на колени и погрузился в чтение. Однако долго наслаждаться этим процессом ему не пришлось: стремительным шагом, почти бегом, к стоящему на отшибе шатру приближался султан.
- Да будь ты проклят, чародей, с душой чёрной, как твои письмена! И ты, и род твой, во веки веков! Правы были те, кто предостерегал меня от связи со змеёй, ползающей по камням, осквернённым некромантами!
- Что опять случилось? - спросил звездочёт, не отрывая взгляда от пергамента, в изучение которого был погружён.
- Ты завёл нас в ловушку!
- В ровной, как стол, степи?
- Вот именно! Крыло Крааса всего в дне пути, и они знают, где мы. На пересечённой местности, возможно, удалось бы уйти, но у меня всего двадцать легковооружённых всадников и почти три сотни пехотинцев! Тяжёлая илларийская кавалерия раскатает нас как нож масло.
Звездочёт страдальчески закатил глаза к стремительно синеющему небу.
- У него три сотни бездельников и день форы, а он собирается отступать. Меняй ландшафт, государь. В конце концов, кто из нас полководец?
Неожиданный приказ Канмара во что бы то ни стало перехватить потрёпанное затяжными боями войско султана до соединения с резервом заставил Крааса скрипнуть зубами: чтобы поспеть за оторвавшимися врагами, полководцу пришлось бросить собственные пешие подразделения. Однако при взгляде на альбастанских лучников, сиротливо сбившихся в кучку за жиденькой шеренгой пехотинцев, предводитель илларийцев расхохотался:
- И это все, кто остался защищать султана? Брать живым! Я привезу его Канмару в клетке!
Что смогут противопоставить эти несчастные тяжёлой кавалерии? В лучшем случае лучники успеют сделать пару залпов за то время, что крылу Крааса понадобится для покрытия расстояния полёта стрелы. На ровной открытой местности зайти в тыл пехотинцам и затоптать копытами, изредка отмахиваясь мечом, будет просто детской забавой!
Словно лавина, сходящая со Срединных гор, хлынули в долину всадники Крааса, поблёскивая панцирями и бряцая оружием. И словно лавина, сорвавшаяся в ущелье, атака захлебнулась. Почва под ногами лошадей проваливалась в прикрытые дёрном ямы-ловушки, ломая животным ноги, заставляя всадников кубарем скатываться на землю под град стрел - альбастанцы палили непрерывно, разделившись на две шеренги - пока одна делала залп, вторая готовила следующий. Немногие всадники, кому посчастливилось прорваться через рытвины, со всего разгона нанизывались на копья, которыми ощерилась фаланга. Упёртые в землю древком, они представляли собой весьма грозное оружие, особенно для обладающей такой убийственной инерцией пары лошадь-всадник. Именно напором, сметавшим всё на своём пути, славились илларийские конники. Остановить разогнавшийся клин было почти невозможно. Они и не останавливались - натыкались на массивные острия, как радужные бабочки на булавки любознательного подростка-естествоиспытателя, сопровождавшего звездочёта.
Немногочисленные верховые воины султана десятками резали в панике бегущих илларийцев. Для того, чтобы бить в спину, достаточно даже лёгкой конницы.
Тингум, 20 г. э. Леам-беат-Шааса
Победоносная армия Альбастана медленно и торжественно вступила в новую столицу Тингума, бывшего протектората Илларийской империи. Неторопливо, без лишней суеты кортеж полководца прошёл по главной улице, чтобы остановиться на центральной площади. Султан хотел сделать официальные заявления народу. И их правительнице. Здесь её называли женой, в Альбастане - любовницей Завоевателя. Но теперь завоёванными могли оказаться её подданные.
Царица Сильвелла наблюдала за султаном Альбастана, то бледнея, то заливаясь краской гнева. К счастью, плотный слой косметики скрывал её переживания.
- Поверить не могу, что альбастанец вошёл в Тингум, - прошипела она, почти не разжимая губ. - Где Канмар? Он ведь обещал!
- Крыло Крааса разбито ещё на подступах к провинции, - напомнил её телохранитель и по совместительству советник. - Чтобы перебросить сюда достаточно войск, потребуется не меньше месяца.
- Я знаю, - раздражённо ответила женщина. - А за это время проклятый колдун ещё что-нибудь придумает. Где он, кстати?
- Сивфанец позади султана. Тот, что сложил руки на груди.
