В чем дело? вскрикнул Кайлей. Что случилось?
В пещере стояла тьма, хоть снаружи и светило солнце. Крысы отсыпались за ночь, проведенную в седлах во время бегства от погони. Гиселер сунул лучину в уголья, распалил, поднял, подошел к тому месту, где, как обычно вдали от остальных, спали Цири и Мистле. Цири сидела, опустив голову, Мистле обнимала ее.
Гиселер поднял лучину выше. Подошли остальные. Мистле накрыла шкурой голые плечи Цири.
Послушай, Мистле, серьезно сказал главарь Крыс. Я никогда не вмешивался в то, что вы делаете на одной постели. Никогда не сделал вам неприятного или насмешливого замечания. Это ваши заботы. Всегда старался отводить глаза и ничего не замечать. Это, повторяю, ваши заботы и ваши склонности, другим нет до того дела. Пока все происходило незаметно и тихо. Но теперь вы малость переборщили.
Не будь идиотом, взорвалась Мистле. Ты что думаешь, это Девочка кричала во сне! Это был кошмар!
Верно, Фалька?
Цири кивнула.
Такой страшный был сон? Что тебе снилось?
Оставь ее в покое!
Заткнись, Мистле. Ну, Фалька?
Человека, которого я когда-то знала, с трудом проговорила Цири, затоптали кони. Копыта Я чувствовала, как меня давят Чувствовала его боль Голова и колено У меня все еще болит Простите. Я разбудила вас.
Нечего извиняться. Гиселер взглянул на сжатые губы Мистле. Просить прощения должны мы. А сон? Ну что ж, присниться может каждому. Каждому.
Цири прикрыла глаза. Она не была уверена, что Гиселер прав.
В себя его привел пинок.
Он лежал, уперев голову в колесо перевернутой телеги, рядом с ним корчился Лютик. Пнул его кнехт в стеганом кафтане и круглом шлеме. Тут же стоял второй. Оба держали в поводу лошадей, у седел которых висели арбалеты и щиты.
Мельники, что ль?
Второй кнехт пожал плечами. Геральт увидел, что Лютик не отрывает глаз от щитов. Сам он тоже давно заметил на щитах лилии. Герб королевства Темерия. Такие же знаки носили и другие конные стрельцы, которых было полным-полно кругом. Большинство занимались поимкой коней и обиранием трупов. В основном одетых в черные нильфгаардские плащи.
Лагерь по-прежнему представлял собою дымящиеся развалины после штурма, но уже появлялись уцелевшие и бывшие поблизости кметы. Конные стрельцы с темерскими лилиями сгоняли их в кучу, покрикивали.
Мильвы, Золтана, Персиваля и Региса нигде не было видно.
Рядом сидел герой недавнего «процесса ведьм», черный котище, равнодушно взиравший на Геральта зелеными глазами. Ведьмак немного удивился: обычно кошки не терпели его присутствия. Однако раздумывать над странным явлением было некогда, потому что один из кнехтов ткнул его древком копья.
А ну, вставайте. Оба! Эй, у седого-то меч!
Кидай оружие! крикнул другой, подзывая остальных. Меч на землю, да побыстрее, нито пропорю глевией!
Геральт исполнил приказ. В голове звенело.
Кто такие?
Путники, сказал Лютик.
Ишь ты! фыркнул солдат. По домам топаете? Сбежали из-под знамени и цвета спороли? Много в энтом лагере таких путников, которые Нильфгаарда испужались, которым солдатский хлеб не пондравился! Есть и наши старые знакомцы! Из нашей хоругви!
Энтих путников теперича другая дорога ждет, захохотал второй. Короткая! Наверх, на сук!
Мы не дезертиры! крикнул поэт.
Видно будет, кто такие. Начальство разберется.
Из круга конных стрельцов выдвинулся небольшой отряд легкой кавалерии под командованием нескольких тяжеловооруженных латников с пышными султанами на шлемах.
Лютик пригляделся к рыцарям, отряхнулся от муки и привел в порядок одежду, затем поплевал на ладонь и пригладил растрепанные волосы.
Ты, Геральт, молчи, предупредил он. Переговоры поведу я. Это темерское рыцарство. Разбили нильфгаардцев. Ничего с нами не сделают. Уж я-то знаю, как разговаривать с такими. Надо им показать, что они не с кем-кем, а с равными себе имеют дело.
Лютик, умоляю
Не шебуршись, все будет в ажуре. Я собаку съел на разговорах с рыцарями и дворянами. Половина Темерии меня знает. Эй, прочь с дороги, прислуга, расступись! У меня слово к вашим господам!
