Мы не заметили, как погода сменилась. В разрыв между тучами выплыла апельсиновая долька луны. Снег все не переставал сыпаться. Он уже не таял на лету, а белым мягким пухом устлал асфальт. На снежном ковре остались отпечатки наших ботинок. Мороз щипал нам лица и забирался под одежду. Я подумал с тревогой: как бы нам не закоченеть. Хоть денег у нас было курам на смехнеплохо было бы засесть в какой-нибудь круглосуточной кафешке. И уж там, со стаканами лимонного чаю, в тепле, ждать у моря погоды. Но такого чуда, как кафешка или бистро на проклятой богами Лиственной улице не было и в помине. Нас будто бы занесло на самые задворки цивилизации.
Не один раз мы набирали Бахрома. Чтобы снова услышать металлическое: «Абонент недоступен» и раздражающее пиканье. После каждой неудачной попытки дозвониться до господина МансуроваШирин склоняла голову мне на грудь и роняла несколько жгучих слезинок. Мне тогда хотелось швырнуть наши мобильники подальше в темнотучтобы не пытаться снова звонить, чтобы моя девочка не плакала.
Казалось: мы не бодрствуем, а застряли в каком-то сюрреалистическом сне. Падающий с неба снежный сахарэто уплывающие секунды и минуты нашего бесплодного томительного ожидания.
Апельсиновая лунато пряталась за тучами, то сияла во всем своем великолепии.
Меня так извели горькие мысли, что мозг будто превратился в простоквашу. С болезненной ухмылкой я вспомнил: в какой-то детской сказке капризная принцесса требует у своего суженого достать с неба луну. Богатырь не справляется с заданиеми умирает. Ха!.. Попробовал бы он обеспечить свою девушку работой и пропиской!.. Небось отправился бы к праотцам еще быстрее. Когда твоя возлюбленная не взбалмошная принцесса, а нежная и ранимая красавица из Западного Туркестанавам не до луны. Потому что перед вами высоченной бетонной стеной встают куда более реальные проблемы.
Мы долго молчали. Мне вовсе не хотелось, чтобы милая плакала после очередного «недозвона» до господина Мансурова, но почему-то я предложил:
Наберем Бахрома еще раз?..
К моему изумлению, любимая отрицательно покачала головой. И каким-то неживым голосом сказала:
Не надо. Все равно не дозвонимся. Ночь уже. Поехали домой.
Вроде бы, я должен был почувствовать громадное облегчение. Ведь я сам предлагал ехать домой. Но ощущение было такое, будто кто-то прижег спичкой кончики моих истерзанных нервов. Наверное, даже ложная надежда для сердца лучше, чем сухая беспощадная правда. Пока, под сыплющимся снегом, мы, как часовые, ходили вокруг бревенчатого здания и периодически пробовали дозвониться до Бахрома, мы могли верить в невозможное. Что непредсказуемый господин Мансуров вдруг возьмет да соизволит поднять трубку. Или настрочит сообщение с адресом. Но когда мы проглотили горькую пилюлю трезвого взгляда на вещив мире остались только мы, летучий снег и луна. И никакой надежды.
У меня нервно дернулись плечи и голова. Я схватил запястье Ширин и сжалможет быть, чрезмерно крепко. И, запинаясь, выпалил:
Ты только не кисни, прошу тебя!.. Бахром просто застрял на совещании. Но завтра он обязательно с нами свяжется. Место секретарши, о котором он говорил, от тебя не убежит. Вот увидишь!..
Моя девочка снова покачала головойи тем же мертвым голосом сказала:
Забудь. Если Бахром два раза нас кинулкинет и в третий. Бахромжулик. Я только одного не могу понять: зачем он вообще нам звонил после того, как мы заплатили деньги?.. Видимо, это какой-то мошеннический трюк. Бахром рассчитывает еще что-то от нас получить?.. Но веры сиятельному господину Мансуровубольше нет. Мы должны обратиться в честно работающее кадровое агентство, которое не берет плату вперед. Или решить вопрос с моим трудоустройством своими силами.
С минуту я стоял понурившись. Моя милая так четко разложила все по полочкамне поспоришь. Эта была та сермяжная правда, которую я сам полчаса назад пытался донести по Ширин. Еще немного потоптавшись, я спросил:
Ну так значитдомой?..
Домой, сказала любимая, взявшись за мой локоть.
Ждать маршрутку было долгомы двинулись в сторону метро пешком.
