========== Побег ==========
Погода не подвела: к вечеру наползли тучи, из них хлестанул холодный резкий дождь, а ветер так трепал и гнул деревья в саду, что в замок, наверное, смогли бы пробраться незамеченными даже здоровенные и неповоротливые горные тролли.
Всё было готово уже давно, собранные вещи ждали своего часасмена белья, немного (очень немного, если честно) денег, кое-какие дорожные мелочи. И бабушкины брачные браслеты. Вообще-то, предполагалось, что они достанутся невесте старшего брата, и Лотта чувствовала себя воровкой, забирая их. Но с другой-то стороны, семье же не придётся выделять ей приданое, а значит, она имеет право хоть на что-то! Хотя бы на браслеты для обряда, который проведёт для них с Адрианом жрец Девяти.
Свечу она не зажигала, и без того зная, где в коридорах можно налететь на углы мебели и где половицы скрипят особенно громко и противно. В почти полной темноте, местами на ощупь, Лотта пробралась в кухню, откуда можно было выйти через низкую и тесную «чёрную» дверь. Кухня была ей знакома не так хорошо, как жилые помещения замка, и Лотта до замирания сердца боялась чем-нибудь звякнуть, споткнувшись или зацепившись одеждой. Она даже плащ несла в руках туго свёрнутым, чтобы точно не задеть полой какую-нибудь кочергу, которая, разумеется, рухнет с грохотом на железный лист перед топкой. В крошечное оконце сквозь старое, мутное и исцарапанное стекло цедился лунный свет, прорывающийся сквозь тучиполная луна светила и сквозь мерзкую хмарь. Ещё тлели угли на шестке, но в ту сторону Лотта старалась не смотреть, чтобы не плавали пятна в глазах: после темноты спящего замка слепило даже слабое вишнёво-красное сияние. Было очень тихо, только скреблись мыши, да похрапывал дедок-истопник, спящий на широкой скамье у печи. Поэтому дверь, едва её толкнули, так отвратительно и оглушительно-громко завизжала несмазанными петлями, что Лотта обмерла от ужаса, решив, что на этот жуткий скрип сбежится половина прислуги. Однако ничьих шагов слышно не было, только старик сонно пробормотал:
Данка, закрывай живее дверь, потаскушка, дует
Лотта выскочила из кухни, захлопнув за собой скрипучую дверь, и мысленно возблагодарила Девятерых и судомойку Данку, которая, оказывается, частенько ночью отлучалась по своим любовным делишкам, раз истопник воспринял скрип двери как досадную обыденность. Она ещё постояла, прислушиваясь, но никакой суматохи слышно не было, и Лотта, пытаясь унять противную дрожь, двинулась прочь.
Уже в закрытом хозяйственном дворике ветер с дождём налетели на Лотту, словно надеялись напугать её и загнать обратно. Нет уж! Она поспешно накинула плащ поверх старомодного, но тёплого и даже всё ещё нарядного костюма для верховой езды, крепко прижала к груди сумку с вещами и торопливо зашлёпала по лужам к калитке в сад. Там у самой стены росла старая груша, такая кривая, что её ствол ложился на каменную кладку. В детстве Лотта вместе с братьями любила по этому стволу забираться на стену, там для неё даже дощечки были прибиты, точно перекладины лесенки. По ним она, скользя и обдирая руки шершавой корой, и вскарабкалась наверх.
Стена была старая, такая же старая, как и сам замок. Взрослого мужчину в каких-никаких доспехах она местами могла и не выдержать, даже под молоденькой девушкой весом с упитанную кошку камни кое-где опасно шатались, кроша рассохшийся с годами раствор. Но Лотте и не надо было расхаживать по стене. Она всего только встала рядом со стволом груши, размотала с талии припасённую заранее верёвку и привязала один конец к толстой ветке. Верёвка тоже была толстая, шершавая и мохнатая, а через каждый локоть длины Лотта навязала на ней узлы, чтобы удобнее было держаться.
Спускаться всё равно было страшно. Дождь хлестал и хлестал, ветер раскачивал дерево и привязанную к нему верёвку, мокрые руки скользили даже по узлам, и раза два Лотта чуть не сорвалась, перехватываясь. Хорошо, хоть в темноте не было видно, где там, внизу, земля, и голова не кружилась. Ну, разве что немногопросто от страха. Вряд ли бы Лотта разбилась насмерть, сорвавшись, однако ногу или ребро сломала бы почти наверняка, а бежать со сломанной ногой
Спустившись, Лотта в изнеможении села прямо в мокрую жухлую траву. Уже ненужную верёвку мотал ветер, и беглянка с раскаянием подумала о том, что оставляет ворам или кому похуже открытый путь в замок, но убрать её у Лотты не было ни сил, ни возможности. Оставалось только молиться, чтобы никому в такую ночь не пришло в голову лезть к барону с недобрыми намерениями.