- Этот? Да он почти карлик!
- В Сивфах такой рост называют средним, - дипломатично заметил мужчина.
- Волосы какого-то мышиного цвета, - с неудовольствием продолжала Сильвелла. - Глаза и губы будто выцвели, черты лица грубы... Не думаю, что он пользуется популярностью у женщин. Что ж, тем лучше.
- Я слышал, звездочёт вообще не по этой части.
- Да, его маленький доктор... Не он ли сейчас подошёл?
- Он.
Некоторое время царица наблюдала за перешёптывающейся парой.
- Вздор, эти двое не спят вместе.
Телохранитель молча пожал плечами.
Прочитав послание Сильвеллы, сивфанец колебался долго, почти целую секунду. Но, приняв решение, последовал за провожатым и безропотно позволил завязать себе глаза. Правда, по выходе из подземного хода, когда его проводник направился вправо, звездочёт обратился к нему со следующей речью:
- Любезный, если мы свернём налево, поднимемся по лестнице и пересечём галерею, то сэкономим время.
Бесстрастный служитель царицы ничего не ответил, но повязку снял.
Таким образом, когда Сильвелла, облачённая в соблазнительно-полупрозрачные струящиеся одежды, вошла в предназначенную для свидания залу, её гость уже некоторое время сидел на ковре, поджав под себя ноги и грустно созерцал лёгкий ужин из фруктов и сладостей. При виде женщины он встал и элегантно раскланялся. Она в качестве приветствия взмахнула умопомрачительно длинными ресницами и жестом пригласила его садиться. Молодой человек повиновался и, окинув предложенные яства ещё одним длинным взглядом, сказал:
- Не сочтите меня бестактным, моя госпожа, но ваш посланник застал меня в предвкушении ужина. А в последний раз я ел ещё до рассвета. Так что я был бы вам очень признателен, если бы вы приказали принести мяса, или, в крайнем случае, рыбы.
Сильвелла, не ожидавшая заявления в таком роде, дёрнула за витой шнурок, и в комнату вбежала служанка. Обменявшись с ней несколькими фразами, хозяйка спросила:
- Аллигатор или страус?
Мужчина слегка поморщился. Он недолюбливал кухню Тингума.
- И то, и другое.
Какое-то время царица молча наблюдала за гостем. В конце концов, по тому, как человек ест, о нём можно сказать многое. Несмотря на явный аппетит, сивфанец неторопливыми движениями отделял мясо от костей, с непроницаемым лицом отправлял пищу в рот. При этом успевал уделять внимание танцовщицам и метателям кинжалов, услаждавших взор своим виртуозным мастерством.
- У вас великолепный хореограф. Передайте ему, что если он решит перебраться в Сивфы, я гарантирую ему блестящую карьеру, - сообщил звездочёт, покончив с аллигатором и переходя к страусу. - А вот парфюмера... или как его должность называется, гоните в шею. Листья, что курятся сейчас в жаровне, использовать в качестве афродизиака довольно глупо, это сильный галлюциноген, к тому же токсичный. В сочетании с корой йохимбе, которой я также не советовал бы вам увлекаться, наутро вы получите неприятные последствия в виде тошноты и расстройства желудка.
Царица поспешила собственноручно залить жаровню. Она успела уже несколько раз пожалеть о своём распоряжении. В то время как гость казался всецело поглощённым утолением голода, женщина сама уже вполне ощутила на себе действие пресловутых листьев, так что давешний коротышка предстал в новом свете. Она разглядела прекрасную форму рук, гордую посадку головы, резкие черты лица казались уже не грубыми, но мужественными. Однако самым покоряющим оказался голос, мягкий тембр которого окутывал словно пеной, почти ощутимо лаская кожу.
- А ты... не боишься... последствий?.. - понижая голос почти до шёпота осведомилась Сильвелла, приблизилась к мужчине и опустилась рядом с ним на ковёр. Её глаза горели лихорадочным огнём.
- Я мало чувствителен к подобным вещам, - ответил звездочёт, меланхолично отправляя в рот последний кусок птицы.
Наконец он достал платок, аккуратно и неторопливо вытер пальцы, промокнул губы и со смиренным видом произнёс:
- Моя госпожа, вы, как я вижу, настроены на длительную беседу. Но у меня был тяжёлый день, и я уже хотел бы отдохнуть. Так не перейти ли нам к делу?