Он поднимает голову и на чудовищную долю секунды заглядывает мне в глаза. Я так и не смог понять, почему его глаза неожиданно расширилисьбыл ли тому причиной океан боли, в который он погружался, или то, что он увидел во мне. Другого гепера.
Когда все заканчивается, нас отвязывают. Сотрудник Института серьезно приказывает нам на остаток ночи разойтись по комнатам. К этому моменту от гепера не осталось ничеготолько клочки одежды. Его кровь вылизали с пола, даже пыль, которую она пропитала, собрали, запихнули в рот и высосали из нее остатки.
Мой сопровождающий ждет меня у дверей.
Переоденьтесь, говорит он, раздувая ноздри, от вас пахнет гепером.
Мне страстно хочется оказаться под открытым небом, на бескрайних Пустошах. По бесконечной лестнице, безнадежно отстав от остальных, я поднимаюсь на первый этаж. Остальные идут к себе. Я выхожу наружу, под усеянное звездами ночное небо. Восточный ветер развевает мою одежду и ерошит волосы. Я плетусь к библиотеке, радуясь, что наконец-то остался один. Ветер кидает мне в лицо песок, но я едва это замечаю.
На полдороге я падаю на землю.
Я настолько обессилен, что не могу встать на ноги. Я опускаю голову на кирпичную дорожку. Это обезвоживание. Мой ватный мозг лежит в черепе, как засохшая слива. Туман окутывает мое сознание.
Через несколько минутили часов? я прихожу в себя. Мне лучше, в тело вернулись силы. Небо стало светлее, звезд меньше, и сверкают они не так ярко. Я оборачиваюсь в сторону Института. Меня никто не заметил.
Я знаю, что это бесполезно, но все равно еще раз прочесываю библиотеку в поисках чего-нибудь, что можно пить. Спустя полчаса я падаю в кресло, мое тело сухое, как веточка осенью, в нем не осталось ни капли воды. Сердце испуганно бьется, как будто понимает то, что я пытаюсь отрицать. Положение отчаянное. Я не продержусь еще одну ночь. Они придут за мной на закате, когда я не появлюсь, и найдут меня распростертым на полу. Спустя несколько мгновений все будет кончено.
Раздается звон металла, за которым следует тихий шорох. Ставни. Они закрываются, погружая комнату во тьму, как и мои глаза. В темноте воздух кажется холоднее. Я чувствую свой запахтошнотворную вонь гепера. Я поднимаю руки, обнюхиваю подмышки. Воняет. Завтра, после того как сядет солнце и взойдет луна, мне конец.
Конец еще одному геперу.
Видения смерти гепера наполняют мой сон, приобретая лихорадочный оттенок: крики звучат громче, цвета делаются ярче. В моем кошмаре он запрыгивает мне на руки, его кровь стекает по моему лицу. От жажды мой пересохший язык рефлекторно тянется слизнуть кровь. Я всасываю ее, позволяя ей пропитать язык, будто сухую губку, опущенную в горный ручей, затем проглатываю, чувствуя, как она течет по моему высохшему горлу, как ее энергия пронзает мое обессиленное тело. Я согреваюсь, но тут слышу, как гепер кричит еще раз, громчеи понимаю, что крик исходит не от него, а от других охотников, все еще привязанных к шестам. Они указывают на меня и кричат, а я опускаюсь на колени, держа на руках мертвецаон бледен, и кожа его покрыта синими пятнами.
Я вздрагиваю и просыпаюсь. Изнанка моих высохших век царапает глаза.
День еще в разгаре. Луч света снова здесь, пересекает библиотеку, как пылающая веревка, натянутая от одного конца до другого. Сейчас он даже ярче и толще, чем мне казалось.
Я слишком устал, чтобы делать что-либо, и могу только смотреть. Мои мысли скачут в каком-то лихорадочном смутном сумраке. Это все, что я сейчас могу делатьпросто бездумно смотреть на луч света. Чем и занимаюсь сколько-то минут (часов). С течением времени он скользит по комнате, чертя диагональ на дальней стене.
Тут происходит нечто необычное. На своем пути луч встречает что-то, что заставляет его отскочить под углом. Он отражается на другой стене. Сначала мне кажется, что это мой разум решил сыграть со мной шутку. Я моргаю. Луч все еще там, сейчас он даже заметнее. Два луча: первый, идущий от окна, и второй, короче, отраженный к правой стене.