Отдышавшись и попытавшись охладить об мокрую траву ободранные ладони, Лотта встала, отряхнула плащ, нашарила сброшенную заранее, ещё до спуска, сумку и побрела к перекрёстку. Ползучий подмаренник путался в ногах, репьи цеплялись за одежду, ветер трепал и рвал пропитавшееся дождевой водой сукно, хлопая полами плаща, точно крыльями усталой птицы, но Лотта упрямо брела по бездорожью. Окрестности замка она знала прекрасно, и никакая непогода не сбила бы её с верного направления.
До условленного перекрёстка она добралась без приключений. Она даже немного поторопилась: Адриана ещё не было. Это слегка разочаровало Лотту, всё-таки она рассчитывала на то, что любимый будет ждать её, а не заставит стоять ночью одну в жутковатом месте (так и лезли в голову байки и легенды о полуночных перекрёстках). Но мало ли что могло его задержать? Она походила в нерешительности туда-сюда. Имело смысл, наверное, двигаться потихоньку в сторону тракта, но если Адриан опоздает не на четверть часа, а больше, он в темноте, щедро разбавленной дождём, может просто не увидеть свою тайную невесту. Решит, что она испугалась, передумала, осталась домаи вернётся к себе. Чтобы назавтра уехать в столицу графства в одиночку, и уже открыто, ни от кого не прячась.
Лотта вздохнула, поплотнее запахнула плащ, надвинула капюшон до самых бровей и приготовилась ждать. Старательно отгоняя от себя мысли о нечисти, стерегущей беспечных путников на таких вот старых росстанях.
Стук подков по остаткам булыжников заставил её встрепенуться. И напугал, потому что ехали двое-трое да, из дождевой мути появились три фигуры верховых в блестящих от воды плащах. «Рыбья кожа» Такой, только очень старый, доставшийся в наследство от деда, имелся у отца. Но только у него, у братьев таких не было. Лотта замерла от ужаса. Это не была погоня из замка! Какие-то чужаки! Что же делать? Спрятаться негде, место открытое. Бежать бесполезнопутаясь в мокрой длинной, хоть и раздвоенной юбке, от всадников не уйдёшь. Не двигаться? Может быть, не заметят или не обратят внимания в темноте? Попробовать напугать, изобразив какую-нибудь ночную тварь? А вдруг они не не из пугливых и попытаются убить, а не сбежать?
Она всё-таки сделала несколько мелких шажков назад, когда всадники поравнялись с нею. Один из них спешился и двинулся к ней, откинув капюшон плаща. Новенькогодаже в неверном свете придушенной тучами луны видно было, как по «рыбьей коже» скатывается, не задерживаясь ни на миг, дождевая вода, точно по хорошенько просмолённому дереву.
Сира Шарлотта,учтиво кланяясь, проговорил мужчина, и Лотта застонала от бессильной ненависти: её жених, чтоб ему в Бездну живьём провалиться!Мне очень жаль, но я вынужден вас разочаровать: сир Адриан не придёт.
Не придёт?холодея, прошептала она.Почему? ЧтоОна перевела взгляд на вооружённых типов, не торопившихся спешиваться, и почти закричала:Что вы с ним сделали?!
Боюсь разочаровать вас ещё больше,всё так же учтиво, доброжелательно даже ответил мерзавец,но я дал ему письмо к старосте слободы гномов из Дома Халната. По моему поручительству и под моё обязательство оплатить покупку,пояснил он,сир Адриан сможет выбрать себе любые доспехи и оружие. В пределах разумного, конечно. Платить за позолоченную кирасу с сапфирами по груди и плечам я не буду, да сир Адриан и не станет, я думаю, брать такое. Ему нужны настоящие боевые оружие и броня.
Вы хотите сказать,начала Лотта, и ей очень хотелось верить, что голос дрожит от негодования, а не от неудержимо накатывающих слёз,он меня продал за кирасу и меч? Отказался ради нескольких кусков стали?
Выбирая между славой и любовью, сира, мужчина всегда выберет славу. А сир Адриан полагает, что только отсутствие у него достойного снаряжения стоит между ним и славой одного из лучших рыцарей королевства.
