Мужчина выглядел оригинально. Длинные волосы спускались по плечам смолянистыми патлами. Засаленная одежда состояла из осеннего пальтишка, разорванного в плечах и без пуговиц, грязно-оранжевый шарф обмотал шею, словно удавка, ботинки знавали лучшие времена и давно нуждались в починке.
В. и незнакомец замерли друг напротив друга в напряженных позах. Только облачка пара, вырывающиеся при дыхании, свидетельствовали о том, что оба живы. Мужчина ссутулился, прижал голову к плечам, как в ожидании удара.
Что вы делали? вежливо спросил В..
Ничего особенного, стеснительно отозвался грязно одетый мужчина.
Оба уставились друг на друга; один в явном недоумении, второйс немым вопросом.
Что это у вас такое в футляре?
Ничего особенного! повторил мужчина. Ничего, что было бы противоправно, поспешил добавить он и сделал движение, чтобы уйти.
Ответ явно не удовлетворил В., который, почувствовав одновременно собственную власть и пугливость оппонента, упер руки в бока и подошел к мужчине поближе.
М-да? Постойте-ка. Тогда что же там находится?
Вынужденный остановиться мужчина мялся, оглаживая грязными пальцами черную кожаную поверхность. Его спина ссутулилась еще больше.
Ну?!
Мужчина подпрыгнул.
Сударь, умоляю! Позвольте мне уйти.
Только после того как покажете мне, что храните в футляре. Показывайте или я вызову полицию. Я жду!
Ну ладно Мужчина заторможенно положил футляр на землю, отщелкнул замки, откинул крышку и поднес к глазам В. предмет, находившийся внутри.
В. достаточно было одного взгляда на предмет, чтобы все внутри него всколыхнулось, и сам он пожалел о своей просьбе. Предмет лаково поблескивал в свете желтого фонаря чайным отливом, с мелкими трещинками и зазубринами по краям; предмет выглядел старым, но цельным и как будто в рабочем состоянии. Края округло загибались в некую форму.
Что что это? пробубнил он.
Это скрипка, сударь. Музыкальный инструмент. На нем играют.
В. опасливо огляделся; в переулке было безлюдно. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел его в компании этого оборванца. Еще подумают не топотом придется объяснять.
И что же, ты играешь на этой скрипке? В. неопределенно повел рукой. Теперь ему самому захотелось убраться восвояси.
Бродяга с нежностью посмотрел на инструмент, провел кончиком пальца по струнам:
Это так. Я знаю много мелодий, веселых и грустных, быстрых и медленных.
И конечно же, все они запрещены законом.
Для меня это не имеет значения, с вызовом ответил мужчина. Человеку нельзя запретить думать и чувствовать.
В. обдумывал создавшееся положение. Определенно, с ним очень давно не случалось подобного. По идее, сейчас он должен сдать нарушителя ближайшему полисмену и с чистой совестью отправляться дальше. Он сглотнул и внезапно для самого себя произнес:
Сыграй что-нибудь. И я тебя отпущу.
Бродяга робко посмотрел на В.
Вы серьезно, сударь?..
Абсолютно! Я сделаю вид, что мы никогда не встречались.
Х-м-м, как угодно.
Он торжественно поднес к подбородку скрипку, положил на струны смычок, закрыл глаза. Вздохнул и заиграл. По переулку разлилась тихая мелодия. Начавшаяся незатейливо, с каждым мгновением эта музыка усиливалась, развивалась в удивительный по красоте мотив, и этот хрустальный, кристально чистый поток заполнял собой окружающие вещи, проникал в каждый камешек, в каждую снежинку, даже в кожу, заставляя их вибрировать в унисон. Лицо скрипача преобразилось, приобрело возвышенное выражение. На нем проступили новые черты, сделавшие его поразительно притягательным, словно оно стало вместилищем какой-то божественной сущности, отчего хотелось смотреть, бесконечно смотреть на него, не отводя глаз. В нем читалась энергия, сила, превосходство, оно двигалось, оно жило и дарило жизнь. Оно напоминало произведение искусства, пластичное, многоцветное и многогранное. В толпе горожан оно было бы подобно солнцу, пылающему во тьме.
Вдруг В. понял, что это лицо он запомнит навсегда. Музыкант сыграл последний пассаж и опустил инструмент.
Вивальди, прокомментировал он. Фрагмент «Зима».
