Но то парень, девчонке такая свобода не светила ни в шестнадцать, ни позже. Пока в девках ходишь, отец тебе хозяин, как замуж выйдешьмуж. Ну, это по закону, понятно, в жизни-то всякое бывает. И всё-таки, даже позволив дочери стать чьей-то ученицей, отец в любой момент мог приехать и забрать её, объявив, что нашёл ей мужа. С мастером он мог договориться, что заплатит за уже полученную дочкой науку в несколько частей, а то и вовсе чьей-нибудь чешуёй расплатится, не деньгами, и пришлось бы тому отпускать домой ученицу, а Змей Камиллу отпускать точно не хотел. Даже пожалел как-то, что в Империи не обвенчают девчонку четырнадцати летон-де знает, за кого её замуж выдать, чтобы она могла учиться и дальше.
Камилла слушала, помалкивала, думала про себя, что ещё два года у неё точно естьдо шестнадцати никто её дёргать отсюда не станет. А вот потом Отец оставлял ей деньги после каждого своего приезда, но тратить их было особо не на что: кормил свою ученицу сам Змей, он же отвёл её в самом начале осени к портнихе и потребовал, чтобы девчонку «одели по сезону, и так, чтобы приличному человеку не было стыдно за свою ученицу». Сам приличный человек на выход одевался в бархат и шёлк, к ним прилагались серебряные перстни, пряжки-пуговицы и серёжка в левом ухе (мог бы и золото носить, но на золото плохо ложатся чары, пояснял он, а вот серебро зачаровывается на раз); и чтобы ему не стыдно было за свою ученицу, Камиллу одели так, что она только хмурилась: не слишком ли жирно? Не расплатишься ведь потом
Словом, на полученные от отца деньги она купила свод законов о браке и семье и несколько вечеров упорно одолевала книгу, словно нарочно написанную таким языком, чтобы всякая деревенщина бросила читать на первой же строчке. Камилла не бросила и в конце концов нашла-таки закон о том, что женщина или девица в ранге либо подмастерья официально признанной гильдии, либо мага, закончившего обучение, признаётся э-ман-си-пированной, вот. Дело было за малымстать настоящим магом (про подмастерье Камилла даже не загадывала). Про способы расшевелить дремлющие способности говорил ещё носатый Искатель с цепью на шее. Рожать было рановато, конечно, да и невинности лишаться пока что тоже, но вообще-то, Камилла собиралась расстаться с этой не слишком ценной вещью за неделю-другую до совершеннолетия, чтобы набрать наконец полный первый круг и поехать в Школу целителей, откуда уже ни отец, ни братья не выцарапают. А если не получится, и придётся возвращаться в Монастырские Сады Ну, там видно будет. Ни Михе, ни его дядьке эта несчастная первая кровь даром не нужна, им нужна травница за бесплатно, а какой-нибудь Сим и пикнуть не посмеет, что его опередили. Осталось только найти того, с кем можно было бы становиться женщиной, а вот тут было сложно. Желающие-то найдутся хоть на какую лысую, но хотелось бы после этого остаться живой, здоровой и не ограбленной, а связываться с тем, кого хорошо знаешьнеловко ведь будет потом. Как с ним встречаться, разговаривать и вообще
Мать, правда, говорила, будто отец ни про замужество, ни про Миху и разговор с его дядькой ни разу даже словечком не вспомнил, и всё равно Камилле было тревожно. Матушка, может, на это внимания не обращала, а вот со стороны очень было видно, как задевает отца, что живёт он в доме жены и что для сельчан не она жена Фина-охотника, а он муж Лаванды-травницы. Зачем надо было идти в примаки, если отцу это так не по душе, Камилла понять не могла, но почему-то так ей и казалось, что отец сговорится с Томасом-трактирщиком и выдаст её за Миху из наилучших побуждений: и дочка привычным делом занята, и никаких примаков больше в доме, одни невесткивсё, как у добрых людей. Вон Якоб уже поглядывает на Дину, и матушка вроде не против. Что бесприданница, беда невелика: своих и денег, и добра хватает, зато девка стряпает так, что пальчики оближешь, рукодельница, каких поискать, и характер при этом как у птички, лёгкий и весёлый. А что глуповата, так есть вон уже в доме две умницы, мужикам вечная головная боль.
Такие мысли бродили в бритой головушке Камиллы, пока она размеренно помешивала варево красивого золотисто-зелёного цвета, прямо как камень Искателей под её руками. От массы в котелке остро и свежо пахло мятойэто кто-то привёз из столицы мятные пастилки для освежения дыхания, и его родные-приятели, понятно, захотели такие же. Так что аптекарь Транк спросил Змея, не возьмётся ли тот наделать таких пастилок, потому как у самого аптекаря в разгар зимы выше головы работы с микстурами от кашля и от лихорадки, а упускать такую возможность заработать лишний грошик не хочется. Змей, видно, тоже был не прочь заработать лишний грошик, особенно на такой ерунде, и Камилле поручили сварить густой мятный сироп, остудить его и наделать маленьких, с ноготок, лепёшечек.
