Четверо оставшихся невредимыми убийц больше не нападали, просто молча стояли, по-прежнему перекрывая дорогу.
Просто отдыхают перед новым нападением, решил Набонасар и, чтобы не дать им возможности передохнуть, решил было уже сам перейти в атаку. Однако в это время с другой стороны улицы в проход вбежали еще около десятка человек, одетых примерно так же, как и нападавшие.
Бежать Набонасару было некуда. И нападавших было слишком много на него одного, причем они зажали его с двух сторон. Он прижался к стене, защищая спину, понимая, что пришли его последние мгновения жизни. Долго продержаться он не мог, и помощи ждать было неоткуда.
Нападающие не торопились. Они снова полукольцом охватили начальника охраны каравана, переговариваясь между собой на непонятном для него языке. Затем подняли мечи
И тут из-за дальнего угла послышался пронзительный свист и замелькал свет факела. Убийцы взглянули туда, переключая внимание в эту сторону. А десяток человек, выбежав из темноты из-за ближнего угла, стремительно атаковали нападавших, когда их внимание было отвлечено. Ближайшие трое из убийц были с ходу зарублены. Остальные вынуждены были обороняться, уже не имея численного преимущества, четкого командования и не понимая, откуда на них свалилась эта напасть. Еще двое из них рухнули на землю. И тогда убийцы повернулись и побежали прочь, спасая свои жизни. А спасители Набонасара, отвесив ему поклон, тут же молча исчезли, словно их и не было. Однако у кого на плече, у кого на поясеу каждого из них была вышивка, повторяющая цвета флажка, развевающего над шатром Салманасара.
Поспешил покинуть место боя и Набонасар, чтобы не встречаться с городскими стражниками и не иметь дополнительных хлопот в преддверие ухода каравана.
Что случилось? встревоженно спросил Хутрап, когда он наконец появился на пороге его комнаты., откуда на тебе эти раны?
Пустяки, отмахнулся Набонасар, просто пара мелких царапин, не более.
Он вкратце рассказал послу о том, как проходил торг, о приобретении им за небольшую плату необходимых для перевозки кож верблюдов, умолчав, конечно, об истинной цели своего похода на рынок и о встрече и разговоре в шатре продавца верблюдов.
А на обратной дороге на меня напали неизвестные. Мне удалось отбиться, убив нескольких из них, Набонасар не стал вдаваться в подробности, возможно, просто хотели ограбить.
Может быть, согласился посол, но, вернее всего, все эти нападениязвенья одной цепи. Я просто уверен в этом! Во всяком случае, бдительность ослаблять нельзя.
Нельзя допустить также, чтобы к каравану подсоединились посторонние, добавил слушавший их разговор скандинав, и надо будет в дороге несколько раз резко изменить направление движения, чтобы скрыть следы каравана. Чем более скрытно мы будем двигаться, тем большая вероятность того, что наш след потеряют. Это поднимет наши шансы на успех.
В караване не будет ни одного постороннего человека, лишь те, кто вышел с нами из Вавилона. А они все достаточно проверенные люди, заметил Набонасар.
Я сегодня разговаривал с правителем города о судьбе бедной девочки, сказал Хутрап, он обещал, что отправит ее на воспитание в храм богини Иштар. Сейчас ее приведут сюда, и надо будет сообщить ей об этом.
Вскоре в помещение несмело зашла Энинрис и остановилась у порога, теребя руками подол платья и исподлобья поглядывая на находящихся в комнате людей.
Заходи, не стесняйся, подбодрил ее Хутрап.
Она зашла и остановилась посередине комнаты. Только теперь Набонасару впервые удалось в деталях рассмотреть ее внешность. Сказать, что она красавицабыло не сказать ничего. У нее оказалась настолько выразительная изумительная внешность, что у видавшего виды тысячника сладко заныло сердце. Миндалевидные слегка подрисованные черные глаза, тонкий нос, чувственный ротвсе дышало свежестью и юностью. Взглянув на Хутрапа, Набонасар понял, что и на того девушка произвела сильное впечатление. Они видели ее уже на протяжении нескольких дней, но не рассмотрели ее за это время. И немудренотолько теперь, попав в спокойную обстановку, она впервые немного приоделась, умылась и расчесалась. А если ее одеть в красивые одежды, украсить ожерельями и отдать в руки искусных делателей причесокона затмила бы собой всех красавиц, которых дотоле знал Набонасар. Это он понял сразу и даже потряс головой, чтобы прийти в себя.
