А все-таки, не видать тебе дееспособности, как ослу своих ушей.
Это прозвучало будто проклятие.
7.Рыба на крючке
Мы с Ширинкак бы поменялись местами. Пришел мой черед зависать за компьютеромпросматривая вакансии. Но моя девочка была деятельнее меня. Пока я торчал перед мониторомона подметала, скребла и мыла в каждом уголке квартиры. Ходила в магазин. Денег у нас было в обрезно и из самых дешевых продуктов моя милая готовила такие вкусные блюда, что пальчики оближешь. О том, как продвигаются мои поиски работылюбимая деликатно не спрашивала.
Дела, вроде бы, потихоньку поправлялись. Но две вещи выбивали у меня почву из-под ног. Перваяотсутствие улыбки на лице у Ширин. Она мне всего раз и улыбнуласьв тот памятный день, когда мы впервые заключили друг друга в жаркие объятия. Но мне важно было, чтобы она поддержала меня улыбкой и теперь, когда я ищу работу, борюсь за свою дееспособность. Ведь я делаю это, в конце концов, для того, чтобы обеспечить нам обоим спокойную жизнь.
Второй вещью был мой мозг, превращенныйвозможно, от нейролептикав полужидкий студень. Я не мог сосредоточиться на поставленной задаче. Бессмысленно, не читая, я пролистывал интернет-вакансии. Курьер, разносчик пиццы, сторож, оператор колл-центра В голове моей нещадно гудело. Я то и дело отвлекался от поиска работы на тетрис, оправдывая себя тем, что мне надо немного расслабиться.
Впрочем, я позвонил по некоторым зацепившим меня объявлениям. Два раза меня даже пригласили на интервьюно в обоих случаях я с треском провалился, что бы не сказать «крупно обделался». Проблема была не столько в задирающих нос потенциальных нанимателяхсколько во мне самом, круглом дураке. Менеджеры по подбору персонала печенкой чуяли: я боюсь и в самом деле быть принятым на работухотя и запрятал этот страх в самые недоступные закоулки души. Дая боялся ломать привычный образ жизни. Боялся, что ежедневно, по восемь или девять часов, мне придется находиться рядом с другими людьми, которыекак рисовало мне нездоровое воображениеобязательно будут шептаться насчет меня и плевать мне в спину.
Но без хвастовства скажу: я не сдался.
Я стал совершать короткие прогулкиодин, без Ширин. Чтобы привыкнуть: вокруг меня океаном шумит толпа, но ничего ужасного не происходит. С каждым разом мои прогулки становились длиннеея все меньше опасался незнакомых людей. Не спросив мозгоправа, я по собственному почину перестал пить таблетки. Полные «колес» коробочкитак и остались белеть на кухонном столе. Через пару недель наступило просветление: я больше не чувствовал, что под моей черепной костьювместо мозга желе. Мысли постепенно пришли в порядок. И только тогда я решился снова звонить по объявлениям о работе.
На сей раз мне быстро повезло. Я смотался на два собеседованияа третье закончилось моим трудоустройством. Меня взяли курьером. Не самая лучшая работенкапри моих-то фобиях. Целый день кататься общественным транспортом, дышать одним воздухом с незнакомыми людьмивсе это было для меня непросто, как сражаться с Медузой Горгоной. Но я твердил себе: я делаю это ради Ширин, ради нашей любви. Я сравнивал себя с циркачом, ступившим на битое стекло или раскаленные угли. Он должен не опозориться и неторопливым шагом дойти до финиша.
Освоившись на работе и получив свой первый аванс, я бросился в поликлинику сдавать анализы. Я обошел всех врачей, которые были перечислены в выданной мне психиатром инструкции. Если б не Шириня бы, возможно, бросил это муторное дело на полпути. Но моя звездочкапусть и совсем не улыбаласьдобавляла мне сил уже тем, что была рядом со мной. Свое утро я начинал с того, что крепко целовал свою красавицу. И я заранее знал: поздним вечеромкогда я приползу с работымы вкусно поужинаем, затем сойдемся в жаркой любовной битве, а потом, в обнимку, сладко уснем.
Помню: за окном падал снег вперемежку с желтыми и алыми листьями. В тот день янаконецотважился позвонить психиатру по поводу созыва комиссии, которая признает меня дееспособным. Доктор расхохотался в трубку. Мне живо представились его лошадиные зубы. Все еще давясь противным смехом, мозгоправ дал мне характеристику.