Она тут же предложила часть очень уж дорогого сахара заменить крахмалом, который куда подешевле, а ещё добавить безвредной красочки вроде свекольной или морковной вытяжки, чтобы смотрелось приятнее. Змей только хмыкнул на это и сказал: «Смотри, Транк, на какое сокровище я случайно наткнулся»,а аптекарь притянул Камиллу к толстому мягкому брюху, чмокнул в щёчку и ответил ни к селу ни к городу: «Моя ж ты умница! Серпент, а давай ты её выдашь за моего младшенького?» Змей, хвала Создателю, отозвался в том духе, что самому нужна, мужчины посмеялись, а Камилла незаметно вытерла обслюнявленную щёку и отправилась подбирать состав и цвет: наставник позволил ей перепортить немножко ингредиентов, но самой определить нужные пропорции.
Первые две порции она, к досаде своей (как же, умелая травница ведь!), запорола. В первый раз вышло слишком жидко, а во вторую она бухнула столько красителя, что даже смотреть на эту ядовитую зелень было боязно, не то что в рот положить. Впрочем, она потом переварила всё это вместе, добавив вытяжку эмбриума и отвар эльфийского уха по матушкиному рецепту, так что получилось ничего себе такое, сладенькое и красивое зелье от кашля. Змей, посмотрев на эту красоту и осторожно попробовав её, почесал в лысом затылке и велел отнести бутыль с получившейся смесью в приют. Разливать непатентованный сироп по фиалам, кому-то его продаватьему было лень связываться, а сиротам и такое лекарство сгодится. Вряд ли их кто-то лечит по-настоящему, а вреда от мяты, эмбриума и эльфийского уха в сладкой крашеной водичке точно не будет. Даже помочь должно теоретически. Так он сказал. Камилла обиделась и принялась доказывать, что они с матерью давно такое варят, разве что без сахару, и никто не жалуется, у всех кашель проходит, и жар тоже, и вообще Змей отвесил ей подзатыльник в воспитательных целях, чтобы не наглела, и отправил её в приют с бутылью и запиской от знакомого целителя, что сироп детям точно не повредит, главное, давать не больше ложечки за раз и не чаще трёх раз в день.
А вот с третьей попытки, как в сказке, у Камиллы получилось угадать и с густотой, и с цветом. Предъявив наставнику записи с расчётами и две дюжины пробных пастилок, она получила разрешение варить уже всерьёз, и теперь помешивала в котелке, остужая смесь настолько, чтобы не обжигаясь до волдырей, наделать из неё пастилок. Камилла помешивала и помешивала, не давая сваренной массе подёрнуться твёрдой хрусткой коркой, а сама с неудовольствием думала о шуточке аптекаря, котораяну, а вдруг?может оказаться совсем и не шуточкой. Словно мало ей сельских женихов!
Пришёл Корвин, покидал в ручную меленку каких-то белёсых камешков (ну, выглядело это как слоистые камешки) и спросил Камиллу:
На тебя тоже смолоть?
А что это?
Тальк. Обваляешь свои конфетки, чтобы не слипались.
Погоди,она нахмурилась.Талькэто же камень. То есть, этот минерал. Разве его можно в еду?
Он безвреден,пожал плечами подмастерье.Если его проглотить, он пройдёт через желудок и кишечник, не перевариваясь. Воды он не боится, поэтому не размокнет, как крахмал или сахарная пудра. Намолоть?
Ага. То есть, да,торопливо поправилась Камилла, изо всех сил старавшаяся отучиться от «деревенских», как ядовито шпынял её мастер, словечек.Спасибо, Корвин.
Не за что.
Ну, как это?возразила она.И объяснил всё, и помогаешь.
Он покраснел и завертел ручку мельницы, устроив такой грохот, что поневоле пришлось замолчать. Кожа у Корвина была бледная, под стать очень светлым, чуть ли не бесцветным волосам, и чуть стоило ему смутиться или, наоборот, разозлиться, она покрывалась красными пятнами, даже мочки ушей пунцовели. Вообще-то, он был неплохой парень. Занудный только очень. И уж так заносился со своим званием подмастерья, полученным в двадцать лет Нет, это он молодец, конечно, но мастер-то говорил, будто взял его учеником, когда Корвину было семь. Получается, он тринадцать лет в учениках ходил? А она, Камилла, здесь всего-ничего, каких-то полгода, и ей уже доверили самостоятельную работу. Ерунду, понятно, мятные конфетки, но всё равно
А сложно было звание подмастерья получить?спросила Камилла, когда Корвин ненадолго перестал громыхать своей мельницей, прервавшись, чтобы дать отдых руке, вертевшей рукоятку.
