Ким Карран
Глазурь
1-
Чего мы хотим?
Будущего!
Когда мы этого хотим?
Сейчас!
Сотни голосов раздаются в гневном крике, поднимая руки вверх и размахивая плакатами.
Я оставила попытки объяснить проблемы с лозунгом на пути сюда. Как можно иметь будущее сейчас? Как можно его вообще иметь, в самом-то деле? Будущее, по определению, всегда завтра. Всегда недостижимо. Я пыталась объяснить им это. Я зашла так далеко, что использовала слова вроде «оксюморон». Но затем Дэйв Карлтон назвал меня идиоткой и все в вагоне метро рассмеялись. Я бы посмеялась вместе с ними, если бы смущение не разъедало мой желудок, как кислота, и не осознала так остро пустоту между мной и ими, и уставилась в мерцающую темноту туннелей.
Пятнадцатью минутами спустя вот она я, стою перед воротами школы, находящейся под угрозой, кричу вместе с остальными. Добавляю торопливое и невнятное «Через десять лет» перед окончательным и сердечным «сейчас!», как форму мелкой победы, хотя даже я знаю, как это жалко.
Но я не собиралась покидать протест, несмотря на то, что у них было глупое и логически невозможное программное заявление. Даже несмотря на то, что было холодно, и мне нужно было пописать, и я не знала, почему мы протестуем снаружи школы, которая закрывается, если менее чем в миле находится парламент, который, я абсолютно уверена, имеет большее влияние на наше будущее, чем эта школа когда-либо могла иметь. Особенно если учесть, что буквально через несколько месяцев выборы.
Забудьте все это. Мне здесь нравится. Потому что, будучи затолканной среди двадцати моих одноклассников и сотни незнакомцев, с оттоптанными ногами и без малейшей возможности увидеть что-либо, кроме спины подростка передо мной, я впервые за много месяцев чувствовала себя принадлежащей к чему-то.
Сегодня я снова одна из них, объединенных убеждением, что «Вместе вы лучше». О чем, собственно, и идет речь в Глазури.
Ты это снимаешь?
При звуке этого слишком знакомого голоса я смотрю вверх. Райан МакМанус пробирается сквозь толпу, чтобы стать рядом со мной. Ну, рядом с подростком рядом со мной. От столь тесной близости я замечаю, что мое сердце бьется слишком быстро. Глупое сердце.
Живой поток, братан, отвечает Карл, подросток рядом со мной. Он самый высокий в нашем классе, поэтому Райан поручил ему съемку протеста и трансляцию ее в Глазурь.
Уже пятьдесят тысяч просмотров.
Глаза Карла смотрят в одну точкупризнак того, он осуществляет доступ в Глазурь. Признак, который я возненавидела.
Я буду подключена последней в своем классе. Чтобы подключится, вам должно быть шестнадцать лет. Так что в то время как остальные мальчики и девочки из одиннадцатого класса уже несколько месяцев изучают все прелести, которые может предложить Глазурь, я все еще жду. Это научит меня, как перескакивать через класс в десятилетнем возрасте. Я никогда не торопилась начать. Но теперь все их жизни вращаются вокруг того, кто кого зафрендил и что сегодня в тренде, они стали далеки от меня. Но ненадолго, через несколько недель, дней и часов мне будет шестнадцать, и я смогу догнать их.
Сейчас они не могут нас проигнорировать, а, Райан? говорю я тихо.
Райан смотрит на меня, его темные брови сдвигаются в легкой растерянности. Я привыкла к этому виду только что проснувшегося человека, который приобретает тот, кого вытащили из Глазури. Райану нужно хорошенько потрудиться, чтобы сфокусироваться на двух реальностях: потоке данных, который бежит у него перед глазами, и образе жалкой, рыжеволосой бледной девушки, глядящей на него снизу вверх.
Да, конечно, говорит он, моргая, словно его что-то беспокоит. Волнуюсь, что это я раздражаю его, но затем он улыбается своей невероятно милой улыбкой, и чувствую, как мои колени подгибаются. Глупые колени.
Неубедительно, говорит Дэйв Карлтон, ленивым взмахом руки указывая на всю толпу. Когда уже начнется веселье?
Его глаза затуманиваются, когда он всматривается в свой канал.
Чуваки, ищите цыпочку с сиськами. Она где-то здесь, бросает он и осматривается, пытаясь совместить географию канала с тем, что он видит вокруг.
