Я надеялся, что позже смогу найти ответ на это.
Все тем же ровным голосом человек, с которым я первоначально разговаривал, в точности сообщил другим, что произошло между нами. Он не сделал по этому поводу никаких личных комментариев и, казалось, не пытался передать ничего, кроме точной информации.
Когда он закончил, другие повернулись рассмотреть нас.
Мы говорить, сказал после минутной паузы первый человек.
Нам выйти, чтобы вы могли решить? спросил я.
Нет нужды. Мы обдумываем факторы. Вы здесь не иметь значения.
И тут начался невероятный разговор между одиннадцатью людьми. Никто ни разу не высказал мнения, зависящего от его собственной личности.
Некоторым это может показаться привлекательнымразум правит эмоциямино пережить такое было ужасно, потому что я вдруг понял, что личная точка зрения является необходимостью, если хочешь придти к сколь-нибудь реалистичному выводу, каким бы несовершенным он мог бы показаться.
Повторение всего разговора наскучит вам, но, в сущности, они обсуждали, смогут ли они, будучи полезными нам, получить что-то полезное для Кенд-Амрида.
Наконец они пришли к выводу, к которому по-моему, более сбалансированный человек пришел бы в течение нескольких минут. Коротко он сводился к следующему: если я объясню, как построить двигатель внутреннего сгорания и принцип его действия, они помогут мне отремонтировать мой.
Я знал, насколько опасным может оказаться дело, если я направлю это нездоровое общество по пути к настоящим техническим достижениям, но притворился, что согласен. При этом я имел в виду, что у них нет достаточного количества инструментов, необходимых для постройки многих двигателей внутреннего сгорания прежде, чем я смогу вернуться с подмогой и исцелить болезнь, явившуюся в Кенд-Амрид.
Ты показать? спросил один из Одиннадцати.
Покажу, согласился я.
Когда?
Утром.
Утро. Да.
Можно теперь нам вернуться на наш корабль?
Нет.
Почему нет?
Вы остаться, вы не остаться. Мы не знать. Поэтому вы остаться.
Ладно, пожал я плечами. Тогда, наверное мы можем где-нибудь поспать до утра. По крайней мере, подумал я, мы сможем поберечь свою энергию, пока не решим, как действовать.
Да.
Тут есть постоялый двор, где мы могли бы остановиться?
Да, но вы не остановитесь там.
Почему же? Вы можете охранять его, если не доверяете нам.
Да, но вы умереть, вы не умереть. Мы не знать. Поэтому вы оставаться здесь.
Почему это мы можем умереть?
Напасть, чума заставлять умереть.
Я понял. Они не хотели, чтобы мы заразились чумой, все еще удерживавшей власть в городе. Наверное, это место было больше защищено, чем все остальное в городе.
Мы согласились остаться.
Затем первый отвел нас из помещения по короткому коридору, в конце которого лестничный марш вел вниз, в подвалы Центрального места.
Мы спустились по лестнице и прошли по другому коридору со множеством дверей по обеим сторонам. Они выглядели подозрительно похожими на ряд камер в тюрьме.
Я спросил провожатого, что это такое.
Здесь хранить испорченные головы, сообщил он мне.
Я сообразил, что именно здесь содержались в заключении люди, все еще полезные для Кенд-Амрида, по понятиям этого города, но сочтенные безумными опять же по тем понятиям.
Надо полагать, нас приняли относящимися к этой категории.
Пока они не отобрали у нас оружие, я готов был позволить им запереть нас на ночь, если, допустив это, мы сможем в конечном итоге отремонтировать мотор и добраться обратно в Варналь, а там уж решить, как мы лучше всего сможем сбросить двойное проклятие, лежащее на Кенд-Амридепроклятие физической и психической болезни. Такая комбинация, подумал я, является редкой на Марсе, где болезни вообще редки, но на Земле она встречалась куда чаще. Еще одно обстоятельство, которое я не мог не обдуматьэто было ли положение вещей таким же, будь на Марсе болезней больше. Я пришел к выводу, что нет. Мне думается, что я прав.
