Кто бы говорил! упрекают они хором меня.
Я себя контролирую! кричу на них, хорошо понимая, как глупо это звучит в данной ситуации.
Ага, а нашу машину ты просто так разнес, с иронией напомнил Дима.
Ну вспылил, увидев, как эти двое уезжают на этом драндулет! Побежал в гараж, но наша машина не хотела заводиться, так что со злости разнёс ее в кучу металлолома. Подумаешь, с кем не бывает?!
Со мной, со мной раньше такого не бывало! Они правы, я ничего не мог сделать с собой, мой контроль испарился. Мой контроль хуже, чем у Вани, и все это из-за нее.
Опять в доме будет ремонт, Михаил попытается все замять, мне иногда кажется, что он тоже побаивается свою жену. Но что вообще происходит? Почему меня волнует, что на самом деле с ней произошло? Почему так тревожно на сердце, при том что я чувствую радость. Радость от того, что зверь боится, его страхбальзам на израненную им душу. Тревога от того что не знаю, что с ней происходит сейчас.
Прихожу в себя долго, давя пульсирующее желание, бежать за ней следом. «Я не ее собачка, мне плевать, даже если она умрет»говорю себе. Повторяю, и повторяю, прекрасно зная, что лгу. Ее смерть точно не оставит меня равнодушным, но принесет ли она удовлетворение, я не знаю.
Ты куда? К ней побежишь? останавливает меня в дверном проеме Кирилл.
В его глазах насмешка, знаю, что он думает обо мне. Мне кажется, я так же думаю и о себе.
Нет, отодвигаю его в сторону, и вы к ней не суйтесь. Ясно?
Мою сестру кто-то избил, а я не должен к ней приближаться? Ты вообще в своем уме?! кричит Ваня, опять заводясь с пол оборота.
Ты для нее в разы опасней любого человека, особенно в таком состоянии. Так что не смей, понял?
Козёл! рычит этот болван, норовит начать драку, но Дима его останавливает.
Да ничего с твоей сестрой не случилось такого, может напилась просто, упала, да и все! Не понимаю, чего все подняли такую шумиху из-за нее? Отец даже в милицию уехал, разбираться с происшедшем. Вот бы так все мельтешили, когда Нина пропала! Но нет, ради шалавы альфы только и могут все стараться! с иронией улыбаясь проговорил Дима, смотря на меня с упреком.
Дима! рычу на него, пока Ваня вырывается с его хватки и дает ему ногой в живот.
Я же говорил, не обзывать мою сестру. Это всех касалось! прорычал пылкий братец.
Да все вы, сумасшедшие! плюется кровью Дима и уходит, толкнув Кирилла, преградившего ему путь.
Вот так рушится мужская дружба и стая, из-за одной единственной бабы, философски произнес Кирилл, за что получил злобный рык.
Ладно, ладно! Не баба, девушка. Так пойдет? Такое впечатление что месячные не у нее, а у вас двоих, причем они у вас уже месяца два не кончаются.
Узкоглазый громко фыркает и уходит на кухню, убирать там хлам. Мы с Ваней остаемся наедине, что весьма неприятно. Хочу быстро уйти, но он не дает.
Ты же понимаешь, что это твоя вина? спрашивает он, смотря в мои глаза, удерживая за руку.
Что ты имеешь в виду? пытаюсь вырваться.
Если бы не ты, если бы не это дурацкое связывание, она бы никогда сюда не приехала, ее жизнь не была бы в опасности.
Правда, что ли? не удерживаюсь от иронии в голосе и легкой улыбки.
Как будто мне есть дело до нее? Как будто я в этом виноват!
Ты
В таком случае, во всем происходящем есть и доля твоей вены, ведь если бы ты не перешел, не пошел в мою стаю, мы бы никогда с ней не встретились. Твоя драгоценная страшная толстая сестричка осталась в вашем городе, где бы ее рано или поздно заметил кто-то из стаи Рината. Помнится, я уже тебе рассказывал, о том, как бы ее судьба сложилась в таком случае?
Он хочет меня ударить, вижу, как он сжимает и разжимает кулаки, как напряжены мышцы на лице. Но это всего лишь мгновение, он опускает голову. Скрывает свое лицо за волосами. Мне так надоело, что все в этом мире кружится вокруг этой толстухи. Такое впечатление, что она специально утром заявилась к нам, чтобы вывести меня из себя.
