Эмили КибелСеренада
Моим сестрам, моим сиренам, моему вдохновению
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Лорелей вышла на сцену и прищурилась из-за света слепящих прожекторов. После пары секунд ее глаза привыкли, и она смутно различила лица четырех силуэтов, сидящих за столом в конце концертного зала. Проще не становилось. Хмурые лица, поджатые губы, они постоянно делали записи, и ей хотелось кричать: «Вы не можете отвлечься хоть на миг и хотя бы сделать вид, что вы цените то, что я пытаюсь здесь делать?». Каждый раз одно и то же. Ее каблуки стучали по деревянному полу, листы нот в ее ладони стали влажными. Лорелей сглотнула ком в горле, отдала страницы аккомпаниатору.
«Ты сто раз так делала. Не переживай», она поправила юбку, и это было последней попыткой задержать неминуемое.
Лорелей Кларк, сопрано. Я спою «Gretchen am Spinnrade» Шуберта.
Громкий щелчок, и прожектор потускнел. Пианино заиграло безумную повторяющуюся мелодию, от которой представлялось гипнотизирующее колесо прялки, в честь которой и была названа песня. Ее увлекла песня, с губ полились слова на немецком:
Мой утерян покой, и его уж мне не обрести,
Без него света нет, только горечь могу ощутить,
Разум сводит с ума, разрывает на части его.
Мой утерян покой, и его уж мне не обрести.
Ее тон был ясным, переливался, слова звучали четко. Техника была простой частью. Другим делом была связь с текстом. Хуже всего было изображать влюбленность, а еще сложнеепытаться передать любовь и отчаяние. Она кривила лицо, играя тоску, страдания. Казалось, что ее пытали. Она старалась, но не могла отточить это. Наконец, музыка остановилась, и Лорелей глубоко вдохнула и расправила плечи.
Вторая часть«Деревья на горе» из «Сусанны» Карлайла Флойда, на миг повисла тишина, и Лорелей закрыла глаза на миг, и аккомпаниатор заиграл:
Деревья на горе холодные, нагие,
Лето ушло и бросило их такими,
Как жестокий любовник, такой, как и мой,
Заставил влюбиться и после ушел.
Она выдыхала арию, ее тело было сосудом музыки. Она с отточенной грацией перешла к последней ноте, мягко спела ее, и ее голос замерцал легким вибрато:
Вернись вернись вернись
Ее голос утих, в зале осталось эхо. Единственная женщина за столом жюри кивала и делала записи на листке бумаги. Профессор по вокалу не выглядел потрясенно. Он поправил очки на носу, посмотрел на нее и сказал:
Благодарю, даже Мария Каллас, одно из лучших сопрано всего времени, не смогла бы добиться от него ответа бодрее.
Лорелей забрала у пианиста свои ноты, напряженно улыбнулась и ушла за занавес. Она чуть не столкнулась с тенором, расхаживающим по коридору, репетируя «Песнь генерал-майора». Худая девочка из ее класса по музыкальной истории делала странные упражнения на дыхание у фонтана. Лорелей прислонилась к стене, чтобы успокоить нервы.
Ты выжила, соседка Лорелей по комнате, Брианна Мэттьюз, сидела у дверей закулисья с книгой, открытой на коленях. Темные глаза выглядывали из-под черной челки.
Наверное, сказала Лорелей. Профессор Нильсен не был впечатлен.
Он странный. Как по мне, ты звучала прекрасно. Шубертэто нечто.
Спасибо, Лорелей сделала глоток воды. Дальше ты?
Я после Джослин, ответила Брианна. Лорелей взглянула на девушку, которая искажала лицо в серии упражнений и издавала высокие звуки носом. Некоторые тщательно готовились ко всему. Эй, ты будешь с нами вечером? Мы хотели выбраться на пиццу.
Я бы с радостью, но папа должен скоро прибыть, и мне нужно показать ему город. Его самолет должен был сесть в четыре, он будет тут примерно через час.
Вот как бросаешь друзей ради папы, сказала Брианна. Лорелей закатила глаза. Ты же знаешь, что я шучу. Повеселитесь. А мы придумаем девичник, когда ты вернешься.
Звучит неплохо. Увидимся на следующей неделе.
Лорелей вышла на улицу, ветер подхватил ее волосы, бросил ей в лицо.