Знаю, я ученый, но не философя предпочитаю мысли действие. Пример Кенд-Амрида глубоко повлиял на меня, и я чувствую, что должен взять на себя труд объяснить, почему именно я предпочитаю общество Марса обществу Земли. Марс, конечно, не совершенени наверное, именно потому-то я и нашел свой истинный дом на Марсе. Ибо там людям преподавался урок слишком упорной попытки добиться совершенства. Там люди уважали прежде всего человеческую индивидуальность. Уважали не только сильного, но и слабого тоже, потому что сила и слабость присутствуют в большей степени во всех нас. Это обстоятельство больше, чем что-либо иное создает того, кого мы называем слабым или сильным.
И эточасть причины, почему я возненавидел то, чем стали жители Кенд-Амрида.
В конечном итоге, наверное, это должно было разрешиться в состязании умов и мечей. Но вы должны знать, что мой мозг вступил в поединок раньше руки, державшей меч.
И если Марсместо, более предпочтительное для меня, чем Земля, то вы должны понять, почему. Причина в следующем: обстоятельства добрее к Марсу, чем к Земле. На этой планете мало болезней, а население достаточно невелико, чтобы позволить каждому человеку стать самим собой.
Итак, человек с неподвижным лицом открыл дверь и посторонился, дав возможность нам пройти.
Я удивился, увидев еще одного обитателя маленькой камеры, снабженной четырьмя нарами. Он не походил на Одиннадцать, но в его глазах было что-то затравленное, заставившее меня вспомнить о враче, встреченном нами.
Он не хорош для других, сказал наш провожатый. Но это единственное место для вас. Не говорить с ним.
Мы ничего не сказали, войдя в камеру и наблюдая, как за нами закрыли дверь. Мы услышали как упал засов и поняли, что заточены. Нас утешал только тот факт, что оружие осталось при нас.
Кто вы? спросил нас человек, сидевший в камере, как только затихли шаги тюремщика. Почему Шестой заточил вас и позволил сохранить при себе мечи?
Так его зовут Шестой? улыбнулся я. Нас так и не представили.
Ты смеешься над этим? он показал на дверь. Неужели ты не понимаешь, над чем ты смеешься?
Конечно, став серьезным, ответил я. Но мне кажется, если против этого потребуется предпринять какие-то действия, я кивнул в указанном им направлении, то мы должны не терять головы и не становиться такими же сумасшедшими, как и те, с кем мы намерены бороться.
Он посмотрел мне в лицо ищущим взглядом, а затем опустил глаза к полу и кивнул.
Наверное, ты прав, признался он. Наверное, именно в этом-то я, в конечном счете, и оказался не прав.
Я представился сам и представил своего друга:
ЯМайкл Кэйн, принц Варналя, лежащего на юге, а это Хул Хаджи, принц Мендишара на далеком севере.
Странные друзья, сказал он, поднимая взгляд. Я думал, что народ юга и Синие Гигантыпотомственные враги.
Теперь дела обстоят совсем не так плохо, возразил я. Но кто ты и почему ты здесь?
ЯПервый, ответил он. И здесь я, если угодно, именно из-за этого.
Ты хочешь сказать, что тыотсутствующий член Совета, правящего Кенд-Амридом?
Именно так. Более тогоименно я сформировал этот Совет. Вы видели, где он заседает?
Да, в экстравагантном месте.
Я положил скелет в центр стола. Ему было предназначено служить постоянным напоминанием о том, с чем мы боремся. С этой ужасной чумой, все еще опустошающей город.
Но в чем причина эпидемии? Я не слышал ни о каких смертельных болезнях на Марсе.
Причиной ее являемся мы, косвенно. Мы нашли неподалеку от окраины города древнюю канистру. Она оказалась настолько старой, что явно была создана шивами или якша. Нам потребовалось много месяцев, прежде чем мы сумели ее открыть.
И что же оказалось внутри? полюбопытствовал Хул Хаджи.
Ничего, как мы и думали.
Просто воздух? недоверчиво переспросил Хул Хаджи.
Не просто воздухчума. Она все время находилась там. И по своей глупости мы выпустили ее.
Теперь Хул Хаджи кивнул.
Да, я помню отрывок истории, подтвердил он, что-то о том, как в своей самостоятельной войне шивы и якша применяли болезни, которые им как-то удавалось поймать в ловушку и выпускать на своих врагов. Именно это вы, должно быть, и нашли.
Мы поняли это, но какой ценой! человек, назвавшийся Первым, подошел и сел на нары, обхватив руками голову.
Но что же случилось потом?