***
Когда мне плохо, очень плохо, я обычно прихожу в одно место. Нормальным людям никогда до него не добраться, сомневаюсь, что хоть кто-то кроме меня и брата о нем вообще знает. В горах, скрытая между скалами поляна, с нее открывается просто потрясающей красоты вид на всю округу. Именно там мы с братом и похоронили Ена. Возможно нужно было похоронить его на родине, но он никогда не говорил откуда точно была его семья. Да и неизвестно, были ли у его родителей могилы, скорее всего охотники растащили их тела на трофеи. Могила Ена ничем не выделялась, просто огромный камень, с одной единственной надписью, вырезанной нами: «Ен. Свободный человек, лучший младший брат». Я продублировал эту надпись и на корейском, думаю брату бы она понравилась.
Перед двухметровым камнем, который летом зарастает плющом, лежит толстый ствол дуба, мы его еле притащили на такую высоту. С кудрявым часто сидим здесь возле могилы и как обычно бранимся, шутим и смеемся. Рассказываем друг другу и Ену о своей жизни, как будто он еще живой, как будто он все понимает. В последнее время кудрявый приходит все реже, мы только по мобильному телефону можем болтать часами. Болтать обо всем, почти обо всем. Я так и не смог рассказать ему о Даше, просто потому что он бы смеялся громче всех. Это ведь так смешно, по крайней мере если ты не на моем месте. Да и сам кудрявый не говорит мне всего, его отношения с дедом натянуты до предела. Все потому что он захотел уйти ко мне встаю, когда мы вернулись. И так понятно, что он не смог, да еще у него не сложилось с той, которую он любил. Кудрявый особо об этом не говорил, только упомянул о том, что возвращаться домой не стоило, ибо его там уже никто не ждал.
Сейчас зима, снег укрыл всю поляну, камень и полено. Совсем скоро мы с братом снова увидимся, на очередном сборе, в честь ново года. И что я ему тогда скажу? Что получил связывание с безобразной толстухой, которую ненавижу только немного меньше, чем своего собственного зверя? Нет, он не поймет, он до сих пор меня не понимает. Вряд ли вообще кто-то сможет меня понять. Я сам себя не понимаю. Всего несколько часов назад я был в аду, по-другому это не назвать.
Запах ее крови, я помню его, чувствую и ненавижу. Не потому что он ее, а потому что он причиняет мне боль. Зверь не хочет его чувствовать, он даже боится его. Этот запахсиноним отчаянья и сумасшествия, по-другому не могу это назвать. Злость и отчаяньестранная гремучая смесь, но, когда к ней добавляется и ревность, крышу просто сносит. Я не мог себя контролировать. Себя, не зверя! Наши чувства, желания и убеждения объединились, или же мои собственные желания растворились в его. Это чувство удушающее, когда ты сам не свой и ничего не может тебя остановить, даже ее громкий крик «отпусти, больно». Ничего не может сделать меня обратно человеком, кроме осознания как это выглядело со стороны. Было бы смешно, если бы не было все так печально.
«Ну здравствуй, Ен,»говорю, стирая снег с камня.
Волки не так чувствительны к холоду, как люди. Тающий снег на ладони быстро превращается в воду. Сказать что-то в слух тяжело, так что я просто сижу и смотрю на камень, пытаясь привести себя в чувства.
«Что я сделал не так, брат?»спрашиваю, зная, что ответ у меня уже есть.
Почему с ней так сложно? Почему нельзя было просто прийти и рассказать, что с ней случилось. Я бы убил для нее, всех бы убил, кто ее посмел тронуть. Я больной, но не влюбленный. Все еще ненавижу, все еще хочу ее смерти, но не могу видеть ее слёзы, не могу чувствовать запах ее крови, не могу просто оставить ее. Моё сумасшествие, моя жизнь, слетевшая под откос, из-за двоих жалких и отвратительных существ.
Знаю, чего хочет зверь, знаю и не хочу ему этого давать. Он ее не получит, ни за что не получит. Разве что мертвой, убитой от моей руки. Ненавижу, как же ненавижу. Но переживаю, беспокоюсь и не нахожу себе места, когда с другим вижу. Или это зверь, это его чувства? Отчего же они так сильны, что заглушают мои собственные?
Снегопад пошел сильнее, пора было уходить, но на прощание я снова стер снег с надписи. Ушел не прощаясь, но наконец успокоившись и решив, что делать дальше. До ее дома добрался сначала бегом, а потом на такси. Так передвигаться не удобно, но лучше сейчас не рисковать. Входная дверь была даже не закрыта, совсем что ли беспечно живут? В квартире пахло ее кровью, она была здесь. Сделал несколько шагов в сторону ее комнаты и остановился возле двери в ванную. Душ включен, некоторое время жду, когда выйдет с ванной, считая ее медленное сердцебиение. Запоздало понимаю, что такой пульс обычно в человека, который спит. Уснула в душе? Совсем что ли с ума выжила?