А ты упорный малыйкак муравей!.. И продолжил: Тебе предстоит последнее из предварительных испытаний: беседа с медицинским психологом. Если выйдешь из кабинета, не расплакавшисьсчитай, что ты почти победил. Назначаю твое свидание с психологом на четверг, на два часа.
На четверг я отпросился с работы. Мы с Ширин поехали в диспансер. Моя милая была «группой поддержки» в одно лицо. Впрочем, я не то что б чересчур волновался. Я думал: визит к психологучистая формальность. Главноея собрал в поликлинике все листки с подписями и печатями. Как у нас в Расее говорят еще с дедовских времен: «Без бумажкиты букашка. А с бумажкойчеловек».
Но когда, оставив Ширин в коридоре, я открыл тяжелую дверь в кабинет психологамоя самурайская смелость вмиг испарилась без следа. В глубине кабинета сидел тощий, как вытянутая змея, человек. Это и был медицинский психолог. Глаза его тоже напоминали змеиные. Одним косым небрежным взглядомон точно загипнотизировал меня. Подцепил, как рыбу на крючок.
Психолог указал мне на кресло. Я покорно сел. Заранее припасенные слова и фразы превратились в моем мозгу в винегрет. У меня тряслись руки. Я молча таращился на психолога. А он начал:
Итак, вы тот самый больной юноша, который надеется восстановить свою юридическую дееспособность и жениться на нерусской девушке?..
А о том, как люди, общество посмотрят на вашэмбрак, вы, конечно, не подумали?.. елейно улыбнулся психолог.
Я хмыкнул что-то в ответ, что должно было обозначать: а какое обществу дело, на ком я женюсь?..
Ох, вы еще совсем-совсем инфантильный подросток, с театральной грустью покачал головой психолог.
А дальше он пустился плести невообразимую словесную паутину. Он доказывал мне: всему свету известно, что союз славянина и тюрчанки не может стоять на любви. Одной из стороннепременно движет корысть.
Будь вы олигархоми разговор был бы другой, «растекался мыслию по древу» психолог. Никто бы не возражал, что вы катаете на личной яхте целый букет содержанок: азиаток, мулаток, европеек и прочих. Но вы ведь нищий!.. У вас ничего нет, кроме квартиры!.. Вот тюркская пронырливая девица и позарилась на вашу жилплощадь
Я что-то мямлил, пытаясь спорить. Но ловкий иезуит-психолог сбивал меня с толку, как сам дьявол. И все сводил к одному: мол, ты, приятельнаивный дурачок, попавшийся в сети хитрой смазливой бестии.
Идеальный вариант для вашей нерусской барышни: упечь вас в интернет для душевнобольных,
давил на меня психолог. А сама она королевой останется в ваших хоромахи будет приводить туда по двадцать любовников в день.
Гадкие слова психолога резали меня, как осколком стекла. Все, что говорил о Ширин вертлявый иезуитбыло ложью, чудовищной ложью. Но я оказался настолько слабым, что не мог защитить честь любимой девушки. Я не выдержали заплакал. А треклятый мучитель забил мне в гроб последний гвоздь:
Выводы сделайте сами. Вы не способны просчитывать последствия собственных поступков. Ваша психика деформирована. О том, чтобы признать вас дееспособным, не может быть и речи. Незачем собирать комиссию
Захлебываясь слезами, я выбежал в коридор. Ширин поднялась мне навстречу. Мне не пришлось ничего объяснять моей девочке. Мы просто обнялисьи заплакали вместе. С разбитыми сердцами, морально опустошенные покинули негостеприимный диспансер. Сели в как раз подошедший автобуси поехали домой. Когда автобус сделал остановку возле торгово-развлекательного центрая неожиданно предложил:
Сойдем?..
Я думал: в знакомых стенах квартиры наша тоска вырастет снежным комом. Мы расцарапаем ногтями щеки и будем плакать, плакать. Волчком вертеться, как бесноватые монахини. Прежде чем направиться домойнам нужно хотя бы немного развеяться.
Сойдем, тихо согласилась Ширин.
Мы высадились из автобуса. Перейдя дорогу, ступили за стеклянные вращающиеся двери ТРЦ и слились с веселой разношерстной толпой.
В ресторанном дворике мы выбрали неприметный столик в углу. Заказали у официанта две порции картофеля фри, луковые кольца и вместительное картонное ведро, заполненное жареными куриными крылышками в хрустящей панировке. Голодными собачатами мы набросились на еду. И не успокоились, пока дочиста все не умяли. Мы, видимо, пытались «заесть» обрушившееся на нас горе. Обильную трапезузапили здоровенными стаканами безалкогольного пива.
