Простите, Айзек, сухо остановил Эйб своего разорявшегося приятеля. Во-первых, я, как это ни прискорбно, неверующий, во-вторых, мы не одни. И, в-третьих, ваша ортодоксальность тоже не без изъяна: отправляясь в экспедицию, вы испугались грязи, вшей и тому подобных восточных прелестей и сбрили пейсы
Я на вас обижен. Степлтон надул губы.
На меня легко обижатьсяя добрый, Эйб весело рассмеялся и обернулся ко мне. Разрешите представитьсяАбрахам Шлиссенджер, доктор антропологии, Мичиганский университет.
Вот его статьи об узбеках я читал. Неплохие. Даже очень. Шлиссенджер вновь повернулся к Айзеку.
Это, что ли, твой чемодан? он легко подхватил баул Степлтона и двинулся к самолету.
Нам предстояло лететь на довольно потрепанном грузовом "Дугласе", внутри которого было привинчено несколько крайне неудобных на вид металлических кресел. Зная по опыту, что на мою персону места среди "белых людей" не хватит, я сразу же устроился в углу на тюках с палатками. То же самое сделали Томсон и Кларк. Они стащили на пол по упаковке белья и принялись резаться в покер, поминутно надувая радужные пузыри жевательной резинки, лопавшиеся с противным треском прямо у них на губах.
Доброе утро, Фриц, услышал я голос Макса Штранге, беспокойно расхаживавшего вокруг своих восьми коробок с медицинскими препаратами.
Как вы думаете, моя маленькая аптечка здесь в безопасности? нервно спросил он: А где герр Бауэр?
Не знаю. Он же везде опаздывает как минимум на полчаса, ответил я. Передвинуть вам коробки куда-нибудь в другое место?
Нет, нет! испуганно замахал руками Штранге. Пусть стоят. А то будет хуже.
С Максом Штранге меня познакомил у себя на квартире профессор Бауэр. Он был еще одной, как выразился мой учитель, "спасенной интеллектуальной единицей Германии". До войны Штранге имел собственную клинику в предместьях Мюнхена, написал несколько серьезных трудов, ставших новым словом в кардиологии, и пользовался всеобщим уважением. Теперь же он ехал в экспедицию простым полевым врачом и был на седьмом небе от счастья в связи с этой перспективой. Доктор Штранге нервно совал руки в карманы, оттопыривал их и нарочито свистел. Позавчера он признался мне, что никогда не летал на самолетах, и страшно боится.
Все были уже в сборе. До назначенного времени вылета оставалось около трех минут. Явился даже профессор Бауэр, на редкость тепло одетый и пахнущий дорогим бразильским кофе.
Ума не приложу, где Карриган? поминутно повторял он, обращаясь то к Штранге, то ко мне. Мне было все равно. Даже не очень любопытно. За все это время я ни разу не видел лорда Карригана и не испытывал ни малейшего сожаления.
В салон заглянул пилот в синей американской форме и досадливо крикнул:
Вы в порядке?
Нет! Прошу прощения, затараторил Бауэр. Лорд Карриган задерживается. Фак ю! рявкнул пилот и скрылся.
Наконец, к самолету подъехал черный "роллс-ройс" и остановился у самого трапа. Из него выскочил на удивление сжавшийся и весь какой-то резиновый Лабриман и поспешно распахнул переднюю дверцу. Сначала оттуда высунулась изумительная палисандровая трость, которую сжимала сухая крепкая рука, затянутая в лайковую перчатку. Затемдлинная нога в английском, вовсе не походном, ботинке и черной брючине. Потом показалась всклокоченная птичья голова старика. Шляпу он держал в руке.
Лорд Карриган неторопливо прошествовал к трапу, опираясь на трость и вскидывая ее при ходьбе. Перед тем, как войти в самолет, он мгновение помедлил, вдохнул полной грудью и легко, молодцевато вскочил внутрь. Признаться, в первую минуту нашего знакомства лорд Карриган произвел на меня сильное, хотя не скажу: хорошеевпечатление. Это был сухощавый старик лет семидесяти, с великолепными белыми бакенбардами, лысеющим лбом и крупным точеным носом. На указательном пальце его правой руки сиял перстень с бриллиантом, надетый прямо на перчатку. Его породистое лицо с чуть обрюзгшей желтоватой кожей выражало властность и высокомерие.