Я был членом совета, правившего в Кенд-Амриде. Я решил, что для сдерживания чумы нам нужна логичная система управления. Я решили, поверьте мне, я пришел к этому решению, не испытывая удовольствиячто пока чума не будет уничтожена напрочь, мы должны расценивать каждого человека просто как машину, иначе чума распространится повсюду. Если чума распространится не очень сильно действует на личностьа ее воздействие, знаете ли, варьируетсято его можно считать потенциально функционирующим механизмом. Если чума сильно воздействует на него, то его следует рассматривать как бесполезный механизм и, следовательно, уничтожить, а полезные части хранить в банке органов, если они могут потребоваться функционирующему или потенциально функционирующему организму.
Но такая концепция предполагает, что у вас имеется намного более сложная форма хирургии, чем указывает ваше общество, заметил я.
У нас есть оборудование шивов. Руку, кисть, любой важный для жизни орган можно вставить или подсоединить туда, где ему следует находиться в человеческом теле, а потом включается машина шивов. Из машины вытекает какая-то сила и соединяет части тела, человек говорил с удивлением, словно мне следовало бы это знать.
Я слыхал о такой машине, вмешался Хул Хаджи. Но я понятия не имел, что одна такая находится в Кенд-Амриде.
Мы, как это ни печально, держали это в секрете от других народов, пояснил заключенный. Мы вообще довольно скрытный народ.
Я это знаю, согласился Хул Хаджи. Но я не представлял, до какой степени вы заботились о своих секретах.
Наверное, если бы не были такими скрытными, то не оказались бы сегодня в таком положении.
Трудно сказать, возразил я ему. Но почему вы теперь в тюрьме?
Потому что я увидел, что мои выводы произвели нечто, столь же опасное, как и чума, ответил он. Я попытался повернуть вспять с курса, по которому пустился в путь, попытался вывернуть обратно к старому положению вещей. Но прозрение наступило слишком поздно.
Я посочувствовал ему.
Но они не убили тебя. Почему?
Я полагаю, из-за моего мозга. Они на свой странный манер уважают ум, или по крайней мере то, что они считают умом. Но я думаю, что так будет продолжаться не очень долго.
Я испытывал ненависть и в то же время сочувствие к этому человеку трагически сложившейся судьбы, сидевшему передо мною на нарах. Но сочувствие одержало верх, хотя про себя я обругал его дураком. Подобно другим до него на Земле и на Марсе, он стал жертвой созданного им монстра.
А разве вам не приходило в голову, сказал я, что если древниешивы или якшамогли изобрести эту чумную канистру, то у них, возможно, имелось также и другое изобретение, способное исцелить от чумы?
Естественно, приходило, ответил, обиженно подняв голову, Первый.
Но существует ли оно еще? И если да, то где оно? Как вступить в контакт с шивами?
Никто не знает, сказал Хул Хаджи. Они приходят и уходят.
Наверняка должно быть возможным, произнес я, быстро взглянув на Хул Хаджи, гадая, пришла ли ему в голову та же мысль, обнаружить это устройство, если оно все еще существует.
Хул Хаджи поднял загоревшиеся глаза.
Ты думаешь о месте, куда мы первоначально отправлялись, не так ли?
Так, подтвердил я.
Конечно. Исцели чуму, и тогда исцелишь безумие!
Именно.
Первый недоуменно глядел на нас, явно не понимая, о чем мы говорим. Я подумал, что на данном этапе будет целесообразным не рассказывать ему о сокровищнице машин, лежавших спрятанными в подземельях якша. В самом деле, ранее мы с Хул Хаджи по взаимному желанию согласились, что это место следует хранить в тайне, и что рассказывать, где оно расположено нужно только минимальному количеству доверенных людей. В этом мы разделяли явное беспокойство шивов, чувствуя, что обнародование всех таких знаний сразу являлось слишком опасным. Если шивы проявляли интерес к человечеству, то я считал верным то, что они, очевидно, ждали, пока общество на Марсе достигнет основательной зрелости, прежде чем предоставлять им блага предыдущего общества, уничтожившего само себя.
Вы говорите, спросил Первый, что есть шанс найти исцеление от чумы?
Именно так.
Где? И как?
Мы не можем сказать, ответил я ему. Но если мы сумеем убраться из Кенд-Амрида, и если мы найдем такую машину, то заверяю тебямы вернемся.