«Дурацкий ветер», подумала она, сняла резинку с запястья и собрала волосы в неряшливый хвост. Деревья покрывали двор калейдоскопом красного и оранжевого цвета. Осенние краски вызывали воспоминания о времени, когда отец брал ее с мамой в горы посмотреть, как осины меняют цвет. Она в таких поездках спала на заднем сидении машины, но потом папа тащил ее в горы для их ежегодного ритуала похода, несмотря на ее возражения.
Она поднялась по холму, ведущему к крыльцу ее общежития. Камни придавали зданию старший вид, ведь всему студенческому городку пытались придать древний вид, но тут не хватало следов времени, увитого плющом кирпича, как всегда было на зданиях многих колледжей Восточного побережья. Она открыла ключом свою спальню. Внутри были разбросаны мятые вещи на двух кроватях, пол усеивал мелкий мусор. Она взяла мусорный мешок из выдвижного ящика стола и спешно запихала в него вещи и книги, что были разбросаны, сунула мешок в шкаф и закрыла его. Недоеденный бутерброд и несколько пустых банок от содовой она бросила в урну. Если она хотя бы скроет бардак, может, удастся убедить отца, что они с Брианной не живут в хаосе. Теперь было видно пол, и Лорелей переоделась в удобные джинсы, зеленую футболку со слоном, которую ей дала кузина перед тем, как она уехала из дому, и поношенные кроссовки. Она взяла чемодан с антресоли над шкафом и собрала вещи для недели.
Лорелей застегивала чемодан, когда послышался стук в дверь.
Открыто! крикнула она. Дверь открылась, и ее поприветствовало широкое лицо ее отца, он тепло улыбался.
Эй, пап! Лорелей подбежала и обняла его.
Привет, милая, он поцеловал ее в макушку. Я скучал, кроха, он сжал ее и отпустил, прошел в комнату. Как тут?
Неплохо. Я как раз собиралась.
Так это здесь ты живешь?
Ага, сказала Лорелей. Как тебе? она схватила косметичку со столика и бросила в рюкзак.
Хм Не так и плохо, ответил он. Лорелей была уверена, что он заметил гору грязной одежды, которая виднелась из-под кровати. Он обошел комнату и выглянул в окно. Хороший вид, за общежитиями был ручеек, который впадал в одно из множества озер в городке Калаис. Колледж построил металлический выгнутый мост над ним, чтобы ученики могли переходить ручей и попадать в город. Готова ехать?
Думаю, да, Лорелей еще раз оглядела комнату, проверяя, что ничего не забыла.
Это все? он указал на ее чемодан. Она кивнула и закинула рюкзак на плечо. Отец прошел за ней по коридору и из здания, арендованная машина стояла перед общежитием, ее фары мигали. Он бросил чемодан в багажник и поправил пояс брюк. Ты знала, что во время полета уже не кормят настоящей едой? Только дают зерновые батончики. Какой от этого толк? он повернул ключ в зажигании. В этом городе есть нормальные рестораны?
Уверена, мы что-нибудь найдем. Ты, наверное, умираешь от голода, она увидела под ногами упаковки от сладких батончиков и тушенки и улыбнулась.
Неплохой кампус, сказал он, они отъезжали от общежития. Город выглядит безопасно.
Городская площадь была в паре кварталов от консерватории. Она указывала на важные места, пока они ехали. Лорелей тут нравилось. Ей нравилось, что все в городе знали друг друга. Ей нравились маяки и то, что было видно Канаду с берега реки Сен-Круа. Но больше всего ей нравилось смотреть на прилив ранним утром.
По выходным Лорелей и ее друзья брали еду и отправлялись на остров Дочет. Она всегда брала с собой пару учебников и тетрадей, думая, что вдохновится на учебу, но сидела на берегу часами, очарованная движением холодной воды у ее ног. Дома в Колорадо были резервуары и озера, но вода там была не такой, как в Калаисе.
вода тут была живой, двигалась и очаровывала Лорелей.
Они приехали в ресторан на краю города под названием «Морской уголок Гарри и Бена». В Мейне было много лобстеров, и они были удивительно дешевыми. Заведение обрамляли деревянные кабинки, стены в которых покрывали морские карты и фигуры кораблей. Лорелей и ее отец сели у окна, заказали лобстеров.
Мы с твоей мамой думаем отправиться весной в круиз по Аляске, отметил он.
Да? Мама хочет отправиться в круиз? спросила я.
Я хочу. Я все еще пытаюсь ее уговорить, на нем был нагрудник из пластика, что был ему мал.
Да? Удачи, Лорелей звучала не радостно. Она стиснула зубы. И как мама?