В отличие от цыпочек без сисек? спрашиваю я, но рада, что никто не услышал.
Серьезно, Райан. Ты должен помочь мне найти ее, говорит Дэйв. Он хватает Райана за руку пытаясь разглядеть что-нибудь поверх голов наших одноклассников, чтобы найти свою таинственную цыпочку.
Ее никЛючи-Счастливица. Ох, Лючи-Счастливица, это может быть твоя счастливая ночь. Я прав?
Он поднимает руку в ожидании верхнего пять. Райан оставляет это без внимания. Благодаря этому он нравится мне еще больше.
Эм, да, я сегодня остаюсь в реальной жизни, Дэйв, говорит Райан.
Что? А как же все эти горячие красотки кругом? Ты в своем уме?
Я хочу испытать все на собственном опыте.
Он хлопает Дэйва по плечу так, как может сойти с рук только Райану МакМанусу.
Дэйв пожимает плечами:
Ну и ладно. Мне больше достанется.
Дэйв возвращается к поискам своей таинственной счастливой девушки, щелкая туда-сюда канал, чтобы выследить ее. Мы с Райаном обмениваемся взглядом, который, как я понимаю, означает «жаль Дэйва, он идиот», но я бы хотела, чтобы он означал «что если нам с тобой уйти из этого сумасшедшего места и поговорить где-нибудь о реальных механизмах социальных изменений?».
Этот протест организовал Райан. Он прочитал об этом в потоке и решил, что нужно что-то делать.
Если мы будем стоять в стороне и позволим им взять эту школу, то следом они придут за нами, сказал он.
Большинство детей не беспокоит то, что наша школа закрывается. Но у Райана есть приемы как убеждать людей, вести их за собой. Честно говоря, он настоящая причина, почему я здесь. Не то чтобы я сделала что угодно для любого милого парня. Я не такая девушка. Но Райан, ну, он такой парень, ради которого я бы сделала что угодно. Ненавижу себя за это.
Отвожу взгляд от него, смущенная тем, что так долго глазела, и вижу блондинку с огромными глазами, двигающуюся сквозь толпу. Она прыгает к Райану в объятия, и эти двое прижимаются так, словно не окружены со всех сторон толпой. Я отворачиваюсь так быстро, что ударяюсь головой о знак протеста. Больно.
Райан, говорит Эмми, когда они наконец расходятся. Ты видел канал Натаниэля Баклберри?
Кого?
А что с Натаниэлем? Пиппа протискивается к Райану и Эмми, или «Рами», как их еще называют. Я помахала, когда она проходила мимо, но меня проигнорировали.
Пиппе, или, по крайней мере, той Пиппе, которую я знала, с которой я дружила несколько месяцев назад, никогда не было интересно это «дерьмо Че Гевары», как она это называла. Она была счастлива, листая женские журналы и выбирая свой следующий наряд. Но сейчас ее, кажется, действительно заботят такие вещи.
Натаниэль здесь! говорит Эмми, хватая Пиппу за руку.
Он здесь? Где? вскрикивает она. Как я могла не знать об этом?
Пиппа подпрыгивает, пытаясь разглядеть что-нибудь над головами нашей группы.
Натаниэльфальшивка, Пиппа. Как и ты.
То ли Пиппа не слышит подлый комментарий Кьяры, то ли делает вид. В любом случае, сейчас она подпрыгивает вместе с Эмми, умоляя Райана подвинуться, чтобы мы смогли найти в толпе Натаниэля.
Она все еще не разговаривает с тобой? спрашиваю я у Кьяры, которая несет на краю свой знак «Верните наше будущее» так, словно это он ответственен за отсутствие перспектив для нашего поколения.
Думаю, ты поймешь, что это я с ней не разговариваю, Петри, говорит Кьяра, ее подбородок высоко поднят, пытаясь показать, что она не обеспокоена. Упряма, как всегда.
Я вздыхаю. В последнее время я слишком долго терпела их препирательства, чтобы действительно продолжать волноваться.
Я перевожу взгляд с хихикающей Пиппы на суровую Кьяру и пытаюсь вспомнить, как эти двое могли быть друзьями. Но они были. Добросовестными лучшими друзьями навсегда. Я точно знаю, что Пиппа когда-то циркулем выцарапала на своей руке букву К и покрыла ее чернилами, которые она украла из шкафа с художественными принадлежностями. А Кьяра сделала то же самое с буквой П. Еще много недель спустя через их футболки можно было видеть сочащуюся кровь. Интересно, шрамы до сих пор видны?