Кнехты растерянно переглянулись, но отвели пики, расступились. Лютик и Геральт направились к рыцарям. Поэт вышагивал гордо, с барской миной на физиономии, мало соответствующей изодранному и вымазанному мукой кафтану.
Стоять! рявкнул на него один из латников. Ни шагу! Кто такие?
А кому это я отвечать должен? подбоченился Лютик. И почему? Кто вы такие, чтобы невинных путников удерживать?
Не тебе спрашивать, голозадый! Отвечай!
Трубадур наклонил голову набок, поглядел на гербы, украшающие щиты и туники рыцарей.
Три красных сердца на золотом поле, отметил он. Следовательно, вы Обри. В голове щита трезубец, значит, вы первородный сын Анзельма Обри. Родителя вашего я хорошо знаю, милсдарь рыцарь. А вы, милсдарь Крикливый, что там у вас на серебряном щите? Ага! Между головами грифов черный столб? Герб рода Пепеброков, если не ошибаюсь, а я в таких штуках редко ошибаюсь. Столб, говорят, отражает присущую членам этого рода «смекалку».
Прекрати, черт возьми, прошипел Геральт.
Я известный поэт Лютик! напыжился бард, не обращая на него внимания. Наверняка слышали? Так вот проводите-ка нас к вашему начальнику, к сеньору, ибо привык я с равными себе разговоры разговаривать.
Латники не отреагировали, но выражение их лиц становилось все менее приятным, а металлические перчатки все сильнее сжимали изукрашенные трензеля поводьев. Лютик явно этого не замечал.
Ну, в чем дело? громко спросил он. Чего так глазеете, рыцарь? Да-да, к вам я обращаюсь, милсдарь Черный Столб! Что вы рожи строите? Кто-то сказал вам, что, ежели прищурить глаза и выпятить нижнюю челюсть, так будете выглядеть мужественнее, достойнее и грознее? Обманули вас. Вы выглядите так, словно уже неделю не могли как следует опорожниться!
Взять их! рявкнул первородный сын Анзельма Обри, владелец щита с тремя сердцами. Черный Столб из рода Пепеброков тырнул своего рысака шпорами.
Взять их! Связать негодяев!
Они шли за лошадьми. Вторые концы веревок, которые связывали их руки, были прикреплены к лукам седел. То и дело им приходилось бежать, потому что наездники не жалели ни коней, ни пленников. Лютик дважды падал и по нескольку минут ехал на животе, крича так, что сердце разрывалось. Его ставили на ноги, безжалостно подгоняли древком копья. И гнали дальше. Пыль слепила слезящиеся глаза, душила и свербила в носу. Жажда сушила глотки.
Одно утешало дорога, по которой их гнали, вела на юг. Так что наконец-то Геральт двигался в желаемом направлении, причем достаточно быстро. Однако радости он не испытывал, потому что совершенно иначе представлял себе такое путешествие.
На место добрались в тот момент, когда Лютик уже охрип от богохульствования, перемешанного с мольбами о милосердии, а боль в локте и колене Геральта превратилась в настоящую пытку, настолько мучительную, что ведьмак начал уже подумывать о радикальных, пусть даже и отчаянных действиях.
Добрались до армейского лагеря, разместившегося около разрушенной, наполовину сожженной крепости. Внутри, за кольцом стражи, коновязей и дымящих лагерных костров, стояли украшенные флагами палатки рыцарства, окружающие просторный и полный движения майдан за развалившейся и обгоревшей изгородью. Майдан оказался концом их вынужденной экскурсии.
Увидев колоду, Геральт и Лютик натянули веревки. Конные вначале не намерены были подпускать их к водопою, но сын Анзельма Обри вспомнил, видимо, о знакомстве Лютика со своим родителем и соизволил снизойти. Они втиснулись между лошадьми, напились, ополоснули лица связанными руками. Рывок веревки вернул их к реальности.
Кого вы опять приволокли? спросил высокий худощавый рыцарь в вороненых, богато вызолоченных доспехах, ритмично похлопывая булавой по орнаментированной ташке. Только не говорите, что это очередные шпики.
Шпики или дезертиры, подтвердил сын Анзельма Обри. Их поймали в лагере у Хотли, где разгромили нильфгаардский разъезд. Весьма подозрительные типы.
Рыцарь в золоченых доспехах прыснул, потом внимательнее посмотрел на Лютика, и его юное, но суровое лицо вдруг осветилось улыбкой.
Ерунда. Развязать.