Ты же знаешь, что она занята. Она начала новый проект на работе, а еще рисует на стенах в гостиной, подошел официант, опустил две тарелки с красными лобстерами на стол. Отец Лорелей склонился над тарелкой, вдохнул аромат, отломил клешню и вытащил нежную мякоть.
Лорелей скрестила руки на груди и смотрела в окно. Ее мама всегда была занята. Вроде, она всегда звала себя многозадачной?
Что такое? спросил он.
Ничего, она взяла вилку и нервно постучала ею по столу.
Милая, он убрал кусочек кукурузы из зубов, не переживай из-за этого. Что было, то прошло, да? Мы ведь знаем, что она не переменится одним утром, и это нормально. Она любит тебя, и вам стоит разобраться с этим
Она не отвечает на мои звонки, помнишь? Я ничего плохого не сделала, но она не будет говорить со мной, пока я не извинюсь? Почему нужно так все усложнять? Она должна радоваться за меня, а не пытаться вызвать у меня чувство вины! Она такая странная.
Я не хочу слушать, как ты так говоришь о матери. Она думает, что знает, как для тебя лучше, и никто не сможет ее переубедить, но она любит тебя, Лори.
Все равно, она взялась за бульон, но аппетит пропал. Ее подруги сейчас развлекались. Она лучше была бы с ними, чем обсуждала причины, по которым избегала маму.
Отец вытер пальцы от масла салфеткой и опустил на стол дорожный атлас. Он открыл страницу с картой Мейна.
Итак, мы здесь, он указал на вершину карты, где Мейн пересекался с Канадой на берегу, и поедем завтра сюда по трассе 95 в Потрлэнд, проведем день там.
Хорошо, у Лорелей не было настроения на болтовню, она с болью вспоминала ссору с мамой в августе. Она не хотела, чтобы это портило ее время с папой, но тема была затронута, и она могла думать лишь об этом.
Оттуда сможем попасть в Бостон за пару часов, он обводил пальцами маршрут. Я побывал в Бостоне в твоем возрасте. Аккуратный город. Много истории. О, и Плимут ее отец притих, отвлекся на карту.
Они сидели там какое-то время, ее отец продумывал маршрут и ел, а Лорелей смотрела в окно. Она отошла в дамскую комнату. Когда она вернулась за стол, их тарелки уже убрали. Отец ждал ее рядом с кабинкой, держал ее еду в белой картонной коробочке.
Готова, кроха? спросил он.
Ага, ответила она. Идем.
Они вышли из ресторана, он обвил рукой ее плечи, поцеловал в макушку. Они хрустели, шагая по мелким ракушкам, покрывающим парковку. Солнце уже село, и Лорелей дрожала от холодного и влажного воздуха. Она подняла голову и увидела падающую звезду, пересекающую небо. Они шли к машине, и ее отец вдруг остановился и указал на улицу.
Смотри, он кивнул на неоновые огни магазина мороженого. Рядом с вывеской была нарисована корова на задних ногах, она была в фартуке и держала рожок мороженого. Это было вызывающе, но у них делали невероятное мятно-шоколадное мороженое.
Ты хочешь мороженое? спросила Лорелей. Сейчас? Как можно оставаться голодным?
Ты говоришь, как твоя мать, дети бегали по крыльцу магазина мороженого, ели свои рожки и смеялись. Я могу следовать ее диете, пока я дома, но в отпуске я хочу мороженое. Ты не против?
Ладно, но можешь отпереть машину, чтобы я взяла кофту?
Он выудил ключи и открыл багажник пультом. Лорелей расстегнула чемодан и вытащила оранжевую толстовку, которую, к сожалению, уложила под всеми вещами. Отец ждал у дороги, пока она надевала толстовку через голову. Он позвал ее, просил поспешить. Лорелей еще запихивала вещи в чемодан, когда скрежет шин заглушил детские голоса. Она подняла голову и увидела машину, несущуюся по дороге на повороте. Двигатель ревел, водитель выкрутил руль вправо, но машина все равно неслась к ее папе, стоящему на дороге. Машина зашумела гравием, подняла облако пыли в ночном небе и задела его боком. Он пролетел по воздуху, упал на улице, громко ударился головой о землю. Водитель дал задний ход, развернулся и помчался по дороге, откуда приехал, пропал из виду за углом. Ее отец не двигался на земле. Лорелей закричала и выбежала на дорогу. Она опустилась на колени рядом с его телом и склонилась над ним. Она опустила руку и ощутила что-то влажное и теплое на асфальте. Все застыло и притихло. Крики детей прекратились. Лорелей сосредоточилась и взяла его за руку.
