Но как? Это слишком далеко. Нам не добраться живыми.
Я киваю. Жажда, голод.
Они отрицательно мотают головами. Нет: нас догонят и убьют, прежде чем мы успеем пройти хотя бы половину пути.
Разумеется. Разумеется.
Так как же нам выбраться?
Я отвечаю, не глядя на них. Ученый. Он поможет вам выбраться.
Сисси оживленно кивает. Да, так он и говорил. Что он уведет нас отсюда. Что мы должны ему всегда доверять. Он говорил, чтобы даже когда нам будет казаться, что надежды нет, мы не сдавались, что он поможет нам. А потом, однажды, он исчез. Нам было тяжело, мы почти перестали надеяться. А теперь ты. Ты появился ниоткуда. Ты же можешь нам помочь, верно?
Дайте мне время, дайте время. Ученый оставил после себя кучу бумаг, в которых мне надо разобраться.
Ну что же, времени у нас полно.
Я вздрагиваю и просыпаюсь. Понимание того, где я, приходит только через несколько секунд. Я все еще в деревне геперов, все еще в глиняной хижине. Я лежу на полу, моя голова на каком-то мягком мешке. Солнце проникает сквозь усеянный отверстиями потолок и покрывает пол ковром из солнечных зайчиков.
Все они сидят рядом полукругом. Некоторые в полудреме откинулись на стену.
Он проснулся! восклицает Бен.
Я вскакиваю на ноги, сердце бьется как бешеное. Я никогда не просыпался в толпе народу. В обычной жизни я был бы уже мертв. Но они смотрят на меня так, будто это кажется им забавным. Я сажусь обратно.
Сисси отправляет Джейкоба за водой, Дэвидапроверить, не прислали ли через Пуповину хлеб, а Бенанабрать фруктов и овощей. Все трое уходят. Остаются только самые старшие: Сисси и Эпаф. Почему-то это не кажется мне случайностью.
Надолго я отключился?
На два часа. Ты сидел, говорили тут повалился на пол и уснул, отвечает Сисси.
И захрапел, ухмыляется Эпаф.
Судя по положению солнца, сейчас около полудня.
Я обычно сплю в это время. А последняя пара дней выдалась очень нелегкой. Простите, что вот так свалился, но я действительно вымотан.
Я хотел разбудить тебя пинком, произносит Эпаф, но она решила позволить тебе поспать.
Спасибо, бормочу я. Голос звучит хриплогорло у меня совершенно пересохло. И за подушку тоже.
Ты выглядел так, будто тебе нужно поспать. На, возьми. Сисси протягивает мне кувшин с водой. Судя по твоему голосу, вода тебе тоже не помешает.
Я благодарно киваю. Вода течет по моему иссохшему горлу. Я как бездонный сосуд: сколько бы ни пил, мне все мало.
Спасибо. Я протягиваю кувшин обратно.
На стенах висят яркие рисунки, изображающие радугу и легендарное море. Справа от меня книжная полка, заполненная старыми книгами и керамическими статуэтками.
Как вы научились читать?
Эпаф опускает глаза.
От родителей, отвечает Сисси.
Я смотрю на нее.
У некоторых из нас тут были оба родителя, у остальных только отец или мать. Мы не братья и сестры, если тебе интересно. За исключением Бена и меня. Мы брат и сестра по матери.
И сколько было родителей?
Восемь. Они научили нас всему. Читать и писать, рисовать, растить овощи. Рассказали нам древние легенды. Научили нас быть физически сильными, бегать на дальние расстояния, плавать. Они не хотели, чтобы мы стали ленивыми и жирными и проводили время в ожидании ежедневной кормежки. Каждый день они устраивали «школу». Ты знаешь, что такое «школа»?
Я киваю.
Родители заставляли нас учиться быстро. Как будто боялись, что у них мало времени. Как будто думали, что однажды их не станет.
А что с ними случилось?
Однажды их не стало, отвечает Эпаф, и в его голосе слышится гнев.
Сисси продолжает, тише:
Примерно десять лет назад. Им дали карты с дорогой к фруктовому саду. Разумеется, мы заподозрили неладное, но нам уже несколько недель не давали ни овощей, ни фруктов. У нас появились болезненные нарывы на губах и во рту. В качестве предосторожности родители заставили нас остаться здесь. Они ушли, как только рассвело. И так и не вернулись.
Вы сами, наверное, были совсем маленькими.
Она отвечает не сразу.
Бену было всего несколько недель. Он едва выжил. И тогда нас было больше, чем пять. Нас было девять.
А где остальные четверо?