Я не верю вам,сипло прошептала она.Вы как-то помешали ему встретиться со мной. Он бы никогда так не поступил, я знаю. Вы удерживаете его силой?
Мужчина вздохнул.
Пошлите ему завтра письмо,сказал он.С самого утра. Пусть он сам приедет в замок и и сам объяснится с вами. А теперь давайте я вас отвезу к вашему отцу.
Лотта опустила голову. Почему-то именно этот вздох и безнадёжный голос жениха убедили её в том, что всё им сказанноеправда, и Адриан предал её. Продал за снаряжение, достойное настоящего рыцаря. А раз так, жизнь потеряла всякий смысл. Вернут её к отцу или она умрёт тут под дождём, простудившиськакая разница?
Она равнодушно позволила подсадить себя на лошадь, так же равнодушно восприняла тепло чужого тела за спиной и кольцо рук, поневоле охвативших её, чтобы взять поводья. Она только вяло порадовалась тому, что на ней раздвоенная юбка, и потому не надо сидеть боком, почти на коленях у всадника. И так же вяло позлорадствовала, что её мокрая одежда прижимается к животу и бёдрам мужчины, прикрывшего её своим непромокаемым плащоммокрая, холодная, мерзкая Пусть помучается покупатель
========== Свадьба ==========
Отец разговаривал с ненавистным ткачом, демонстративно игнорируя дочь, словно её вообще не было в карете. Грядущей свадьбы разговор не касался, да и не предполагалось никакой свадьбытак, очень скромная церемония, не привлекающая к себе лишнего внимания. Говорили о налогах и ценах, о возможностях очередной войны с Краснолесьем, ещё о каких-то вещах, которые мужчины считают важными и значительными. Лотта толком и не слушала. Отец вёз её в столицу графства, чтобы законным образом продать богатому простолюдину в обмен на выкуп земель из залогатолько это имело значение.
Про то, что Адриан точно так же продал любовь к ней, Лотта приказала себе забыть. Раз продал, значит, не так уж и любил. Или не любил вообще, а морочил голову дурочке-бесприданнице, как матушка сказала. Ещё вопрос,возмущалась она, расхаживая по спальне дочери, где та была заперта до самого отъезда,женился ли бы. А то началось бы: «не сейчас», «попозже», «пока нет возможности» и прочие мужские штучки, когда они, мужчины, то есть, увиливают от своих обязательств. А потом оглянуться не успеешьна руках у тебя непризнанный бастард, денег нет, мужа нет, идти некуда или ты думаешь, отец принял бы тебя обратно с ребёнком от нищего безземельного дворянчика, брату которого законных бы племянников прокормить, не то что ублюдка?
Лотта стояла, уставившись в пол. Сказать ей было нечего, кроме: «Я его ненавижу!» Не Адриана, понятнопри мыслях о нём становилось так больно, что ясно было: не удастся ей забыть своего предателя. Ненавидела она того ремесленника, который вздумал жениться на девице из первого сословия, да не просто на дворянке, а на дочери барона Медных Холмов! И как только отец мог согласиться на такой брак? Подумаешь, денег тот давал! Она не овца и не породистая собака, чтобы её продавать! Её бесконечно возмутило и обидело, когда Валентин с порога её комнаты швырнул ей на кровать ту самую верёвку и, глядя мимо сестры, процедил: «Отец сказал, лучше бы ты на ней повесилась. Твоё счастье, что Вебер не отказался от брака и вообще не стал устраивать скандал». Вот так. Даже родные братья рады сбыть её с рук. Может, действительно стоило повеситься? Никому она не нужна, никто её не любит Даже матушка закончила её отчитывать и ушла, очень недовольная тем, что дочь ни в чём не раскаивается и прощения просить не собирается.
Так она и просидела почти четыре дня одна-одинёшенька, только поесть ей приносили утром и вечером. Однако о побеге, как поняла Лотта, не пронюхала даже пронырливая Анна, а уж та откуда-то всегда знала всё, нечего и говорить про встречи своей юной хозяйки с младшим соседским сынком. Заплатить наглой твари за молчание было нечем, приходилось давать ей кое-какие поблажки, совершенно незаслуженные. Но даже она была уверена, что Лотту заперли просто из-за того, что она отказывалась замуж выходить по-хорошему. «И чего вы упрямитесь, ваша милость?изумлялась Анна.Господин Вебер не старый ещё, собой не урод, обхождения тонкого, куда там вашему нищеброду! А уж одевать вас как будетвся городская родня от зависти удавится» Лотта вяло огрызалась, не рискуя, впрочем, злить служанку всерьёзмало ли, что та могла сболтнуть отцу.