Когда он вошел, все в самолете вскочили с мест, кроме Томсона и Кларка, которые нехотя принялись собирать свои карты. Старик полоснул их презрительным взглядом, но, поняв, что тут не на что сердиться, отвернулся к другим членам экспедиции. Бауэра он явно знал и едва заметно кивнул ему на весьма глубокий поклон моего учителя. На остальных он воззрился с нескрываемым удивлением.
Разрешите представить вам, сэр, засуетился Лабриман. Наш экспедиционный врач доктор Макс Штранге. секретарь беспомощно схватил Штранге за рукав, а тот неловко и затравленно заулыбался.
Лорд Карриган недовольно сдвинул брови.
Штранге, Штранге Я же говорил ваммне нужен доктор Губерман, брюзгливо проворчал он и, не удостоив бедного Макса больше ни единым взглядом, обернулся ко мне.
Губерман в Канаде. Он отклонил наше предложение. попытался оправдаться секретарь, но старик остановил его.
Ассистент профессора Бауэра, Фридрих Лагер.
Вы плохо выглядите. Вы что, недавно перенесли тиф? Я надеюсь, уже вылечились? Советую вам держаться подальше от моей палатки.
"Ах, ты, старое британское дерьмо!" подумал я и, нимало не стесняясь, вернулся на свое место, считая себя уже представленным.
Доктор антропологии Айзек Степлтон, продолжал Лабриман.
Очень рад. Очень.
Я даже вздрогнул и обернулся, настолько изменился голос Карригана, в нем появились теплые нотки. Айзек стоял, часто моргая своими подслеповатыми глазками, и радушно мотал головой. Тем временем секретарь перешел к Кьюбиту, которого старик милостиво не заметил, и остановился на Шлиссенджере.
К моему удивлению, я заметил, что Шлиссенджер сидит, развернув утренний выпуск "Нью-Йорк Таймс". Когда его назвали, он нехотя встал и, подтвердив кивком головы все, что о нем сказал Лабриман, протянул лорду руку.
С кем имею честь? в его голосе послышались насмешливые враждебные нотки. Старик просто обалдел от такой наглости. Клянусь, он сел бы на пол, если бы не хваленая британская выдержка.
Ваши неудачные шутки, мистер Шлиссенджер вмешался было Лабриман.
Эйб скользнул по нему холодным взглядом своих зеленоватых глаз и снова уперся в Карригана.
Лорд Карриган, если не ошибаюсь? продолжил он, оценивающе рассматривая старика. Все же надо представляться, а то как в лагере, на нарах.
Он отвернулся и снова сел. Было видно, что настроение Карригану испорчено на весь оставшийся день.
Глава четвертаяМальтийская связь
Мы летели на высоте четыре тысячи метров. До Мальты, где самолет делал вынужденную посадку для дозаправки, оставалось еще чуть менее часа. Все дремали. Томсон и Кларк, так те просто откровенно храпели, растянувшись на полу и подложив под голову свои тюки с бельем. Бауэр и Штранге ушли в угол и там бубнили о вполголоса. Айзек то и дело вздрагивал и хватал Эйба за руку.
Мне сейчас будет плохо!
Ничего не будет. На, возьми конфетку. Шлиссенджер разворачивал очередной леденец и передавал его Степлтону. Тот ненадолго затихал.
Кьюбит вычерчивал что-то у себя в блокноте, время от времени бросая по сторонам внимательные взгляды, и широко зевал.
Я наблюдал в иллюминатор море. Синее, невероятно глубокое, нежное. В самолете стояла адская духота, пахло бензином, и я подумал, что, если мы сейчас рухнем в воду, то по крайней мере охладимся.
Бауэр закончил разговор со Штранге и, досадливо морщась, подсел ко мне.
Несчастная, запуганная нация, развел он руками. Не люблю битых. Вы, Фриц, можете мне понадобиться в ближайшее время.
Я к вашим услугам. отозвался я, выпрямляясь.
Тише, оборвал меня Бауэр. Что мне в вас, Фриц, всегда нравилось, так это готовность. Он огляделся, как бы оценивая, достаточно ли мы далеко сидим от остальных и, наконец, решился. Окажите мне небольшую любезность. профессор потрепал меня по плечу. Я должен был встретиться в Валетте с одним человеком, но обстоятельства изменились.
Я заметил, что при этих словах он коротко взглянул в сторону кресел, на которых сидели Карриган и его секретарь.
Я буду вам очень признателен, если вы сделаете это за меня и передадите все, что он вам скажет. продолжал мой учитель.