Ты прелестна, дитя мое, сказал, наконец, Хутрап.
Однако, никогда не видел более прекрасного создания! тихо пробормотал Набонасар, и сколько мужчин, готовых вцепиться в глотку друг другу, будут скоро добиваться ее руки! Опасная красота!
Божественная красота! не согласился с ним скандинав.
От этих слов Энинрис зарделась, потупила глаза и от этого стала еще краше.
Вы так добры ко мне, своим певучим голосом сказала она, теперь, когда у меня никого на свете не осталось, вы заменили мне их
Хутрап тяжело вздохнул.
Я уже говорил тебе, что мы направляемся с посольской миссией очень далеко, в далекий эламский город Аншан. Слыхала когда-нибудь о таком?
Она отрицательно покачала головой.
Путь будет далеким и очень трудным, поэтому в караване нет ни одной женщины. Я разговаривал о тебе сегодня с правителем города. Он позаботится о тебе. Завтра, после нашего отъезда, он отправит тебя в храм Ишхары, богини любви и созидания. Там воспитываются только девочки из обеспеченных семей. Тебя научат искусству любви. Ты умеешь писать и читать?
Энинрис отрицательно покачала головой.
Вот видишь. Тебя ждет совсем другая жизнь. Перед тобой откроется весь мир. Ты сумеешь выйти замуж за одного из богатейших и влиятельнейших людей государства, или станешь жрицей Ишхары, что не менее почетно
Я не хочу замуж, в ее словах звучали слезы, и глаза тоже начали наполняться ими, возьмите меня с собой
Это невозможно, дитя мое, снова повторил Хутрап, успокойся, все будет хорошо! А теперь иди, завтра на все глянешь по-другому!
Энинрис, всхлипывая, ушла в отведенную ей комнату.
Однако, какая красавица! Ты сделал для нее все, что мог в данной ситуации, заметил Набонасар.
По крайне мере, совесть моя чиста, со вздохом сказал Хутрап, однако, ты прав. Она редкостная красавица. Жрецы со временем, обучив ее, дорого возьмут за ее красоту и мастерство в искусстве любви. Скоро толпы женихов будут осаждать храм. Уж тут-то жрецы не продешевят!
17. Ревность
Утром следующего дня после очередного торжественного молебна в храме Энлиля, главного божества Ниппура, верблюдов снова навьючили поклажей и караван, ведомый проводником, охотником, знающим степь вдоль и поперек, присланным правителем города по просьбе Хутрапа, выступил в дорогу. Караван был по-прежнему большим, хотя и потерял уже десятую часть людей и животныхв водовороте, вызванном аморейским колдуном, бесследно сгинули три корабля с грузом, а также люди и животные, находившиеся на них. Среди них были и три верблюда, нагруженные дарами будущему царю Элама. Теперь верблюдов с дарами осталось семнадцать. Утонули и четыре из десяти арабских скакуновконюхи не сумели удержать их, когда они, объятые ужасом, прыгнули с плота в воду и также были поглощены гигантской воронкой.
Перед выходом Хутрап поручил одной из прислужниц отвести Энинрис к правителю города. Служанка взяла девушку за руку и повела за собой. Та молча ушла за ней, глотая слезы.
Караван медленно двигался по равнине, по которой здесь и там были разбросаны невысокие холмы со сглаженными вершинами. Верблюды походили на корабли, медленно плывущие по красивому бледно-красному морю. Такое впечатление складывалось вследствие того, что стояла весна, и вся степь была покрыта цветами, мелкими дикими тюльпанами бледно-красного цвета, и напоминала собой живой колышущийся на ветру ковер.
Складывалось впечатление, что караван все время идет немного на подъем. В общем, так оно и было. До реки Тигр этот подъем должен был быть очень незначительным. А вот после переправы, вплоть до предгорий, этот подъем должен был существенно возрасти и накладывать отпечаток на движение каравана. Пока же общий подъем местности практически не мешал ни людям, ни животным.