Мы шли сквозь пелену снегопада по кривой улочке, мимо покосившихся заборов. Ночная тьма была черней мускуса, а снегбелее, чем камфара. А по небуне отставая от насплыла ярко горящая луна. Мы ступали молча. Не было ни сил, ни желания говорить. Надо было переварить сегодняшнюю неудачу.
Возможно, тоска способна пробудить в человеке поэта. Во всяком случае, я, в каком-то напоминающем легкое опьянение забытьи, подумал: улица, по которой мы идемточь-в-точь наш жизненный путь. Темный и неровный. Снег ассоциировался с течением времени: каждая упавшая снежинкаэто без возврата ушедшее мгновение. А лунабудто все наши мечты. Кажется: она так близкодотянись рукой. Но на самом делеон на недосягаемой высоте. Луну можно видеть, но даже во сне нельзя потрогать. Неужели и наши грезы о тихой скромной жизни в уютном уголкетоже останутся дразнящим видением?..
Я шел, ощущая на локте дрожащие пальцы моей Ширин. Чуть запрокидывая голову, глядел на апельсиновую луну. И по щеке моей сбегала соленая слеза.
12.Соломенные куклы в огне
Мы вошли в квартиру, как в пещеру, в которой испугаешься и собственного голоса. Затянувшееся между нами молчание, начинало, впрочем, нас тяготить. Но слова не шли на язык. Казалось: что ни скажиполучится несмешной анекдот. Мне больно было смотреть в застывшее, как маска, лицо любимойна плотно сжатые губы, в потухшие агатовые глаза.
Ты голоден?.. тихо спросила моя девочка.
Едаэто было последнее, о чем я сейчас думал. Но зачем-то я ответил:
Да.
Хорошо, едва шевельнув губами, отозвалась моя милая. Она прошла на кухню и загремела посудой.
Пока варился рис, я сидел за столом и поглядывал на Ширин. Вид у нее был по-прежнему холодный и бесстрастный. Движениярезкие, как у робота. Мое сердце рвалось по швам на тысячи кусковнастолько больно мне было видеть любимую в таком раздавленном состоянии. Я понимал: моя девочка морально выпотрошена. Сегодняшний день ее надломил.
Если б моя девочка заплакала, я бы еще мог бы попытаться ее утешитьобнять, приласкать. Поцелуями выпить ее слезы. И нашептать ей на ушко массу нежных глупостей о том, что завтра нам непременно выпадет счастливый билет. Сейчас, мол, главноевосстановить силы пищей и сном. А с нового утра все покатится, как по маслу. Но глаза милой оставались сухими. Усталая и разочарованная, моя красавица отстранилась от всего мира; даже от меня. Казалось: она спряталась в кокон, а сердце ее заледенело.
Ширин подала на стол две тарелки риса с зеленью и кабачковой икрой. Обычно я охотно поглощал любую стряпню моей девочки, да еще нахваливал. Но на сей раз я только поковырял свою порцию вилкой. Кушанье совершенно не лезло в рот. Любимая пришла мне на помощь:
Не хочешь есть?..
Я ответил честно:
Кошки рвут душу когтями. Совсем не могу думать о еде.
Знаешь: я тоже, сказала любимая. Давай-ка лучше ляжем спать.
Я, как будто, повеселел. Выключить свет и забраться под одеялоэто было самым правильным решением. В благословенной темноте спальни, когда только лунный луч сочится в окно, наше молчание не будет таким непереносимым. Ты не видишь лица своей девушки, но ощущаешь тепло тела возлюбленной. Слышишь ее дыхание. И понимаешь: не так уж и ужасно обстоят дела, если самый дорогой тебе человек делит с тобой постель. За ночь сердце моей Ширин оттает. Из королевы холода моя милая снова превратится в нежную и кроткую девочку, глядящую на меня с обожанием. Тогда-то, за чашкой ароматного кофе, мы и посоветуемся, как дальше распутывать клубок наших проблем.
Мы разделись, погасили лампу и легли. Я нашарил руку милой и несильно пожал тонкие трепещущие пальчики моей любимой. За день мы, конечно, до чертиков устали. Но мою девочку совсем не тянуло в сон. Она ерзала на постели. Время от времени вздыхала. Покой не приходил и ко мне. Узлы, в которые скрутились мои нервы, не желали развязываться. В голове пульсировала слабая, но надоедливая болькак если бы кто-то у тебя под самым ухом царапал проволокой по стеклу. Казалось: мы не в кровати лежим, а на дне глубокого пересохшего колодца. Какой тут сон!..