Тотчас послышался тихий тресксловно кто-то разбил яйцо о край стола.
Я нигде тебя раньше не видел? В. охватило чувство эйфории, легкости.
Музыкант усмехнулся, убирая скрипку обратно в футляр:
Меня-то вы точно видите в первый и последний раз. Сегодня я уезжаю из города и никогда больше сюда не вернусь.
Ты очень странно выглядишь, признал В. Ты необычный человек.
Зато вы, горожане, все на одно лицо. Так сразу и не отличишь, кто есть кто. Прощайте, с этими словами он небрежно отсалютовал и легко зашагал прочь, а его длинные волосы колыхались в такт поступи. От былой неловкости не осталось и следа.
Постой! почти с отчаянием воскликнул В. Что это значит?
Музыкант не ответил и вскоре скрылся за углом. В. почувствовал себя одураченным. Одолела злость. Догонять бродягу было выше его достоинства, кричать на всю улицутем более. Старое чувство изъяна в мироздании вернулось с новой силой. К тому же ответ буквально замаячил перед глазами, достаточно приложить лишь небольшое усилие.
Чтобы поскорее добраться домой, В. сел в ночной трамвай. Он заскочил в переднюю дверь и по привычке оглянулся. Пассажиры дремали, двое, склонившись поближе, шептались о чем-то своем, один перебирал содержимое саквояжа. Вагон тренькнул и отправился по маршруту. В. отвернулся к окну. Снова и снова он прокручивал в памяти ту сцену в переулке, пытаясь понять, что же произошло. Прошло несколько минут. Трамвай проехал две или три остановки. Ответ пришел внезапно, четкий и ясный. В. выпрямился, его спина похолодела. Требовалось удостовериться в догадке. Он осторожно обернулся, чтобы посмотреть на попутчиков. В этот момент трамвай дернулся, остановился, двери раскрылись на очередной остановке. Пассажиры автоматически подняли головы, и В. увидел, что всех их объединяет одно и то желицо.
Лицо почтальона и лавочника, лицо монтера и кассира, студента и пожилого пешехода, оно смотрело сейчас на В. из разных углов вагона, чуть безразлично, но с легким интересом постороннего наблюдателя. Тут В. показалось, будто перед ним и не лица вовсе, а какие-то нагромождения мускулов, выступы, отверстия и впадины, насильно скроенные в единое целое, словно из лоскутов разной ткани, и будто эта субстанция выглядит настолько дико, противоестественно и нелепо, что существует по какой-то ошибке! Как карикатура.
В. постарался взять себя в руки. На следующей остановке он поспешно выскочил из трамвая, хотя от дома его отделяло порядочное расстояние. С неба повалил снег. Ветер исчез. Крупные хлопья падали вниз совершенно бесшумно. Запахнувшись в пальто, В. шел домой и старался не смотреть на встречных.
Не будет закурить? спросил кто-то.
В. невольно глянул на прохожего и отшатнулся.
Нет! почти закричал он и, едва не срываясь на бег, припустил дальше.
Наконец знакомые улицы, поворот и дом. Подъезд, лестница, этажипервый, второй, третий. Дверь! Повернуть ключ, переступить порог и щелкнуть замком. В. с минуту слушал собственное учащенное дыхание. Через комнату приглушенный стенами играл патефонжена, слушает стандартную субботнюю симфонию под номером двадцать. Возникла мимолетная мысль о том, насколько же эта картонная музыка блекла и негармонична. Успокоившись, он скинул верхнюю одежду, пригладил растопыренные волосы и заглянул в спальню, туда, где возле туалетного столика любила прихорашиваться супруга. Сейчас ему нужна была одна вещь. Он медлил лишь секунду, потом сел перед зеркалом и посмотрел на себя.
Ну как погода? донеслось из комнаты.
Превосходная, бесцветно ответил В.
Из зеркала на него смотрело лицолицо почтальона и лавочника, монтера и кассира, студента и пожилого пешехода
Что это с тобой? Ты никогда раньше не смотрелся в зеркало так внимательно, жена стояла на пороге комнаты, а в уголках ее глаз притаилась насмешка.
Мое лицо Оно
устарело, докончила жена и пристально посмотрела на него. Дряблое. Потрепанное. Наконец-то ты это понял, дорогой. Гляди-ка, на подбородке появилась трещина. Безобразие. Так оно совсем развалится! Нет, это никуда не годится.