Но это же нильфгаардские шпионы, запетушился Черный Столб из рода Пепеброков. Особенно вон тот. Лаялся не хуже деревенского пса. Поэт, говорит! Сукин он сын, а не поэт!
Он не врал, улыбнулся рыцарь в золоченых доспехах. Это бард Лютик. Я его знаю. Снять с него путы. Со второго тоже.
Вы уверены, господин граф?
Это приказ, рыцарь Пепеброк.
А ты думал, я не пригожусь, да? буркнул Лютик Геральту, растирающему онемевшие от уз кисти. Ну, теперь видишь? Моя слава опережает меня, меня знают и уважают везде.
Геральт не ответил, занятый массированием собственных кистей, донимавшего локтя и колена.
Соблаговолите простить рвение этих юношей, сказал рыцарь, названный графом. Им всюду мерещатся нильфгаардские шпионы. Каждый наш разъезд приводит нескольких типов, показавшихся им подозрительными. То есть тех, которые чем-либо выделяются в бегущей толпе. А вы, милсдарь Лютик, очень даже выделяетесь. Как очутились у Хотли, среди беглецов?
Я ехал из Диллингена в Марибор, гладко соврал поэт, когда мы попали в этот ад, я и мой коллега по перу. Так сказать, сопёрник. Вероятно, вы его знаете. Это Гиральдус.
Как же, как же, знаю, читал, похвалился рыцарь. Такая честь для меня, господин Гиральдус. Я Даниель Эчеверри, граф Гаррамон. Да, маэстро Лютик, многое изменилось с того времени, когда вы пели при дворе короля Фольтеста!
Да уж!
Кто б подумал, нахмурился граф, что до этого дойдет. Вердэн отдали Эмгыру, Бругге практически уже завоеван, Содден в огне А мы отступаем, непрерывно отступаем Прошу прощения, я хотел сказать: совершаем тактический маневр. Нильфгаард все вокруг жжет и уничтожает, уже почти до Ины дошел, совсем немного и окружит крепости Майены и Развана, а темерская армия не перестает проделывать «тактический маневр»
Когда у Хотли я увидел лилии на ваших щитах, сказал Лютик, думал, это контрнаступление.
Контрудар, поправил Даниель Эчеверри. И разведка боем. Мы перешли Ину, разбили несколько нильфгаардских разъездов и групп скоятаэлей, палящих все, что только можно. Видите, что сталось с крепостью в Армерии, которую нам удалось отбить. А форты в Каркано и Видорте сожжены до основания. Весь юг в крови, огне и дыме Ах, что же это я Вы прекрасно знаете, что творится в Бругге и Соддене, с беженцами оттуда вам довелось идти. А мои молодцы вас за шпионов приняли! Еще раз приношу свои извинения. И приглашаю отобедать. Некоторые дворяне и офицеры будут рады познакомиться с вами, милостивые государи поэты.
Такая честь для нас, милсдарь граф, натянуто поклонился Геральт. Но время торопит. Нас ждет дорога.
Прошу не смущаться, улыбнулся Даниель Эчеверри. Обычный скромный солдатский обед. Косуля, рябчики, стерлядка, трюфели
Отказаться, Лютик сглотнул и смерил ведьмака многозначительным взглядом, значит оскорбить хозяина. Мы идем не мешкая, милсдарь граф. Не ваш ли это шатер, тот, богатый, в сине-золотых расцветках?
Нет. Это палатка главнокомандующего. Лазурь и золото цвета его родины.
То есть? удивился Лютик. Я был уверен, что это армия Темерии. Что командуете здесь вы.
Мы отдельное подразделение армии Темерии. Я офицер связи короля Фольтеста, здесь служит много темерских дворян со своими отрядами, которые порядка ради носят лилии на щитах. Но ядро корпуса составляют подданные другого королевства. Видите штандарт перед шатром?
Львы, остановился Геральт. Золотые львы на голубом поле. Это это герб
Цинтры, подтвердил граф. Это эмигранты из королевства Цинтры, в настоящее время оккупированного Нильфгаардом. Ими командует маршал Виссегерд.
Геральт развернулся, намереваясь сообщить графу, что срочные дела все же вынуждают его отказаться от косули, стерлядки и трюфелей. Но не успел. К ним приближалась группа, во главе которой шествовал рослый, очень полный седой рыцарь в голубом плаще с золотой цепью на латах.