Этого достаточно, чтобы заставить меня подняться с кресла. Я иду к дальней стене, чувство такое, будто в суставы мне насыпали иголок. Там, где луч падает на стену, висит маленькое круглое зеркальце, не больше моей ладони. Оно прикреплено слегка под углом, так, чтобы отражать луч к правой стене.
Я иду к правой стене, и тут это происходит снова. Второй, отраженный луч тоже отражается: теперь комнату пронзают три солнечных луча. Правда, третий оказывается довольно тусклым и светит недолго. Секунд на десять он становится ярче, а потом постепенно гаснет. Я поспешно иду к месту, на которое он указывает, к тусклой подсвеченной точке на переплете книги. Снимаю ее с полки. Она в кожаном переплете, гладком и слегка вытертом. Я подношу ее к первому лучу света, второй в это время тоже начинает тускнеть. При свете рассматриваю книгу, открываю титульный лист.
На нем название: «Охота на геперов».
Много лет назад количество геперовкоторые в прошедшие эпохи, в соответствии с ничем не подкрепленными теориями, преобладали в наших земляхупало до опасной отметки. В соответствии с Декретом двора за номером 56 все они были собраны и поселены на фермах недавно построенного Института изучения геперов. Чтобы примирить с этим разочарованное население, законопослушные граждане выбирались путем жребия для участия в ежегодной Охоте. Она имела громкий успех.
Первые признаки проблем проявились в уменьшающемся количестве геперов, предназначенных для ежегодной Охоты. Обычно их было от двадцати до двадцати пяти, но вскоре это число упало до пятнадцати. Потом стали выпускать всего десять, потом семь. Наконец, в ночь, которую едва ли кто-то забудет, Дворец официально заявил, что в Институте больше нет содержащихся в неволе геперов.
Тем не менее шепотом передавались слухи о тайных охотничьих экспедициях, о тайных собраниях высокопоставленных чиновников в Институте изучения геперов, о многочисленных экипажах, прибывающих туда на закате, о странных криках, доносящихся из Пустошей. Слухи не умолкали, и даже начались разговоры о том, что коррупция дошла «до самого верха».
Но через несколько лет прекратились и эти слухи.
В одиннадцатый день шестого месяца четвертого года правления восемнадцатого Правителя было объявлено, что геперы вымерли.
Обложка сделана из угольно-черной кожи ягненка, испещренной крошечными бороздками. Она гладкая и вытертая, обвязана витой бечевкой. Страницы с поблескивающим обрезом похрустывают под пальцами и легко отделяются друг от друга, когда я их перелистываю. Тысячи страниц написанных от руки заметок, почерк разборчивый и уверенный. Но тут нет ничего нового. И, несмотря на название, почти ничего об Охоте на геперов. Ничего, кроме короткой истории, записанной на первых двух страницах. Затем автор отошел от темы. Все остальное представляет собой переписанный и немного переработанный материал из тысяч разных библиотечных учебников. Генеалогические древа, древние стихи, всем известные басни. Даже схемы, чтобы перерисовать которые, вероятно, ушли дни.
Ученый. Естественно, он это написал. Но зачем он провел столько временитысячи часов, заполняя страницы ненужными записями? Я вспоминаю, что о нем рассказывали, о его нестабильном душевном состоянии и загадочном исчезновении.
Да еще этот луч, постепенно тускнеющий с приближением заката. Зачем ему понадобилось создавать егои еще два, чтобы они указывали на эту книгу? Записки должны были найти, это очевидно. Но кто и зачем?
Я уже закрываю их, когда замечаю в середине чистую страницу. Как странно. Сотни страниц до и после нее исписаны сверху донизу, тем не менее обе стороны этой оставлены нетронутыми. На ней нет ни следа чернил. Ее белизна как будто кричит о чем-то. Последнее предложение на предыдущей странице даже не законченооно обрывается посередине и продолжается на странице, следующей за пустой. Я стучу пальцами по корешку книги, размышляя, что это значит. Как и отраженные лучи, пустая страница скорее всего предназначена именно для того, чтобы привлечь внимание. Но изучая ее, я не могу понять, в чем же тут дело.
Я бессильно оседаю в кресле. Здесь душно. Провожу рукой по шее, чувствуя под подбородком полоску пота и грязи. Мне не нужно даже поднимать руку, чтобы ощутить запах, который я источаю, как собака в жаркий день.