Она заботливо взяла супруга под локоть и повела в комнату.
Милый, я давно хотела сказать, что тебе пора уже приобрести новую дерм-маску. Ты заслужил это.
Он ломал костяшки пальцев, старательно отводя взгляд.
Да проговорил он, пожалуй, ты права и в самом деле я так давно хожу с этим что наверно привык и забыл. Знаешь, мне нужно отдохнуть.
Упакованный в пижаму, В. лежал в постели. Спать не хотелось. Наконец-то он понял, что же было не так.
О встрече с бродячим музыкантом он решил никому не говорить.
Бремя
Мирколас пригубил терпкое вино и посмотрел в глотку камина, где уютно потрескивало пламя. Смотрел, как огненные языки облизывают головешки, и вспоминал сегодняшний разговор с Фраго. Сейчас-то он остыл, зато днем трясся от ярости и громко кричал на распорядителя, требуя справедливости.
Зачем? вопрошал он, размахивая руками. Зачем вы сменили мне призвание?
Такова воля владыки Ксарра, сухо отвечал Фраго, сложив руки над столом домиком. Всегда хладнокровный, главный распорядитель и сегодня был спокоен, как море в штиль. А приказы владыки не обсуждаются. Им лишь может быть дано разъяснение.
Мирколас тревожно ждал продолжения. А потом Фраго нанес сокрушающий удар.
Его Величие определяет тебя на уровень Пред-жизни, на должность Конструктора душ.
Мирколас открыл и закрыл рот, как рыба, вынутая сетями из воды. Видимо, вид у него был настолько ошарашенный, что даже Фраго скривился в улыбочке.
Тебе это может показаться в диковинку, но должен официально предупредить, что к своим обязанностям ты приступаешь завтра же. Вот уведомление, распишись. Первое время будешь обучаться у мастеров-конструкторов.
Мирколас бессильно скрежетнул зубами:
Это это неслыханно! Фраго, как ты себе это представляешь?
Я вообще себе ничего не представляю, отрезал распорядитель. Воображение в моей работе штука лишняя.
Меня, Верховного палача, прослужившего сорок лет Ойкуменев Конструкторы! рвал и метал Мирколас, расхаживая по приемной. Я живу этим. Я лучший в своем ремесле. Почему? Не понимаю. Может, это какая-то ошибка?
Фраго равнодушно пожал плечами и сказал:
Ксарр никогда не ошибается. Такова его воля. Все, ты свободен. Будь добр, пригласи следующего.
Мирколас не помнил, как ушел оттуда и как очутился дома, в своей крепости на мысе. Выпытывать что-то у распорядителя бесполезно, но одно было известно каждому жителю Ойкумены доподлинновсе перемены в их жизни происходят из их же поступков, которые кропотливо собираются, внимательно анализируются и докладываются владыке и его столу управителей, а уж те принимают решение. Неважно, какой поступок ты совершилхороший или плохойпоследствия будут всегда. Вот они последствия, мрачно думал Мирколас, наполняя чашу заново, но какова причина? Палач вернулся к последним дням на своем посту, перебирая факты в памяти. Вспомнил осужденного, лохматого и грязного богохульника, которому было назначено удушение. Бродяга умер быстро и без особых мучений. Казалось, он освободился от жизни легко. Дернул ногами раз-другой и обмяк.
По стенам высокого чертога прыгали тени. Кажется, Мирколас начинал догадываться. Тот еретик шатался по городам и рассказывал, будто бы смертных обманывают и держат в невежестве. На самом деле мир не таков, каким его рисуют вечные. На самом деле каждый человек вечен и у него есть аватара в психомире. Только вечным невыгодно пускать туда людей, и они придумали бренную жизнь, а сами служат демону. Чтобы освободиться, вечных надо свергнуть. Обычная история мятежа, если бы не одно обстоятельство.
После казни тело проповедника исчезло.
Учиться было трудно. Мирколас постоянно ошибался. Его разум, заточенный на убийство, впадал в ступор при попытках собрать душу смертного. Задача конструкторасобрать душу так, чтобы она стала устойчивой, служила человеку всю жизнь и не разрушилась. База оставалась постоянной, а остальные элементы комбинировались, образуя готовую личность. Сюда входили темперамент, характер, привычки, способности и многое другое. Искусство это казалось гораздо сложнее, чем его прежнее ремесло.