Она качает головой, опустив глаза.
Понимаешь, за всеми присматривали только мы с Эпафом. А нам было по семь лет. Когда Ученый появился, он нам очень помог. Не только тем, что добывал нам дополнительную еду, книги, одеяла, лекарства, когда кто-то из нас заболевал. Он нас поддерживал, рассказывал такие истории, что нам становилось легче. Поэтому мы так тяжело пережили его исчезновение. Она смотрит на меня. А теперь ты говоришь, что он каким-то образом отведет нас к горам на востоке? К стране, которая течет молоком и медом, где светит солнце и растут фруктовые деревья?
Я киваю.
Ты лжешь, говорит Эпаф. Об Ученом. И о том, что в горах есть цивилизация геперов. За этими горами ничего нет.
Я не лгу.
Лжешь. Думаешь, можешь сделать непроницаемое лицо и обмануть нас? Может быть, младших и можешь, но не нас. И уж точно не меня.
Расскажи нам, что ты знаешь, Джин, мягко говорит Сисси, глядя на меня своими искренними карими глазами. Так странно слышать, как меня называют этим именем. В отражающемся от пола солнечном свете ее глаза кажутся светлее, чем раньше. Откуда ты узнал о цивилизации геперов по ту сторону гор?
Из дневника Ученого. Он сделал несколько записей об этом. У него были причины думать, что там, за горами, живет целая цивилизация таких, как мы. Сотни, тысячи таких, как мы. Ложь с легкостью соскальзывает с моего языка.
Как он это узнал?
Не знаю. Но кажется, он в это верил.
Ты лжешь! перебивает меня Эпаф. Если там так много таких, как мы, почему мы до сих пор никого не встречали? Почему они не делали вылазок сюда?
А ты бы стал на их месте? спрашиваю я. Зная то, что ты знаешь, ты бы пришел сюда, к ним?
Он не отвечает.
Разумно, произносит Сисси. Любая колония геперов по ту сторону гор была бы в безопасности. Имдаже при их скоростипонадобилось бы не меньше восемнадцати часов, чтобы только добраться до гор. Они никак не смогли бы успеть до рассвета. И там негде укрытьсясолнце ничего бы от них не оставило. Да, расстояниеэто идеальная защита.
Ты же не веришь ему, правда? недоверчиво спрашивает Эпаф. Мы же о нем ничего не знаем. Он появляется ниоткуда с таким видом, будто знает все на свете.
Эпаф, мягко говорит она, положив руку ему на плечо. Это все, что ей нужно сделать. Раздражение тут же слетает с него. Мы знаем достаточно. Джин действительно такой же, как мы, это невозможно отрицать. Мы видели, как он ходит по солнцу, как ест наши фрукты, спит Он ведет себя точно так же, как мы. Ты видел, как он краснеет. Это нельзя подделать. И еще мы знаем, что бы ты сам ни думал по этому поводу, что он выжил. Он научился жить среди них. Он жил среди них долгие годы. Ценно иметь такого сторонника.
Но как мы поймем, что он может дать нам? Он может быть одним из нас, но это не значит, что он на нашей стороне! Я согласен, он сумел выжить. Но он хорошо знает, как выжить ему, а не нам.
Вместо того чтобы спорить, Сисси смотрит на меня. В ее глазах читаются усталость и подозрение. Она знает. Знает, что я о чем-то умолчал. Но не представляет всей правды. Иначе она бы никогда не сказала этих слов:
Думаю, мы можем ему доверять. У него хорошее сердце.
Ты простишь, если меня сейчас стошнит?
Эпаф, снова произносит она, на этот раз не так терпеливо. Джин принес нам больше информации, чем мы смогли собрать за много лет. За несколько минут он рассказал нам столько, сколько мы вряд ли узнали бы за всю жизнь. Это о чем-то говорит.
Бесполезной информации, бросает Эпаф. Даже если он сказал правду об этой колонии в горах, это бесполезно. Нам туда никак не добраться, мы даже близко подойти не сможем. Для нас горы в двух неделях пути. Нас догонят и убьют через несколько часов. Даже если мы выйдем, как только Купол откроется на рассвете и у нас будет фора в восемь часов, то едва зайдет солнце, они побегут за нами через Пустоши и догонят нас через пару часов. Нет, эта информация хуже, чем просто бесполезна, она опасна. Она вбивает в голову глупые мысли, прекрасные мечты, и некоторые из нас могут попытаться воплотить их в жизнь. Подумай о Дэвиде и Джейкобе. Эти двое родились не для того, чтобы жить в клетке. Они хотели выбраться наружу с тех самых пор, как родились. Думаешь, ты сможешь их удержать, если им захочется уйти?