Мой сопровождающий первым это выяснит. Когда он придет за мной после заката и почувствует мой запах, сочащийся из-под двери. Он обежит здание, заглянет в окноставни к этому времени будут уже открытыи обнаружит меня в этом кресле. Я буду сидеть здесь, уставший и печальный, моя грудная клетка будет подниматься и опускаться, делая глубокие вдохи, глаза будут широко раскрыты, потому что, несмотря на то, что я принял решение, мне все равно будет очень страшно. Он увидит, что эмоции волнами распространяются от меня. И тут он поймет. Он не будет звать остальныхне захочет ни с кем делиться. Он прыгнет прямо в окнохрупкое перед лицом его жажды, как тонкий лед перед факелом, и прежде чем осколки успеют упасть на пол, вцепится в меня. И разорвет меня клыками и когтями всего за несколько
И тут мне кое-что приходит в голову.
Белизна пустыни ослепляет, будто мне в глаза плеснули кислотой. Я прикрываю глаза, позволяя свету поступать постепенно, до тех пор, пока не могу смотреть, не моргая, а потом и не щурясь.
До заката еще несколько часов, солнце только начало клониться к западу. Оно не собирается садиться спокойно, заливая небосклон кроваво-красным, окрашивая Пустоши оранжевым и лиловым. Без защитного Купола глиняные хижины кажутся заметными и чуждыми, как крысиный помет. Скоро фотоэлементы почувствуют приближение ночи, и из земли поднимутся стеклянные стены, которые замкнутся в виде купола совершенной формы и защитят геперов от внешнего мира. Мне нужно спешить.
Перед хижинами что-то поблескивает, как сотни бриллиантов в вечернем свете. Пруд. Он был прямо перед носом, пока жажда мучила меня, а мое тело источало запах. Как я мог быть настолько слепым? Там больше воды для питья и мытья, чем мне в принципе могло бы понадобиться. Единственная опасностьсами геперы, которые могут без особой радости отнестись к моему вторжению. Разумеется, они будут сбиты с толку появлением незнакомца, который почему-то способен противостоять солнечным лучам. Но я знаю, как с ними обращаться. Оскалить клыки, подергать головой из стороны в сторону, пощелкать костями. Я умелый актер. Они разбегутся на все четыре стороны.
У меня неожиданно открылось второе дыхание, и я бегу к деревне. Постепенно глиняные хижины начинают обретать форму, я уже различаю детали. Потом я вижу самих геперовгруппку фигур вокруг пруда. Они двигаются, останавливаются, снова двигаются. Это зрелище одновременно действует мне на нервы и возбуждает интерес. Их пятеро. Они меня пока не заметили. Да и с чего бы им смотреть в эту сторону: днем к ним никогда никто не приближался.
Когда я оказываюсь где-то в ста ярдах от них, они меня видят. Один, сидевший на корточках возле пруда, вскакивает на ноги, и его рука взлетает, как пружинное лезвие, указывая на меня. Все остальные тут же оборачиваются. Их реакция мгновенна: они поворачиваются и стремглав несутся к хижинам. Я вижу, как захлопываются ставни и запираются двери. Спустя несколько секунд все покинули пруд, оставив за собой след из перевернутых горшков и ведер. На это я и надеялся.
Ничто не двигается. Ни одной открытой ставни или неплотно запертой двери. Я срываюсь на бег, мои высохшие кости ходят ходуном, щелкая с каждым мучительным шагом. Я не свожу глаз с пруда и уже пью взглядом эту воду. Я приближаюсь, осталось всего пятьдесят ярдов.
Дверь одной из хижин открывается.
Самката самкавыходит наружу. На ее лице написан гнев, смешанный со страхом. В правой руке она сжимает копье. На бедрах у нее висит кусок толстой темной кожи, похожий на широкий пояс. К нему привязан ряд опасных на вид кинжалов, странно изогнутых у рукояти.
Я поднимаю руки раскрытыми ладонями к ней. Не знаю, насколько она понимает речь, так что решаю использовать простые слова.
Все хорошо! Все хорошо! кричу я, но из моего горла вырываются лишь хриплые нечленораздельные звуки. Я пытаюсь еще раз, однако во рту у меня недостаточно слюны.
Садящееся солнце заливает деревню цветом, как яркая краска, стекающая на пыльные кожаные ботинки. Моя тень противоестественно стелется передо мной, ее кривые пальцы тянутся к девушке-геперу. Я для нее просто силуэт. Нет, не простоя враг, хищник, охотник: вот почему остальные геперы разбежались. Но при этом и еще кое-что: загадка. Непонятное противоречие: я не растекаюсь на солнце. Поэтому самка не убежала, а стоит передо мной и пытается понять.