Вот, господа поэты, сам маршал Виссегерд собственной персоной, сказал Даниель Эчеверри. Позвольте, ваше превосходительство, представить вам
Нет нужды, хрипловато прервал маршал Виссегерд, сверля Геральта взглядом. Мы уже были друг другу представлены. В Цинтре, при дворе королевы Калантэ. В день помолвки принцессы Паветты. Это было пятнадцать лет тому назад, но у меня прекрасная память. А ты, мерзавец ведьмак, помнишь меня?
Помню, кивнул Геральт, послушно протягивая солдатам руки.
Даниель Эчеверри, граф Гаррамон, пытался последовать за ними уже в тот момент, когда кнехты усадили связанных Геральта и Лютика на стоящие в палатке табуреты. Теперь, когда по приказу маршала Виссегерда кнехты вышли, граф возобновил усилия.
Это поэт и трубадур Лютик, господин маршал, повторил он. Я его знаю. Его знает весь мир. Я считаю несправедливым так с ним обращаться. Ручаюсь рыцарским словом, что он не нильфгаардский шпион.
Не ручайтесь опрометчиво, буркнул Виссегерд, не спуская глаз с пленников. Возможно, он и поэт, но если его схватили в компании этого мерзавца ведьмака, то я б не стал за него ручаться. Вы, кажется, все еще не представляете себе, что за пташка попалась нам в сети.
Ведьмак?
Он самый. Геральт по кличке Волк. Тот стервец, который предъявлял права на Цириллу, дочь Паветты, внучку Калантэ, ту Цири, о которой сейчас так много болтают. Вы еще слишком молоды, граф, чтобы помнить то время, когда афера эта будоражила многие королевские дворы, но я, так уж получилось, был очевидцем.
А что может его связывать с княжной Цириллой?
Этот пес, Виссегерд указал на Геральта пальцем, содействовал обручению Паветты, дочери королевы Калантэ, с Дани, никому не известным приблудой с Юга. В результате этого собачьего союза позже родилась Цирилла, предмет их мерзопакостного сговора. Ибо вам следует знать, что ублюдок Дани заранее пообещал девочку ведьмаку в качестве платы за возможность марьяжа. Право Неожиданности, понимаете?
Не совсем. Но продолжайте, ваше превосходительство господин маршал.
Ведьмак, Виссегерд снова наставил на Геральта палец, хотел после смерти Паветты забрать девочку, но Калантэ не позволила и с позором прогнала его. Однако он дождался соответствующей минуты. Когда началась война с Нильфгаардом и Цинтра пала, он похитил Цири, воспользовавшись военной неразберихой. Держал девочку в укрытии, хоть и знал, что мы ее разыскиваем. А в конце концов она ему наскучила, и он продал ее Эмгыру!
Это ложь и поклеп! воскликнул Лютик. Во всем сказанном нет и слова правды!
Молчи, самоучка, или велю тебе кляп в рот засунуть. Сопоставьте факты, граф. Ведьмак владел Цириллой, теперь ею владеет Эмгыр вар Эмрейс. А ведьмака прихватили в авангарде нильфгаардского разъезда. О чем это говорит?
Даниель Эчеверри пожал плечами.
О чем говорит? повторил Виссегерд, наклоняясь над Геральтом. Ну ты, шельма! Говори! Сколько времени шпионишь в пользу Нильфгаарда, пес паршивый?
Я не шпионю ни для кого.
Прикажу ремни из тебя драть!
Приказывайте.
Господин Лютик, вдруг проговорил граф Гаррамон. Пожалуй, полезнее будет, если вы попробуете объяснить. И чем скорее, тем лучше.
Я уже давно бы это сделал, взорвался поэт, но светлейший господин маршал пригрозил сунуть мне кляп в рот! Мы невинны, все это досужие вымыслы и жуткая клевета. Цириллу похитили с острова Танедд, а Геральт был тяжело ранен, защищая ее. Это может подтвердить любой! Любой бывший на Танедде чародей. И министр иностранных дел Редании, господин Сигизмунд Дийкстра
Лютик вдруг замолчал, вспомнив, что как раз Дийкстра-то совершенно не годится в свидетели защиты, а ссылка на чародеев из Танедда тоже не очень улучшает ситуацию.
И совсем уж дико, продолжил он громко и быстро, обвинять Геральта в том, что он похитил Цири в Цинтре! Геральт нашел девочку, когда после резни, учиненной в городе, она скиталась по Заречью, а спрятал он ее не от вас, а от преследовавших ее агентов Нильфгаарда! Меня самого эти агенты поймали и пытали, чтобы узнать, где скрывается Цири! Я-то ни словечка не вымолвил, а вот агенты эти уже землю грызут. Не знали, с кем имели дело!