Я не могу сказать, что сложно,подумав, ответил он.Очень много было вопросов не по существу. Намёков каких-то грязных И знаешь, мастер временами бывает резковат,Камилла фыркнула: временами!а в комиссии пять человек, и все наперебой стараются оскорбить тебя и унизить. Когда я готовил экзаменационную работу, у меня от злости так руки тряслись, что я едва не запорол её.
Они, наверное, это нарочно?предположила Камилла.Разозлить человека, вывести из себя и посмотреть, как он справится. Разволнуется, рассердится, всё испортитну, и куда такому в алхимики? В лаборатории же вечно то яды, то такие составы, что от пристального взгляда сами собой норовят полыхнуть. Надо же уметь в руках себя держать.
Всё правильно,согласился Корвин, только вид у него был уязвлённый.Пока меня лично не коснулось,дотошно уточнил он,я тоже так думал.
Камилла представила себе, как пятеро важных бритоголовых старцев наперебой изводят её в духе дорогого наставника, и зябко передёрнула плечами. Ну пожалуй. Легко рассуждать о том, что алхимик должен быть всегда собран и выдержан, пока тебе не взялись клевать мозги, да ещё целой толпой.
Корвин опять завертел ручку, загремел жерновками. В наглухо закрытую прозрачную миску опять посыпалась белая-белая, белее настоящей, мука. Камилла подумала, что из-за такой посыпки пастилки потеряют свой нарядный вид. Но опять же, если они слипнутся в комок, вид они потеряют тем более. Она вылила заметно загустевший сироп в неглубокую, почти плоскую миску, набрала масла в чашку, смазала им руки и, тихо шипя, принялась лепить пастилки. Подумав, что если бы кто-то додумался наделать формочек, как для петушков, только совсем маленьких, вышло бы занятно: листочки, цветочки, пчёлки-бабочки
Дитя ещё совсем,вздохнул аптекарь, принимая жестяную банку, полную аккуратных зелёненьких лепёшечек.Одни сладости на уме. Так и представляю себе наместника и его свиту с зелёными мятными бабочками на палочках!
Он посмеялся, Камилла совсем уже собралась обидеться, но Змей, хоть и улыбнулся, посмотрел на неё этак оценивающе. Сказать однако ничего не успел, потому что сухопарый господин, беседовавший о чём-то со старшим сыном аптекаря, повернулся к ним и спросил:
А, это те самые пастилки? Отсыпьте-ка мне, господин Транк, с четверть фунта сразу. Моя супруга говорила, будто они не только освежают дыхание, но и больному горлу дают облегчение, а я как раз немного простудился.
Надо настоящих лечебных пастилок наделать,предложила Камилла.С эмбриумом, который лечит кашель, и с эльфийским ухом, которое вообще от простуды.
Какая любопытная мысль,одобрительно отозвался Транк, отсыпая пастилки из банки в картонный пакет с названием его аптеки.Непременно попробую.
А Змей, едва они, получив деньги за заказ, вышли из аптеки, двинул Камиллу по затылку. Не больно, обидно только. И суконную шапочку, опушённую отцовской чернобуркой (самому мастеру он двух куниц привёз, чтобы расплатиться за дочкины обновкине хотел он ходить в должниках), сбил чуть ли не на нос.
В следующий раз, бестолочь,сказал он, тут же сам поправив шапочку на ученице,все свои гениальные идеи излагай сначала мне. Одну ты, считай уже подарила Транку, молодец. Этот хитрый жирный кот сейчас ночку не поспит, пробуя осуществить твою придумку, а уже утречком пошлёт курьера в Совет Гильдии подавать заявку на патент. А мне пока некогда возиться с такой мелочью, у меня срочный и очень дорогой заказ.Он покачал головой, выгреб, не считая, горсть серебра из кошелька и протянул Камилле.Держи за работу, дурёха. Вот увидишь, будут у Транка и цветочки-бабочки, и лечебные пастилкивсё, как ты сказала. Надумаешь ещё кому подарить на бедность свои задумки, лучше Корвина осчастливь, он мне всё-таки не чужой.
Он ваш племянник?удивилась Камилла. Ну, вот ни в одном месте не были похожи мучная моль Корвин и ядовитый змей Асканио.
Он мой ученик, Змеючка, а это поближе, чем родная кровь. Я тринадцать лет на него угробилОн, не договорив, вздохнул, и Камилла не решилась спросить, почему угробил-то? Хотя если парню надо идеи «дарить на бедность», со своими у него, видно, неважно обстоят дела.