Тихо надламываю ручку, чтобы открыть дверь. Ванная крохотная, Марго могла бы устроить и получше. Шторка в душе задвинута, перед душем валяются вещи. Байка, пахнущая кровью и Запах от нее странный, поднимаю ее с пола и принюхиваюсь. Так пахнет не только ее кровь, а чья-то еще. Запах как будто знакомый, но я не могу его вспомнить. Шторка со скрипом отодвигается, даже не заметил, что она наконец проснулась и выключила воду.
Спросил ее чья это кровь, но сразу же забыл об этом. Еле стоит в душе, выглядит как побитая собака. По всему телу синяки, пальцы на ногах почти что черные от них. Мокрые волосы прилипли к телу, но совсем не смогли скрыть жуткие порезы на лице, руках, плечах. Плечо опять все в синяках, судя по всему теперь она его вправляла сама. На шее красно-фиолетовый синяк, это я ее оставил, когда пытался задушить вчера. Она выглядит в разы хуже, чем мама после отцовских приступов ревности. Отвратительно осознавать, что даже несколько из этих синяков оставил на ней я.
Даша задвинула шторку обратно, велела мне выметаться. И как я это сделаю сейчас? Мне казалось, это были только несколько небольших порезов, может плечо ушибла, но что бы так. Зверь рычит в бешенстве внутри, он хочет знать кто это сделал и убить его. Вот только по его мы уже пробовали сегодня, ничем хорошим это не кончилось.
Отодвигаю занавеску, пытаюсь по-хорошему с ней поговорить, но ничего не получается. Она опять на меня кричит, что бы уходил. Как же с ней тяжело! Прикрывается руками, как будто мне есть дело до ее наготы.
Ты специально пришел сюда, чтобы унизить меня снова? ее голос дрожит от злости и едва сдержанных слёз.
Хочу что-то сказать, успокоить, пока зверь нервно мечется в груди. Слова, как обычно, не находятся, так что просто срываю с вешалки халат и бросаю его в нее. Даша его ловит, отбрасывает волосы с груди, и я вижу то, что они скрывали. Да тут слепым нужно быть, чтобы раньше не заметить огромный синяк между грудей, такое впечатление что кто-то пытался сломать ей ребра надавив на них. Руки задрожали от еле сдержанной злости. Меняю тему, отворачиваюсь, зачем-то трогаю дверь в ванную, она слетает с петель, и я понимаю какую огромную ошибку совершил за долю секунды. Хватаю ее дрожащее тело и прижимаю к себе, чтобы успокоить, правда не понятно кого: ее, зверя или собственную совесть? Мы стоим так какое-то время, ее голова у меня на плече, руки крепко обнимают, пальцы судорожно сжимают футболку на спине. Повсюду ее запах, он расслабляет, но и напрягает к тому же. Да что с ней случилось? Как такая, как она могла получить такие травмы? Какая тварь это сделала?
Желание убивать никуда не делось, зверь все еще хочет крови. Я давлю его желания в своих более человечных, просто помочь, просто защитить. Но даже мне тяжело собраться с мыслями, держать над собой и зверем контроль, когда ее запах меняется. Прошу рассказать все спокойно снова, только для того что бы отвлечься. Руки на ее спине как будто покалывают, причем не от ее тяжести. Но Даша не была бы Дашей, если бы не вывела меня из себя только одной фразой. У нее вообще талант бесить меня, но сейчас скорее всего это мне и было нужно. Отталкиваю ее от себя, говоря какой-то бред, только бы обидеть. Злюсь на нее, на самого себя. Поднимаю чертовую дверь, ставлю ее на место и выхожу, чтобы впервые за две минуты вдохнуть воздух.
Да почему она так Почему? Судорожно дышу, сжимаю и разжимаю руки. Сумасшедшая, с ней я тоже схожу с ума.
Козёл! матерится за дверью.
Овца! отвечаю ей тем же.