Слушая Эпафа, Сисси делает с нижней губой что-то странное. Я никогда ничего подобного не видел и сейчас не могу отвести глаз. Она запускает верхние зубы (без клыков они выглядят так странно) в свою полную нижнюю губу, прикусывая ее так, что та белеет. Некоторое время ничего не говорит. Только заслышав приближающиеся шаги, она обращается ко мне:
Можно тебя кое о чем попросить? Не говори больше обо всем этом при остальных.
Разумеется, отвечаю я, и в этот момент заходят Дэвид и Джейкоб с хлебом и фруктами.
Я ем досыта и пью вволю. Разговор принял характер легкой беседы, младшие геперы особенно рады появлению нового собеседника. Они рассказывают мне о своей жизни, о сменяющихся сезонах, о своем сложном отношении к Куполу: как воздух под ним останавливается и в жаркие летние ночи быстро становится затхлым, но и как он задерживает тепло и защищает их от холодного дождя и снега зимой. Зимними ночами они любят смотреть, как снежинки падают с неба и тают, превращаясь в струйки воды, едва коснувшись поверхности Купола. Иногда, когда особенно холодно, они разводят костер, достаточно маленький, чтобы дым мог просачиваться сквозь поры наверху Купола. В такие ночи, собравшись у костра и глядя на то, как снег падает вокруг, не в состоянии проникнуть внутрь, они могут представить, что нормальная жизньтолько внутри Купола, а огромный мир снаружи утонул в страхе и клонится к упадку.
Позже они оставляют меня в одиночестве, и я могу наконец вымыться. Более того, они дают мне полотенце, что-то под названием «мыло» и обещание не подглядывать. На этот раз, раздеваясь у пруда, я стесняюсь во много раз больше, чем вчера, когда снимал с себя трусы прямо перед Сисси. Я морщусь при этом воспоминании.
Раздевшись, я забираюсь в пруд и принимаюсь скрести себя. «Мыло», если потереть им кожу, превращается в маленькие пузырьки. Само оно не имеет запаха, но мне сказали, что оно хорошо смывает запах пота. Именно то, что мне нужно. Время от времени я бросаю взгляд на хижину, в которой собрались все они. Двери и окна, как мне и обещали, закрыты. Я прислушиваюсь, пытаясь уловить смех, но все тихо.
Опустив голову под воду, чтобы как следует вымыть волосы, я слышу что-то необычное. Сначала мне кажется, дело в движении воды, но когда я выныриваю, звук, вместо того чтобы смолкнуть, становится яснее. Из глиняной хижины доносится мелодия, которую выводят несколько голосов.
Жутковатый, но при этом красивый звук. Я завороженно стою и слушаю, с моих волос капает, и вокруг капель на водной глади пруда расходятся круги. Я выхожу на берег и хватаю одежду, одновременно пытаясь вытереться.
Они не сразу замечают меня, я заглядываю в дверь, чувствуя, как на поспешно натянутую одежду с волос стекает вода. Они уселись в круг, Бен и Джейкоб сидят лицом ко мне, их глаза закрыты. Этот звук будит во мне воспоминания о матери. О том, как она сидела на краю моего матраца и гладила меня по волосам. Ее лицо едва можно было различить в полумраке. Я лучше помню ее голос, чем лицо. В нем не было этой горечи и этого отчаяния, которое позже заставило отца опустить плечи.
Меня все еще никто не замечает. Я отхожу от двери и сажусь снаружи, так, чтобы меня не видели, но оставляю дверь приоткрытой, чтобы слышать их. Прижавшись спиной к шершавой стене глиняной хижины, я расслабляюсь и чувствую, как их голоса окутывают меня. Точно так же, как лучи вечернего солнца. Все вокруг кажется мягким и теплым, как будто весь мир стал мягкой сдобой.
Песня заканчивается, и я слышу короткий спор о том, что петь следующим. Пять предложенийнаверное, у них в репертуаре дюжины песен, и они наконец соглашаются спеть песню под названием «Там высоко». Сначала слышен только голос Сисси, преодолевающий все изгибы мелодии:
Нагретая солнцем земля под ногами
Трепещет птицей, стремится прочь,
Пульсирует в сердце, пурпурное знамя,
Пока тепло не поглотит ночь.
В припеве к ней присоединяются другие голоса, они звучат в идеальной гармонии. Они поют легко и чисто. Очевидно, они пели ее сотни раз. В тюрьме из пустыни и стекла у них, вероятно, не так уж много других занятий, помимо пения. Пение дает им то, чего им так не хватает: надежду, иллюзию, что они уносятся куда-то далеко.