А вот вы на меня тоже угробите два-три года, а потом отец приедет и заберёт, чтобы замуж выдать,пробормотала она, плотнее застёгивая у горла пелерину плаща, тоже обшитую по краю полоской черно-бурого лисьего механазад они шли против ветра, и расстёгнутую в аптеке пряжку у ворота пришлось срочно защёлкнуть обратно.
Не заберёт,отмахнулся Змей.
Это с чего вы так решили?
Он помолчал, только снег под его щегольской, на самом деле вовсе не нужной ему тросточкой злобно взвизгивал на каждом шаге.
Знаешь, что меня поразило более всего в вашей империи, когда я только что приехал?сказал он.
Э-э дороги?предположила Камилла, что-то такое слышавшая от путешественников-южан.По которым можно проехать в любую сторону в любое время года?
Ну пожалуй. Но сразу после нихваша бюрократия. Каждый твой чих будет замечен, задокументирован, внесён в соответствующий реестр, подтверждён двумя свидетелями и заверен печатью и подписью. В любом трактире по пятьдесят лет хранятся книги учёта постояльцевкто, когда, куда, по каким надобностям Так вот, гадючка моя, я говорил с твоей матушкойона-то очень хочет, чтобы ты училась дальше, раз уж ты вытащила счастливый билетик. И если понадобится, сударыня Лаванда затеет громкий, грязный и очень скандальный судебный процесс, который похоронит её репутацию, но даст тебе возможность послать отца с его ущемлённым самолюбием подальше.
Я не хочу его посылать!возмутилась Камилла.Просто
Просто представь, что выбирать надо между твоим образованием и его представлениями о месте женщины,усмехнулся Змей. Он раскланялся с кем-то, и Камилла, понятия не имевшая, кто это, на всякий случай тоже присела в коротком книксене.А вообще, Змеючка, тебя никто не спросит. Матушка твоя объявит, что ты не дочь Финдана из Люцерна, потому что пока супруг бегал по горам-по долам за вивернами и от них, она наставила ему рога с бравым десятником императорской армии. Проверить, бывал ли такой в Монастырских Садах, несложно, а десятнику, или кто он теперь, можно и память освежить горстью золотишка, чтобы он радостно признал, что да, было дело, крутил он с хорошенькой ведьмочкой по дороге к новому месту службы и даже дочку готов признатьза отдельную плату, разумеется. Будет ужасный скандал, будет судебное разбирательство, а у вашей манеры всё заносить в книги и протоколы есть и обратная сторона: если все эти бумаги вывалить из архивов, получится горный хребет от Белого до Абесинского моря, и разбираться в нихэто просто бездна времени. Дело будет рассматриваться долго, очень долго, и пока судья не вынесет вердикт, отцов у тебя будет двоето есть, ни одного. Ты подмастерьем стать успеешь за это время, потому что Фин-охотник уже лишится права распоряжаться твоей судьбой, а гипотетический десятникещё не получит его.
Я так не хочу,мрачно сказала Камилла.
Конечно, не хочешь,подтвердил наставник.Ты хорошая девочка, любишь родителей и не хочешь, чтобы они рассорились насмерть из-за тебя. Я очень надеюсь, что этого и не случится. Но на отца ты почти совсем не похожа, так, что-то смутное такое, а в селе найдётся добрый десяток якобы свидетелей того, как к матушке твоей шмыгал ночью тип в военной форме. Причём они-то заявят это совершенно бесплатно и без всяких просьб со стороны твоей матери: она же ведьма, а разве ведьмы бывают верными жёнами?
Свекровка-блядь снохе не верит,буркнула Камилла, представив себе, что начнётся в селе, если матушка оговорит себя. Старые грымзы вроде той же Клары Длинноносой такого насочиняют, что госпожа Розалия в своём «Подорожнике» от зависти позеленеет.
Именно так, Змеючка. Каждый судит по себе. Твой отец желает тебе исключительно добрано так, как он его понимает, не ты. За безродного бродягу с четвертью нелюдской крови пошла замуж только ведьма. Вернее, он был вынужден пойти к ней в консорты, чтобы не быть больше бродягой. Но его дети так и остались то ли остроухим, то ли ведьминым отродьем. И если парни могут за себя постоять, то о тебе позаботиться должен отец, так Фин считает. Выдать тебя замуж за мальчишку из богатой, влиятельной, почтенной семьи, живущей в Монастырских Садах чуть ли не с появления села, значило бы не просто обеспечить твою безбедную сытную жизнь, но и детям твоим дать возможность не расти изгоями. Я ведь прав, у тебя и твоих братьев друзей в селе немного?