Все же, я закрыл глаза и позволил рождающимся в недрах мозга беспорядочным образам скользить по экрану моего воображения. Картинка сменяла картинку. Вотзаплаканное личико Ширин. Воттусклый фонарь, выхватывающий из мрака медленно падающий снег. Вотдверь с тяжелым подвесным замком Все это были мои дневные впечатления, как бы записанные на видеокамеру.
Неожиданно образы угасли, как будто их залили черной краской из пятилитрового ведра. И, заслонив весь мир, из тьмы выплыло бровастое и скуластое лицо Бахрома. По губам господина Мансурова ползла хищная улыбка. Казалось: Бахром сейчас разразится леденящим душу сатанинским смехом. А изо рта у Бахрома вылетал голубоватый дымвидимо, от сигаретыпридававший директору сходство с драконом.
И тогда в моей душе впервые ненависть. О, Бахром!.. Вот кто ответственен за наши последние невзгоды!.. Он точно помутил нам рассудок своим сигаретным дымом. По рукам и ногам оплел нас змеиным хвостом. Бахром был точно Заххак из «Шахнаме» Фирдоуси. Хотелось кулаком ткнуть в лоснящуюся физиономию директора агентствабудь эта наглая физиономия не воображаемой, а настоящей.
Это из-за Бахрома так плакала Ширин, колотя руками о холодный асфальт!.. От каждой ее слезинкина сердце у меня остался ожог. И на столько же кусков я разорвал бы черное смрадное сердце господина Мансурова. Я бы обернулся волком и сомкнул челюсти у проклятого Бахрома на горле. И пока Мансуров помирал бы, дергаясь в конвульсиях, я жадно своим длинным волчьим языком слизывал с земли кровь поверженного врага.
Если бы Бахром только бы выманил у нас деньги и тотчас бы слинял за горизонт событий, во мне не кипела бы такая ярость. Мы с милой посидели бы немного, понурившись, признали бы, что получили от жизни щелчок по носуи постарались бы найти кадровое агентство, которое не берет плату вперед. Но Бахром жестоко насмеялся над нами. Зачем-то он заставил нас смотаться на треклятую Лиственную улицу и два часа простоять под мокрым снегом. В каком море отчаяния мы утопали!.. Да что там!.. Мы не выбрались на берег до сих пор.
По мнению Ширин, в издевательских действиях Бахрома был какой-то хитрый расчет. Чертов жулик не даст нам обещанной работы. Но он и не отлепится от нас, как сосущая кровь пиявка. Возможно, изобретет предлог еще выклянчить у нас деньги. Например, за ускоренный поиск подходящих для моей девочки вакансий. А поездка на Лиственную улицу должна была нам показать, что, мол, ох как не просто подобрать работу для мигранта. Некоторые потенциальные работодатели не способны даже сообщить в агентство свой точный адрес и т.д. Бахром, конечно, будет винить кого угодно, но не себя.
Мне, впрочем, дело рисовалось куда проще: директор Мансуров заигрался в божка, управляющего людьми, как марионетками. Пока мы нарезали круги, обходя со всех сторон заброшенную бревенчатую постройку, Бахром, развалясь в своем кожаном кресле, гладил ручного крокодила против чешуи. Дымил гигантской сигарой да баловал вкус заказанным из ресторана дорогущим вином. Бровастому уродцу почти физическое удовольствие доставляла мысль о паре дурачков, которые месят грязь и слякоть на пустой окраине мегаполиса. «Какой я крутойи какие лохи те двое», с наслаждением думал Бахром, подмигивая своему отражению в зеркале.
Иными словами: Бахром казался мне изощренным садистом. Но наши с Ширин гипотезыне исключали друг друга. Еще раз запустить пятерню нам в карман да всласть поглумиться над «тупыми баранами». Маскирующий гнилую душонку элегантным костюмом плут мог страстно желать и того, и другого. Хуже вампира, Бахром выдавливает из жертвы и деньги, и моральные силы.
Ненависть сжигала меня изнутри. Я аж выгибался дугой, комкая простыню. Мне было жарко под одеялом. Но я же не мог встать и пойти, посреди ночи, разыскивать Бахрома, чтоб поквитаться. Оставалось в бессильной злобе скрежетать зубами.