Встав из-за стола, мы пустились шарить по ТРЦ. Заходили в павильоны, где продавались смартфоны, часы, сувениры, праздничная одежда. Примеряли обувь элитных брендов, которая была нам явно не по карману. Долго стояли перед огромным аквариумом, любуясь на снующих туда-сюда золотых рыбешек. Мы тянули времялишь бы не ехать домой.
Дело было к ночи, когда мы все-таки вернулись усталыми птицами в свое «гнездо». Каким тусклым показался мне свет лампочки в прихожей!.. Едва мы сняли верхнюю одежду, Ширин прильнула ко мне котенком. Наши губы слились в долгом жгучем поцелуе. Похоже, женский инстинкт подсказал мое девочки: утопить печаль возможно только в море нежности и страсти. Мы не заметили, как переместились в спальню. Там мы проворно обнажились и упали на постель. Снова под нами скрипела и чуть ли не разваливалась старенькая кровать. Мы занимались любовь до умопомраченияпока не уснули, не разомкнув объятий, на скомканной простыне.
Мы даже не сделали попытки поговорить о взявших нас в кольцо проблемах.
8.Слон в комнате
Так мы с Ширин и зажилиизбегая разговоров о скором мрачном будущем. Как две катящиеся по небосклону звезды, которые знают: падения не предотвратить. Срок действия визы Ширин быстро истечет. И тогда мою милую отправят на родину в Западный Туркестанк жадным родителям и сутулому старику-ишану. А я останусь в Расее в качестве сумасшедшего. И до гроба буду вспоминать золотые деньки своего короткого счастья с Ширин.
Я бросил свою курьерскую работу. А Ширин не предпринимала новых попыток трудоустройства. Зачем?.. Наша воля была сломлена. Мы были точь-в-точь арестанты, которых под надзором полиции выпустили погулять перед казнью. Не экономя, мы расходовали мою инвалидскую пенсию. Заказывали на дом пиццу и роллы, соленый и карамельный попкорн. Объедаясь всеми этими вкусностямиторчали перед ноутбуком, крутя сериал за сериалом.
Иногда выбирались погулять в наш любимый лесопарк. Деревья стояли, красиво обсыпанные первым снегом, как сахарной пудрой. Взявшись за руки, мы бродили по едва заметным тропинкам. Не обменивались почти ни словом. Потому что и без долгих речей было понятно: жизнь загнала нас в тупик. Тут хоть президенту письмо пиши, хоть деду Морозу.
Кому интересны страдания маленького человека?.. Пусть бы мы даже умерли«широкая общественность» обратила бы на это меньше внимания, чем на то, как кто-нибудь прихлопнул шлепанцем таракана. Я мучился, думая: мы все-таки должны на что-то решиться. В самой дрянной ситуации возможно выработать достойную линию поведения.
Ответ нашла Ширин. На кухонном столе были свалены непочатые коробочки с моими лекарствами. (Я не принимал волшебные пилюльки уже не одну неделю). Однажды утром, когда мы пили кофе с лимонными вафлями, моя девочка взяла пачку снотворного и потрясла:
Вот. Наше избавление.
Избавление?.. изумился я. Я не понял, куда клонит моя милая.
В каждой коробочке снотворного по двадцать восемь таблеток, быстро-быстро заговорила Ширин. Лицо ее горело, а руки дрожали. От одной таблеткисладко поспишь восемь часов. А если за раз каждый из нас проглотит двадцать восемь таблеток?.. Тогда?.. Ты понимаешь?..
Тогда мы имеем шанс не проснуться?.. наконец догадался я.
Именно, сказала Ширин.
На миг меня охватила паника, как будто травиться мы собирались прямо сейчас. Загнанным зверем я бессмысленно глянул вокруг. Боже ты мой!.. Любимая предлагает совместное самоубийство!.. И что хуже всего: у меня нет плана лучше.
Но ведь ты я мы такие молодыепопытался я возразить.
А что меняет возраст?.. спросила моя милая. Меня рано или поздно сцапает миграционная полиция. Ты состаришься без меня. Через сорок летбудешь лысым, немощным и беззубым; а ещедо безумия одиноким. Льющим слезы при воспоминании о тех днях, которые провел со мной. А я задолго до того зачахну в гареме жирного ишана Так не лучше ли обмануть судьбуумереть молодыми. Раньше, чем люди обстоятельства нас разлучат?..