Лети же над облаками,
Мое пурпурное знамя,
Там, высоко над нами.
Песня иногда кажется диковатой, но в ней определенно что-то есть. Сначала я просто тихонько бормочу слова. Потом, почти не думая, начинаю проталкивать воздух сквозь гортань, и получается звук. Но это не так просто, сначала я издаю только карканье.
Затем что-то происходит, как будто рассасывается застрявший в горле комок слизи, и в одной строчке я попадаю в ноты. На некоторое, пусть и очень короткое время я полностью погружаюсь в музыку и позволяю ей нести себя, как будто я воздушный змей, поймавший ласковый ветер.
Песня заканчивается, и изнутри доносится смех. Вскоре они все с Беном во главе выходят из хижины.
Кажется, я слышал, как тут кашляет и задыхается больная собака, говорит Джейкоб, в его глазах скачут веселые искорки.
Не собака, нет, с улыбкой возражает Дэвид, скорее слон.
Стадо слонов, вступает в разговор Бен. Он так возбужден, что подпрыгивает на месте. Теперь все они смеются, на волосах играет солнце, подчеркивая искорки света в глазах.
Ну что ты, это действительно смешно, признай это, говорит Сисси. Она поворачивается ко мне, и я вижу на ее лице неприкрытые эмоции, которым она с легкостью отдается. Улыбаются ее глаза, ее губы, ее нос, ее скулы, ее лоб, и эта улыбка словно проливается в мир, наполняя его светом, как солнце. Она звонко смеется, прикрывая в восторге глаза.
В этот момент и во мне просыпается что-то, что я считал давно потерянным. Смех прорывается наружу помимо моей воли; утробный и хриплый от того, что им давно не пользовались, он пробивает себе дорогу сквозь сведенные судорогой голосовые связки. И мое лицоне знаю, как это по-другому описатьраскалывается, как скорлупа сваренного вкрутую яйца. Улыбка искривляет мой рот, продолжает расти. Я чувствую, как кусочки маски спадают с моего лица, словно облупившаяся краска со стены. Я смеюсь громче.
Что это было? спрашивает Джейкоб. Как будто горилла пернула.
Они смеются еще громче, и к их смеху присоединяется мойутробный, хриплый, но такой же свободный и беспечный.
* * *
Я ухожу из Купола не потому, что мне этого хочется, а потому, что должен. Не то чтобы Купол вот-вот закроетсянет, после вчерашнего я не собираюсь рисковать, и у меня есть еще как минимум пятнадцать минут. Мне надо возвращаться, чтобы как следует поспать. Как следует проспать эти два оставшихся часа, во всяком случае. Последние несколько ночей мне пришлось нелегко, и существует серьезная опасность даже не того, что я усну на балу, а того, что потеряю бдительность перед всеми этими гостями: зевну, нахмурюсь, кашляну. Нельзя расслабляться в такой важный момент. Надо продержаться еще пару ночей. Как только я смогу провернуть свой номер со сломанной ногой, я буду дома и на свободе.
После еды и воды дорога до библиотеки кажется короче, чем обычно. То, что раньше было серьезным маршрутом, превратилось в небольшую прогулку. Даже с учетом веса трех полных бутылок, я прохожу половину пути, прежде чем
А это еще что?
Вдалеке появляется движущаяся точка. Прямо перед зданием Института. Не точка, скорее расплывчатое пятно. Кто-то бежит. Ко мне.
Я застываю на месте. Спрятаться негде. Нет никаких валунов, за которыми можно укрыться, никакой ложбинки, в которую можно нырнуть. Должно быть, это животное, заблудившееся в Пустоши. Но почти невозможно увидеть дикого зверя так близкоони выучились не подходить к жилью.
«Лошадь», говорю я себе. Должно быть, это лошадь сбежала из конюшни. И тут вспоминаю, что мне говорил сопровождающий: в Институте не держат лошадей из страха, что геперы могут воспользоваться ими для побега. В редких случаях, вроде этого бала, когда гости прибывают верхом и в экипажах, лошадей надежно запирают.
Точка приближается, и я понимаю, что это не лошадь и не дикое животное.
Не думаю, что меня заметили. Пока. Я быстро падаю ниц, стукаясь подбородком о твердую, покрытую коркой землю пустыни.
Это, должно быть, один из охотников проверяет выданное ему снаряжение: солнцезащитный плащ или крем. Судя по капюшону вокруг головыплащ.