Смена призвания повлекла за собой и изменение образа жизни. Из Одра возмездия, пустынного и темного места, Мирколас попал в мастерские, сотканные из желто-розового сияния. Теперь вместо сине-черного плаща приходилось облачаться в бело-красную тогу, в которой он очень неуютно себя чувствовал. Конструкторы приветливо улыбались ему, но привыкший к страху на лицах, Мирколас оставался непроницаем. Он понимал, что должен измениться внутренне. Ему придется стать говорливым и дружелюбным.
А теперь возьми нить безрассудства и вплети его в ткань доблести, советовала ему Владия, конструктор-наставник. Должна получиться отвага.
Мирколас сделал, как было сказано.
Сплетение души похоже на поэзию. Ты должен находиться в особом состоянии. Как подойдешь к делу, такой и получится душа.
Никогда не умел складывать стихи, проворчал Мирколас, разглядывая получившийся комок.
Это потому, что ты мыслями в прошлом призвании. Забудь про свою прежнюю жизнь.
А если я не хочу?
Тише! зашипела Владия. О чем ты говоришь? Что значит не хочешь! Уже одно твое назначение говорит об обратном. Великий Ксарр всегда точен!
Как же, горько думал бывший палач. Во время отдыха, когда вечные отправились выпить по кубку нектара, Мирколас попросил Владию задержаться на минуту.
Скажи мне, кто решает, какой должна быть душа? спросил он.
Евгенический совет. Они следят за балансом в обществе смертных.
Да, но кто они сами? Я хочу сказать, по какому праву они принимают решения?
По праву поста, представленного Великим Ксарром! Владия сверкнула глазами.
А кто предоставил пост самому Ксарру?
Владия пораженно молчалатолько хлопала ресницами.
Ты думаешь не о том, о чем нужно, проговорила она.
Так у тебя нет ответа на этот вопрос?
Ксарр вечен, как и мы в ее голосе послышалось сомнение. Он первый из нас.
Первый, кто назначил себя самвыходит так!
Я мне нужно идти, Владия сделала такое движение руками, словно хочет оттолкнуть Мирколаса.
Подожди, дай спросить тебя напоследок!
Владия замерла в напряженной позе.
Ты когда-нибудь видела его? Ксарра?
Нет.
Мирколас кивнул и оставил ее одну. На следующий день он не явился в мастерские, а вместо этого направился в Астральный архив. Попросил у смотрителя хроники вечных, начиная с самого их пришествия и основания Ойкумены. Тот ответил, что сохранились пергаменты лишь с 560 года, а раньше нет. Мирколас взял все, что есть, уселся за стол и принялся жадно читать. Строчки скользили перед глазами, страницы трепетали птичьими крыльями, день незаметно угасал. Вечный хватался за новые и новые фолианты, звонко чихая от поднятой пыли. Многие вещи открылись перед ним в тот день.
Когда к вечеру Мирколас встал и отдал смотрителю все бумаги, тот как-то странно посмотрел на него. Выйдя из архива, вечный увидел двух людей в серых плащах с надвинутыми капюшонами, терпеливо ожидавших на пороге.
Пойдем, сказал один из них тихим мягким голосом, а второй обнажил клинок.
Стражи провели его в башню Надзора. Те редкие прохожие, кто встречался на пути, старательно отводили взгляды. Войдя в высокий зал приемов, Мирколас задрал голову к кафедре, за которой восседал приор Порядка. Стражи пристроились сзади.
Мирколас Конструктор! начал приор и его тонкий голос загремел под кручеными сводами. Почему ты пропустил сегодня свое бдение?
Я всего лишь хотел разобраться
Для этого существуют специальные люди. Ты мог бы обратиться к толкователям в свободное от бдения время.
Я хотел сделать это сам.
Почему? Твои доводы нельзя считать уважительными. О сегодняшнем твоем поступке уже доложено столу и Его Величию. Или ты забыл девиз нашего благословенного общества?
Нет, сказал Мирколас, эти слова у меня в крови. «Каждому призванномусвое место».
Именно! приор поднял тонкий корявый палец ввысь. Так что же тебе нужно было в архиве?
Мирколасу вдруг захотелось высказать все, но он сдержался. Похоже, приор это заметил.