Я склонил голову в знак согласия.
На Мальте мы стоим более трех часов. Этого времени хватит за глаза. Ужасная жара, неправда ли? Бауэр вытер лоб клетчатым платком. Так вот, из аэропорта Лука желающих возят на экскурсии в Валетту. Там есть, что посмотреть. Например, собор святого Иоанна. У портала вас встретит старик-экскурсовод. Подведя зевак к колокольне, он скажет: "Часы на ней всегда показывают 11". А вы, громко обращаясь прямо к нему, ответите: "Я видел в Мюнхене такие же, в пивной "Хофбройхаус"". После экскурсии вы задержитесь, чтобы задать ему вопросы. Он назовет вам имя другого человека, и скажет, как найти его в Каире. Вы передадите это мне. Слово в слово. У вас хорошая память. Напрягите ее.
Последние слова Бауэр произнес почти повелительным тоном, и это покоробило меня. Встреча со стариком на поверку оказалась обставлена дурацкими "аксессуарами", от нее так и веяло дешевой бутафорией.
Мы что, играем шпионов? меня передернуло.
Бауэр рассмеялся.
Как только представится удобное время, дорогой Фриц, я изложу вам все куда подробнее. А пока окажите мне эту услугу, не задавая лишних вопросов.
Он тряхнул мою руку и встал.
Я понуро сидел на изрядно намявших мне бока палатках и последними словами ругал себя за покладистость. Если б не обещание, заранее данное мной профессору, я бы еще очень посмотрел, стоит ли туда идти? Глупость собственного положения была для меня очевидна.
Минут через сорок мы увидели в иллюминаторы крутые скалистые берега Мальты, окаймленные широкой белой полосой прибоя. Самолет начал снижаться.
У меня закладывает уши, жалобно заявил Степлтон.
Открой рот. посоветовал Шлисенджер.
Он потянулся, протер глаза и уставился в окно. Остальные тоже зашевелились.
Мы застрянем здесь часа на три, не меньше! прокричал летчик, высовываясь из кабины, когда самолет уже сел, но пропеллеры еще продолжали крутиться, создавая страшный шум:
Кто хочет, может смотаться в Валетту. Только быстро!
На улице жара была еще большая, чем в самолете. С моря дул спасительный ветер, но он был слаб и едва шевелил ветками платанов, под которыми на траве тут же растянулись Томсон и Кларк, решительно отказываясь куда-либо двигаться.
Лабриман пошел утрясать разные формальности с военным начальством аэродрома. Тут я впервые осознал всю его полезность: он не только внушил кривоногому английскому полковнику в выцветшей форме уважение к нам, но и выбил видавший виды джип для желающих отправиться по пеклу в Валетту. Таких дураков, как ни странно, оказалось порядком: я, Кьюбит, Шлиссенджер, Степлтон и сам Лабриман. Он подошел к нам с расстроенным видом и развел руками:
У них нет свободного шофера. Кто-нибудь знает, хоть приблизительно, как добраться до города?
Все в порядке. Я поведу машину. успокоил его Шлиссенджер. Здесь, насколько я помню, рукой подать. Мистер Степлтон нас подстрахует. Айзек, ты ведь тут был?
Был. подтвердил Степлтон: Но ничего не помню.
А, ладно, махнул рукой Эйб. Залезайте.
Дорога, вырубленная в известковых скалах, скользила серпантином, и я чувствовал неприятные приступы тошноты, когда смотрел вниз. Машина шуршала изношенной резиной шин на крутых поворотах, ее заносило к краю, мелкие камешки срывались с дороги вниз.
Крестоносцы тут неплохо поработали. беспечно бросил через плечо Эйб. Продолбить шесть километров до моря! Братья знали, чего хотят.
Он принялся насвистывать какую-то незнакомую мне мелодию, отдаленно напоминавшую латинский гимн.
В Витториозо прекрасные букинистические лавки, заметил Айзек. Хочу по ним пройтись. Там никогда не знаешь наверняка, что тебе попадется в следующую минуту. Вот, например, Рональд Пайпс, Эйб, ты должен его знать, он занимается структурной лингвистикой. Привез отсюда в прошлом году "Книги Гермеса Трисмегиста". Рукописный вариант! Выменял на четыре банки тушенки и свои зеленые брюки.