А потом её посадили в гномьей работы карету на пружинных рессорах, напротив сели отец и, Девятеро прости, жених. Пара породистых гнедых легко покатила мягко покачивающийся возок, мужчины заговорили о важныхо, безусловно, государственной важности!делах, а Лотта просто молча смотрела в окно. Хотя на что там было смотреть? Все окрестности замка были ею в своё время изучены до последней кротовьей норы, потому что с тремя братьями остаётся или расти таким же сорванцом, или скучать в одиночестве. Было тоскливо, хотелось плакать, но разумеется, об этом и речи быть не могло. В конце концов, она просто уснула и проспала почти половину пути до первого трактира.
В Излучине Светлой Вебер снял для них с отцом роскошный номер из двух спален и гостиной между ними. Отец, как показалось Лотте, охотно запер бы её и на постоялом дворе, но в первое же утро за нею явилась сурового вида сухопарая женщина, одетая как состоятельная простолюдинка, и передала его милости барону нижайшую просьбу господина Вебера отпустить сиру Шарлотту по лавкам и мастерским. Сопровождать сиру будет она, Гризельда, управительница господина Вебера, а чтобы не случилось чего, он приставил к ним охрану. Тоже женщину, ваша милость, так что никаких глупых сплетен и слухов не последует. А его милость барона господин Вебер просит прибыть в ратушу сразу после завтрака, если только у того нет каких-либо более важных дел.
На первую просьбу отец, кажется, собирался ответить отказом, но управительница явно ему понравиласьвот уж кто наверняка и прислугу держит в крепком сухом кулачке, и своё место знает. Так что он, хоть и с неохотой, согласился отпустить дочь, даром что она никакой прогулки, да ещё и по лавкам, не заслужила. А на вторую просьбу ответил, что в Излучину для того и приехал, чтобы заниматься делами, и в ратушу прибудет примерно через час.
У Лотты, честно сказать, не было никакого настроения гулять, но её согласия никто не спрашивал. Ей было велено одеваться и идти с как тебя, милочка? Гризельда?.. идти с Гризельдой.
Идти, впрочем, не пришлосьво дворе ждала щегольская лёгкая коляска, возле которой скучала рослая и плечистая, куда там иному мужчине, девица орочьих кровей. По случаю солнечной, хоть и прохладной погоды кожаный верх был опущен, но Лотта потребовала его поднять.
Да ведь вы так города толком не увидите,удивилась орочья полукровка, или кто она там была.
Ну и пусть,буркнула Лотта. Плащ ей высушили и отчистили от грязи и колючек, но всё равно он выглядел старым, линялым и вообще нищенским на фоне дорогой и нарядной коляски. Лучше уж пусть смотрят на крылья из отстроченной мягкой кожи, чем на девицу, нервно кутающуюся в кусок облезлого сукна.
Тогда,сказала управительница, переглянувшись с охранницей,едем сразу к госпоже Лукреции.
Ладно,сказала та, пожимая плечами, так что тусклые блики метнулись туда-сюда по пластинам матовой чернёной брони (Лотте сразу подумалось, что за такую Адриан не то что невестуродную сестру бы продал).К портнихетак к портнихе. Эй, малый, садись, подкину, а то далёко бежать-то.
На козлы тут же белкой взлетел конопатый мальчишка, а сама полукровка подсадила сперва Лотту, потомгораздо почтительнее, вот мерзавка!управительницу, подняла верх, села на козлы сама, и коляска тронулась.
Гризельда попыталась завязать с её милостью разговор о скором переезде, но Лотта угрюмо отмалчивалась, и управительница наконец отстала от неё. «Наябедничает своему хозяину,неприязненно подумала Лотта.Ну и пусть».
Ехать было недалеко, в сущности, и пешком могли дойти. Охранница остановила лошадей напротив мастерской с иглой и катушкой ниток на вывеске, конопатый мальчишка соскользнул было с козел, но управительница сказала ему: «А забеги-ка ещё и к башмачнику, пусть пришлёт кого-нибудь сюда».«Ага,ответил конопатый.Только тогда уж и к чулочнику, поди?»«Умница,одобрила Гризельда.А потом к хозяину бегом. Успеешь?»«А то!»важно ответил мальчишка и умчался, только пятки сверкали. Новенькими крепкими подмётками сверкалиэтому Веберу что, совсем деньги девать некуда? Так посыльного одевать!