Весна уже понемногу переходила в лето. К середине дня, когда сделали первый привал, солнце палило уже немилосердно. Еще дней десять такой жарыи растительность на холмах сначала завянет, затем пожухнет, а затем исчезнет вообще.
Как всегда на коротких остановках, цепочки верблюдов развязывать не стали. Корм, взятый с собой, также животным пока не давалипод ногами его пока еще было достаточно. Дальше должны были начаться песчаные и каменистые пустыни. Все имеющиеся запасы корма берегли для перехода через них.
Набонасар, пряча в бороде улыбку, подошел к Хутрапу.
Пойдем, что-то покажу, сказал он.
Что-то ты сегодня такой улыбчивый, на себя не похожий? спросил посол, и что ты мне покажешь?
Сейчас увидишь.
Набонасар повел Хутрапа, за которым, как тени, следовали неразлучные Шамши и Бурна, к одной из цепочек верблюдов, меланхолично пережевывающих свою жвачку. Эти верблюды везли провизию в привязанных по бокам больших плетеных корзинах, закрытых плетеными же крышками. Набонасар направился к одному из верблюдов и пальцами постучал по корзине. К удивлению Хутрапа, крышка немного приподнялась и сквозь щель из-под нее на него взглянули темные глаза. Набонасар улыбнулся и отошел в сторону.
А ну-ка, вылезай! скомандовал Хутрап.
Крышка откинулась на ременной петле и в корзине поднялась смущенная девушка.
Энинрис! Как ты сюда попала?
Все равно я там не осталась бы! запальчиво начала она.
Набонасар! Всыпь ей двадцать плетей за непослушание! разъярился Хутрап.
Начальник охраны каравана, притворно грозно хмуря брови, подошел к верблюду. Девушка тут же проворно скользнула вниз и захлопнула крышку. Хутрап и Набонасар рассмеялись.
Ну что с ней сделаешь? отсмеявшись, сказал посол, да ладно, вылезай уже.
Крышка корзины приподнялась.
Вылезай, вылезай! подтвердил Хутрап, надо бы тебя, конечно же, выдрать, как следует, и отправить назад. Однако не с кем и не как. Ладно, решено, решительно кивнул он головой, будешь подавать мне еду, разжигать костер. В общем, у меня в шатре будешь за хозяйку. Договорились?
Энинрис радостно засмеялась и буквально выпорхнула из корзины.
А конь мне будет? спросила она.
Верблюд будет. И розги впридачу! снова засмеялся Хутрап.
Тут к послу и Набонасару обратился кто-то из каравана с вопросом. Они отвлеклись, а Энинрис, весело улыбаясь, змейкой проскользнула между Шамши и Бурной, обдав их чарующим взглядом, от которого кровь начинает бурлить в жилах.
С самых юных лет Шамши и Бурна воспитывались в школе жрецов, где из них готовили телохранителей для высшего жреческого сословия. В их жизни были только занятия. Занятия по владению оружием занимали практически все время. Как жрецов, их обучили еще и знанию письменности. К данному моменту они только подходили к двум десяткам зим, однако были уже опытными телохранителями. Они издали чуяли тех, кто может нести опасностьчеловека выдавали или брошенный искоса взгляд, или слишком резкие движения, или нервное поведение. А в искусстве бросать кинжалы в цель или орудовать двумя мечами сразу они и в школе были на первых ролях. Тренировки отнимали у них практически все время, не оставляя ни мгновения свободного времени. И не мудрено, что обворожительная девушка, проскользнувшая мимо них с грацией гепарда, задевшая одного из них своей одеждой, а второго обдавшая ароматным дыханием, вызвала внутри них, никогда не знавших женской ласки и не подозревавших, что это такое, бурю эмоций. Как от одной искры огонь, взбираясь вверх и вширь по сухим листьям, быстро зажигает большой костер, так и кокетливый взгляд, брошенный юной красавицей, разжег неугасимый огонь в каждом из молодых людей. Внешне они оставались такими же спокойными, готовыми к действию, но в душе каждого из них запылал пожар.