Думаю, люди отдаляются друг от друга. А у подростков, в конце концов, продолжительность концентрации внимания примерно соответствует той, которой обладают золотые рыбки с повреждениями головного мозга. То, что нам нравится сегодня, завтра уже не интересно. Поколение микроблогов, которое не может сосредоточиться на чем-либо дольше, чем на 30 секунд, не нажав «Далее». Это мы, не так ли?
Кажется странным, что за несколько месяцев можно перейти от вырезания чьих-то инициалов на теле, к игнорированию его в коридоре.
Я замечаю все это вокруг. Старые дружбы, старые страсти откладываются в сторону и забываются. Личности примеряются, а затем отбрасываются, как вчерашняя мода. Это действительно обломки прошлого.
Девушки плачут по углам. Парни пробивают шкафчики, а затем плачут по углам. Нам говорят, что именно так выглядит взросление.
Половое созревание, народ, это полное дерьмо.
Нет, у меня нет к этому иммунитета. Я просто немного отстаю. Думаю, именно поэтому мне нужно больше времени, чтобы расстаться с привязанностями. Моя прошлогодняя любимая песня все еще остается моей любимой. Я могу слушать ее на повторе часами, и она не надоедает. Я все еще люблю «Алису в Стране чудес» так же сильно, как и в день знакомства с этой книгой. И я скучаю по своим друзьям.
Все изменится, когда попаду в Глазурь. Я уверена. Когда подключусь, я снова смогу быть частью их жизней. Я смогу не спать до полуночи, ожидая, когда выйдет последний трек Натаниэля, а не ждать его три недели, как остальные неподключенные, и затем часами обсуждать его томные мелодии или что угодно другое с Пиппой. Или разбирать подтекст дерьмовых голливудских фильмов с Кьярой. Или завести новых друзей, с которыми можно поговорить о книгах, искусстве и философии на другом конце мира. Но на данный момент я нахожусь в подвешенном состоянии. В в режиме ожидания посадки. И это нормально. Как говорится, хорошее приходит к тем, кто ждет.
Он поет песню! Для нас! Пиппа прижимает руки к груди и поднимает лицо к небу, уплывая от окружающей реальности и теряясь в другой. Лучшей. Она не одна. Большая часть детей вокруг меня настроились на частоту и раскачиваются в такт мелодии, которую я не могу слышать. Берутся за руки. Даже Кьяра, которая, насколько я знаю, терпеть не может искусственный фолк, который играет Натаниэль, выглядит тронутой всем этим. Все они делят этот момент не только друг с другом, но и с сотнями собравшихся здесь людей, а также с миллионами подключенных людей по всему миру, которые поддерживают то, что здесь происходит, издалека.
Я прочитала все о том, как работает сеть. Как чип, который предоставляет вам доступ, соединяется со зрительной и слуховой зонами коры головного мозга, что позволяет вам видеть и слышать поток, если вы сосредоточитесь. Вероятно, это требует некоторой адаптации, но через несколько недель это становится как шестое чувство. Как доступ к старой памяти или выделение из какофонии звуков, пение птиц. И это все ждет вас там. Вся информация, которая необходима для ориентации в современной жизни, как говорится в их последней рекламной кампании. Там есть и другие интересные вещи. Например, встроенное GPS, при помощи которого люди знают, куда идти на север или на юг даже с закрытыми глазами. Это называется нейропластичность.
Я, вероятно, знаю больше, чем кто-либо из присутствующих здесь с чипом. Потому что моя мама работает на компанию, которая это изобрелаУайтИнк.
Они все еще покачивались и пели, и мне становилось по-настоящему скучно, когда толпа рванула вперед, сбив с ног нескольких человек из нашей группы. Меня толкнули сзади, но я устояла на ногах только благодаря тому, что схватилась за руку Карла. Что бы там им не пел Натаниэль, он все испортил.
Видеоборды, которые секунду назад показывали улыбающиеся фото мужчин, баллотирующихся на выборах и напоминание «Время решать!», теперь показывают две красные буквы на черном фонеНФ.
Кто-то взломал доски, говорю я, указывая на них, но никто не обращает на меня внимания.
Парни в черных капюшонах и странных серебряных шарфах, обернутых вокруг лиц, проталкиваются через толпу. Гнев распространяется от них, как тепло. Они здесь не для того, чтобы нести транспоранты или скандировать речевки. И совершенно точно не для того, чтобы петь новую песню Натаниэля. Они здесь ради неприятностей.