Из его горла вырвался слабый звук. Он посмотрел на ее лицо, охнул. Она подняла его голову к своей груди и прошептала:
Все хорошо, все будет хорошо, слезы лились по ее щекам, он пытался дышать. Она смотрела на его лицо. Его тело дрожало, он произнес губами:
Я люблю тебя.
Лорелей качала головой. Это не мог быть конец. Не здесь. Не сейчас. Ему помогут. Он будет в порядке.
Холодный порыв ветра пронесся среди деревьев. Он свистел все громче, стал скорбным гулом. Звук наполнил уши Лорелей и пробежал по ее спине, заставил стиснуть зубы. Он звал ее, этот гул пустой ночи, лишенной света. Она подавила всхлипы, вытерла его лоб, кровь с ее ладоней испачкала его кожу.
Я люблю тебя, пап, загорелись фонари, и стало видно туман вокруг них. Ветер выл одинокую песнь, и голос Лорелей присоединился к нему. Она пела. Слов не было, только рыдания ее сердца изливались в звуке. Песня заполнила тихую улицу, сплелась с ветром. Ее отец прищурился, словно пытался увидеть что-то вдали. Он радостно улыбнулся и закрыл глаза.
Лорелей перестала петь, огляделась. Их окружала толпа людей. Мужчины, женщины и дети, что были в магазине мороженого или возле ресторана, теперь стояли вокруг Лорелей и ее отца. Почему никто не помогал?
Сделайте что-нибудь! закричала она. Никто не двигался. Помогите!
Толпа застыла. Они пустыми глазами смотрели на Лорелей, не думая о приличиях. Никто не замечал мужчину на земле рядом с ней. Она вскочила на ноги, подбежала к ближайшему мужчине и встряхнула его.
Вызовите скорую! Прошу! он моргнул пару раз, словно проснулся, но смотрел на нее, не двигаясь. Она схватила телефон, что висел на его кармане. Другие повернулись в ее сторону, глядели только на Лорелей, пока она звонила. Люди стояли там, и никто не предложил помочь. Она подбежала к отцу, обняла его и сдалась истерике. Толпа двигалась вокруг них, их присутствие удушало Лорелей. Она прижимала папу к груди, пока тишину не разбили сирены.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Дальше события были в тумане. Лорелей смутно помнила, как машина врезалась в ее отца, как его тело отлетело на землю. Она помнила панику, желудок сдавило так сильно, что она едва могла вдохнуть, ее отец был в крови на дороге. Врачи прибыли вскоре после ее звонка. Они отодвинули ее в сторону, и она дрожала, глядя, как они работают над ним, страх хлынул на нее потоком. Полицейский увел Лорелей в машину, и они поехали за скорой в больницу, и они не говорили по пути.
В больнице Лорелей сразу позвонила Брианне. У нее не хватило смелости позвонить маме. Как, если она не могла описать словами произошедшее? Если она произнесет это вслух, то случившееся станет реальностью, а она не была готова признать это.
Ее друзья прибыли в больницу и поспешили к ней. Челси и Брианна обняли ее, грели в холодном зале ожидания. Челси взяла телефон Лорелей и отошла позвонить миссис Кларк. Она вернулась через пару минут и протянула Лорелей телефон, а та смогла сказать лишь:
Алло.
Ты в порядке? безумно спросила мама. Папа в порядке?
Не знаю, ответила Лорелей. Ее мысли до этого путались, а теперь зашли в тупик. Ей было сложно говорить.
О чем ты? Что происходит? Что они делают? мама беспомощно искала ответы, застряла в другом штате, пока ее муж боролся за жизнь.
Мне ничего не сказали, слезы добрались до уголков рта Лорелей, и она вытерла их рукой с лица. Но это было ужасно, то есть, выглядело очень плохо. Всюду была кровь и он не знаю, мама. Я не знаю, что делать. Мне так страшно.
Пропали жестокие слова и их проблемы последних нескольких месяцев. Она хотела, чтобы мама была тут, обняла ее и сказала, что все будет хорошо. Ее мама могла все удержать целым, но Лорелей разваливалась на части. Она тонула, ее уносили волны реки, которую она любила. Она почти ощущала холодные пальцы Сен-Круа, медленно тянущие ее под темную поверхность, пока ее уносило течением.