Бедное наследие тамплиеров! зло усмехнулся Шлиссенджер. Можно себе представить, как какой-нибудь беглый командор в 1307 году пробирался с юга Франции вместе с этой рукописью и другими реликвиями храмовников на Кипр, к госпитальерам. Они выдали бы его, обязательно выдали, и вернулся бы наш благородный мессир в инквизиционные застенки короля Филиппа, если бы не решение добрых братьев-иоаннитов штурмовать Родос. Каждый меч был в цене. На него посмотрели сквозь пальцы, и он, брат высокого посвящения, привыкший носить рытый бархат и парчу, пить тончайшие левантские вина и есть на серебре, благодарил Бога, от которого отрекся, за похлебку с отрубями и право спать на голых досках в Приоратской зале, вместе с еще двумястами латниками.
Тебе бы романы писать! с восхищением воскликнул Айзек. Извини, Эйб, виновато поправился он, почувствовав на себе недовольный взгляд приятеля.
Действительно! с издевкой заметил Кьюбит. Как можно запомнить такую кучу деталей? Родос, золотая посуда, король какой-то! Комиксы на ваши книжки были бы у нас бестселлерами.
Да, и Америка наконец познакомилась бы с моими трудами. парировал Шлиссенджер. Слова Кьюбита его явно задели. Когда история пишется кнутом по вашей спине, ее трудно не запомнить, тихо сказал он. Некоторым кажется, что двести лет непрекращающегося обжорстваэто тоже история, но я не взялся бы писать о ней.
Некоторым кажется, что историяэто бесконечные войны, костры, смуты, голод и репрессии! вспылил Кьюбит.
Не стану разрушать ваши идеалы, пожал плечами Шлиссенджер, но за всю жизнь я ничего другого не видел.
Мне жаль вас, с легким высокомерием заявил калифорниец.
А уж как мне-то себя жаль! усмехнулся Эйб.
Слева показались очертания небольшого городка, выстроенного в колониальном стиле. Высокие пальмы с пожухлыми от жары листьями шелестели над аккуратными виллами, точно перенесенными сюда с болот старой Англии. Плотные изгороди жимолости окаймляли лужайки перед домами. От всего этого веяло такой тихой, спокойной жизнью, что у меня защемило сердце. Я отвернулся.
Мы въехали в пригород Валетты и вскоре оказались на широкой улице, пестревшей рекламами туристических бюро.
Конечно, англичане могли нагородить в предместьях чего угодно, заметил Шлиссенджер, оглядываясь кругом, но, думаю, старого города при всем старании им не удалось испортить.
Это "Финикия". сказал Айзек, указывая на массивный корпус слева. Самая дорогая гостиница во всем городе.
Ты здесь жил? живо отозвался Эйб: Ну и страшилище! Нет, засмеялся Степлтон. Моего жалования за год не хватит, чтобы оплатить здесь дневное пребывание. Если я и утрирую, то самую малость.
Я увидел, как перед залитым солнцем подъездом гостиницы затормозил серый "шевроле", дверца открылась и оттуда вылез лорд Карриган. Я вздрогнул. Сомнения быть не могло. Старик важно прошествовал по ступенькам. Швейцар с поклоном распахнул перед ним сияющие стеклянные двери, и они вновь закрылись за его спиной. Я бросил быстрый взгляд на Лабримана. Тот делал вид, что ничего не замечает. От меня не укрылось выражение его лица, напряженно-равнодушное, как у прыгунов с вышки. Остальные глазели по сторонам.
Что Карриган мог делать в "Финикии", если мы прилетели всего на три часа? Почему он не поехал с нами в грязном джипе и взял себе другую машину, я еще мог объяснить: старик сноб. Но почему он не взял с собой секретаря? И почему Лабриман не удивился, увидев своего хозяина здесь?
Поздравляю вас, Лагер! Вы проворонили въезд в Валетту! услышал я над своим ухом насмешливый голос Шлиссенджера: Уже дворец великих магистров. Да не там! Видите, где арка и патруль?
В тени строгой створчатой арки действительно курили два солдата с автоматами на плечах и вяло перебрасывались фразами по-английски. Безжалостное солнце, добела выжегшее камни мостовой, уже сильно напекло мне макушку. У меня разболелась голова, и я чувствовал себя настолько подавленно, что воззрился на главную достопримечательность Мальты, не испытывая никакого интереса.
Вдоль оси улицы был выстроен массивный собор во флорентийском стиле. Наш джип юркнул в небольшой переулок и оказался у портала храма. Здесь кишмя кишел какой-то сомнительный народец, по южному чумазый и вороватый.