Девушки кричат, когда их толкают. Парни стараются толкнуть в ответ, стоя между девушками и роем черных. Я ловлю Кьяру, когда ее локтем отталкивают с дороги, и помогаю ей снова стать на ноги.
Успокойтесь, ребята, кричит Райан. Не надо агрессии.
Парни в масках смеются.
Измененияэто столкновение, брат, говорит один из них, стаскивая металлический шарф, чтобы показать свое лицо. Его зрачки слишком большие и слишком темные, его челюсть движется из стороны в сторону, как у коровы, жующей жвачку. Он словно одержим чем-то или под чем-то.
Он вытаскивает из-под куртки бутылку, подбрасывает ее в руке раз, другой, затем бросает ее над головой Райана. Мы все смотрим, как она парит над толпой, а затем врезается в бетон между нами и полицейскими, окружившими школу.
Мои руки начинают дрожать от злости, из-за глупости всего этого.
Да! кричу я. Давайте все бросать вещи! Вот как вы добиваетесь перемен, вот как вы доносите свои мысли! Смотрите!
Я смотрю вниз и вижу на земле маленький скомканный пластиковый стаканчик, на него наступили. Я знаю, что при этом ощущают, сгребаю его и бросаю в воздухон пролетает около пяти футов, прежде чем спланировать вниз.
Видите, как много влияния это оказывает? кричу я. Забудьте о мирном протесте и лоббировании правительства. Почему бы не бросаться вещами, как ребенок в истерике!
Моя речь не производит эффекта на парня, который бросил бутылку. Он ухмыляется акульей улыбкой и шагает ко мне.
Я отхожу, спотыкаясь. Кто-то преградил мне путь отхода, бежать некуда. Парень-акула уже в нескольких дюймах от меня, чувствую запах его дыхания. Запах несвежих сигарет. Он поднимает руку, но одетая в черное рука появляется из толпы и оттаскивает парня-акулу. Рука принадлежит другому пареньку в черном капюшоне и с шарфом на лице. Но, в отличии от глаз его друга, глаза парня ослепительно яркие золотисто-коричневые, как разбитое стекло на бетоне. Он смотрит на меня, и такое чувство, что он смотрит мне прямо в душу.
Тебе стоит уйти, говорит он. Скоро здесь будет опасно.
Несколькими секундами спустя залп бутылок падает из воздуха, разбиваясь вокруг нас. Эти парни в черном, возможно, организованны, но целятся они ужасно.
Первый парень вопит и ударяет воздух, и затем скрывается в толпе.
Уходи. Сейчас же! говорит парень с янтарными глазами, прежде чем последовать за своим другом в толпу.
2-
Все начинают кричать и толкаться, пытаясь уйти друг от друга. Но никто не может сдвинуться с места.
Пиппа рыдает и кричит что-то о Натаниэле, но я не могу разобрать что. Кьяра бросает свой знак на землю и пытается карабкаться по телам перед ней. Я хватаю Пиппу за руку и тащу ее по диагонали от нахлынувшей толпы. Я читала, что так нужно делать, оказавшись в толчее, но сейчас это не возымело никакого эффекта. Ее пальцы выскальзывают из моих. Меня сбивают с ног, несут на волне толпы, абсолютно беспомощную. Мое лицо вдавливают в кожаную куртку Райана. Я думаю, это символично. В единственный раз, когда я оказываюсь рядом с ним, меня убьют.
Райан! Райан! Эмми тянут в противоположную от нас сторону. Ее рука тянется к Райану, хватая воздух.
Просто расслабься, Эмми, кричит он. Все будет хорошо. Возвращайся к станции.
Я с трудом могу двигать головой, зажатая между плюющимся, ругающимся парнем позади меня и крепкой спиной Райана впереди. Мои ребра сдавлены и я задыхаюсь. Я могу уйти только одним путем, по низу.
Я становлюсь колени и начинаю прокладывать путь через лес ног. Жесткая почва и разбитое стекло врезаются в мои колени, а мои пальцы ударяются столько раз, что я едва их чувствую, но, по крайней мере, здесь внизу я могу дышать.
Подожди меня, Райан позади меня, тоже продирается сквозь толпу на коленях.
Вокруг крики и звук, похожий на звук взлетающего самолета, мне на голову льется вода. Я смотрю вверх и вижу, как человека надо мной сбивает с ног струей воды.