Отлично, обрадовался он, я принимаю это. По крайней мере вы предлагаете надежду тогда, когда я думал, что всякая надежда пропала.
Скажи нам свое настоящее имя, попросил я. И восстанови немного надежды у самого себя.
Барани Даса, ответил он, снова поднимаясь и говоря немного более ровным голосом. Барани Даса, мастер-кузнец Кенд-Амрида.
Тогда пожелай нам всего хорошего, и пожелай удачи, Барани Даса, сказал я. И надейся, что Одиннадцать смогут помочь нам отремонтировать двигатель.
Мы в Кенд-Амриде понимаем в машинах, в глазах его появилось что-то, похожее на прежнюю гордость. Его отремонтируют.
Наверное, вы понимали в них недостаточно, напомнил я ему.
Он поджал губы.
Просто мы не делали различий между машинами, которые мы любили, и людьми, которых мы тоже любили.
Такое отличие всегда следует иметь в виду, сказал я ему. Но это не значит, что нам следует вообще отвергать машины.
Я подумаю над этим, губы его тронула слабая улыбка. Но я буду думать долго, прежде чем решу, согласиться с тобой, или нет.
Это все, чего нам следует просить, улыбнулся я в ответ.
Затем мы легли спать, и Хул Хаджи вытянулся на полу камеры, поскольку нары не были рассчитаны на синих гигантов трехметрового роста.
4. БЕГСТВО ИЗ КЕНД-АМРИДА
Утром, вскоре после восхода солнца, мы отправились осматривать двигательХул Хаджи, я сам и Одиннадцать. Я узнал от Барани Даса, что каждый член Совета был лучшим в своем конкретном ремесле, и понимал, что онисамые подходящие люди для ремонта двигателя, если это вообще кому-нибудь по силам.
Я опустил воздушный корабль на землю и снял листы, закрывавшие кожух двигателя. Почти сразу же я заметил, что неисправность была проста, и обругал себя дураком. Бензопровод состоял из нескольких секций и одна из них отошла. Каким-то образом кусок ветоши, наверное, по недосмотру механика, попал в бензопровод и забил его.
Чаще всего простое объяснение и оставляют без внимания. Я исходил из того, и это вполне законно, так как обученные мною в Варнале механики обычно заслуживали всяческого доверия и отличались щепетильностью, что было что-то не в порядке с двигателем.
И все же, из-за этой ошибки, я нашел Кенд-Амрид, и это было, вероятно, столь же неплохо, поскольку теперь я имел шанс кое-что сделать для него. Я радел не только о благе Кенд-Амрида, но и о благе всего Марса.
Я знал, что и болезнь, и вероучение могли распространиться во многом так же, как в Средние века на Земле Смерть и Черная Магия, и желал любой ценой воспрепятствовать этому.
Я счел однако целесообразным притвориться, что с двигателем что-то не в порядке, и позволил Одиннадцати осмотреть его, как всегда с бесстрастными лицами, пока сам чертил обещанные им схемы. Я был достаточно уверен, что технологически они не смогут подготовить выпуск подобного двигателя к тому времени, как я вернусь, поскольку даже энергию пара они поняли в самых элементарных категориях. Это, конечно, делало их очень непохожими на остальных жителей Марса, никогда не утруждавших себя физикой, кроме как в теории, поскольку машины шивов были высокой степени сложности и выше их понимания.
Лишний раз я смог проявить симпатию к жителям Кенд-Амрида, но по-прежнему считал, что ситуация, сложившаяся на большей части Марса гораздо лучше того, что мы здесь обнаружили.
Знание того, что могу теперь покинуть Кенд-Амрид без затруднений заставило меня почувствовать себя лучше, и я искал теперь только какие-то признаки озадаченности на лицах Одиннадцати, когда они рассматривали мои чертежи.
Но такое выражение отсутствовало. Единственное, что я понялэто что они уверены в себе.
Они неизбежно дошли до расспросов о горючем, и я показал им немного очищенного мною в Варнале газолина. Мне следует предупредить, что варнальцы по-настоящему ничего не понимали в принципах действия двигателей, применяемых мною для воздушных кораблей. Точно так же, как не понимали намного более сложных принципов действия двигателей, построенных якша, примененных мною для полета на моем первом воздушном корабле. И это опять же, как я почувствовал, к лучшему.