Потрясенный, я на целую минуту застыл соляным столбом. А что я мог сказать?.. Действительно: мы в незавидном положении. Будто птицы с перебитыми крыльями на дне ущелья. Мою любимуюдепортируют. Либочтобы спастись от принудительной отправки на родинумоя отчаянная девочка себя убьет. В любом случаея останусь один. А я не могу быть один: я отвык жить без Ширин. За два с хвостиком месяца она стала для меня луной и солнцем. Я не готов к тому, что луна и солнце закатятся.
Я, наконец, прохрипел:
Ты во всем права, моя милая, ты во всем права Но дай нам последний шанс!.. Твоя виза действует до середины февраля. А пока на дворе ноябрь. Попробуйпоищи работу с заключением трудового договора, через которую продлишь визу. Еще и деньги какие-никакие будешь получать. А тамсообразим что-нибудь с моей дееспособностью и твоим гражданством
Моя девочка подумала немного. И кивнула:
Хорошо. Я все сделаю для того, чтобы мы остались живы. Но если мы окажемся хроническими неудачниками, и дело дойдет-таки до самоубийстватогда, смотри, не струсь.
Обещаю, сказал я.
Поразительным образом, разговор нас облегчил. Хотя говорили мы о нерадостных вещахс плеч точно рухнула глыба. Мир вдруг стал простым, как чередование белого и черного. Как детсадовская игра: угадай, в каком кулачке зажата конфета. Не надо ни о чем думать: Ширин устраивается на работу и продлевает визулибо мы оба умрем. Не самое выгодное пари с насмешливым рокомно я свято уверовал, что нам не выпадет «умри». Кулачок, на который мы укажем, разожметсяи мы получим вожделенную карамельку.
Но и мысль о смерти не казалось такой уж страшной. Что хуже: смерть или видеть запредельную тоску на лице любимой девушки?.. Смертьили полные жгучей печали вздохи твоей милой по ночам?.. Я думал, я уверен был: мне хватит запала вместе с Ширин покончить с собой.
Вдохновленные, я и моя девочка завели новый жизненный распорядок. Клянусь: мы оба надеялись на успех, на то, что не докатимся до суицида. Совсем молодыемы испытывали естественное отвращение к смерти. Мы перестали транжирить мою пенсию на фаст-фуд. И даже рассчитывали отложить немного денег на будущее, за которое боролись.
С утра пили молочный кофе, иногда с печеньем, и тихонько разговаривали. Оба по природе молчунымы теперь испытывали потребность делиться друг с другом мыслями и чувствами. После кофе Ширин садилась за ноутбук и открывала сайт с вакансиями. Я старался не мешать ей; торчал в другой комнате или на кухне. Моя милая перебирала объявления о работе точно бисер. По подходящимзвонила. Через стенку я слышал звонкий, как родник, голосок моей возлюбленной.
Просидев перед монитором три или четыре часа, моя девочка шла на кухню стряпать обед. Пока исходящее паром овощное варево кипело и булькало на плите, мы успевали выпить по кружке ароматного чаю и чуток поговорить. Бывало, в шутку считали падающие за окном пушистые снежинки. Мы дарили один другому особую нежность и теплоту. Кроме нас самихв безбрежном мире у нас не было никого. Мы были, как жмущиеся друг к другу два выброшенных на улицу котенка.
После обедагуляли. Целый час бродили по лесопарку. Лесопарк был раскрашен в два цвета: в белый цвет снегаи в черный цвет кривых древесных стволов. А над нашими головамишироко раскидывалось серое небо. Мы резвились на легком морозце, как две газелиоставив дома все дела и заботы. Играли в снежки. А иногда, держась за руки, просто петляли по лесопарковым тропинкам и вслух мечтали.
Ширин вот-вот найдет работу с официальным оформлением. А там и я устрою куда-нибудь курьером. (У меня-торасейского гражданинане возникнет таких проблем с поиском работы, как у милой). Оба будем усердно трудиться за свою копейку. А в выходные ездить в зоопарк, музеи, планетарий. Либо дома, укутавшись в плед, под хруст чипсов смотреть какой-нибудь мелодраматический сериал.
Мне было девятнадцать, а моей девочкевсего восемнадцать лет. Казалось: впередидолгая жизнь. Такая долгая, что дорога, будто бы, никогда не оборвется. Ни я, ни любимаякак бы следуя негласному табуничего не говорили о роковой дате, которую наметили. Запланированный нами суицидбыл точно огромный слон в комнате, которого мы аккуратно обходили.