Энинрис тут же начала хлопотать по хозяйству, время от времени прося подсобить ей кого-то из молодых жрецов. То перевязать веревку на верблюде, то перевесить какой-либо груз. И когда ее горячие пальчики мельком соприкасались с пальцами помощника, или ее горячая упругая грудь соприкасалась с его плечом, молодых людей начинала непроизвольно бить нервная дрожь, с которой они еле справлялись усилием воли. А вскоре эта троица, отпущенная послом, на конях отправилась в голову каравана. Энинрис, как оказалось, значительно лучше молодых жрецов сидела в седле. И не мудренос детства она на лошади объезжала отары овец. У них же в отношениях с лошадьми были явные пробелы. Она, посмеиваясь, то скрывалась от них далеко впереди, то появлялась откуда-то сбоку из-за ближайшего холма Уже к вечеру этого дня оба молодых человека помимо своей воли, сами того не понимая, были насмерть влюблены в красавицу, не обращавшую, впрочем, на них особого внимания. Но что делать им со своей любовьюв школе жрецов, где все было аскетически строго, об этом не говорили. Как не говорили и о том, что делать, если они оба одновременно полюбят одну девушку, как случилось с ними. А каждый из них видел соперника в другом. И прежде закадычные друзья и партнеры потихоньку начали ненавидеть друг друга.
Влюбленность молодых жрецов в те времена не была чем-то предосудительным. Наоборот, это приветствовалось. Жрецы высокого сословия имели и жен, и наложниц.
Ревность. Разве есть что-нибудь страшнее этой напасти? Она исподволь овладевает человеком, сначала проникая в сердце и далее распространяясь по всему телу по жилам вместе с током крови. Затем попадает в мозг и отравляет его. И человек теряет рассудок. Нет, он живет, поначалу ест, спит, работает, но перед глазами его непрерывно стоит образ его любимой в объятиях другого. И вот его жизнь отравлена, еда не еда, не идет сон, валится из рук работа. В конце концов он начинает выискивать способы устранения соперника, не гнушаясь ни подкупом, ни обманом, ни даже убийством.
Шамши и Бурна, вынужденные все время быть рядом, отчаянно ревновали девушку. Уже к вечеру они вообще перестали разговаривать друг с другом, внимание их рассеялось, свои обязанности они стали выполнять не так четко, как это было раньше. Это не укрылось от глаз скандинава. Своими сомнениями он поделился с Хутрапом, также заметившим перемены в поведении молодых людей.
Небось, влюбились оба в Энинрис, сказал он, как бы из этого не было беды.
Ничего, усмехнулся посол, в молодые годы лишние переживания вреда не принесут. Перебесятся и остынут. От этого только ума прибавится.
А так как внешне ни Шамши, ни Бурна никак не проявляли своих переживаний, об этом разговоре все вскоре забыли. Другие события вышли на первый план.
Следующую короткую остановку сделали, когда город окончательно растаял вдали. Шатров не ставили. Энинрис, однако, тут же снова начала хлопотать, развела костер и поставила на него котел с водой. Когда вода закипела, она бросила в воду небольшое количество травы, которую время от времени собирала по дороге. Выдержав ее короткое время, она разлила настой в невысокие кружки без ручек и подала сидящим вокруг костра мужчинам. В это время ими обсуждалось предложение Набонасара об изменении направления движения каравана.
От Ниппура мы шли строго на восход солнца, говорил Набонасар, и из города наши недруги могли проследить направление нашего движения. Отсюда я предлагаю изменить направление нашего движенияуйти немного вверх от линии нашего пути. Для нас это будет лишь незначительным удлинением пути, для возможных преследователейэто потеря нашего следа.
Как же, потеряешь наш след! усмехнулся Хутрап, вон он как виден!
И действительно, сотни верблюжьих ног прошли по степи, и их следы четко указывали, что здесь прошел внушительный караван.
А что, это не лишено смысла, одобрил скандинав, что же касается следов каравана, то уже через день примятая трава поднимется и полностью скроет их. По крайней мере, это затруднит поиски для тех, кто будет этим заниматься.
Ну что ж, так тому и быть, решил посол, идем немного вверх.
От настоя, поданного Энинрис, шел густой приятный аромат, и он пился очень легко, придавая воздушность телу. Казалось, что движения стали легкими и свободными, обострился ум.
Что ты добавила в чай? поинтересовался посол, когда девушка весело пробегала мимо него, уже уложив опустевший котел на место в корзине на боку верблюда.