Но недолго. С первобытным воплем она кидается мне навстречу, наклонившись и вытянув назад руку. Затем резким движением выбрасывает руку вперед.
Я не сразу понимаю, что происходит. Но когда понимаю, уже поздно. Я слышу свист копья, рассекающего воздух, даже вижу, как древко слегка вибрирует в полете. Оно летит прямо в меня. В конце концов мне везет: я не успеваю отклонитьсянет времени, и копье пролетает прямо над моим левым плечом. Я слышу и чувствую, как оно прорезает воздух.
Тут самка наклоняется к поясу с кинжалами. Меньше чем за секунду отвязывает кинжал и кидает его быстрым движением руки. Он вылетает у нее из ладони, сверкая на солнце. Но она промахивается. Чуть ли не на милю. Кинжал, не причинив никакого вреда, летит в сторону.
«Тени, думаю я про себя, эти геперы не больше, чем»
И в этот момент сверкающий на солнце кинжал поворачивает ко мне, подобно бумерангу, и движется пугающе быстро, посверкивая в лучах заката, как будто зло подмигивая. И прежде чем я успеваю это понять, он уже здесь. Я прыгаю вправо и падаю на землю, кинжал пролетает в дюйме от моей головы, с оглушающим свистом, от которого у меня звенит в ушах. Я неловко приземляюсь, удар выбивает весь воздух из моих легких. Земля оказывается твердой, несмотря на слой песка.
Эта геперка знает, что делает. Она не пытается меня напугать. Она действительно хочет ранить меня, если не убить.
Я вскакиваю, поднимаю руки, протягивая ей открытые ладони. Она снова тянется к поясу, на котором осталось еще три кинжала. Они напоминают охотничьих собак, рвущихся с поводка. В мгновение ока она отвязывает кинжал и уже отводит руку назад. Чтобы метнуть его в меня. Больше она не промахнется.
Стой! Пожалуйста! кричу я. На этот раз слова получаются. Она застывает с занесенной для броска рукой.
Я не теряю времени и снова иду к ней, по дороге стаскивая рубашку. Надо показать мою кожу, солнце на моей коже, доказать, что я не представляю опасности. Я отбрасываю рубашку в сторону. Я достаточно близко, чтобы заметить, как ее взгляд следует за рубашкой, а потом вновь возвращается ко мне.
Она щурится. Я останавливаюсь. Мне никогда раньше не приходилось видеть, как кто-то щурится. Это так выразительно. Прикрывающее глаз веко, морщинки в уголках глаз, похожие на дельту реки, сдвинутые брови, даже рот застыл в каком-то недоуменном оскале. Странное выражение, красивое выражение. Она опять отводит руку назад, кинжал сверкает на солнце.
Подожди! хрипло каркаю я. Она останавливается, ее пальцы белеют, сильнее сжимая кинжал. Я расстегиваю брюки и стягиваю их. Ботинки, носки, все. На мне остаются только трусы.
В таком виде я медленно иду к ней.
Вода, говорю я, показывая на пруд. Вода. Делаю вид, что пью.
Она рассматривает меня, не уверенная, можно ли мне доверять. Эмоции откровенно написаны у нее на лице.
Не сводя с нее глаз, я обхожу ее по широкой дуге и иду к пруду. Он больше похож на плавательный бассейнидеально круглый и огороженный металлическим бортиком. Прежде чем успеваю понять, что делаю, я уже стою на коленях и опускаю сложенные ладони в воду. Когда вода льется мне в горло, такое чувство, будто небесная прохлада тушит адское пламя. Я снова опускаю руки, готовясь залить себе в рот еще порцию, и тут решаю, что мне некого стесняться. Опускаю голову в воду, жадно глотая благословенную прохладную влагу, вода доходит мне до ушей.
Затем поднимаю голову, чтобы вдохнуть. Геперка не двинулась с места, но на ее лице написано еще большее недоумение. Однако она перестала быть опасной. Пока по крайней мере. Я опять опускаю голову в пруд, и мои сухие, жесткие волосы впитывают ее, как солома. Кожу на шее сначала пронзает судорога, но тут же раскрываются все поры, и я наслаждаюсь прикосновением воды.
Когда я снова отрываюсь от воды, чтобы вдохнуть, она успела подойти к пруду. Сидит на корточках, положив ладони на колени, как обезьяна. Она все еще сжимает кинжал, привязанный к бедру, но теперь с меньшей решимостью.