Моя девочка, вроде бы, уже задремала. Но то и дело беспокойно ворочалась, переворачиваясь с боку на бок. Ее темные волосы разметались в беспорядке. Грудь поднималась и опускалась, а с губ срывался до огненный вздох, то приглушенный стон. Обняв любимую, я почувствовал: Ширингорячая, как печка. Испугался: не заболела ли моя красавица?.. Я подумал: и это тоже вина бровастой крысы Бахрома. Руки у меня сжались в кулаки. Ух, попался бы мне вонючий гад в темной подворотне или на улице Лиственной возле запертого барака!.. И плевать, что я совсем не умею драться (только подглядел в японских фильмах-боевиках пару приемов из айкидо). Клянусь всеми богами ада, я превратил бы Бахрома в консервы «крысиное мясо в собственном кровавом соку свежее».
Мое сердце горело от неутоленного гнева, а мозг плющили мыслитяжелые, как свинцовые гири. Меня сверлил вопрос: неужели Бахром не боится возмездия за свои подленькие делишки?.. Мы ведь не первые, кого он обидел. Через офис «Мансурова и партнеров» прошли, наверное, сотни мигрантов. Деньги этих людей осели в безразмерном кармане алчного и коварного господина директора. Вряд ли среди стольких обманутых клиентов не найдется способных отомстить.
Бахром дождется. Однажды он увидит, что у его шикарной заморской «тачки» притом оставленной под охраной на платной автостоянкепроколоты шины и кирпичом разбиты стекла. Кирпичподарком от старинных друзейлежит на капоте; но обернут не в фольгу или цветную бумагу, а в лаконичную записку: «Это только начало». Или все будет еще проще: в один распрекрасный день в офис «Мансурова и партнеров» вломится полдюжины плечистых тюркских парней, каждый из которых переломил бы хребет лошади. Аккуратно отодвинув охранника и визжащую секретаршу, парни за шиворот выдернут Бахрома из мягкого кресла. Повалят «дорогого земляка» на ламинированный пол и хорошенько отпинают сапогами. А напоследок еще изнасилуют пивной бутылкой.
Я испытывал горькое наслаждение, мысленно рисуя картины настигшей Бахрома расправы. Но вдруг в голове у меня щелкнуло: а что я сам?.. У меня-то не коротки ли руки тягаться с одетым в пиджак мошенником, который бронированной дверью с домофоном отгородился от нежелательных гостей?.. Ох, я все время упускаю из виду: я недееспособный. Этокак клеймо, выжженное на лбу у раба. Я как бы не вполне гражданиннаполовину унтерменш. Меня и в полиции не послушаютесли прибегу жаловаться.
Единственный здоровый человек, на которого я могу положитьсяэто моя любимая жена. Но государство не признает наши отношения браком. С точки зрения надутых индюков-чиновников из службы регистрации актов гражданского состоянияШирин всего лишь моя любовница, которую я даже не имел права впускать в не совсем мою квартиру. Я приютил «девку», а та в уплату раздвигает передо мной ноги. Именно так выглядит наш сердечный союз с точки зрения циничного общества и похожего на слепого носорога государства.
Конечноесли не я, так моя милая может написать в полицию заявление на мошенника Бахрома. Но рассмотрят ли лихие офицеры дело всерьез?.. Речь идет о двух «нерусских» о господине Мансурове и моей красавице. Кому из них поверят бравые полисмены?.. Солидному, чуть упитанному, бизнесмену в строгом галстуке и с длинной сигарой во рту?.. Или скромной безработной девчонке в потертой видавшей виды курточке?..
Зато что можно наверняка сказать: как рак клешней, полицаи зацепятся за этническую принадлежность Ширин. Как будто родиться тюрчанкойэто преступление!.. Заглянут в рабочую визу моей милой и с ехидством отметят, что срок действия почти истек. И будут смотреть на мою любимую соответствующекак на без пяти минут нелегалку, нарушительницу миграционного режима.
Я никогда не понимал враждебности государства к просрочившим визу «не гражданам». Бедолаг-мигрантов отлавливают, точно бродячих собак. Хотя эти тихие, покорные судьбе люди хотят немногого: помаленьку зарабатывать, посылать копеечку семье на родину да снимать узкое койко-место в коммуналке на двенадцать человек. Не вина гастарбайтера, если работодатель отказывается заключать трудовой договор и подавать в миграционные органы заявление на продление визы работника. Но трясти, как яблоню, стражи правопорядка будут не пузача-хозяина-капиталиста, а безответного работягу-мигранта. Лучше бы полиция проявляла рвение, захватывая с поличным настоящих преступников. Аферистов вроде Бахрома, насильников и убийц.