Лицо горит, я прислоняюсь лбом к двери, упираясь руками по обе стороны от двери. Запах все еще сладкий, он кружит голову, заставляет ее желать до боли. Ну какого чёрта она возбудилась в такой-то момент? Когда она выходит, укутавшись в халат, я все еще не в себе, а зверь так и подавно. Мы снова ссоримся, почти срываюсь и все заканчивается ожидаемо, Даша уходит в слезах к себе в комнату. Да от чего же она такая истеричка, никак не пойму? В ее семье такое поведение норма? Почему просто не взять и не поговорить? Вхожу только когда она снова засыпает, что само по себе странно. Скрутилась калачиком, даже не укрывшись под одеялом. Вздыхаю, хотя зверь просто сходит с ума. Он хочет снова захватить контроль, возможно, чтобы вылечить ее раны, но я все еще чувствую ее сладкий запах и боюсь, что эта тварь помнит мои слова. Смотрю на нее несколько минут, а потом все-таки решаюсь на подобную глупость, все-таки делаю это не в первый раз. У нее просто какая-то удивительная способность резать бумагой себе пальцы, даже листая учебники. Как будто сама книга говорит ей, что учеба это не для нее. Одной ночью, когда я приходил к ней, чтобы поспать наконец-то, заметил эти царапины. Тогда, почти в бреду взял ее руки в свои и облезал их, что бы зажили. До сих пор не знаю зачем это сделал? Может это такое проявление любви зверя? Часто от усталости я начинаю делать то, что бы никогда не сделал сам, но зверь запросто. С той ночи, лечил я ее так несколько раз, в том же состоянии. Можно сказать, это временное помешательство на почве усталости. Сейчас же это я делал вполне осознавая, от того и щеки горели, как у какого-то мальчишки, когда шею ее облизывал. Не знаю, как она не проснулась, но был безумно этому рад. Больше всего мне не хотелось, чтобы она об этом узнала. Пока шею облезал, руки выше запястья к нам пожаловали гости. Ее сестра явилась домой с учебы и целенаправленно направилась в эту комнату. Возможно я бы смог спрятаться, но Даша не вовремя повернулась и по привычке забросила на меня ногу, да еще и обняла. Меня просто укутал ее запах и поддавшись порыву обнял в ответ. Зарылся рукой в ее слегка влажные волосы, вдохнул запах и в блаженстве закрыл глаза, забыв обо всем на свете.
Скрипнула дверь, я не видел и не хотел видеть и слышать ничего. Мне просто было плевать, главное, чтобы нас никто не трогал. Сестра Даши ушла, я даже не заметил этого, как и не заметил, как уснул. Проснулся уже вечером, от того что она во сне повернулась на другой бок. Тяжело дышу, вспоминаю что так и не закончил ее лечить, из-за ее тяжелого дыхания. Одно с ребер треснуло и сдвинулось вперед. Я бы мог его вправить, но не сейчас, когда она спит. Это будет больно, очень больно. Вправляю его только когда она просыпается, как умеет, не вовремя. Как всегда, раздражает меня, бесит до чертиков. Вправлю ребро специально больно, чтобы взбесить ее и перегибаю палку. Что там Ваня говорил о том, что ее лучше не злить, потому что она сходит с ума? Я на своей шкуре в этом убедился, ибо с ее травмами поднять здоровый телевизорэто что-то с чем-то.
ХВАТИТ! кричу на нее, чтобы остановить и наконец это получается.
Она опускает телевизор, садится на диван, когда мы только успели здесь оказаться? После брошенного ею торшера или вазы?
Уходи, просит, пряча от меня лицо.
Наверное, стыдиться за свое детское поведение?
Нет, отвечаю, садясь рядом.
Беру ее за руку, она даже не вырывается. Может быть так же устала, как и я?
Просто скажи, станет легче нам обоим. Обещаю.
Она смеется, говорить то что я не ожидал от нее услышать:
Ко многим дурочкам ты так подкатывал?
Забирает свою руку и чувствую, как зверь раздирает меня изнутри. Нет, по-моему, тоже ничего не получается. Ну почему меня связало именно с ней?! Она просто невозможно раздражает! Хватаю ее и усаживаю к себе на колени, и плевать на ее крики, ругань и попытки вырваться. Зверь хочет этой близости, он хочет чувствовать ее запах постоянно. А чего хочу я?
Такая упрямая, наклоняюсь к ее лицу, как и я.
Ее щеки горят, мои тоже. Мы думаем об одном и том же? Нет, вряд ли. Касаюсь ее лба своим, приятное ощущение, но при этом интригующее. Я как будто на грани. Всего несколько сантиметров до поцелуя, чувствую лицом ее дыхание. Эта близость губительна, желание зверя становится моим, но я сдерживаюсь.
Ты когда-нибудь сдашься мне? спрашиваю зная, что ответ не хочу знать.
Только бы не сдалась, только бы не влюбилась, лучше злость, лучше ненавидеть, только бы ее глаза, затуманенные желанием не видеть. В ушах грохотом обивается ее сердце, по привычке считаю удары, наклоняясь к ее губам все медленней и медленней. Ее щеки горят, дыхание сбилось, все жду, когда она меня остановит. Хочу, чтобы она это сделала, но моя правильная девочка не останавливает. Я испортил ее, совершенно испортил, и где-то внутри, зверю это нравится.